В ноябре 1987 года у меня намечался отпуск, который я планировала провести дома, но неожиданно на работе мне предложили «горящую» турпутевку в Киев на 10 дней (после чернобыльской катастрофы, в апреле 1986 года, поток туристов, желающих посетить Украину, резко сократился). Вылетать нужно было через два дня. Муж Саша поездку одобрил и остался дома с моей дочкой от первого брака, Наташей, шести лет. У меня это был второй брак, а у мужа первый, но общих детей у нас не было, хотя о ребенке мы мечтали уже около года, но малыш почему-то не спешил в наш дом….

Киев удивил меня своей красотой, казалось, все дышало стариной и историей, и люди были приветливые и добродушные. Группу поселили в гостинице, там я познакомилась с девушкой Ольгой, и все мероприятия мы с ней посещали вместе. Однажды Оля предложила мне съездить с ней в церковь, ее бабушка была верующей и просила заказать молебны в храме. В Бога я никогда не верила, хотя в младенчестве мама меня тайно крестила. Как большинство детей, родившихся в советский период, я была пионеркой, потом комсомолкой и к вере относилась с юмором. Церковь не посещала, а религию воспринимала как историческое прошлое нашей страны. Итак, мы с Ольгой отправились во Владимирский собор.

Храм поражал величиной и великолепием, казалось, несколько церквей объединились в одну, такой он был огромный и величественный! Когда мы вошли, Оля сказала: «Давай помолимся!» Но для меня это было невозможно! У меня просто рука не поднималась, да и внутри все протестовало! Я ответила: «Молись, конечно, а я не могу, нужно уж кому-то одному служить, черту или Богу!» Сошлись на том, что каждая займется своим делом, а через полчаса мы встретимся в определенном месте. Оля ушла по своим делам, а я стала осматривать храм. Почти сразу мое внимание привлекли негромко беседующие мужчина и женщина. Мужчина, лет сорока, особенно ничем не выделялся, а женщина, его ровесница, была просто красавица, в великолепной шляпе с вуалью и дорогом пальто, явно не из простых и бедных. Я встала рядом и прислушалась, разговор шел о вере:

— Зачем же Вы пришли в храм, если не верите!

— Я пришел сюда как в музей, и вера не имеет к этому никакого отношения! Это культура моей страны, да и когда еще судьба занесет меня в Киев?

— Хорошо! Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят! Если уж вы здесь, то хотя бы мысленно скажите: «Господи! Прости меня грешного!» А потом: «Спаси и сохрани!»

— Грешного?! Да вы смеетесь, что ли, у меня и грехов-то никаких нет, я всю жизнь работал, когда грешить-то?! Да и от чего Он меня спасти может?!

Я полностью была на стороне мужчины, но меня поразило то, что женщина верит! Такая красивая, умная, состоятельная — и верит! В моем понимании верить могли только древние старушки или не очень умные люди! В свои 27 лет я была очень упертой и упрямой, а убедить меня в чем-то было весьма затруднительно, практически невозможно, во всем я должна была удостовериться и разобраться только сама!

Потом я решила — ну, а что, собственно, случится, если я подумаю: «Господи! Прости меня грешную!» Я посмотрела на огромное изображение Спасителя и мысленно произнесла: «Господи! Прости меня грешную! И пошли нам с Сашей, пожалуйста, ребенка!» Креститься я не могла и свечей не покупала, но после этих слов мне стало так плохо! Силы покинули меня, я готова была опуститься на пол и заплакать! Я не могла идти, и, казалось, сейчас упаду и потеряю сознание!

В этот момент ко мне подошла Ольга и, увидев мое состояние, почти волоком вытащила меня из церкви и усадила на ближайшую скамейку. Не знаю, сколько мы просидели, но в гостиницу я еле-еле пришла, сил не было совсем, я сразу уснула и на следующий день чувствовала себя хорошо, как всегда. Но на вере в Бога это никак не сказалось, я осталась неверующей!

Вскоре я вернулась домой, и почти сразу наступила такая желанная беременность! Наша маленькая семья была на седьмом небе от счастья! Наконец, в октябре 1988 года, на свет Божий появился мальчик, которого мы назвали Павлом. Три месяца промелькнули как один день, а потом малыш начал болеть, его мучила страшная аллергия, гидроцефальный синдром, внутричерепное давление и другие недуги. На щечках, ножках и ягодичках у Павлика почти не было кожи, все мокло и превращалось в страшные раны, от врачей мы не выходили, но лучше не становилось, ребенок практически не спал, его мучили зуд и головные боли; кроме того, из-за диатеза его головка часто покрывалась фурункулами. Душа рвалась на части, но помочь сыну мы не могли ничем, что бы мы ни делали, все оставалось по-прежнему.

В июне 1989 года, когда сыночку было около восьми месяцев, ему стало совсем плохо, поднялась высокая температура, которая ничем не сбивалась, и 20 июня нас положили в больницу (ДГБ № 13, ул. Восточная, д. 31) Дней через пять ему стало легче, и я вздохнула с облегчением, но, видимо, Павлик перезаразился в больнице и внезапно, к вечеру, ему стало очень плохо. Дежурная врач делала что могла, но малышу становилось все хуже, температура поднялась до 41 градуса и не сбивалась. Ребенок ни на что не реагировал, началось обезвоживание организма, малыш стал значительно меньше в размерах, и на личико опустилась темная туча, которая, казалось, вытягивала из его крохотного тела последние силы. Зашла медсестра и сказала мягко: «Не плачь, ты молодая, еще родишь, если что, сама ведь видишь, какой у тебя парень тяжелый, да и не один он у тебя, дочка дома ждет!» А мне хотелось кричать: «Уйдите все, оставьте меня в покое! Мне нужен только этот ребенок! Я за жизнь борюсь, а вы — за смерть, что ли?!» Но у меня не хватало сил не то что на крик, говорить было трудно. Перегородки между палатами в больнице были стеклянными, и мамочки деток, находящихся в других боксах, со страхом наблюдали за всем происходящим, а женщина, лежавшая с нами в одной палате, так испугалась, что забрала свою девочку под расписку и ушла из больницы. Вечером нас пришли навестить муж и дочка. На улице стояла жара, и окно в палату было открыто. Саша взял Наталью на руки, она заглянула в комнату, посмотрела на малыша и спросила: «Мама, а где наш Павлик?!» Братика она не узнала, так он изменился за одну ночь. Муж все понял без слов и молча стоял у окна, мы с ним почти не разговаривали, каждый из нас боялся, что вместо слов прорвутся рыдания…

Состояние ребенка становилось все хуже, я не ела, не спала, а только сидела возле кроватки и не сводила глаз с моего мальчика. Мне казалось, что если только я усну хоть на мгновение или отведу взгляд от его личика, он сразу умрет! Я смотрела на сыночка и вдруг взмолилась всем своим существом:

«Господи! Если Ты только есть, помоги мне, спаси моего ребенка!

Я всегда буду верить в Тебя и сына крещу, только оставь мне его, Господи!

Прости мои грехи, глупость, безверие, помоги мне, Господи!

Я готова отдать полжизни, только сохрани моего мальчика, Господи!»

Вдруг я ощутила, как в палате что-то изменилось, словно Сам Господь Бог явился ко мне. Он заполнил собой все пространство и напряженно думал, как поступить! Я с ужасом поняла, что недостойна Его милости и если малыша не станет, то я это заслужила всей своей жизнью, в которой умудрилась нарушить все заповеди Божьи. Казалось, я превратилась в маленькую точку, а рядом присутствует Судия честный и справедливый, Который находится везде и сразу одновременно и знает все и сразу не только обо мне, но вообще знает все и обо всем! Не знаю, сколько прошло времени, может, всего одно мгновение, но мне казалось, что суд Божий длился очень долго, я не смела пошевелиться и ждала ЕГО решения. Вдруг я заметила на личике сына просветление, словно солнечный луч осветил моего мальчика, только свет шел изнутри, как будто душа его встрепенулась и ожила, хотя в палате стоял полумрак, и я поняла, что Господь дал мне шанс! Он поверил в меня, и малыш, мой Павлик, будет жить! Потрясение было так велико, что я не могла пить, есть и спать три дня. С этой секунды я стала верующей, ведь САМ ГОСПОДЬ был рядом со мной!

Через три недели, 19 июля, нас выписали. Наша доктор сказала на прощание: «Вы не расстраивайтесь, что Павлик перестал сидеть и стоять на ножках, не сравнивайте его ни с кем, не каждый перенесет такое!» А я была просто счастлива, пусть не сидит, не стоит, пусть много потерял в весе, но он жив! А главное, я ЗНАЮ, что БОГ ЕСТЬ!!

Когда мы вернулись домой, я сразу надела крестик, а вскоре окрестила дочку и сына!

Но к своей первой исповеди я шла еще долгих 18 лет. Наконец, в 2005 году, Господь вразумил меня, что о священнике нужно молиться! Так, по молитве, я пришла к отцу Сергию Ермолаеву. Два года я приходила в храм минут на 20–30, молилась и смотрела на нашего батюшку. Подойти не решалась и только в июле 2007 пришла на первую исповедь и уже по-настоящему стала прихожанкой нашего храма.