Около шестисот лет тому назад в городе Удзи, в провинции Ямасиро, жил молодой самурай по имени Ито Татэваки Норисукэ. Его предки принадлежали к клану Хэйкэ. Ито был красив собой, умен и образован, обладал дружелюбным характером и слыл умелым и отважным воином. Но семья была бедна, сюзерена из числа военной знати у Ито не было, потому никаких особенных перспектив у него не наблюдалось. Посему жил он очень тихо и скромно, посвятив свой досуг чтению и литературным трудам. Как сказал один из древних японских сочинителей, «в друзьях у него только луна да ветер». То есть друзей у него не было.

Однажды осенью он отправился погулять в одиночестве. Путь его пролегал по окрестностям холма под названием Котобикияма. Шел он довольно споро, и случилось ему нагнать некую молодую особу – та шла той же тропой. Она была богато одета, а вид совсем юный – едва ли больше двенадцати лет от роду. Ито поздоровался с девушкой и сказал:

– Солнце скоро сядет, а места здесь довольно пустынные. Позвольте узнать, вы не заблудились?

Она улыбнулась, но отвечала без особой приязни:

– Нет! Я – мия-дзукай и служу здесь неподалеку. Так что идти мне близко.

Когда он услышал, что она – мия-дзукай, то есть имеет придворный чин, он подумал, что девушка служит у какой-нибудь особы высокого положения. Это его удивило, поскольку он никогда не слышал ни о ком подобном, кто бы жил по соседству. Но по этому поводу он ничего не сказал, а просто предложил:

– Я возвращаюсь в Удзи, там мой дом. Может быть, вы разрешите проводить вас – места здесь действительно пустынные.

Она весьма грациозно поблагодарила его, и ему показалось, что восприняла это предложение вполне благосклонно. Так они пошли вместе, разговаривая о всякой всячине. Говорила в основном она, он слушал. Спутница обсуждала погоду, рассказывала о цветах, о бабочках и птицах; о том, что однажды была в Удзи, о столице, откуда была родом, – и это было замечательно, Ито с удовольствием слушал ее милое щебетание. Так они дошли до поворота дороги, а затем вошли в деревушку, спрятавшуюся в густой тени рощи.

[Здесь я вынужден прерваться, поскольку, не увидев собственными глазами, вы едва ли можете представить, какими сумрачными могут быть японские деревни даже в самую светлую пору. В окрестностях Токио подобных деревенек множество. Даже подойдя очень близко к такому поселению, вы не обнаружите строений – так плотно все укрыто кущами вечнозеленых деревьев. Деревья эти, обычно молодые кедры и бамбук, служат укрытием на случай бури и ненастья, а также в качестве строительного материала и для иных хозяйственных целей. Они высажены так плотно, что порой между ними и не протиснешься: они стоят прямые, как мачты, кроны их переплетены, образуя полог, который почти не пропускает солнечный свет. Каждый дом крыт тростниковой или соломенной крышей, он стоит на участке, а деревья формируют забор вокруг в две высоты дома. Под деревьями всегда сумерки – даже в полдень, и дома́ – утром или вечером – всегда наполовину в тени. Попадая в такую деревню, сразу же начинаешь испытывать смутное беспокойство, и причина ему – тот самый прозрачный сумрак, что окутывает все кругом. Он придает сверхъестественное волшебное очарование месту, и все пронизано тишиной и неподвижностью. В деревне может быть и пятьдесят, и сто домов, но вы не услышите ни звука – только щебет невидимых птиц, случайный крик петуха да звон цикад. Но даже цикады, видно, находят эти заросли слишком мрачными и потому звенят как-то тихо, затаенно, ведь они дети солнца и в полный голос поют только под его лучами. Забыл сказать: время от времени слышится и иной звук: тяка-тон, тяка-тон – звук движущейся повозки. Но ее не видно, и этот вполне обычный звук в непроницаемой зеленой тишине тоже воспринимается как нечто волшебно-потустороннее. В домах никого нет – они пусты. Все взрослые – за исключением совсем немощных стариков – работают в полях. Младенцев забрали женщины – они носят их на спине; дети постарше – в школе, которая вполне может быть совсем рядом, в миле или около того. Вероятно, эту самую затаенную тишину и увековечил в одном из своих текстов достославный Куан Цзэ: «Древние, которых кормила только земля, были самодостаточны, и им хватало мира, в котором они живут, – они ничего не ломали, и вещи служили им. Их покой был полон, и люди радовались жизни».]

…Деревня, когда наши путники вошли в нее, была темна, поскольку солнце уже село. Не было видно и света фонарей в густоте листвы.

– Теперь, добрый господин, мне сюда, – сказала девушка, указывая на узкую аллею, что уходила прочь от главной дороги.

– Разрешите мне проводить вас до дому, – отвечал Ито.

И он повернул на аллею вместе со спутницей. Теперь он не столько видел, куда идет, сколько ощущал дорогу под ногами. Но девушка вскоре остановилась перед маленькими воротами, едва различимыми в темноте. Ворота были решетчатыми, за ними угадывались огни жилища.

– Здесь, в этом благородном имении, я и служу, – сказала она. А затем добавила: – Поскольку вы изрядно уклонились от своего пути, добрый господин, не соизволите ли зайти и отдохнуть немного?

Ито согласился. Ему было интересно, что за благородное семейство избрало для своей резиденции столь уединенную деревушку. Он обрадовался, что его пригласили, поскольку мог удовлетворить свое любопытство. Он знал, что время от времени, в силу интриг и политических коллизий, знатные семейства удаляются от двора, и подумал, что одно из них поэтому и могло оказаться здесь. Пройдя через ворота, открытые юным существом, Ито вошел внутрь и очутился в большом необычном саду. Хотя все кругом тонуло в сумерках, он разглядел изысканный рукотворный пейзаж и причудливо текущий ручей.

– Соблаговолите обождать немного – я должна объявить о вашем прибытии, – произнесла спутница. И поспешила по направлению к дому.

Это был большой, просторный дом, возведенный на старинный манер, и архитектурные особенности красноречиво указывали на его возраст. Раздвижные двери были открыты, но внутреннее убранство скрывали занавеси из бамбука, да и свет фонарей внутри был приглушен. Тем не менее в доме угадывалось движение – скользили силуэты, судя по всему женские… Внезапно ночную тишину пронзили звуки музыки – играли на кото. Такой светлой и сладкой была эта музыка, что Ито даже не поверил своим чувствам. Томительное ощущение восторга охватило его – восхищение, странным образом смешанное с глубокой грустью. Он задумался: как женщина могла так играть – да и был ли исполнитель женщиной – и можно ли эту музыку назвать земной? Ему казалось, что очарование музыки покорило его, вошло в плоть, побежало по венам с кровью…

Но вот мелодия закончилась, и почти тотчас подле него возникла та же девушка мия-дзукай и произнесла:

– Господин, вас приглашают войти.

Она подвела его к входу, где Ито снял сандалии, и пожилая женщина – как он предположил, родзё, или домоправительница, – вышла ему навстречу. Она провела его через множество апартаментов, ввела в большую, хорошо освещенную комнату в глубине дома и с поклонами попросила занять место для почетных гостей. Его удивило великолепное убранство помещения, в котором он оказался. В комнату вошли служанки, они принесли закуски. Ито обратил внимание, что посуда и приборы, выставленные перед ним, редкостной работы и, видимо, очень дорогие. Они явно принадлежали человеку высокого звания. Гость все больше удивлялся: кто же тот человек, что избрал для жизни столь уединенное и глухое место; что могло случиться, чтобы заставить желать такого уединения? Его размышления внезапно прервал вопрос, заданный пожилой служительницей:

– Я не ошибусь, если предположу, что вы – Ито-сама из Удзи? Ито Татэваки Норисукэ?

Ито поклонился в ответ. Он не говорил своего имени служанке мия-дзукай и потому очень удивился.

– Прошу вас, не сочтите мой вопрос грубостью, – продолжала между тем пожилая женщина. – В моем возрасте простительно задавать вопросы, которые в иных обстоятельствах и иных устах можно счесть бестактными. Когда вы вошли, лицо ваше показалось мне знакомым, и я спросила только затем, чтобы рассеять сомнения, прежде чем говорить о чем-либо другом. А у меня есть что вам сказать. Вы часто ходите через деревню. Однажды утром наша юная госпожа Химэгими-сама случайно увидела вас, когда вы шли мимо. И с тех пор потеряла покой – день и ночь думает о вас. В самом деле, эти думы так измучили ее, что она заболела, и мы очень беспокоимся за ее здоровье. По этой причине я и сочла возможным спросить ваше имя и осведомиться о месте жительства. Я даже собиралась отправить вам письмо, когда – так неожиданно! – вы появились у наших дверей в сопровождении прислуги. Невозможно выразить, как я рада вас видеть, – такое везение не может быть правдой! На самом деле я думаю, что встреча эта определена Энмусуби-но-Ками – самим великим богом Идзумо, что составляет узы счастливых союзов. И вот теперь, когда сама судьба привела вас сюда, ответьте – нет ли с вашей стороны каких-либо препятствий, что помешали бы осуществить такой союз и осчастливить сердце нашей Химэгими-сама?

На мгновение Ито опешил и не знал, что ответить. Если эта женщина говорит правду, ему выпадает совершенно уникальная возможность. Только всепоглощающая страсть может толкнуть девушку из знатной семьи по собственной воле искать любви бедного самурая, у которого нет ни имущества, ни покровителя, да и вообще каких-либо перспектив в жизни. С другой стороны, неблагородно и недостойно мужчины пользоваться женской слабостью. Более того, сами обстоятельства происходящего тревожили своей таинственностью. К тому же его немало беспокоило, как он вообще сможет отклонить это так неожиданно прозвучавшее предложение. Помешкав, он отвечал:

– С моей стороны нет никаких преград, если я правильно понял, о чем вы говорите. У меня нет жены, я не помолвлен, меня не связывают отношения с какой-либо женщиной. Я живу с родителями, и они никогда не обсуждали мою женитьбу. Вы должны знать, что я бедный самурай и у меня нет покровителя. И у меня не было намерения размышлять о браке до тех пор, пока мне не представится шанс улучшить свое положение. Что касается прозвучавшего предложения – это большая честь для меня, но я знаю, что недостоин внимания девушки из благородного семейства.

Пожилая женщина улыбалась, слушая ответ. Похоже, ей нравились его слова. Она произнесла:

– До тех пор пока вы не увидите нашу Химэгими-сама, вам лучше не принимать никакого решения. Быть может, ваши сомнения исчезнут после того, как вы встретитесь. А теперь соблаговолите последовать за мной, поскольку я хочу представить вас.

Она препроводила Ито в соседнюю, еще больших размеров гостиную, которая была празднично украшена. Женщина указала место, где ему надлежит находиться, – место было почетное. Она ненадолго оставила юношу одного. А потом вернулась в сопровождении Химэгими-сама, и, бросив первый взгляд на девушку, Ито вновь, как недавно в саду при звуках мелодии кото, почувствовал, что та же странная смесь восторга и чуда охватывает его. Даже в грезах он не мог представить, что в мире есть существо, наделенное такой красотой. Казалось, вспыхнул свет, едва она вошла в комнату. Лучи исходили от украшений, что были на ней, – подобные свету, что льет луна сквозь облака тумана. Она приближалась, ее волосы свободно ниспадали на плечи, колыхались в такт шагам и были подобны ветвям ивы, что трогает легкий ветерок, а уста ее были как цветы персика на утренней заре. Ито глубоко потрясло то, что он увидел. Он спросил себя: не лик ли это самой Амано-кавара-но-Ори-Химэ – призрачной девы, что плывет по сияющей реке небес?

Улыбаясь, пожилая женщина повернулась к волшебному созданию – та молчала, опустив глаза долу, щеки ее пылали румянцем – и сказала:

– Видишь, дитя мое! В тот самый момент, когда мы почти потеряли надежду на встречу с этим человеком и уже отчаялись, он сам пришел к нам. Значит, такова воля богов – без нее тому не свершиться, – и потому я плачу от радости. – И действительно громко зарыдала. – Но теперь, – продолжала она, утирая слезы рукавом, – вам обоим остается только одно – к тому не нужно никакого принуждения и нет преград – отдать себя друг другу и насладиться свадебным пиром.

Ито не ответил ни слова: прекрасное видение, представшее перед ним, ввергло в ступор – сковало его волю и связало язык. В комнату вплыли девушки-служанки. Они несли блюда и напитки, их расставили на столах перед парой: свадебный пир начался и слова клятвы были произнесены. Тем не менее Ито словно пребывал в трансе: чудесное приключение, неземная красота невесты ошеломили и не отпускали его. Восторг такой, какого он никогда не знал прежде, переполнял его сердце, изгоняя все иное.

Но постепенно – видно, вино стало тому причиной – он начал приходить в себя, разговаривать. Слова его были адресованы невесте, но та сидела безмолвно, не поднимая глаз, и ответом ему были только тихий смех и румянец, вспыхивающий на ее щеках.

Тогда Ито обратился к пожилой женщине:

– Много раз в своих одиноких прогулках я проходил через деревню, не зная о том, что здесь находится сей благородный дом. И все то время, что я здесь нахожусь, не отпускает меня мысль: отчего для резиденции было избрано столь пустынное место… Теперь, когда Химэгими-сама и я обменялись клятвами, мне кажется странным, что до сих пор я не знаю имени ее благородного семейства.

При этих словах тень легла на лицо немолодой женщины, а невеста, все такая же безмолвная, вдруг побледнела, как будто ей причинили боль. Повисло молчание, но потом женщина сказала:

– Действительно, хранить секрет дальше нет смысла. Думаю, при любых обстоятельствах вы должны быть осведомлены о фактах, тем более теперь, когда стали одним из нас. Так знайте, господин Ито, что ваша невеста – дочь Сигэхира-Кё, великого и несчастного Сан-ми Тюдзё.

Услышав это имя – Сигэхира-Кё, Сан-ми Тюдзё, – юный самурай задрожал, и лед сковал кровь в его жилах. Сигэхира-Кё, великий полководец и государственный деятель из клана Хэйкэ, давно умер и превратился в прах. Ито неожиданно отчетливо понял, что все вокруг него – и богатые палаты, и огни, и пир – все это видения далекого прошлого и те, кто сейчас вокруг него, – не живые люди, а тени давно умерших.

Но через мгновение лед, его сковавший, вдруг растаял. Очарование вновь накрыло юношу; более того, казалось, оно сгустилось еще сильнее, и страха не стало. Хотя невеста и явилась к нему из царства Ёми – из Долины желтых родников смерти, – в его сердце жила радость. Кто сочетался браком с призраком, и сам должен стать призраком, он знал это и готов был умереть, и не раз, но многократно, лишь бы не причинить и малой боли – словом и даже мыслью – прекрасному видению, что зрят его глаза. Он любил и понял, что и его любят, – ему сказали правду. Только из нелюбви рождается неправда; обман царствует там, где нет любви. Эти эмоции и мысли вихрем промелькнули в его сознании и только утвердили в решимости принять ту ситуацию, в которой он оказался, – он должен действовать так, как действовал бы тогда, когда его избрала дочь – живая дочь – славного Сигэхиры.

– Ах, как жаль, – отвечал он, – мне ведома злосчастная судьба великого князя Сигэхиры.

– О да, – вторила ему женщина, всхлипывая. – Судьба его воистину была несчастной. Лошадь под ним была убита злодейски пущенной стрелой и пала. Ему нужна была помощь, а те, кто кормился его милостями, предали и покинули князя. Его схватили и отвезли в город Камакура, где жестоко пытали, а затем убили. Его жена и дитя – эта чудная девочка – принуждены были скрываться, потому что повсюду рыскали враги, искали выживших Хэйкэ, находили их и убивали. Когда вести о смерти господина Сигэхиры достигли нас, так велика была боль, что супруга не смогла ее перенести, и девочка осиротела. У нее не осталось никого, кроме меня, – все кровные родственники погибли или скрылись. А девочке было всего лишь пять лет! Я была ее кормилицей и делала для нее все, что было в моих силах. Год за годом мы скитались, перебираясь с места на место, одетые в рубища нищих странников… Но эта горькая повесть не ко времени! – воскликнула женщина, вытирая слезы. – Простите глупое сердце старухи, что не может забыть о прошлом. Но – смотрите! Маленькая девочка, которую я пестовала, превратилась теперь в красавицу Химэгими-сама! Мы живем в счастливые времена доброго императора Такакуры, и судьба милостива к ней! Она обрела мужа, которого пожелала, а это величайшее счастье… Но час уже поздний. Опочивальня приготовлена, и мне следует оставить вас наедине до утра.

Она поднялась и раздвинула ширмы, что отделяли гостиный зал от прилегающей к нему спальни, а потом проводила их туда. Затем со словами радости и поздравлениями она удалилась, а Ито остался наедине со своей молодой женой.

Тогда он спросил:

– Скажите мне, моя любимая, когда же вы впервые пожелали, чтобы я стал вашим мужем?

Все кругом было так осязаемо и реально, что мысль об иллюзорности происходящего теперь и не приходила ему в голову.

Она отвечала голосом нежным, подобным воркованию голубки:

– Муж мой и повелитель, в первый раз я увидела вас в замке Исияма, где однажды мы очутились с моей кормилицей. И с этого мгновения мой мир изменился сразу и навсегда. Вы об этом не помните, потому что встреча наша случилась не в этой жизни, а много-много жизней назад. С тех пор минуло много смертей и рождений, сменилось множество телесных оболочек. Но я с тех пор осталась прежней, ничуть не изменившись: другого тела я не обрела и не имела перевоплощений, потому что так велика и безгранична была моя любовь к вам. Мой дорогой повелитель, мой муж, я ждала вас много столетий.

Эти странные слова не поселили в Ито страха – в этой жизни и в жизнях иных он теперь не желал ничего больше, чем слушать ее ласковый голос и держать в руках ее руки.

…Но раздался звук колокола – это в недальнем храме звонили, возвещая о скором наступлении утра. И начали щебетать птицы, и под утренним бризом зашептали деревья… Старая кормилица раздвинула ширмы опочивальни и сказала:

– Дети мои, настало время расстаться. При свете дня вам не суждено быть вместе – солнечный свет будет для вас иметь катастрофические последствия. Вы должны сказать друг другу до свидания.

Не говоря ни слова, Ито подчинился. Он смутно понимал смысл предупреждения, но полностью отдал себя в руки судьбы и был готов на все – только бы порадовать свою призрачную невесту.

Химэгими-сама вложила ему в руки небольшой судзури – чернильный камень, украшенный причудливой резьбой, и сказала:

– Мой юный повелитель и супруг – человек ученый, потому не станет пренебрегать этим маленьким даром. Предмет необычен, для этого времени даже странен, но лишь потому, что он очень стар. В свое время император Такакура милостиво одарил им моего отца. По этой причине я считаю судзури ценной вещью.

В ответ Ито попросил свою супругу принять в дар накладки с ножен своего меча. Они были украшены вставками очень тонкой работы из серебра и золота. На них были изображены соловьи среди цветов сливы.

Затем та же девушка мия-дзукай пришла, чтобы проводить Ито через сад. Юная супруга и ее кормилица сопроводили его до порога.

Он уже было хотел прощаться, когда старая женщина сказала:

– Мы встретимся снова в год Кабана – в тот же самый час, в тот же день и месяц, когда вы пришли сюда. Сейчас год Тигра, следовательно, вам придется ждать десять лет. Но по причине, которую я не могу вам открыть, мы не сможем встретиться в этом месте – мы отправляемся в окрестности Киото, где находится добрый император Такакура и обитают наши родители и люди нашего клана. Все Хэйкэ соберутся, когда вы придете. В назначенный день мы пришлем за вами специальный паланкин.

Над деревенскими домами еще догорали звезды, когда Ито миновал ворота, но когда вышел на дорогу, то увидел, что рассвет уже пламенеет и солнце встает над затихшими полями. К груди он прижимал дар своей нареченной. Очарование ее голоса все еще переполняло его… Тем не менее, если бы он не помнил, как ее пальчики сжимали его руки, он бы мог подумать, что все пережитое – всего лишь сон и его жизнь по прежнему принадлежит только ему самому. Но то, что случилось, – то, на что он обрек себя, – не вызывало и тени сожаления: его тревожили только боль разлуки и мысль о том, сколько времени пройдет, прежде чем они смогут соединиться вновь. Десять лет! И каждый год будет таким долгим! Почему он должен так долго ждать? Он даже не надеялся разрешить эту загадку, ибо тайные пути мертвых ведомы только богам – и никому больше.

Теперь он часто, верша свои одинокие прогулки, навещал деревню, смутно надеясь хоть как-то коснуться того, что минуло. Но никогда – ночью или днем – не удавалось ему увидеть те решетчатые ворота, разыскать ту тенистую аллею, что вела к старинному дому, и никогда больше – даже издали – не случалось разглядеть фигурку маленькой мия-дзукай, что одиноко идет на закате.

Деревенские жители, которым он задавал вопросы, сочли его сумасшедшим. Они утверждали, что никогда никакие благородные семейства не жили в деревне. Да и не только здесь, но и нигде в округе не видывали такого сада, что он описывал. Лишь однажды кто-то сказал Ито, что на месте, о котором он говорит, некогда стоял большой буддийский храм. Но его давно нет – есть только заброшенное кладбище, что располагалось подле. Ито разыскал его: теперь там были густые заросли. Но он смог обнаружить несколько надгробий. Они густо поросли мхом и лишайником, надписи давно стерлись, и ничего разобрать было невозможно.

Ито никому не рассказывал о своем приключении. Но знакомые и родственники заметили, что в его обличье и поведении происходят разительные перемены. День ото дня он бледнел и худел, хотя лекари, которых приглашали к нему, в один голос заявляли, что никаких болезней у него нет. Тем не менее он теперь выглядел как призрак и двигался как привидение. Юноша и прежде был задумчив и нелюдим, но сейчас стал равнодушен к тем занятиям, что тешили его прежде, – даже сочинительство, от которого получал удовольствие, совсем забросил. На расспросы обеспокоенной матери, считавшей, что его излечит женитьба, сын неизменно отвечал, что дал обет не жениться. И месяцы длились долгой чередой.

Наконец наступил год Кабана и пришла осень. Ито давно оставил одинокие прогулки, что так любил совершать прежде. У него не было сил даже встать с постели. Жизнь оставляла его, хотя никто не мог назвать причину. И он заснул – заснул так надолго и так глубок был его сон, что его можно было принять за смерть.

Но Ито еще не умер – он спал. Однако сон был прерван: однажды тихим вечером юношу разбудил знакомый голос, и у своего ложа он увидел девушку мия-дзукай – ту самую, что десять лет назад ввела его в волшебный сад. Она поздоровалась с ним, рассмеялась и сказала:

– Мне поручили передать, что ближе к ночи вам надлежит быть в Охаре, возле Киото. Сейчас там наш новый дом, и паланкин уже послан за вами.

С этими словами она исчезла.

Ито понял, что настало время и его призывают в царство мертвых. Но это сообщение так его обрадовало, что он нашел в себе силы подняться и позвал мать. Когда она пришла, он впервые рассказал ей историю о том, что с ним приключилось, и о своей невесте. Он показал тот самый чернильный камень, что она подарила ему, и попросил, чтобы его положили к нему в могилу. И умер.

Усопшего похоронили вместе с камнем. Но еще до церемонии погребения тот осмотрели эксперты. Они пришли к выводу, что резьба выполнена во второй половине XII века. Обнаружили и клеймо резчика в виде чайки. Известно, что мастер творил во время правления императора Такакуры.