В стародавние дни императора Го-Рэйдзэя в храме Сайто, что стоял на горе под названием Хиэй-Дзан, близ Киото, жил один благочестивый священник. Как-то раз одним летним погожим днем этот добрый человек возвращался к себе в храм из похода в город и увидел, как мальчишки мучают коршуна. Они поймали птицу в силки и теперь избивали ее палками.

– Несчастное создание! – вскричал священник. – Зачем вы мучаете его?

Один из мальчиков ответил:

– Мы хотим убить коршуна, чтобы надергать из него перьев.

Движимый состраданием, священник уговорил мальчишек отдать ему птицу, а взамен предложил им свой красивый веер. Сделка состоялась. Получив птицу, священник тут же отпустил ее. Видимо, коршун не слишком пострадал, потому что смог улететь.

Счастливый тем, что ему удалось совершить столь благочестивый поступок, который, конечно, зачтется при следующем перевоплощении, священник продолжил свой путь. Но вскоре дорогу ему преградил незнакомый монах, который вышел навстречу из придорожной бамбуковой рощи. Монах почтительно поприветствовал его и сказал:

– Господин! Благодаря вашей доброте и состраданию спасена моя жизнь. Теперь я хочу отблагодарить вас соответствующим образом.

Удивленный тем, что услышал, священник отвечал:

– Что-то я не припомню, что когда-нибудь встречал вас прежде. Пожалуйста, скажите, кто вы?

– Вполне естественно, что вы не признали меня в сем обличье, – отвечал монах. – Я тот самый коршун, которого истязали мальчишки. Вы спасли мне жизнь. А в этом мире нет ничего ценнее жизни. Теперь я хочу отблагодарить вас тем или иным способом. Может быть, есть особое желание чем-то обладать, или узнать что-то, или увидеть – короче, что-нибудь, что я мог бы сделать для вас, – пожалуйста, скажите мне. Поскольку я владею – конечно, в малой степени – шестью сверхъестественными силами, потому могу исполнить почти все, что можно пожелать.

Услышав эти слова, священник понял, что разговаривает с Тэнгу, и смиренно отвечал:

– Друг мой, давно укротил я мирские свои желания; мне семьдесят лет – ни слава, ни удовольствия уже не манят меня. Единственное, что меня тревожит, – мое следующее рождение. Но поскольку в этом вопросе ничто не может помочь, нет смысла о том говорить. А еще печалюсь всю жизнь, что не довелось мне побывать в Индии в те давние времена, когда Великий Будда на священной горе Гридхракута призвал народы и тварей. Не проходило и дня, чтобы печаль о том не посетила меня в часы утренней или вечерней молитвы. Ах, друг мой! Если бы можно было подчинить пространство и время, что дано лишь бодхисаттвам, – так, чтобы один взгляд только бросить на великое событие, – я был бы совершенно счастлив!

– Что ж, такое благочестивое желание можно исполнить, – отвечал Тэнгу. – Мне не составит особого труда осуществить это. Я хорошо помню собрание на горе Грифов и могу в подробностях воссоздать ту картину перед тобой – воспроизвести точно, в деталях, что тогда происходило. Для меня это великое удовольствие – показать священное действо… Следуй за мной!

Он отвел священника на склон холма, поросший соснами.

– Теперь, – сказал Тэнгу, – нужно закрыть глаза и немного подождать. Не открывайте их до тех пор, пока не услышите глас Будды, провозглашающего закон. После этого можно смотреть. Но когда вы увидите появление Будды, не дайте волю своим религиозным чувствам! Вы должны быть неподвижны – нельзя ни преклонить колени, ни молиться, ни тем более восклицать: «Да будет так, Повелитель!» или «О Благословенный!». Вам вообще нельзя ни говорить, ни шевелиться. Если вы не послушаетесь, со мной произойдет нечто ужасное.

Священник радостно пообещал исполнить все в точности, как ему сказано. Тэнгу отправился готовить обещанное.

День разгорелся и минул, и пришла тьма. Но старый священник терпеливо сидел под деревом и ждал – глаза он держал закрытыми. Наконец где-то над ним зазвучал голос – чудный глас, глубокий и чистый, как звук огромного колокола, – то был голос Будды Шакья-муни, провозглашающего Верный Путь. Тогда священник открыл глаза, и в лицо ему ударило ослепительное сияние. Все кругом преобразилось. Он действительно находился на горе Грифов – священной индусской вершине Гридхракута; время было временем сутры Лотоса Благого закона. Теперь вокруг не было сосен, а только незнакомые сияющие деревья с драгоценными камнями вместо листвы и плодов. Земля была покрыта цветами мандаравы и мандзюсяки, слетевшими с небес, а ночь была насыщена ароматом и великолепием дивного гласа. В небе, прямо перед собой, священник узрел самого Благословенного, восседающего на Львином троне, и от него изливался свет. По правую руку от него помещался Самантабхадра, по левую – Манджушри, а перед ним собрались, подобно звездам и созвездиям – бесчисленное множество, – толпы махасаттв и бодхисатв с их бесчисленными последователями: богами, демонами, нагами, людьми и существами нечеловеческого обличья. Он узрел Сарипутру и Касьяпу, Ананду и Татхагату со всеми его учениками. Там были цари дэвов и цари четырех стихий, подобные столпам огня, и великие Цари-Драконы. Гандхарвы и Гаруды, боги солнца, луны и ветра и мириады сияющих небес Брамы. А в невыразимой дали, но тем не менее ясно видимые, простирались все восемнадцать тысяч миров Восточной Четверти со всеми их обитателями, что пребывали в шести состояниях существования. А затем очертания Будды померкли – он вошел в нирвану. Следом священник увидел, что все боги и все демоны преклонились перед Львиным троном. И услышал, как бесчисленный хор голосов, подобный шуму морского прибоя, прославляет сутру Лотоса Благого закона. И тогда священник, забыв о данной клятве, вообразив, что он действительно один из тех, кто стоит перед самим Буддой, обливаясь слезами любви и благоговения, пал ниц, воскликнув:

– О Благословенный!

В тот же миг твердь под ним вздыбилась, как при землетрясении, грандиозное видение исчезло, и священник обнаружил, что кругом темно, а он в одиночестве стоит на коленях среди травы на склоне холма. Невыразимая печаль охватила его, потому что он утратил возможность наблюдать за великим событием, так глупо нарушив данное слово. Он горестно поднялся с колен и побрел домой. Но не сделал он и нескольких шагов, как давешний монах вновь появился перед ним. С упреком и болью он сказал:

– Поскольку вы не сдержали данного мне обещания и не смогли совладать с чувствами, Гохотэндо, страж Учения, ринулся с небес на землю в великом гневе. Он обрушил удар молнии на меня и монахов, что я обучал здесь в горах, и вопросил громоподобным голосом, как я мог обмануть доверие. Монахи в ужасе разбежались, а у меня теперь сломано крыло, и я не могу летать.

С этими словами Тэнгу бесследно растворился в воздухе.

[В японской живописи Тэнгу обычно изображается как крылатое существо мужского пола с носом в виде клюва или в образе хищной птицы. Существуют разные Тэнгу, но считается, что все они являются духами гор, способными принимать самые разные формы и обличья, в том числе нередко принимают вид ворона, грифа или орла.]