Как я и предполагал, рискованный визит в местное управление ФСБ ни к чему не привел — с офицером по фамилии Мороз или Морозов, известным также как Васильич, меня знакомить отказались, а обострять ситуацию, принимая во внимание мою внешность и отсутствие документов, было никак нельзя. Потолкавшись на безопасном расстоянии и задав пару вопросов безобидным на вид сотрудникам, я убедился, что лже-батрака из китайской деревни тут вряд ли встречу, может, он из Барнаула или вообще федеральный служащий — почему бы нет? Поэтому я отправился в другое ведомство, где изложил ситуацию почти как есть: дескать, лишился автомобиля марки «тойота хайс» в диких горах вместе с документами и телефоном, сейчас пытаюсь отыскать в городе гражданку Татьяну Черепанову, которая должна была снять комнату в Бийске, но адреса я теперь узнать не могу. Как ни странно, заявление у меня было без проволочек принято веселым старлеем, который однако порекомендовал мне побыстрее убираться домой и там заняться скорейшим восстановлением паспорта, без которого гражданину Российской Федерации существовать строго воспрещается. Когда я начал спрашивать, а что будет, если к ним вдруг обратится сама гражданка Черепанова, старлей с готовностью ответил, что ей тоже порекомендуют как можно быстрее возвращаться восвояси. Спорить с этой провинциальной логикой было невозможно.

Оставалось неясным самое главное: как и где искать Таню? Эльвира (которая, получив от меня немного денег, скорее всего просто уехала домой), мне больше не была интересна, «ткачи» — тоже, оставшиеся в живых иностранные граждане — и подавно. Но без Татьяны, что бы с ней ни случилось, я не мог покинуть Бийск. Не мог — и всё.

Отработав еще день на объектах народного хозяйства, я разбогател настолько, что смог позволить себе целый день поисков. Я купил еще одну мобильную трубку сомнительного происхождения, вставил в нее «левую» сим-карту. После этого у меня еще осталось немного денег на посещение интернет-кафе с целью распечатки нескольких фото Тани из «одноклассников», да на бритье физиономии, чтобы больше не пугать аборигенов. Правда, с цивилизованной внешностью меня вряд ли стали бы воспринимать всерьез на «рынке рабов», но щетина отрастает быстро, если уж на то пошло.

С этими снимками я некоторое время шатался по «Витамину» и спрашивал прохожих, не встречалась ли им изображенная на них блондинка. Некоторые, даже не дослушав, шарахались в сторону. Иные почему-то воспринимали мой вопрос как своего рода «наезд». Кое-кто (из мужиков) похабно причмокивал. Без подобной рефлексии обошлись лишь считанные единицы, но они, к сожалению, ничего сказать не могли. Тогда я плюнул на это занятие и просто расклеил распечатки на стенках остановок транспорта и на столбах возле них, приписав свой новый номер телефона. Я особо не рассчитывал на скорый успех этого жеста отчаяния, и решил приготовиться еще как минимум к неделе работы среди гастарбайтеров и к ночевкам в сомнительных местах.

Но не прошло и двух часов с того момента, когда я приклеил последнюю распечатку, как телефон вдруг выдал «чижика». Я был уверен, что это какая-нибудь ошибка — либо звонят прежнему владельцу сим-карты, либо просто не туда ткнули пальцем. Поэтому просто сказал в трубку «аллё» и едва не выронил ее, когда женский голос спросил: «Это Андрей?»

Но это была не Татьяна. И не Эльвира. И не Кэсси. Этих я бы узнал сразу. Голос был незнакомым, но приятным и располагающим к себе.

— Да, это я…

— Вы ищете девушку? Я видела фото.

— Да…

— Я знаю, где она. Их трое, они снимают дом на Угольной.

— Это где и что за район?

Женщина с готовностью уточнила. Местечко, конечно, то еще — частный сектор на задах железнодорожной станции. После этого я задал вопрос, который меня, что вполне понятно, беспокоил сильнее прочих:

— А вы не можете сказать, все ли с ней в порядке?.. Ну, на вид со здоровьем как?

Расписывать подробности я страшился. Моя собеседница без особой, впрочем, уверенности, сообщила, что с девушкой вроде бы все в порядке, но лучше, конечно, будет, если я сам проверю.

— Езжайте туда и сами убедитесь, что я вам еще могу сказать…

— Спасибо большое! — искренне произнес я. — Могу я как-то вас отблагодарить?

— Да бросьте… — Раздался легкий смешок, а затем в голосе зазвучало легкое кокетство: — Но если и завтра у вас не пропадет это желание, наберите номер, который определился.

Я пообещал, что обязательно так сделаю и, не теряя времени, направился в сторону вокзала. Но, не доходя до него с полверсты, перебрался через рельсовые пути со стоящими на них товарными вагонами и углубился в грязные, закопченные переулки — сажа в покосившиеся заборы и лачуги намертво въелась еще, наверное, во времена расцвета паровозной тяги на железных дорогах. Местные шелудивые собаки и молодые люди внимательно оглядывали меня, долго смотрели мне вслед, но знакомиться, к счастью, не стремились — видимо, принимали за своего. Указанный дом я нашел сравнительно быстро — древняя хибара под четырехскатной крышей с кривыми ставнями, ничем таким особым не примечательная, вроде того домишки близ Славгорода, только куда более кособокая и запущенная.

Уже казалось достаточно темно, несмотря на сравнительно ранний час — но я был далек от мысли, что очередное солнечное затмение пройдет над Бийском спустя сутки с небольшим после предыдущего. Наверное, застарелая угольная копоть действовала как абсолютно черное тело, поглощая солнечный свет. Кое-где в домах виднелись зажженные светильники, но не в этом — тут за оконными стеклами не было видно ничего, кроме угольной черноты.

Мне совсем не хотелось соваться во двор и стучаться в дом: мало ли, кто там на самом деле живет — еще пальнут из берданки, чего доброго, приняв за грабителя. Что же делать, черт возьми?

…Легкий приглушенный вопль донесся до меня. Он точно раздавался где-то в темных недрах перекошенного домика. Что это? Драка или насилие? Еще один крик — сто процентов женский… Таня?

Как хотите, так и называйте меня, но я через пару секунд уже находился возле дома и дергал ручку двери на себя. Дверь очень легко открылась, обдав меня затхлой атмосферой темных сеней, и тут же закрылась снова. Я попытался открыть дверь, ведущую собственно в дом, но тут у меня неожиданно появились помощники. Я попытался справиться без них, но громкий щелчок скользящего металла дал мне понять, что от помощи лучше не отказываться. Дверь открылась, и мне недвусмысленно предложили войти туда, куда я и без того стремился попасть.

В доме, который внутри выглядел столь же противно, сколь и снаружи, обнаружилась комната, где находились несколько человек, хорошо знакомых мне: «ткачи» Геннадий, Игорь и Анвар. А также отморозок по прозвищу Мороз. Эти четверо сидели возле стола, на котором не было ничего, кроме пары сигаретных пачек и импровизированных пепельниц. Гражданин Соединенных Штатов Дэвид Старлинг тоже находился здесь (он сидел на диване чуть поодаль), но гражданки Соединенных Штатов Кэсси Роузволл я не заметил.

И еще здесь находилась Таня — на том же диване, чуть в стороне от американца. Бледная, осунувшаяся… Но! Но с обеими руками! Ими она как раз сейчас нервно комкала платок. Мне было достаточно увидеть это, чтобы понять, какой груз на моих плечах лежал все это время. Он упал с таким грохотом и треском, что было удивительно, почему вся эта хибара не разлетелась тотчас вдребезги. Мне хотелось летать и петь веселые песни. И это несмотря на то, что за моей спиной стояли двое, причем как минимум один из них был вооружен.

— Ценю оптимизм, написанный на твоем лице, — заметил Мороз, в чьем голосе я услышал удивление, вызванное не иначе как моей широкой и добродушной улыбкой. — Впрочем, мы все тоже относимся к твоему появлению с надеждой на лучшее. Удивительно, что пришлось искать тебя столько времени… Но хорошо, что ты пришел. Садись… Дайте ему свободный стул… Вот так.

Я сел, не сводя глаз с Татьяны. Она глянула на меня со странным выражением на лице — то ли с жалостью, то ли с испугом. Понятно — вряд ли она по своей воле оказалась в компании Мороза и его приятелей. Как и я, впрочем.

Двое типов, встретивших меня у двери, заняли свои места. Один встал у дверного проема, ведущего в смежную комнату, другой уселся на диван рядом с Татьяной. Он держал в руке пистолет, и Таня — я видел — здорово боялась того и другого. Облегчение, которое я испытал поначалу, стало быстро улетучиваться. Положение в любом случае было не очень приятным и не настраивало на благоглупости.

— Ты кто? — спросил я Мороза в тщетной попытке хоть как-то выгрести против течения.

— Неважно, — произнес Мороз без малейшей агрессии в голосе. Но тут же сам перешел к активной фазе переговоров и гаркнул:

— Где Грааль?

— Где-то в горах Алтая, — сказал я. — А может, уже на дне Катуни. А принимая во внимание скорость течения, может уже и в Оби.

— Объясни.

— Легко. Кто-то из присутствующих здесь… — я оглядел всю братию «ткачей», — а может, кто-то другой из их секты, припрятал драгоценную вещь в багажнике моей машины. Полагая, что я, сам того не ведая, привезу ее в Бийск… Где забрать ее у меня будет делом простой техники.

— Допустим. А машина-то где?

— Она утонула, — лаконично произнес я, словно на пресс-конференции.

— Ты издеваешься, что ли?

— Честно. Ее смыло потоком из нового водохранилища вниз по склону в русло реки. Я полагаю, машину разнесло вдребезги. Следовательно, о целости и сохранности припрятанного в ней артефакта тоже нельзя говорить определенно.

— Ты видел Грааль?

— Нет, — сказал я.

— Тогда откуда такая уверенность?

— Спросите их, — я махнул ладонью в сторону «ткачей». — А также узнайте, почему их коллега по вере почти что на моих глазах предпочел погибнуть под водяным валом, пытаясь одной рукой сорвать обшивку в машине.

Мороз угрюмо замолчал. По всей видимости, принесенная мной информация не входила ни в малейшее противоречие с уже имеющейся.

— Чем занимался в Бийске? — спросил Мороз уже несколько иным тоном.

— Обращался в милицию, — сказал я.

— Вот как?..

— Именно. А куда мне было еще идти? Машины нет, денег нет, документов — тоже.

— Но ты же как-то сумел провести эти дни?

— Я работал, — коротко произнес я. — Вместе с гастерами. Еще и поэтому попал в цепкие лапы пэпээсников.

— Ты что, еще и протоколы какие-то подписывал?

— Конечно. И заявление на розыск моей жены Татьяны.

Все это Морозу пришлось очень не по душе. Впрочем, прихлопнуть меня и всех остальных его компашке ничего не стоило. Кто они? Спецслужба? Или какая-то «лавочка» на государственном обеспечении?

Протяжный женский крик вдруг донесся из комнаты. Мороз поморщился.

— Градов, заткни ее.

— Но… — начал было Градов.

— Ладно, — вдруг произнес Мороз. Он внимательно посмотрел на каждого из нас. Андрей Маскаев. Татьяна Черепанова. Дэвид Старлинг. Геннадий Ратаев. Игорь по прозвищу Студент. Анвар. Слишком много людей, да среди них два иностранных гражданина. В числе шести потенциальных трупов, от которых избавиться в переулке даже с очень романтичным названием несколько сложнее, чем в горах Алтая… Или не шести, а семи? Кто-то ведь еще кричал из соседней комнаты.

— Значит, так, — сказал Мороз. — Вы тут все еще не понимаете, с чем столкнулись. С кем столкнулись. И какие последствия будут от всего этого… Я так думаю, в течение ближайшего года вам следует тихо, очень тихо сидеть дома. К вам однажды придут, и вы, не задавая лишних вопросов, дадите подписку о неразглашении. Естественно, обо всем, что с вами произошло в течение последних нескольких недель, для вашего же блага следует забыть навсегда. Чтобы не пришлось помогать… Я выразился ясно?

Судя по мертвой тишине, все поняли Мороза очень хорошо.

— Господам иностранным гражданам, всем троим, я настоятельно рекомендую как можно скорее отправиться домой, в свои страны и, во избежание недоразумений, больше никогда не приезжать в Россию.

Опять мертвая тишина… Всем троим? Дэвид, Анвар… А кто третий?

— Мы сейчас уходим, — сказал Мороз. — Думаю, излишне говорить, что за нами сразу же идти не надо. Подождите хотя бы полчаса. Но и до завтра тянуть не надо. Сегодня ночью в этом доме… а еще лучше в этом городе не должно остаться ни вас, ни ваших вещей… Ни вообще каких-либо следов вашего пребывания.

И это пожелание тоже было всеми встречено молчанием, означающим полное и безоговорочное согласие.

Мороз, ничего более не говоря, неспешно поднялся из-за стола. Я только сейчас заметил, что он был в темном костюме и при черном галстуке, словно пришел на чьи-то похороны. Не оборачиваясь, он снял с настенного крючка легкий длинный плащ темно-серого цвета, завернулся в него и мгновенно превратился в представителя тех самых «людей осени», чья мода и мозги за последние сто лет (а то и больше) видимо, совсем не изменились. Следом за ним ушли и его молчаливые спутники. Хлопнула дверь. Пожалуй, только в этот момент я до конца понял, что мы тут все отделались так дешево, как это было только возможно…

И плевать, что в отношениях у нас что-то изменилось… Мы с Таней одновременно вскочили с мест и кинулись друг другу в объятия. Без лишних лобызаний и объяснений — просто молча и тесно прижались, чтобы только убедиться, что мы — это мы, что мы живы, что мы все еще вместе, а это мне казалось главным в эту минуту. Возможно, Таня тоже так думала. Ее трясло, и я представил себе, сколько же ей пришлось пережить за последние дни. В том числе и из-за моих поступков, не всегда, наверное, адекватных и объяснимых…

Гена, Игорь и Анвар обниматься не стали. Хотя чувство облегчения им определенно тоже пришлось испытать. Они слегка оживились, принялись о чем-то перекидываться фразами, на смысл которых мне было глубоко плевать… Отмеренный Морозом час они выжидать не стали. Прошло лишь минут десять или пятнадцать, но в комнате уже возникла некоторая общая неловкость, и все три «ткача» покинули дом. Прощаться они с нами не стали. Я не обиделся.

… Брат Дэвид, который еще до ухода «ткачей» скрылся где-то в недрах дома, вышел из смежной комнаты и сказал:

— Может быть, ваша помощь будет возможна?

Да, в доме ведь находился кто-то еще. Мы с Таней прошли вслед за Старлингом в соседнее помещение.

Эта комната была раза в два меньше, чем та гостиная, где мы имели удовольствие находиться только что. Из обстановки тут находились только древний комод, очень похожий на тот, из дома в Славгороде, да кровать — обычная железная кровать с панцирной сеткой, застеленная простым одеялом. На этой кровати лицом вниз лежала женщина.

Стройная, среднего роста.

С прямыми, чуть рыжеватыми волосами.

И без правой руки, отхваченной по локоть.

Кэсси Роузволл, она же Кассандра Омельченко.

— Поехали, Кэсси, — сказал Дэвид, видимо, уже не в первый раз. — Наша миссия окончена. Здесь нельзя оставаться. Кроме того, тебе нужна нормальная медицинская помощь, которую ты сможешь получить только в Соединенных Штатах.

Говорил он, разумеется, по-английски.

Женщина не откликалась.

— Ну вот, что мне с ней делать? — развел руками Дэвид. — Она только плачет и кричит иногда.

— Боже мой, кто же это с ней сотворил такое? — от ужаса у меня даже горло сдавило.

— Никто. Она сама, — сказала Таня.

— Как… так?.. — сказать, что я испытал очередной шок, означало не сказать ничего.

— Она пожертвовала своей рукой ради Грааля, — мрачно произнес Дэвид. — Никого специально не спрашивая. Просто взяла и ударила себя топором. И как теперь оказалось, зря…

— Саша, — сказал я по-русски. — Как бы там ни было, тебе надо уходить отсюда. Жизнь не кончилась, постарайся это понять.

Ноль эмоций.

И тут Таня сделала нам жест рукой: идите, мол, отсюда. Мы с Дэвидом повиновались. Таня закрыла дверь комнаты изнутри. Я прикурил сигаретку из своих скудных запасов. Жалко мне было, конечно, сестру Кэсси. Кто бы она ни была, какая бы она ни была, но такой участи я бы не пожелал и врагу. И такого фанатизма. Конечно, мы находились по разные стороны баррикад, если говорить метафорами, но активных боевых действий друг против друга не вели. И если вспомнить ту ночь в Шатунихе…

Прошло какое-то время, из комнаты донесся легкий шум, потом открылась дверь, и Кэсси появилась на пороге. Бледная, осунувшаяся, с глубоко запавшими глазами, и она теперь стала внешне другой; уже совсем не похожей ни на ту уверенную в себе леди в дни нашего первого знакомства, ни на женщину-вамп, владеющую приемами сексуальной магии по методу Кроули. Таня сопровождала ее, чуть приотстав и держа руку на ее талии. Кэсси взглянула на меня и тут же отвела взгляд. Потом обратилась к Старлингу, произнеся короткую фразу на английском:

— Поехали, брат Дэвид. Я готова.

Кажется, она что-то хотела сказать мне на прощание, но передумала, открыв и сразу же закрыв рот. Я и сам думал, что надо что-нибудь произнести, но вот что? Поэтому мы просто чуть наклонили головы. То же самое сделал и Дэвид. Но уходя, Кэсси чуть задержалась и порывисто обняла Таню, чем несказанно меня удивила. Еще более меня удивило то, что Таня задержала Кэсси в объятиях на пару секунд.

— … Я думаю, не надо спрашивать, каким образом ты убедила ее встать и пойти? — несколько риторически поинтересовался я.

— Не надо, — подтвердила Таня. — Это сложно объяснить. И вообще я вычеркнула ее из нашей жизни. Надеюсь, навсегда… Поехали домой, Маскаев. Я устала. Очень устала.

— Чуть позже, — сказал я, когда мы вышли на улицу, в сумерки Угольного переулка.

— Когда позже? — насторожилась Таня. — А разве не прямо сейчас?

— Завтра утром первым же автобусом, — сказал я.

— Почему завтра?

— Осталось одно дело, — сказал я.

— Мне вот твои дела… — начала было Татьяна, но я как мог убедительно заговорил и в конце концов настоял повременить с отъездом домой еще на несколько часов.

… Почти в полной темноте мы добрались до Рождественки — практически до того самого места, где пару дней назад Эльвира и я едва не впали в панику, когда воображение рисовало (по крайней мере мне) всадников Апокалипсиса в небе. Сейчас на берегу Оби — того места, где она начинала свое течение — не было ни души. Освещая себе дорогу светом фонаря, мы пробрались через высокую траву к лодочной станции.

— Надеюсь, ты не собираешься угонять лодку? — шепотом спросила Таня.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал я. — Не бойся, я здесь уже был вчера, тут никто ничего не охраняет. Залезай через борт!

— Мы что — поплывем домой так? — последовал очередной вопрос, когда я оттолкнул простую рыбацкую лодку от берега и вставил весла в уключины.

— Нет. Дел у нас всего на несколько минут.

Я устроился поудобнее на средней банке, отполированной до блеска чьими-то штанами, поставил рядом фонарь и погрузил весла в реку, с наслаждением заслышав негромкий плеск воды под носом лодки и лопастями. Ритмичное постукивание уключин навевало легкую ностальгию — я ведь вырос на больших реках. Волга, Лена, Обь…

Хаотичное покачивание лодки и усилившийся плеск волн сказали мне, что я добрался до майдана, где в хаосе круговерти смешивались воды Бии и Катуни. Берегов отсюда видно не было, они скрылись почти в полной тьме.

— Маскаев, я тебя боюсь, — серьезно сказала Таня.

— Не бойся. Смотри лучше сюда. Смотри внимательно, потому что ты этого никогда больше не увидишь.

С этими словами я вынул из рюкзака, в котором еще недавно лежала рука Кэсси Роузволл, предмет, обернутый в плотную бумагу, в какую обычно заворачивают металлические или деревянные детали.

— Что это? — спросила Таня и, когда я направил на этот предмет свет фонаря, негромко ахнула: — Неужели это… Он самый?!

— Именно, — сказал я.

— Как он у тебя оказался?

— «Ткачи» запихнули его туда, куда, думали, я не буду заглядывать — не успею или вообще не стану.

Я мог бы сказать, что пока Монин и Эльвира возились с колесами, я целенаправленно обшарил все укромные места в «хайсе». И, как оказалось, не зря. Под обивкой потолка новый тайник мне удалось обнаружить меньше, чем через две минуты.

Но я промолчал. И Таня молчала минуты три. Тишину нарушал только плеск волн под днищем лодки.

— Я не думала, что он… такой… Думала, выглядит совсем иначе.

— Я тоже не знал, как он выглядит на самом деле. И ведь никто толком не знает, кроме считанных единиц… И, самое главное — больше этого никто и никогда не узнает. Потому что не увидит.

С этими словами я выставил руку за борт рыбачьей лодки и разжал пальцы. Легкий плеск воды… И пусть меня назовут безмозглым идиотом, кретином и параноиком, но я был уверен — есть в мире вещи, которые должны оставаться лишь символами, не превращаясь в материальные объекты поклонения. Перефразируя известную книгу, не сотвори себе искушение. Оно не доставит спокойствия ни атеистам, ни верующим. Пусть уж в религии все будет как есть — на то она и религия, причудливо сотканная из легенд и мифов, которые должны оставаться лишь старыми страшными сказками.

— Маскаев… Ты понял, что сейчас сделал? — спросила Таня.

— Конечно.

Еще несколько секунд мы слушали биение волн.

— Знаешь… Я думаю, ты это правильно сделал.

— Я тоже на это надеюсь… Ну вот, теперь можно и домой.

— Конечно, — сказала Таня. — Пусти меня рядом, на второе весло. Я тоже хочу погрести, мне надо немного подвигаться. Холодно очень.

— Садись, — сказал я, смещаясь к правому борту. Татьяна уселась возле левого, взяла в руки весло, и мы, соприкасаясь плечами, почти сразу же взяли единый ритм и направили лодку обратно к берегу.