Глава 24
Гости появились в глубоких сумерках, когда Трэш уже начал было сомневаться в правильности своих рассуждений. Они прибыли на грузовике, выдавшего себя издали высокими оборотами мощного двигателя. Когда машина показалась, стало понятно, почему так надрывается мотор: слишком много дополнительного железа на нее навешали, даже башенку с пулеметом ухитрились присобачить. Да и водила тяготел к скоростной, рискованной езде, один лишь визг тормозов при остановке расслышали, наверное, все, без исключения, в радиусе минимум полутора километров.
Это или очень смелые люди, или полностью уверены, что ничего серьезное им здесь не угрожает. То есть, – хозяева территории, или близки к ним.
Трэшу не понравилось отсутствие красных ромбов на грузовике. Хотелось бы оказать гостеприимство именно бубновым. В который раз устроить им череду трагических событий. А этих он знать не знает, у них и знаков никаких не видать.
Да, ему сейчас очень хотелось убивать, но то, что сохранилось от человека, отказывался отнимать жизни у всех подряд. Требовались заклятые враги, а не случайно забредшие. Потому, глядя через узкую щель на останавливающийся грузовик, Трэш колебался.
Но уже через несколько секунд всякие сомнения испарились. Он подобрался и едва сдержался, чтобы не зарычать.
Трэш увидел Сыча.
Убийца всем своим видом изображал актера, пытающегося играть роль в высшей степени услужливого человека. Так и увивался вокруг статного бородача, выбравшегося из кабины с важным видом, так и тарахтел ему по ушам тихими словами, которые не могли расслышать даже чуткие уши Трэша.
А услышать хотелось. Очень хотелось.
И внезапно Трэш ощутил в себе возможность. Возможность модифицировать слух, сделать его не всеохватным, а подобным лучу, в котором можно различить писк мышки за пару сотен метров. При этом все прочие направления останутся обделенными, но это не страшно, ведь быстро оттуда никто не подберется.
Трэш даже не понял толком, как это у него получилось. Он просто осознал, что тело стало иным, более послушным и податливым, вот только разобраться с новыми возможностями не успел. Со слухом получилось почти само собой.
Он, пусть и некачественно, начал улавливать слова:
– Гвоздь, я, как сказал, так и сделал, – заискивающе распинался Сыч. – Показал место. Ну так как? Ты подпишешься за меня перед бубновыми? Сам же понимаешь, не мой косяк, по беспределу меня в черный список внесли. Решишь вопрос, а?
– Где это мясо?
– Да там, в цехе, – Сыч указал на здание, в котором скрывался Трэш. – Туша в самом лучшем виде. Я даже не прикоснулся к мешку. Убил и сразу ушел. Все по-честному, без кидалова, заточка так и торчит.
– А к чему там прикасаться? – насмешливо сказал бородач. – Умники говорят, затылок у него пустой. Я верю тем, кто это говорят, они не такие уж и балаболы, как некоторые.
– Как пустой?! – опешил Сыч. – Да нихрена, это же элита, там весу тонны под две, пару баранов в одно рыло уплетал. Да не может быть.
– А вот может. Непростая это элита, понимать должен. Ученые эти, как всегда, что-то перемудрили.
– Гвоздь, ты же сказал, что все решишь.
– Я сказал, что посмотрю. А я пока что элиту не вижу, только слышу, что ты ее завалил.
– Да, завалил.
– Ишь ты… элитный победитель.
– Ты бы знал, какой он тупой. Вылакал ведро живца с хлопьями и даже не сразу понял, что дела у него пошли не очень. А там я ему арматирину в мешок забил, пошуровал чуток концом и ходу. Посмотришь сам, клиент еще не до конца остыл, весь из себя красивый лежит. Скажешь – слабо? Часто тебе такие подгоны делают? Ну так как? Кинешь мазу перед бубной?
– Сказано тебе, посмотрим.
– Но Гвоздь, ты же…
– Что я же? Я тебе что, кидала какой-то? Будет дело, будет и маза. Ты че такой грустный, Сыч? Тебе радоваться надо.
– Я грустный? Да ты че, земеля, я и правда только рад. Ты свое слово сказал, я тоже порожняк не гоню, значит, все путем.
– Не похож ты на веселого, Сыч.
– Да елы-палы, как это не похож? Хочешь, анекдот расскажу, что ли. Один хрен Нанайца ждем.
– Ну валяй.
– Значит, это. Идет заяц по лесу, и тут у него мобила звонить начинает.
– Это, типа, смеяться пора? Заяц с мобилой?
– Да не, ты слушай дальше. Он мобилу к уху, а там ему лиса хреновые новости рассказывает. Типа, в лесу завелся лось. Не просто лось, а лось-маньячелла. Охренеть озабоченный и подкрадывается незаметно. Хоть ты в лесу, хоть на поляне, но стоит только нагнуться, и он тебя отымеет моментом. Четкий лось, продуманный, как ни тихарись, везде достанет. И всегда вежливый при этом, скотина. Ну, значит, заяц думает, это какой-то смешной развод, ржать начинает, под это дело мобилу роняет, нагибается за ней, да как заверещит. А из-за спины ему вежливым голосом: «Добрый вечер». Вот сейчас можно смеяться.
– Если бы за убого рассказанные анекдоты расстреливали, ты бы, Сыч, вообще, не жил. Ну что там, Нанаец?
Узкоглазый мужчина, болезненно худой и несмотря на вечернюю прохладу, выше пояса из одежды таскающий лишь разгрузочный жилет, неуверенно покачал головой:
– Я не вижу никого. Вообще, никого.
– И чего ты тогда такой разволновавшийся? – все тем же ироничным тоном уточнил Гвоздь.
Но Трэша спокойный тон не обманул. На самом деле, разволновался здесь, как раз, бородач, вот только мастерски это скрывает. Что-то в словах Нанайца его задело.
Узкоглазый вновь покачал головой:
– Не знаю, Гвоздь. Кластер нихрена не зачищен в ноль, зараженных полно. Мы здесь нашуметь успели, они на такое сбегаться должны. Но не сбегаются, я ни одного ни засек. Пусто.
– Может, внешние с газом переборщили?
– Не знаю. Мне это не нравится.
Молча кивнув, бородач начал раздавать указания выбравшимся из недр машины людям:
– Варик, берешь Кейса, Баху и Дога, заходишь, смотришь там по всем углам, докладываешь обстановку. Четкий, ты давай вон на ту будку метнись, сиди с винтовкой, следи. Совок и Лодочник, давайте на вагоны, оттуда поглядывайте. Мафа остается в башне, ты, Нанаец и Сыч при мне, у машины подождем.
Трэш из всего подслушанного установил точное число противников и их расположение. Также он понял, что Сычу не вполне доверяют, держатся с ним настороже, а из оружие ему разрешили держать только арбалет, что несерьезно. Возможно, эти люди всегда начеку, хотя, какая, в сущности, разница?
Как бы осторожно они не держались, это им мало поможет против такого противника. Трэш до сих пор не замечен, боль и слабость отпустили, телом, возможно, управляет еще не вполне так, как еще несколько часов назад, но контроль вернулся почти полностью: он способен быстро бегать, прыгать, совершать сложные маневры и метать тяжелые предметы. Против него всего лишь одиннадцать иммунных с легким стрелковым вооружением и одним крупнокалиберным пулеметом в башенке, кустарно сваренной из стальных листов и решеток. У одного из мужчин за спиной болтается труба одноразового гранатомета, но это не пугает. Всего-то и надо – просто не поворачиваться спиной к этому типу.
Четверка, назначенная Гвоздем для проверки здания, направилась к раскрытым настежь воротам. Трэш готовясь приступить к запланированному гостеприимству, приподнял над полом короткий рельс для узкоколейки, мысленно нашептывая, что он маленькая пылинка, которую невозможно разглядеть невооруженным глазом. Одновременно внутренне подобрался, выбрасывая из головы все лишние мысли и сомнения.
Ну все, сейчас начнется. Кто там хотел перед бубновыми слово за Сыча замолвить? Забудьте, наивные людишки, мертвые рекомендации не дают.
Зря он Сыча вспомнил. Пусть всего лишь мысленно, но зря.
Потому что Гвоздь тоже его вспомнил, вот только вслух:
– Сыч.
– Чего?
– Двигай за Вариком. Покажешь ему клиента.
Ублюдок пожал плечами:
– Как скажешь. Только они и сами найдут спокойно, клиент не из мелких.
Трэш расслабился, ничего плохого в новом приказе Гвоздя не заметил. Правда, теперь придется разбираться с первой группой аккуратнее, чтобы не зацепить Сыча. Значит, некоторые из жестоких заготовок придется отменить.
С Сыча Трэш готов пылинки сдувать. Отгонять от него комаров и мошек согласен. Тот ни в коем случае не должен умереть.
В том смысле, что не должен умереть быстро, прямо сейчас.
В здание можно попасть разными путями, но Трэш и остальные члены его бывшей команды привыкли использовать огромные ворота. Створка в них одна, непомерно тяжелая, постоянно открывать ее туда-сюда никому неохота. В ней прорезана дверь, но она слишком узкая, элитнику через такую не пролезть. Вот и держали этот вход постоянно нараспашку.
Варик и его люди не стали мудрить, направились проторенным путем. Трэш довольно ухмыльнулся. Не зря он потратил время и нервы, возясь с непослушными нитями стальных тросов и связками газовых труб.
Эх, будь у него хотя бы одна нормальная рука, жить стало бы куда вольготнее. Здесь повсюду столько возможностей технично навредить врагам, вот только реализовать их при помощи пары коряво-когтистых лапищ нереально.
Ничего, Трэш что-нибудь придумает. Выкрутится. Как-нибудь, потом. Он еще не освоился с новыми возможностями, тело, непонятным образом избавившись от диктата паразита, выдавало сюрприз за сюрпризом. Требуется время, чтобы разобраться с новшествами.
Все будет, но потом.
Люди подошли к воротам и остановились. Четверо почти в одну линию, еще один подальше. Хотя на улице уже почти стемнело, в сравнении с тем, что их ждало внутри, можно считать сносным освещением. Вот и остановились на границе мрака, непроизвольно, сами себе не признаваясь, что побаиваются, а трусоватый Сыч вообще отстал.
И это прекрасно, пускай и дальше держится особняком.
Варик, доказывая себе, что он круче вареного яйца, пренебрежительно заявил:
– Ну чего встали? Зассали? Это же просто дохлятина.
– Он бэтээр голыми лапами разломал, – буркнул неприметный мужичек в укрепленной металлическими пластинами кожаной куртке.
Трэш впервые наблюдал, чтобы здесь кто-то таскал настолько грубое подобие средневекового доспеха. Бронежилеты – да, частенько, но это совершенно другое.
– А я даже не стрелял. Руками его завалил, – похвастался Сыч из-за спин.
– Что-то ты зассал больше всех, великий победитель хренов, – буркнул Варик. – За мной, не то всю ночь провозимся.
– Угу, – поддакнут тот же носитель «доспехов». – Тут, по ночам, хлебниковские, бывает, катаются втихаря. Я не подписывался еще и на них нарываться.
– Бубновые с ними разберутся, – уверенно заявил Сыч.
– Ха, ну да, может и разберутся, да только какая польза покойникам от таких разборок? Сделаем дело и в темпе свалим. Если бы не ты, Сычара, я бы сейчас с лялькой валялся.
– Да откуда на хуторе ляльки? У вас там одни коровы.
– А тебе и корова не даст, так что, завидуй молча.
Последний человек из четверки переступил через границу мрака и тьмы, лишь отставший Сыч все еще оставался снаружи.
Пора.
Трэш легонько потянул за конец троса, зажатый в левой ладони. Грубый стопор поддался, отпуская связку стальных труб в свободный полет. Падая, она резко натянула второй трос, после чего тяжеленная створка металлических ворот захлопнулась в одно мгновение с грохотом, лишь немногим уступающим звуку гранатного разрыва.
«Доспешный» мужичек с перепугу выстрелил, припадая на колено, кто-то просто заорал, рефлекторно, от неожиданности.
А Трэш, с недоброй ухмылкой уставившись на запаниковавшую группу из мрака, четко и спокойно произнес:
– Добрый вечер.
После чего взмахнул правой рукой.
Рельс отправился в свободный полет, бешено вращаясь в горизонтальной плоскости. Эдакий тяжеленный пропеллер получился. Даже силищи Трэша маловато, чтобы запустить такой далеко, но сейчас речь не шла о больших расстояниях.
Не переставая вращаться, рельс пролетел сквозь группу, раскидав троих. Тому самому мужичку, в самодельном доспехе, повезло за счет того, что припал на колено еще до броска. Да и рост маловат, тютелька в тютельку трехцентнерная смерть над макушкой пронеслась.
Но везение вышло, так себе, подскочивший Трэш, проигнорировав бьющие точно в голову автоматные очереди, завершил дело одним ударом.
Минус четыре.
С улицы зарокотал крупнокалиберный пулемет, покрывая створку ворот стремительно густеющей россыпью бьющих светом пробоин. Трэш, уходя от обстрела, помчался вдоль стены, отмечая, что невидимый стрелок продолжает его сопровождать, будто видит цель сквозь преграды.
Что в этом непростом мире, вполне возможно.
Домчавшись до угла, всей тушей ударил в оконный проем, заложенный шлакоблоками. Преграда не выдержала, развалилась, и Трэш оказался на улице. Не удержавшись на ногах, перекатился через плечо, вскочил, подхватывая с земли сразу пару рельс, разложенных там и сям заранее.
Первую отправил в кабину грузовика, вторую в башенку, одновременно бросаясь в атаку. С крыши трансформаторной будки громыхнул одиночный винтовочный выстрел, тяжелая пуля ударила в подбородок, но броня выдержала. Главное, – пулемет перестал плевать огнем, да и опасный противник с гранатометом, стоявший на крыше вагона, решил, что за храбрость ему не платят, спрыгнул вместе с напарником на землю по другую сторону поезда.
Догнав одного за другим разбегающихся от грузовика людей, Трэш каждому выделил по удару когтями, после чего сумасшедшим прыжком дотянулся до козырька крыши трансформаторной будки, уцепился за него одной лапой, взмахнул другой, напрочь снеся ему голову. Он единственный, кто продолжал стрелять до последнего.
Все, последняя винтовка замолчала.
Минус семь. Возможно, минус восемь, ведь судьба башенного стрелка неизвестна.
Трэш заколебался, раздумывая, что предпринять дальше. Трое выживших противников разбегаются, толи расчетливо, толи в панике выбрав разные направления. Ему нужен только один из них и как минимум, еще одного придется отпустить. И одного, очень желательно, взять живым.
За кем погнаться в первую очередь?
Для начала, Трэш решил изучить пулеметную башенку и не прогадал. Рельс, угодив в нее боком, смял стальные листы, деформировал, зажав тело стрелка внутри. Тот остался жив, но только и мог, что верещать от страха, да дергаться без толку, крепкий металл не отпускал.
Вот и хорошо, пускай посидит.
Теперь Трэш знает, за кем именно нужно гнаться.
* * *
Сыч не выглядел хорошим бегуном, но жажда жизни и страх – лучшие в мире допинг и стимул. Он на завидной скорости промчался больше трех километров. Дыхание сбилось, из глотки вырывался то сип, то хрип, грудная клетка нездорово вздымалась, ноги заплетались, сердце оглушающе билось в ушах, а перед глазами темнело.
Облизав трескающиеся губы сухим языком, Сыч прорвался через стену густого кустарника и в глазах его блеснули огоньки радости.
У него получилось. Почти получилось. Вот она, долгожданная развязка на выезде из города. Сейчас пробежит под мостом, а там надо свернуть на тропинку, которая ведет вдоль насыпи. Каких-то пара сотен метров, и все. Дальше тянется канал, наполненный водой, он глубокий и широкий.
Зараженные плавают плохо, а вот Сыч прекрасно.
Ну да, пловец из него куда лучше, чем бегун.
С этими мыслями Сыч заскочил под мост, где остановился настолько резко, будто на невидимую стену налетел.
Что, в сущности, так и было.
Трэш стоял перед ним гранитной скалой, которую невозможно обойти или перепрыгнуть. Да и убежать от нее не получится даже у чемпиона мира по легкой атлетики. Оружия у Сыча не осталось, арбалет он выбросил сразу, когда еще не утихло эхо от хлопка ворот. Мигом осознал всю остроту ситуации. Да и сохрани, какой от него прок?
Никакого.
Что ему теперь оставалось?
Только смотреть телячьими глазами.
Сыч смотрел на Трэша, Трэш смотрел на него. Так продолжалось не меньше минуты, в тишине, изредка нарушаемой далеким скрипящим пением совы.
Наконец, человек разомкнул непослушные губы и заплетающимся, нервно-неуверенным голосом заканючил:
– Трэш, слушай, не надо. Давай договоримся. Не убивай, – видя, что слова произнесены, а элитник ничего не предпринимает, Сыч чем дальше, тем продолжал бодрее: – Слушай, ну ты же сам все понимаешь. Тут ничего личного, мне просто пришлось. Да мне деваться некуда. Да ты бы точно также поступил, без вариантов. Я тебе еще пригожусь, тебе ведь всегда нужна пара ловких рук. И я здесь все расклады знаю, я все расскажу, вот увидишь, не прогадаешь. Да я даже…
– Заткнись, – утробным, будто из бездонной бочки, голосом прогудел Трэш. – Я тебя не убью.
Сыч и правда заткнулся, он не ожидал, что чудовище заговорит человеческим голосом. Сложнейший эмоциональный момент, вон как челюсть отвесил. А монстр неотрывно глядя в его глаза, уловил, как в тех отступает обреченность, сменяясь холодной расчетливостью и отчаянной надеждой.
Человек осознал смысл последних слов и решил, что переживет эту ночь.
Какой наивный человек…
Трэш, молниеносно присев, небрежно взмахнул рукой, с сочным хрустом перебив Сычу обе ноги. Покалеченный заорал, покатившись по земле.
А Трэш, выпрямившись и глядя на него сверху вниз, сказал:
– Для тебя я Нэш. Сержант Нэш. А сержант Нэш всегда держит свое слово. Я сказал, что я тебя не убью. И я тебя не убью.
Отвернувшись, Трэш заурчал во всю мощь чудовищных легких. Особым способом заурчал, такие звуки зараженные способны различить даже там, где их неспособны уловить самые чуткие микрофоны.
Одно из многих чудес Стикса.
И одно из самых нехороших чудес.
– Сюда! Быстрее все сюда! Здесь еда! Здесь вкусная еда! Вкусной еды хватит на всех!
Очень сомнительно, что последнее утверждение верно, только в «сфере зрения» Трэш засек уже троих зараженных, а ведь голос слышно далеко за ней. В этом районе мертвяков хватает, популярное место для миграций, тварям приходится обходить русло канала, вот и получилась тропа, не пустующая ни днем, ни ночью.
Они побаиваются элиту, но не могут противиться такому зову. Зараженный, издавая призыв, действительно делится информацией о корме, а не подманивает слабых хитростью, чтобы поживиться их плотью. Это рефлекс, неосознанный зов, позволяющий тварям оперативно уничтожать самую лучшую пищу, чтобы та не стала добычей червей.
Но с Трэшем особая история. Нет никакого рефлекса, он сзывает зараженных осознанно.
Пусть их будет много. Пусть они останутся голодными. Ведь что им один человек?
Трэшу нет дела до их сытости, у него сейчас другая задача.
Сыч, все осознав, пропищал раненым зайцем и пополз в сторону канала. Трэш не стал ломать ему еще и руки. Зачем? Вдруг потеряет сознание, а нужно, чтобы урод видел и понимал все, до последнего мгновения своей никчемной жизни.
Слишком медленно ползет, ему ни за что не успеть. Вон, из кустов за мостом уже урчат в ответ. Зараженные рядом, они торопятся на пиршество.
Трэш свое слово сдержал.
Не убил.
