Книга: Фата пропавшей невесты
Назад: Среда
На главную: Предисловие

Четверг и потом

Знакомое всем работающим людям удовольствие поваляться утром с радостной мыслью, что торопиться некуда и незачем, было прервано звонком Полянского. Я глянула на часы и ахнула – это был уже перебор. Быстро натянув джинсы и футболку, я на ощупь причесалась и, не дождавшись лифта, побежала вниз по лестнице, хорошо хоть ключи не забыла захватить. Дмитрий уже ждал меня в машине, но даже выходить из нее не стал, а просто протянул мне пакет и уехал. Я не стала на улице смотреть, что в нем, – от этой вредной привычки я и сама давно отвыкла, и клиентам своим постоянно повторяю, что привлекать к себе внимание таким неразумным поведением – чревато. Зато дома я не только посмотрела, но и подсчитала, а потом долго сидела и переваривала сумму – она была та-ка-а-ая! В общем, если не заказывать из Италии мебель в стиле ампир или рококо, то мне еще и на очень приличный отдых хватит.
Я позавтракала и теперь пила кофе и мечтала, как будет выглядеть моя квартира после ремонта, и тут раздался еще один звонок. Номер показался мне знакомым, и наконец я сообразила, что сама же накануне его записывала – это же Борис. Довольно молодой голос с характерным кавказским акцентом поинтересовался, когда он мог бы посмотреть объект, и я радостно заверила его, что в любой удобный для него момент. И оказалось, что именно этот момент является для него удобным, в результате я, не допив кофе, сорвалась с места и помчалась в свою квартиру.
Борис уже ждал меня возле моего подъезда. На вид этому высокому стройному мужчине было лет тридцать, но держался он солидно – прораб все-таки, не простой рабочий. Пока мы шли в мою квартиру, я начала объяснять, что случилось.
– Понимаете, Борис, меня затопила соседка сверху, и последствия этого весьма плачевные.
– Ай, уважаемая! – воскликнул он. – После пожара квартиры вы не видели! Вот там действительно последствия!
Вообще-то, квартир после пожаров, происшедших и по техническим причинам, и из-за умышленных поджогов, я в свое время навидалась, но не вести же мне с ним задушевные беседы? Борис обошел мою квартиру, все осмотрел, а потом начал уточнять:
– Уважаемая, что конкретно вы хотите?
– Я хочу такой ремонт, чтобы мне потом очень долго не пришлось о нем думать. Стихийные бедствия не в счет.
– У нас по-другому не бывает, – заверил он меня. – Какой потолок будем делать?
– Плитку! – быстро ответила я. – Это на тот случай, если соседка сверху меня опять зальет. А то придется снова ремонт делать.
– Значит, на пол линолеум, – понял он. – Сантехнику менять будем? Кафель? Может, душевую кабину вместо ванны?
– Нет-нет! Оставим ванну, – сказала я.
А вот насчет всего остального я, как та ворона, призадумалась – последний ремонт в квартире был уже давно, сейчас уже и плитка другая, и все остальное стало более современным и стильным. Конечно, хотелось бы поменять, но сколько это будет стоить? А с другой стороны, ремонт на один год не делается, может быть, имеет смысл вложиться в него сейчас, чтобы потом хлопот не знать?
– Как вы думаете, в какую сумму мне это обойдется? – осторожно спросила я.
– Уважаемая! Все зависит от материала. Почему-то принято считать, что самый дорогой будет смотреться наиболее красиво, но уверяю вас, что и с материалами средней цены можно, умеючи, сделать прекрасный ремонт. Так что же вы собираетесь менять?
– Хотелось бы все, кроме окон, батарей и входной двери, но все упирается в сумму. Вы мне хотя бы приблизительно не назовете?
Борис сказал, и я чуть было не воскликнула: «И всего?», а потом поинтересовалась:
– Это только за работу или за работу с материалами?
– За работу со стройматериалами, а все остальное вы сами выбирать будете.
– Я согласна, – быстро ответила я. – Когда вы можете начать и сколько ремонт продлится?
– Если вы за сегодняшний день заберете из квартиры все нужное, то завтра. А хлам, который вы здесь оставите, мы сами вывезем. Нам бы лучше завтра начать, потому что большой заказ от хозяйки ждем, павильон одежды ремонтировать будем. А продлится? – Он еще раз окинул взглядом комнату. – Да за неделю уложимся.
– Неделю? – недоверчиво переспросила я, и он кивнул. – А вы успеете?
– Уважаемая! – укоризненно произнес Борис. – Бригада работать будет! Не один человек! Но вы за качество не волнуйтесь! Хозяйка сказала, чтобы мы вам как для нее сделали!
– Хорошо! Договорились, – согласилась я.
– Тогда дайте мне сразу, пожалуйста, запасные ключи от вашей квартиры, и очень вас прошу, не приезжайте сюда, когда ремонт начнется. Вы же не удержитесь, станете говорить рабочим, что и как делать надо. Ну зачем людей нервировать?
– Случаи были? – поинтересовалась я.
В ответ он только вздохнул, значит, был, и не один, и предложил:
– Раз договорились, поехали обои и все остальное выбирать. Для нашей бригады хозяйка хорошую скидку делает.
– Хорошо, но только мне за деньгами заехать надо, – предупредила я.
– Не надо! – покачал головой Борис. – Вы будете показывать мне, что выбрали, я все запишу и потом буду брать по мере необходимости, а то квартира у вас маленькая, где все хранить будем? А оплатите вы потом все сразу.
И мы поехали, естественно, на Центральный рынок, причем Борис – на новеньком «Рено». Но пошли мы не в павильон, а на склад «Немецкого дома». И тут глаза у меня разбежались! К тому моменту, когда мы оттуда вышли, в руках у Бориса был не один, а несколько листков, на которых он конспектировал перечень моих покупок, где было все, начиная с мебели и сантехники и заканчивая розетками с выключателями – гулять так гулять! По моим скромным прикидкам, сумму гонорара я не превысила, но потратилась изрядно.
– Нет! Женщинам деньги в руки давать нельзя! – со вздохом сказала я.
– Поэтому у нас на базар ходят только мужчины, – назидательно произнес он и попросил: – Вы мне позвоните, когда освободите квартиру.
– Сегодня же все сделаю, так что завтра утром можете приступать, – заверила его я.
Приехав домой и оглядев фронт работ, я поняла, что погорячилась – тут было вывозить и вывозить! И я развила бурную деятельность. Выклянчав в ближайшем супермаркете использованные картонные коробки, я стала складывать в них все, что собиралась взять в отремонтированную квартиру. Начала с книг, как с самого тяжелого, следом пошла посуда, и, наконец, дошло до тряпочек. Число заполненных коробок возле входной двери росло, пустых – соответственно, уменьшалось, а вот количество вещей, казалось, оставалось прежним. Пришлось делать второй заход в супермаркет. Господи! Сколько же ненужного барахла скопилось в доме! Я безжалостно отбрасывала в сторону то, что мне явно уже не могло когда-нибудь пригодиться, но помогало это слабо. Наконец, когда все, кроме компьютера, за которым должны были приехать из ЧОПа, было упаковано, я решила сделать первую ездку к бабушке, чтобы отвезти часть коробок – все сразу они в мою машину не поместились бы.
О том, как я загружала коробки в лифт, можно было бы написать отдельный юмористический рассказ. Это если бы кто-то смотрел со стороны, а вот мне было не до смеха. Сначала нужно было оттащить все коробки к лифту, потом вызвать его, дождаться и, поставив одну коробку с книгами на ребро, чтобы и двери не закрылись, и содержимое коробок не пострадало, заносить в кабину остальные коробки в промежутках между съездами-разъездами дверей. Если бы меня за этим занятием застал кто-нибудь из активно-скандальных жильцов, крику было бы! Лифт же от этого сломаться может! К счастью, меня никто не видел! Вниз я съезжала, стоя, как цапля, на одной ноге, и внизу процедура повторилась. Но в этот раз меня, как ту тетушку Лайзы Дулитл в зеленой шляпке, застукали! Причем сразу двое – пожилая супружеская пара с пятого этажа. Под их дружные гневные и совершенно справедливые вопли о том, что некоторые несознательные жильцы портят общественное имущество, я и вытаскивала коробки. Мужик до того распалился, что вознамерился пнуть одну из коробок, но тут раздался уже до боли знакомый голос Марии:
– Я те, придурку, сейчас ногу вырву и в пасть засуну. Так ее домой и понесешь! На другой ноге прыгая!
Мужик замер, его жена заметно побледнела, а мне даже поворачиваться не надо было, чтобы понять: рядом с Машей стоял ее брат. Мария, конечно, оторва еще та, но такого ужаса на людей нагнать не смогла бы. И эта чета быстро ретировалась, сочтя за благо подниматься домой пешком по лестнице.
– Я не поняла, ты вносишь или выносишь? – спросила у моей спины девушка.
– Выношу, – отдуваясь, объяснила я.
– Куда нести? – уточнил Александр.
– Там во дворе красный «Ситроен», к нему. – Со стоном разогнувшись, я, наконец, повернулась к ним.
Мария была в самом боевом настрое, асимметрия лица несколько сгладилась, но левая половина была все еще заметно больше правой. Ее брат и так производил на окружающих пугающее впечатление, но, словно этого было мало, на его левой скуле сейчас расцветал чудный синяк – рука у Полянского была по-прежнему верной и твердой! Так что эта парочка одним своим видом могла легко разогнать не то что двух пенсионеров, но и областную сборную по вольной борьбе. Маша быстро накидала в каждую руку брата по две коробки с книгами, и он легко сбежал вниз, бросив мне:
– Стой и карауль. – Маша взяла две коробки сразу и пошла за ним.
Потом она осталась возле машины сторожить ту поклажу, что уже вынесли, я сторожила возле лифта, Саша таскал коробки, а потом он же загрузил их в машину.
– Я не поняла: ты переезжаешь? – спросила Маша, когда мы собрались возле машины.
– Я квартиру к ремонту готовлю, – объяснила я. – Мне велели вывезти все нужное, а все ненужное оставить – рабочие сами выбросят. А вы чего приехали и как адрес узнали?
– Ну, узнать – не проблема, а приехали, потому что у нас она как раз и возникла. Был бы у меня твой номер, я бы сначала позвонила, но его-то и нет, – начала девушка.
– Стоп, Маша! У меня сейчас одна проблема – освободить квартиру, потому что я пообещала рабочим, что завтра утром они могут приступить. Поэтому думать я ни о чем больше не могу.
– Да поможем мы тебе, – отмахнулась она.
– Вот тогда и поговорим, – пообещала я.
– Ладно! – вздохнула Маша и кивнула на заваленное коробками заднее сиденье: – Это последняя партия?
– Это первая! Остальные еще ждут своей очереди.
– Ясно! Сашка! Езжай с Татьяной, поможешь там, – скомандовала брату девушка.
Он послушно сел впереди на пассажирское сиденье, то есть моего согласия никто и не спросил, но я не стала заострять на этом внимание: мысль о том, что мне опять придется заниматься процессом погрузки-выгрузки коробок в лифт и из лифта, сделала меня на удивление сговорчивой. Даже то, что мне придется «засветить» бабушкину квартиру, меня не остановило: время поджимало, и без помощи этой парочки мне было не справиться.
– А ты мне ключи давай, – потребовала у меня Маша. – Пока вы там будете, я остальное к лифту перетаскаю.
– Только коробки от входной двери, – предупредила ее я.
То, что отняло бы у меня кучу времени и сил, у Александра заняло не больше двадцати минут. Вторая поездка прошла так же быстро, и вот мы, втроем, уже стоим в моей квартире, и я оглядываюсь в поисках чего-нибудь забытого.
– А компьютер чего не взяла? – спросила Маша.
– За ним должны приехать и в ремонт забрать, – объяснила я.
– А мебель? Телевизоры? Стиральная машина? Холодильник? Карнизы со шторами тоже в ремонт? – язвительно поинтересовалась она и, будучи человеком хозяйственным, предупредила: – Учти, за время ремонта все заляпают! Это-то ты когда вывозить собралась?
– Все новое будет, а это рабочие куда-нибудь выбросят, – ответила я.
– То есть все это ты кому-нибудь из знакомых на дачу отдавать не собираешься? – уточнила девушка.
– Нет! – покачала головой я, и тут до меня дошло. – Ты хочешь все это себе взять? – Она кивнула. – Да бога ради, забирай, только с телевизорами не связывайся – они оба в грозу сгорели. Но вывозите сами. И предупреждаю, что у меня здесь был потоп, лило, как из душа, вся мебель была мокрая насквозь, да она и сейчас еще не высохла.
– А то по потолку и стенам не видно! – всплеснула руками девушка и успокоила меня: – Это наши проблемы! – А потом скомандовала брату: – Сашка, звони ребятам, чтобы на грузовике приехали.
Пока он звонил, она побывала и в кухне, и в туалете с ванной, а вернувшись, спросила:
– Сантехнику тоже можно забрать? А газовую плиту?
– Да! – подтвердила я, но тут же всполошилась: – Э-э-э! Только отключайте очень осторожно! Моя соседка снизу второй потоп не переживет! И с газом поаккуратнее – только пожара здесь не хватало!
– Не волнуйся, все отключим и перекроем, – успокоил меня Саша. – Пойду ребят встречать.
Он ушел, и Мария тут же приступила к делу.
– Таня, тут вот какая история. – Она вздохнула и отвернулась к окну. – Мы с Сашкой вчера Люсе рассказали все, как было на самом деле. Она у нас ночевала и утром сразу же к матери и Полянской в больницу поехала, а они… Нет, ну их тоже можно понять, но чтобы вот так! Короче, они с ней разговаривать не хотят. Она там внизу сказала, к кому пришла, медсестра в палату позвонила, а оттуда ответили, чтобы ее не пропускали. Она стала на сотовые звонить, а они звонки сбрасывают, причем и Ольга тоже – видно, Полянская ей все рассказала. Поговорила бы ты с ними, а? Ну, нельзя же так с Люсей! Ей и так досталось выше крыши, а тут еще и они. Переживает она сильно, ревет, когда я не вижу, но глаза-то потом все равно красные.
Тут я призадумалась. Терпеть не могу влезать в чужие семейные дела, но первая злость – из-за Лады – у меня на Люсю уже прошла, мне стало жалко дуру, которая так с Иваном вляпалась, и я согласилась.
– С Полянской могу, а вот с Большаковой я не знакома, в первый раз ее видела вчера и то недолго.
– Как Ольга? – быстро спросила Маша. – Она же Люсе запретила к ней в клинику приезжать, я думала, потому…
– Ты не только подумала, ты и сделала, – жестко напомнила ей я, и она виновато потупилась. – Я так думаю, что Ольга так велела, чтобы дочь ее больную не видела – не будет же она в больнице макияж накладывать? А выглядит она, мягко говоря, неважно. И настроение у нее тоскливое, видать, только о своем раке и думает. Но сначала я с Люсей поговорю, объясню ей кое-что, а то, я боюсь, она до сих пор уверена, что матери она на фиг не нужна. А вот потом уже побеседую Ладой.
– Куда скажешь, туда Люсю и привезу! – с готовностью заверила меня Маша. – Да я бы сама у них в ногах повалялась, только чтобы они Люсю простили. Не убыло бы от меня! Но они же меня не то что слушать не будут, а на порог не пустят.
– Да уж, сначала с вашей легкой руки, точнее, легкого языка Люся начала матом ругаться, а потом ты с этими снимками влезла.
– Не сыпь соль, – поморщилась она. – Я больше всего боюсь, что не помирится Ольга с Люсей, и тогда Люся навсегда в Израиль уедет, – вздохнула девушка.
– Ну, будете к ней в гости туда ездить, – удивилась я.
– Можно, конечно, но это все равно будет уже не то. Я-то переживу…
Закончить она не успела, потому что я услышала, как открылась входная дверь, которую Александр за собой не закрыл – а чего закрывать, если в доме ничего ценного не осталось? – и в комнате появился незнакомый мне мужчина. Он удивленно посмотрел на нас и спросил:
– А кто из вас Татьяна Александровна? – Я отозвалась, и он объяснил: – Дмитрий Дмитриевич меня за компьютером прислал.
– Слава тебе, господи! Наконец-то! – обрадовалась я. – Только вы, пожалуйста, и монитор с колонками и камерой заберите, потому что мне все это держать негде, а у вас целее будет.
– Эх, не догадался я какую-нибудь сумку взять, – почесал в затылке мужчина. – Я же думал, только один процессор.
– На выкидку? – спросила Маша, показывая на кучу вещей в углу.
– Да, – сказала я, и она тут же начала в них копаться. – Но там вряд ли найдется что-то подходящее.
– Мы, голь, на выдумки ох и способная, – не поворачиваясь, ответила она.
Я смотрела на ее торчащую над кучей барахла пятую точку, а сама думала о том, кто же не переживет отъезд Люси в Израиль, и поняла. В общем-то, некоторые соображения на этот счет у меня уже давно были, только додумать их до конца времени не было. А вот сейчас, когда время появилось, я решила кое-что в этом направлении предпринять.
– Сейчас упакуем, – произнесла Маша и вынырнула из кучи со старой скатертью в руках.
И действительно! Она как-то очень ловко сумела сложить в нее все части компьютера, так что получилось всего два «места», как говорят носильщики. Мужчина ушел, и буквально тут же появился Александр в компании с такими же, как он сам, четырьмя «шкафами», которые начали осматриваться по сторонам.
– Мужики! Чего мух ловим? Вперед! – рявкнула на них Маша.
На то, как они выносили мебель, я смотрела почти что со священным ужасом – они же ее не разбирали, а выносили целиком и чуть ли не бегом, потому что, как мне на ходу объяснил Саша, грузовик только на два часа дали. Наконец в квартире остались только стены, окна и батареи, потому что даже все светильники были сняты. Я еле-еле отстояла смесители, на которые положила глаз Мария, объяснив, что нечего рабочим жизнь осложнять.
– Все! Давайте разбегаться, – предложила я. – А то я сегодня наломалась так, что еле живая.
– Ну, так я тебе позвоню? Ну, сама понимаешь, по какому поводу? – напомнила Маша.
– Только не завтра, – предупредила ее я. – Дай хоть дух перевести.
Приехав к бабушке, я уныло посмотрела на наваленные коробки – мне же предстояло в этом кавардаке неделю жить, но успокоила себя тем, что всего неделю, зато потом… А вот на то, чтобы представить себе, что будет потом, у меня сил уже не хватило. Мелькнувшую у меня было мысль налить себе ванну, чтобы понежиться, я тут же прогнала – еще усну в ней, чего доброго! Ограничившись душем, я переместилась в кухню, чтобы сварить себе пельмени. Наученная горьким опытом, я стояла над кастрюлькой и караулила их, а потом, поужинав, переползла – иначе мой способ передвижения назвать было нельзя – с кофе в комнату. По телевизору показывали, как всегда, какую-то чушь, а кабельного телевидения у бабушки не было, вот мне ничего и не оставалось, как лечь спать, причем уснула я, еще не коснувшись головой подушки.
Как только я проснулась в пятницу утром, причем поздним, в мою голову даже не пришла, а нагло и бесцеремонно ворвалась мысль: «Надо начать ходить на фитнес», потому что все тело болело так, словно меня пропустили через камнедробилку. Правильно говорили древние: «В колеснице прошлого далеко не уедешь», а если по-простому: нечего хвалиться былыми спортивными достижениями, если ты после не самой трудной домашней работы чувствуешь себя как старая больная кляча. Но фитнес – это дело будущего, а сейчас я отскребла себя от постели и, как хрустальную вазу, понесла в кухню – малейшее движение отдавалось болью во всем теле.
Напившись кофе, я стала думать, чем заняться, но оказалось, что кроме телевизора и нечем, потому что найти какую-нибудь из коробок с книгами я еще могла, а вот копаться в ней, чтобы выбрать что-то интересное почитать, уже нет – не мазохистка же я, в конце концов, чтобы так над собой издеваться. В результате я весь день провела напротив телевизора, смотрела всякую муть и дремала.
Утром в субботу мне, естественно, позвонила Мария и сообщила, что Люся дозрела до откровенного разговора. Но откровенничать в общественном месте не станет даже идиот, это только в современных детективных сериалах доблестные, но не очень умные работники всех без исключения правоохранительных органов на улице обсуждают показания свидетелей и делятся планами, кого и где они будут задерживать. Значит, говорить мне с Люсей придется в бабушкиной квартире – с тем, что я ее засветила, я уже смирилась. Можно было еще у Терентьевых, но эта буйная парочка обязательно будет подслушивать, пусть не Саша, но Мария – точно, а мне предстояло сказать Люсе кое-что, для их ушей не предназначенное. Вот я и передала Маше, чтобы Люся приехала по тому адресу, куда позавчера вещи отвозили. Наводить порядок к приходу гостьи я и не подумала – сил не было еще раз все эти коробки ворочать, да и в кухне места было достаточно, уж вдвоем как-нибудь поместимся.
Естественно, Маша приехала вместе с Люсей.
– Это Татьяна… – начала она.
– Александровна, – добавила я.
– Ну да, Александровна. Ты можешь обсудить с ней все, потому что она и так в курсе. Если Полянская к кому и прислушается, то только к ней, а потом и маму твою убедит.
– Люся, здесь беспорядок, проходи в кухню, там относительно нормально, – пригласила я. – Сейчас мы с тобой кофе выпьем и поговорим по душам.
– А я? – возмутилась Мария.
– А ты пойдешь гулять, – решительно заявила я. – Я детей не ем и даже не кусаю, так что ничего с твоей подругой не случится.
Ворча себе под нос что-то гневное, Маша ушла. Оставшись одна, Люся заметно занервничала, но я не стала ее успокаивать – зачем? Ей же предстоит узнать столько нового и неожиданного, что потом все равно волноваться будет. Я сварила кофе, и когда мы уже сидели друг напротив друга, спросила:
– Люся, ты знаешь, что родная мать Ольги Николаевны, то есть твоя родная бабушка, умерла, когда Ольге было пять лет? – Девушка растерянно посмотрела на меня и покачала головой. – Странно, конечно, что именно мне приходится рассказывать тебе о жизни твоей мамы, но пора тебе уже знать правду. А зная ее, ты поймешь, почему она вела себя именно так, а не иначе. Так вот, после смерти мамы Ольги Николаевны ее отец очень скоро привел в дом новую жену, мачеху для своей маленькой дочери. И мачеха эта оказалась злой.
Собственно говоря, я могла ей рассказать только те факты, которые узнала от Полянской, но вот комментировала и интерпретировала их я уже с позиций старшего по возрасту и более опытного в жизненном плане человека. Люся слушала меня, широко открыв глаза, и видно было, что ничегошеньки она о своей маме не знала, и все сказанное стало для нее шокирующим открытием. В особо трагичных местах она плотно сжимала губы, как когда-то в детстве, чтобы не заплакать, но в целом держалась хорошо.
– Ну вот! Теперь ты все знаешь. Твоя мама любит тебя без памяти! Она прожила очень тяжелую жизнь и ни в коем случае не хочет, чтобы ты повторила ее судьбу. Она старалась дать тебе самое разностороннее образование, чтобы ты в любых условиях смогла заработать себе на жизнь, чтобы не пришлось тебе, как ей когда-то, с утра до вечера возле плиты стоять и пирожные печь. А еще она хотела, чтобы ты с детства закалилась, научилась жить среди людей, многие из которых совсем не будут желать тебе добра, скорее наоборот. Чтобы житейские невзгоды не сломили тебя, росшую до десяти лет в любви и ласке. Она очень хорошо помнит, как в пять лет в один день закончилось ее счастливое детство и началась совсем другая, уже несчастливая жизнь.
– Мама мне никогда ничего не рассказывала, – потрясенно прошептала Люся. – Мы и виделись-то только по вечерам, даже в выходные.
– Она работала, причем не для себя, не для того, чтобы содержать молодого любовника или мужа, не на собственные прихоти и капризы она деньги зарабатывала, а чтобы обеспечить тебя, твое будущее. И вот эти деньги сыграли в твоей истории очень плохую роль.
– Я смотрела ту запись. Я знаю, что Георгию были нужны только они.
– И не только ему! Ивану тоже нужны были только твои деньги. Он об этом прямо заявил и родителям и мне. Но Георгий и Иван не знали содержания завещания твоей мамы, а оно таково, что деньги им не достались бы. Ты была бы обеспечена до конца своих дней, а основной капитал получил бы только твой ребенок, и то через много лет. Ольга даже после своей смерти хотела обезопасить тебя от охотников за деньгами. А ты думала, что мама тебя не любит! Да она каждую секунду своей жизни думает только о тебе!
– Значит, Иван тоже только из-за денег? – в ужасе воскликнула Люся.
– Да уж не от великой любви к тебе! Точнее, от великой любви, но только к деньгам твоей мамы, потому что сам он зарабатывать не хочет. Видимо, считает, что это ниже его достоинства. Зато он хочет жить в свое удовольствие, пить, нюхать кокаин, заниматься сексом со случайными девицами из клуба, которых, как и его, эти отношения ни к чему не обязывают. А тут все разом сложилось: болезнь Ольги Николаевны, то, что он знал о твоей к нему любви, то, что его бросили Света и Ванда, то, что он потерял работу и у него не было денег, – он даже часы продал, и многое другое. Если бы он тебя тогда возле рынка не окликнул, ты все же дозвонилась бы Полянской, показала ей запись и свадьбу отменили бы в тот же день. Но ты рассказала обо всем Ивану. Он очень подлый человек, поверь мне. Хотя, думаю, ты уже и сама в этом убедилась. Он сразу понял, какой ему представился шанс, и использовал его. Он предложил тебе выйти за него замуж, чтобы избежать свадьбы с Георгием, и тут же уехать из страны. И ты радостно согласилась, полагая, что он спасает тебя, а он думал только о себе и деньгах, которые ты ему после смерти матери сама отдашь, ведь ты же его любишь. А что из этого вышло, ты знаешь лучше меня.
– Я очень хотела бы это забыть, но не получается, – прошептала Люся.
– Я сейчас скажу неожиданную для тебя вещь, но это к лучшему, что все так получилось. Теперь ты знаешь истинную цену Ивану, розовые очки разбились вдребезги, и ты можешь уже трезво оценить окружающих тебя людей. Из-за своей слепой любви к Ивану ты не замечала, что есть человек, который тебя давно, беззаветно и безответно любит. Может быть, теперь ты обратишь на него внимание?
– Кто? – растерялась Люся. – У меня же никого нет, кроме Мани и… – Она обалдело уставилась на меня, а потом почему-то шепотом спросила: – Это Шурик?
В этот момент я в полной мере поняла значение слова «зависнуть», потому что именно это со мной и произошло. Я не без труда вернула на место упавшую челюсть и пробормотала:
– Хорошо, что у тебя льва нет, а то ты его Мурзиком назвала бы. Да, это Александр, – уже громче сказала я. – Человек, который всю жизнь защищает тебя от всех житейских невзгод, который еще в детстве сражался за тебя, который чуть с ума не сошел, узнав, что тебя пытались изнасиловать.
– Но я же всегда считала его своим братом, – все еще растерянно возразила она. – Я видела, как мальчишки ухаживают за девочками, которые им нравятся. С его стороны ничего подобного не было.
– Люся, а почему ты никогда не признавалась Ивану в любви? – спросила я и сама же ответила: – Можешь не говорить, я и так знаю. Ты считала его настолько выше себя, что не дотянуться, как ни старайся. Он божество, а ты далеко внизу и между вами пропасть. Вот и Александр прекрасно понимает, какая пропасть вас разделяет: кто он и кто ты. Потому он и молчит, что боится: скажет он тебе о своей любви, а ты испугаешься, потому что ответить тебе на его чувство нечем, и исчезнешь из его жизни навсегда. А ты приглядись к нему получше. Да, у него нет ничего, кроме любви к тебе, но ради этой любви он и языки выучит, и образование получит. А самое главное, ему не нужны твои деньги, ему нужна ты! Именно ты, человек Люся Большакова! Ты посиди, подумай, повспоминай ваши отношения с самого детства и убедишься, что я права.
– Хорошо! – неуверенно и все еще недоверчиво пообещала она.
– Только знаешь что, до революции было такое очень хорошее выражение: «Не чувствую себя в состоянии составить ваше счастье». Вот если ты поймешь, что Александр все-таки не твой человек, не давай ему надежду, чтобы потом ее разрушить. Это будет жестоко и несправедливо по отношению к нему, он это не заслужил.
Люся, подумав, покивала и спросила:
– А с мамой-то мне как помириться?
– Напиши ей письмо, а я передам и прослежу, чтобы она его прочитала. Только не на компьютере, а от руки – не бухгалтерский же это отчет. Напиши, как ты ее любишь, что просишь прощения, что, к счастью, теперь поняла, почему у вас были именно такие отношения, что очень ценишь ее заботу о себе, что сожалеешь о том, что так поздно узнала правду. В общем, напиши все, что ты чувствуешь. – Люся понятливо покивала. – А еще… Я не знаю, насколько это реально… Но не мог бы твой отец в Тарасов прилететь?
– А он уже здесь, – неожиданно ответила она. – Я же его предупредила, что прилечу, а не прилетела. И номер мой не отвечал. Он там с ума сходил от беспокойства, вот и прилетел. Он в гостинице живет, потому что я его к нам домой вести побоялась – там же Титова.
– Тогда давай сделаем так. Ты напишешь письмо, и мы, все втроем, поедем к твоей маме. Я отдам ей письмо, а когда она его прочитает, тебя с твоим папой позову. Я думаю, вам найдется что обсудить.
– Ой, спасибо большое! – обрадовалась Люся. – Папа знает, что мама будет в Израиле оперироваться, он там уже и справки навел, и знакомых нашел, в общем, позаботился о том, чтобы все было на самом высоком уровне.
– Все! Беги! И постарайся, чтобы письмо было от души написано, а не для проформы.
Покивав мне, девушка убежала, а я по-стариковски вздохнула: ну вот! Мне еще и семейным психологом пришлось стать.
Я мыла чашки после кофе, когда зазвонил мой сотовый. Номер был незнакомый, и сердце мигом ухнуло в пятки – а вдруг это у рабочих что-то случилось? Трубу повредили и опять соседке снизу стихийный водопад устроили? Но это оказалась какая-то женщина, которая, даже не поздоровавшись, начала скандалить:
– Где тебя черти носят? Я к тебе домой сунулась, а там полный разгром! Рабочие какие-то мне даже заглянуть не дали!
Не без труда я узнала в этой скандалистке Надежду и, дождавшись паузы между двумя гневными тирадами, спросила:
– Надежда, у вас-то что случилось?
– У меня-то ничего! – снова напустилась на меня она. – Только мне девочки из дома позвонили и сказали, что Клава в больнице лежит!
– Да, это так, – подтвердила я.
– Что с ней? – требовательно спросила она.
– Надя, я не понимаю, почему это вас волнует. Вы же сами после скандала в понедельник от нее ушли.
– Много ты понимаешь! Ну ушла! А сердце-то за нее, дуреху, болит. И ведь не говорит никто, что с ней. Я к Димычу сунулась, а он меня матюками. Я Тимофевне позвонила, а она и не знает ничего. Обещала у Димыча все выяснить и мне перезвонить. Так оказалось, что он и с ней не особо церемонился. Она на него напирать стала – она это умеет, а он на нее так рявкнул «Молчать!», что у нее, как она сказала, ноги подкосились. А еще добавил: «Вы отдыхаете, вот и отдыхайте! Машина за вами вовремя придет!» Тут я решила у тебя узнать, что случилось, а тебя дома нет. Хорошо, что вспомнила, у кого твой номер есть, вот и звоню.
– Надежда, я не знаю теперь, имею я право вам что-нибудь рассказывать или нет – вы же с Ладой поругались. Давайте сделаем так: я ей сейчас позвоню и спрошу, а потом перезвоню вам. Если она разрешит, все расскажу, ничего не утаю. А если нет, то извините! Моя клиентка все-таки она.
– Ладно! – вздохнула она. – Звони! Я подожду!
Я тут же позвонила Полянской, объяснила, что произошло, и спросила, что мне делать.
– Да расскажи ты ей все! – разрешила Лада. – Она ведь там с ума от беспокойства сходит! Куда же мы с ней друг от друга, если почти всю жизнь вместе? Только расскажи так, чтобы она прочувствовала, что из-за дури своей меня в трудную минуту одну бросила.
– Не сомневайтесь! – рассмеялась я. – Проймет ее аж до печенок!
Услышав, что Лада разрешила мне все ей рассказать, Надежда тут же спросила:
– Куда приезжать? – И, узнав адрес, сделал неожиданный вывод: – Голодная небось сидишь. Не бойся! Накормлю!
Несколько озадаченная таким обещанием, я, ожидая ее, стала разбирать завал из коробок – она все-таки не газель длинноногая, ей эти баррикады не перелезть. В результате у меня получилось нечто вроде тропинки. Надежда появилась довольно быстро – наверное, такси взяла, а может, кто из соседей до города подвез, потому что в этом коттеджном поселке, именуемом в народе «Графские развалины», все всех знали много лет. У нее в руках были два увесистых пакета, и она, добравшись до кухни, стала выставлять на стол многочисленные банки, баночки и контейнеры, судя по запаху, с очень вкусным содержимым, завершив картину этого пиршества литровой бутылкой хорошей водки. И я поняла, в чем дело: Митя с семьей явно еще не вернулся, и ей было одной очень скучно в большом доме. Это раньше, когда там жили Лада с первым мужем и Иваном, он был полон прислуги, а у Мити положение не то, чтобы прислугу содержать, вот Надежда одна там и жила, и готовила от нечего делать всякие вкусности.
В четыре руки мы быстро накрыли на стол, Надежда разлила водку и уверенно заявила:
– Ну, раз ты ремонтом занялась, значит, Люсю нашла. Вот и давай за благополучное окончание этой истории. – Она выпила, я только чуть отпила – не люблю я возлияния, тем более водку, и Надежда потребовала: – Ты закусывай давай и рассказывай.
Ну, под вкусную еду и рассказывать легче. И я начала.
Надежда сначала выпивала, закусывала и слушала, потом выпивала и слушала, а под конец только слушала, временами комментируя события в свойственной ей категорически нецензурной манере. Когда я закончила, а произошло это нескоро, потому что я не упустила ни одной детали, ни одной подробности из выпавших на нашу с Люсей и Ладой долю перипетий, она жахнула от души водки и тоскливо сказала:
– Ох, знала я, что Клавка дура, но чтобы така-а-ая! Одна против Саныча! И ведь хоть бы словом, хоть бы звуком намекнула, что затеяла! Да, пронюхай он об этом, не сносить бы ей головы!
– Ну, во-первых, не одна, а с Ольгой и еще каким-то мужчиной. А во-вторых, потому и молчала. Потому и из дома всех отослала, чтобы в случае чего никто, кроме нее, не пострадал.
– А я-то, дубина стоеросовая, еще на нее и орала! – чуть не причитала Надежда. – Да где ж мои глаза были? Совсем я к старости плохая стала, если перед собственным носом ничего не вижу! А Ванька-то! Ванька каков! А ведь я его всегда защищала! А его пороть надо было как сидорову козу, ведь Семка из него вырос! Натуральный Семка! – Она имела в виду первого Ладиного мужа – Андреева. – Все! Поехала я к Клавке виниться! Авось простит по старой дружбе! – решительно заявила она и начала подниматься.
– Ну куда вы сейчас поедете? – вскочила я. – Вы на часы посмотрите! Пока до клиники доберетесь, уже ночь будет. Вас же никто не пустит. Давайте я вам такси вызову, и вы на «Развалины» вернетесь, а завтра утром поедете к Ладе извиняться, – уговаривала я ее, решив, что она выпила лишнего и сейчас не ведает, что творит.
Надежда посмотрела на часы и, сев обратно на стул, согласилась:
– Права ты, Таня. Действительно поздно уже. А раз Клава в одной палате с Ольгой, то и нечего их будить, пусть спят. Ну вызывай такси. – Она снова налила себе от души, а встретив мой обеспокоенный взгляд, рассмеялась: – Господи! Да неужели ты думаешь, что меня этим можно с ног свалить? Попробовала бы ты в овощной палатке, всеми ветрами продуваемой, зимой поработать, соленые огурцы и помидоры из ледяного рассола доставать, с капусты мерзлой листы обдирать. Стоишь на деревянном настиле, на ногах валенки с галошами, внизу – штаны ватные, сверху – ватник, а под ним, как та же капуста, закутана. На голове платок пуховый, на руках перчатки с пальцами обрезанными и, словно в насмешку, фартук на тебе болоньевый. А обогреватели-то не современные были, да и толку от него никакого. Если только верхом сесть. А так забросишь внутрь граммов пятьдесят, на некоторое время теплее становится. Замерзнешь снова – вторую порцию. А ты хочешь, чтобы меня от этой малости да под хорошую закуску развезло? – И она лихо выпила.
С такси у нас ничего не вышло. Нет, заказ готовы были принять, но за таки-и-ие деньги, что меня оторопь взяла. А Надежда аж взвилась!
– Нет, я понимаю, что ехать далеко и ночной тариф, но они совсем уже оборзели! Лучше уж я на вокзале ночь пересижу!
– И я не могу вас отвезти, потому что хоть немного, но выпила. Но сидеть вам нигде не придется, – успокоила ее я. – Я сейчас кресло-кровать разложу, и вы чудно переночуете.
– А не помешаю? Ты не стесняйся! Скажи!
Я только отмахнулась и пошла в комнату. И тут я поняла, что погорячилась – я как-то забыла про коробки. Пришлось нам с Надеждой в четыре руки их перетаскивать, чтобы освободить немного места. Но, как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным – Надежда храпела так, что уснуть не было никакой возможности.
Я задремала только под утро и была разбужена звонком моего сотового, который почему-то мигом заткнулся, зато из кухни раздался гневный, хотя и приглушенный голос Надежды, распекавшей кого-то за то, что звонит так рано. Я глянула на часы и удивилась: ничего себе рано! Да уже двенадцатый час! Я переместилась в кухню, и Надежда, глянув на мой невыспавшийся и помятый вид, смущенно спросила:
– Я храпела, да?
– Не то слово! – выразительно произнесла я. – Вы бы предупредили, я бы хоть ватой уши заткнула.
– Ну прости, – пробурчала она. – Забыла. Все же знают, вот я и не подумала, что ты не знаешь. Ты себя в порядок приводи, а я пока завтрак накрою.
– Кто звонил-то? – поинтересовалась я, направляясь в ванную.
– Да Люся! Сказала, что попозже перезвонит.
– Я сейчас душ приму и сама ей перезвоню. Значит, она все написала, вот мы все вместе в клинику и поедем.
– А что написала? – встрепенулась любопытная Надежда.
– А увидите! – интригующе пообещала я.
– Да что ты мне все «выкаешь»? – возмутилась она. – Обращайся, как все, на «ты».
– Ну если ты настаиваешь! – рассмеялась я.
Прохладный душ меня несколько подбодрил, и я уже не чувствовала себя такой сонной. Позвонив Люсе, я узнала, что она уже все написала и сейчас они с отцом стоят на низком старте в ожидании момента, когда можно будет ехать в клинику. Я предложила им для начала приехать ко мне, а уже потом всем вместе отправиться дальше. Чашка крепкого кофе окончательно привела меня в рабочее состояние, и даже плотный завтрак, почти насильно впихнутый в меня Надеждой, не нарушил этого состояния. Я предложила не затеваться с посудой, а сразу спуститься вниз, чтобы там подождать остальных, но разве она могла оставить ее невымытой?
Наконец, мы оказались внизу, а вскоре и Люся с отцом подъехали. Если кто-то думал, что Маша отпустила их одних, то он сильно ошибался! Она тоже там присутствовала, то ли в качестве почетного караула, то ли в качестве охраны. Может, она решила, что пропадут они без нее? А что? С нее станется. Люсин отец оказался совсем не похож на еврея – видимо, не в мать пошел. Это был довольно высокий, представительный мужчина в очках самого профессорского вида. Присмотревшись к нему, Надежда воскликнула:
– Мишка! Это ты, что ли?
– Я, Надя, – улыбнулся он. – А ты совсем не изменилась.
– А вот по тебе не скажешь, – покачала головой она. – Был тощий, как оглобля, а теперь настоящий барин.
– Положение обязывает, – просто объяснил он.
– Люся, давай мне письмо, – попросила я и, убирая его в сумку, спросила: – Ты его в одном экземпляре написала?
Но ответить она не успела, потому что встряла вездесущая Маша:
– Я заставила две ксерокопии сделать. Если Ольга Николаевна письмо порвет, то они в запасе будут.
– Давай обе мне, – попросила я и убрала их тоже, а потом предложила: – Дамы и господа! Занимайте места и поехали уже, наконец.
Впереди села, само собой, Надежда, как самая крупная из пассажиров, а девушки и Люсин отец сзади, и мы поехали.

 

То ли в клинике внизу дежурили медсестры, не получившие распоряжения хватать и не пускать, то ли при виде решительно настроенных Надежды и Марии, чье лицо еще носило некоторые признаки рукоприкладства, они решили не рисковать, но в терапию нам с боем прорываться не пришлось. Оставив остальных в коридоре, мы с Надеждой вошли в палату – Дмитрий был, естественно, там. Он грозно поднялся нам навстречу, чтобы выпроводить обратно, но я остановила его:
– Мы по делу!
Он смирился и снова сел на стул, но глаз с нас не спускал. Несмотря на его присутствие, я чувствовала себя свободно, а вот Надежда выглядела справедливо побитой старой собакой.
– Клава, ну ты как? – виновато спросила она, но та приняла неприступный вид и не ответила. – Что ж ты мне сразу-то не сказала? Да я же, как Таню послушала, так потом всю ночь не спала! До утра вертелась и все думала, как же я тебя подвела!
Кто бы знал, чего мне стоило не расхохотаться – она не спала! А кто же тогда храпел? Холодильник? Но мне было не до их выяснения отношений. Я подошла к Большаковой, придвинула к ее кровати стул и села. Она внимательно и настороженно смотрела на меня, не понимая, что происходит.
– Ольга Николаевна, – тихонько начала я. – Мы вчера долго разговаривали с Люсей, и она поняла, как глубоко заблуждалась насчет вашего истинного к ней отношения – она же всегда считала, что вы ее не любите. Я объяснила Люсе, что все ваши поступки были продиктованы единственно заботой о ней и желанием вырастить ее сильным и независимым человеком, который ни при каких условиях не пропадет. В последнее время на ее долю выпало много горя, она многое пережила, но и многое поняла. Ей очень хотелось поговорить с вами и объясниться, но ее к вам не пустили, а на ее звонки вы с Ладой не отвечали. Она написала письмо и попросила меня его вам передать. Пожалуйста, прочитайте его, не рвите! Впрочем, можете порвать, если хотите, но предупреждаю, что у меня есть ксерокопия, и тогда я сама прочитаю его вам вслух.
Едва я начала говорить, как Большакова отвернулась, так она и дослушала меня. Я ждала ее ответа, а она молчала. Наконец я не выдержала и спросила:
– Ольга Николаевна! Неужели вы не хотите узнать, что она вам написала? Даже подсудимому дают последнее слово, а она ваша дочь.
– У меня больше нет дочери! – повернувшись ко мне, отрезала она.
– Как скажете. Тогда она уедет из России и никогда больше сюда не вернется. Вас это не пугает? – Ответа я не получила и сказала: – Ну раз так, то и письмо ничего не исправит.
Я достала из сумки письмо и одну ксерокопию и стала их рвать. Большакова с ужасом смотрела на то, что я делаю, а я старалась, как могла, и разорвала все на мелкие кусочки.
– Где у вас тут туалет? Пойду брошу в унитаз и смою, чтобы и следа от этого письма не осталось.
– Что вы наделали? – наконец, воскликнула Ольга Николаевна.
– А вы думали, я шучу? – удивилась я. – Напрасно! Лада может подтвердить вам, что я человек очень серьезный.
– Дайте сюда! – с какой-то даже истеричностью в голосе потребовала Ольга. – Я попытаюсь склеить.
– Не трудитесь. Есть еще одна ксерокопия, но она последняя, – предупредила я и достала ее из сумки.
Большакова прямо-таки выхватила ее у меня из рук и стала читать. Постепенно ее лицо смягчилось, глаза повлажнели, а губы задрожали. Она дочитала до конца, потом перечитала письмо еще раз и только после этого бережно сложила и убрала в ящик тумбочки.
– Ну что, Ольга Николаевна? У вас есть дочь? – Она мне мелко покивала. – Будете с ней разговаривать?
– Да, пусть позвонит. – Она со всхлипом вздохнула.
– А лично увидеть не хотите? А то она здесь, – предложила я.
– Так зовите ее скорее, – почти крикнула она.
– Только она не одна, – предупредила я и, увидев, как она насторожилась, успокоила ее. – Не волнуйтесь, это будет очень приятный сюрприз.
Я подошла к двери, открыла ее и поманила Люсю и ее отца. Едва переступив порог, девушка бросилась к Большаковой с криком:
– Мама! Мамочка! Прости меня! Я была такой дурой! Я так тебя люблю! Я тебя очень-очень люблю!
Когда первый взрыв страстей у Ольги Николаевны и Люси прошел, Большакова наконец обратила внимание на стоявшего возле кровати Михаила Михайловича, и тот с укоризной произнес:
– Оля, почему ты мне не сказала, что у нас есть дочь? Я бы забрал вас с собой в Израиль.
– Ну, во-первых, я тогда была замужем…
– Ой, вей! – поморщился он. – А то я не знаю, как ты была с ним счастлива!
– А ты женат и при двух дочках, – продолжила она. – Кто же знал, что они не захотят с тобой ехать? А во-вторых, что бы я там делала?
– Если бы ты тогда не разорвала наши отношения, то узнала бы, что я развелся и только потом уехал.
– Я разорвала наши отношения, чтобы ты не узнал о моей беременности, – объяснила Большакова. – Тебе к твоим проблемам еще только этого не хватало!
– У нас не принято бросать своих детей! – веско заметил он. – Что касается того, что бы ты там делала, так я скажу! При твоем характере и организаторских способностях ты бы сейчас была хозяйкой нескольких кондитерских не в Тарасове, а в Реховоте! Кстати, я до сих пор помню твои наполеоны, они у тебя получались даже лучше, чем у моей мамы.
– Надеюсь, ты ей об этом не сказал? – встревожилась Большакова.
– Конечно, нет! Но я-то об этом знаю!
«Ну, все! – подумала я. – Они нашли друг друга. Чем бы все ни закончилось, как минимум друзьями они останутся». И я переместилась к Ладе и Надежде, которые уже помирились и теперь что-то живо обсуждали.
– Лада, я вам сейчас выскажу одну мысль, только пообещайте, что не примете ее сразу в штыки, а сначала обдумаете, – начала я. – Люся и Саша Терентьев.
– Ты с ума сошла? – с нехорошей вкрадчивостью поинтересовалась она.
– А давайте подойдем к этому вопросу с другой точки зрения, – предложила я. – Он любит Люсю с самого детства. Так как она сама была влюблена в Ивана, других мальчишек для нее не существовало. Он любит ее беззаветно и преданно, что всей своей жизнью доказал. И любит молча, понимая, какая между ними огромная разница. Но! Ему никогда не были нужны ее деньги! Ему нужна только она сама! Да, он не подарок в том смысле, что с образованием и культурой неважно, но это дело наживное. Да, семья у них с Машей была та еще, но преступниками же они не стали! Работают, не пьют, наркотики не употребляют! И это при том, что в клубе этого добра навалом. Подумайте о том, что я сказала, и если Ольга об этом заговорит, не рубите с плеча сами и ей не давайте. Деньги – это прекрасно, образование и высокое социальное положение – просто замечательно, но без любви все это не стоит и ломаного гроша. Потому что настоящая любовь намного дороже и денег, и всего остального. Пойду я, а то что-то устала чужие семейные проблемы разгребать. Найти Люсю, ей-богу, было куда легче.
Я вышла в коридор и присела рядом с Марией, которая тут же поинтересовалась:
– Ну что там?
– Вроде все урегулировала. Все со всеми помирились, все друг друга любят. В общем, мир во всем мире.
– Ну и слава богу, что все успешно завершилось, – произнесла она.
Услышав это, я замерла:
– Что ты сказала?
– Что все успешно завершилось, – повторила она.
И тут я вспомнила предсказание гадательных костей. Ну конечно же! Там тогда выпало, что я успешно завершу крайне утомительную работу, и я тогда еще гадала, что же я недоделала. Теперь понятно, что кости имели в виду – что я разрешу еще и эти проблемы. Нет, честное слово, пора брать лицензию еще и частного семейного психотерапевта!
– Маша, вы без меня в город вернетесь? – старательно скрывая зевок, спросила я.
– Я смотрю, у тебя глаза красные, – приглядевшись, сказала она. – Ночью не спала, что ли?
– Да! Надежда так храпела, что люстра качалась. – Я все-таки не удержалась и зевнула, в последний момент успев прикрыть рот рукой.
– Езжай! – махнула рукой она. – Мы такси вызовем! У тебя когда ремонт заканчивается?
– Если они действительно все сделают за одну неделю, то, раз начали в пятницу, должны закончить в четверг, а что?
– Так надо же будет мужиков собрать, чтобы они тебя за один раз обратно перевезли, – объяснила она. – И езжай давай, а то ты прямо здесь заснешь.
В город я возвращалась на автопилоте и только в последний миг вспомнила, что мне надо не домой, а в бабушкину квартиру. Точно так же на автопилоте я припарковалась, поднялась к себе и легла спать в чисто автоматическом режиме.
Следующие три дня я даже нос на улицу не высовывала – отдыхала от этого сумасшедшего дела. Да мне и незачем было выходить – того, что мне принесла Надежда, с лихвой хватало на завтрак, обед и ужин, да я вообще человек в еде неприхотливый.
Но вот настал четверг, последний день ремонта, и я с утра была как на иголках, гадая: успели они закончить или нет. Они успели! Вечером мне позвонил Борис и поинтересовался, в какое время мне удобно в пятницу принять работу. Я сгорала от нетерпения и сказала, что утром, на том и договорились.
Я ехала в свою отремонтированную квартиру с таким настроением, с каким дети идут на новогоднюю елку, то есть с ожиданием чуда. И оно свершилось! Я не узнала свою квартиру! Несмотря на мое счастливо-глупое выражение лица, Борис поинтересовался, все ли меня устраивает, и меня хватило только на то, чтобы покивать. Я с ним расплатилась, причем сумма оказалась даже меньше, чем я рассчитывала, и он уехал, а я бродила по квартире и не могла поверить своему счастью. Из этого блаженного состояния меня грубо вырвал звонок сотового, и Мария поинтересовалась, как там мой ремонт.
– Это чудо! – только и смогла ответить я.
– Э-э-э! Таня! Ты из своей нирваны вынырни! Вещи-то перевозить будешь? Я с ребятами договорилась.
– Буду, но мне так не хочется отсюда выходить!
– Дуй к себе, мы сейчас подъедем.
Тяжело вздохнув, я поехала в квартиру бабушки. В этот раз переезд прошел так легко и просто, словно коробки сами собой телепортировались. Парни уехали, а Саша и Маша остались, чтобы мне помочь. Но если парень бодро потрошил коробки, то Мария не хуже меня ходила по квартире, открыв рот, пока он не цыкнул на нее и она тоже не занялась делом. Но вот все было закончено, и они ушли.
В воскресенье я собрала подруг и, после того как они, словно стая обезьянок, все облазили, все попробовали и все потрогали, с нескрываемым удовольствием слушала их восторженные вопли по поводу моей обновленной квартиры.
В понедельник я вызвала мастера из фирмы «Бастион», которая устанавливала мне в свое время дверь, и он заменил мне личинку замка – в слишком многих руках за последнее время побывали ключи от моей квартиры, а береженого, как известно, и бог бережет.
Потом я купила горящую путевку и улетела в Таиланд, чтобы отдохнуть от этой безумной истории. Вернувшись, я позвонила Ладе, чтобы узнать последние новости, которых оказалось довольно много. Клуб «Глобус» закрыли и тех его работников, кто был замешан в торговле наркотиками, посадили, в том числе и Фролова – видимо, сделанные им записи кто-то изъял, и он больше не мог ими никого шантажировать. Саша пошел работать к Полянскому в ЧОП «Русичи», а Мария быстро навела во вверенном ей павильоне такой порядок, что Лада не могла нарадоваться. Ольга летала на операцию в Израиль с Люсей и Михаилом, и все прошло очень удачно, опухоль оказалась хоть и большой, но доброкачественной. Похоже, что скоро у Люси будет полная семья, потому что Большакова поговаривает о том, чтобы свернуть бизнес в России, видимо, решила выйти замуж за Михаила и уехать к нему. Мне очень хотелось узнать, как дела у Люси и Саши, но я решила, что, раз Полянская ничего об этом не сказала, значит, ничего у них и не получилось. Видимо, Люся, хорошенько все обдумав, поняла, что Шурик все-таки не ее человек. Наверное, она вместе с матерью к отцу в Израиль уедет, а Саша успокоится, найдет себе девушку, женится и будет счастлив.
Каково же было мое удивление, когда теплым солнечным сентябрьским днем ко мне вдруг приехали Саша и Люся. Я смотрела на них и не узнавала! Господи! Да Люся же настоящая красавица! Веселая, глаза сияют, щеки горят, улыбается радостно, чего раньше никогда не было! И ведь одета не в брюки! А Саша? Его обычно хмурое лицо совершенно преобразилось, и он словно по мановению волшебной палочки превратился в очень симпатичного парня. А уж счастлив-то как! Тоже улыбается от уха до уха!
– Татьяна Александровна, мы вам привезли приглашение на нашу свадьбу, – протягивая мне конверт, говорила Люся, а сама все время посматривала на Сашу.
– Да, приходите, пожалуйста, – поддержал ее он. – Мы ведь знаем, что это вы уговорили Клавдию Петровну, чтобы она поговорила с Ольгой Николаевной. Если бы не вы, то ничего не было бы.
– Вы придете, да? Придете? – спрашивала меня девушка.
– Конечно, приду, – улыбнулась им я.
– Мы вас будем очень ждать, – заверила меня Люся, и они ушли.
А я вышла на балкон и смотрела им вслед. Саша шел спокойно, а вот крошечная по сравнению с ним Люся все время вертелась вокруг него, поддевала ногой опавшие листья и что-то, смеясь, говорила. Тут и Саша не выдержал, подхватил ее на руки, закружил, а потом поднял над собой, и она стала сбивать с веток листья, которые золотым ливнем хлынули на них. Как же они оба смеялись! Они вели себя как два больших ребенка, которые наконец-то получили возможность насладиться своим счастливым, пусть и сильно запоздавшим детством.
– Будьте счастливы, дети! – прошептала я. – Бог мне свидетель, вы сполна это заслужили. Да пребудет с вами во веки веков любовь! Та самая, что движет солнце и светила! Как ни выспренно это звучит, но ничего дороже ее на свете нет! Берегите ее!
Но судьба, рок, фатум, называйте это как хотите, не позволила мне долго пребывать в расслабленно-лирическом настроении, потому что зазвонил телефон. Это был клиент. У него были казавшиеся ему неразрешимыми проблемы. Меня ждало очередное дело, которое требовалось расследовать. И все вернулось на круги своя.
Назад: Среда
На главную: Предисловие