1. В начальной строке исходное значение слова «сжать» – углубление на переносице, то есть уводящая вовнутрь линия. В древних списках «Дао дэ цзина» оно записывается разными иероглифами, подбираемыми по принципу омофонии, реже – синонимии.

2. Строку 2 Хэшан-гун снабжает таким комментарием: «Тот, кто развернется первый, дойдет до предела излишеств».

3. В 5-й строке в мавандуйских списках сказано: «Если хочешь отвергнуть…» (Р. Хенрикс, полагаю ошибочно, переводит: «Если хочешь уйти от этого…»). Западные переводчики передают смысл соответствующего знака словами «уничтожить», «отбросить», «пренебречь».

4. В 6-й строке в мавандуйских списках записано: «Прежде нужно возвысить…». Такое чтение уже предлагалось прежде китайскими комментаторами.

5. Строки 7 и 8 почти буквально цитируются в книге «Планы Сражающихся царств» и в трактате «Хань Фэй-цзы». В обоих случаях источником этой сентенции названа ныне утерянная «Книга Чжоу».

6. В 9-й строке выражение «опережающее прозрение» обычно толкуется как сочетание двух понятий, и притом весьма несходным образом. В оригинале употреблен хорошо знакомый нам термин мин («прозрение», «просветление») и термин вэй, который стоит в одном ряду с понятиями «семени», «движущей силы» метаморфоз и указывает на первичный, «тончайший и сокровенный» импульс превращения, предвосхищающий видимые перемены. Этот термин, таким образом, указывает на важнейшее качество даосской мудрости: способность предвосхищать и, следовательно, незримо направлять ход событий. Такая трактовка термина вэй, как легко видеть, вполне соответствует его контексту. Ван Би разъясняет данное словосочетание следующим образом: «Желая устранить сильного, следуют его природе и доводят до того, что он губит себя сам, без применения наказания». Это толкование оказалось наиболее влиятельным. Однако еще Хань Фэй в III в. до н. э. приписывал этому понятию более широкий смысл: «Когда начинают действовать там, где еще нет формы, и добиваются большого успеха, это называется прозрением в сокровенности». Позднейшие комментаторы трактовали его и как знание сокрытого импульса событий (мнение Люй Хуэйцина), и как умение предвосхищать развитие событий, опирающееся на знание законов превращения вещей (таково толкование Ван Чуньфу). Подобная способность предполагает свободу от желаний и страстей. Совершенствование этой духовной чувствительности ведет к погружению в хаос микровосприятий, в «потаенном свете» которого стираются внешние, грубые различия между «сжатием» и «растяжением», «ослаблением» и «усилением» и т. д.

Речь идет, таким образом, о прозрении «предельно утонченной» грани между двумя моментами опыта, различия неразличимого, каковое и составляет природу превращения. Средневековый комментатор Ван Чуньфу резонно отмечает, что можно говорить о «сокровенности в прозрении», но говорить о «прозрении» или тем более «высветлении сокровенного» не только нелепо, но и опасно: нельзя выдавать секрет своей мудрости (такую логическую ошибку делает, в частности, И. С. Лисевич). Большинство английских переводчиков переводят это понятие как «затемнение своего света» (dimming one's light) или «тонкий свет» (Subtle Light), что представляется неточным. Вот некоторые другие варианты: «невидимое прозрение» (Чжан Чжунъюань), «прозрение недостижимого» (К. Ларр), «просветление в тончайшем» (Б. Б. Виногродский). Варианты А. А. Маслова («утонченно-искусное просветление») и А. Е. Лукьянова («сокровенно-глубокая просветленность») представляются слишком отвлеченными.

7. В последней строке слово «царство» (го), как отмечает Цзэн Вэйхой, в чжоускую эпоху часто обозначало владение именно чжоуского царя. Выражение «то, что приносит благо» (букв. «предметы, дарующие выгоду»), понимается комментаторами по-разному. Хань Фэй отождествил их с наградами и наказаниями. Ван Би толкует его как «следование природе вещей, неприменение наказаний, так что предмет этот не виден, а все занимают свое место. Если же пользоваться наказаниями ради того, чтобы принести благо царству, тогда пропадешь». Согласно Хэшан-гуну, речь идет о «пути властвования», который «можно показать занимающимся государственными делами чиновникам». Су Чэ усматривает здесь намек на способность правителя, предстающего слабым и бездеятельным, обезопасить себя от «крепких и сильных». Еще более решительно в пользу такой трактовки высказываются Люй Хуэйцин и Дэцин (см. ниже), которые полагают, что здесь имеется в виду «мягкость и слабость». Цао Синьи возвращается к исходному «предметному» пониманию этого образа: он говорит о «предметах, которые ранят людей». Между тем нетрудно предположить, что ключ к пониманию последней фразы дают предыдущие строки: речь идет о знании, которое так же благотворно для царства и так же сокровенно, как благотворна для рыбы скрывающая ее пучина вод. Таково «опережающее прозрение», которое проявляется вовне именно как уступление. Западные переводчики, следуя позднейшим китайским комментаторам, почти единодушно понимают этот образ как «острое оружие», словно не замечая, что подобный перевод противоречит присутствующей в предыдущей строке апологии «мягкости».

8. В этой главе рифмуется ее заключительная часть, а именно: строки 9 – 10 и 11 – 12.

Названием главы стало ее ключевое выражение: «Опережающее прозрение». Оно, несомненно, соотносится с выражением «вечнопреемственность прозрения» в главе XXVII. Преемственность есть абсолютное событие как всеобщая со-бытийственность. Это значит, что истина доступна тому, кто умеет «переворачивать ситуацию» и видеть все «в другом свете». Вот и недеяние Лао-цзы не сводится ни к бездействию и пассивности, ни к некоему «естественному», соответствующему «течению событий» действию. Его неизбывная и неизъяснимая «утонченность» состоит в том, что в свете символического круговорота Пути всякое явленное действие предполагает действие противоположно направленное. Недеяние, или чистая действенность, имеет свою пространственную форму: таковой является двойная спираль, которая выступает также проекцией вращающейся сферы на плоскость. В пространстве двойной спирали в каждый момент времени по отношению к центру имеется два противоположно направленных движения. Подвижник Пути, говорил Чжуан-цзы, «идет двумя дорогами»: он одновременно «расширяется» и «сжимается», «удаляется» и «возвращается». В китайском искусстве каллиграфии или кулачного боя поворот писчей кисти или руки вправо предваряется внутренним движением влево, и наоборот, в китайской стратегии атака приуготовляется отходом и т. д. Это не технический прием, а следование некоему высшему закону мироздания, исключающее произвол и интеллектуальный анализ. Победа здесь достается тому, кто глубже проник в исток спиралевидной «оси Пути». Тот, кто прозрел сокровенные «семена» явлений, способен предвосхищать и упреждать события. Разыскание фокуса этой двуслойной сферы – непосильная задача для ratio. Но можно понять, что есть некая невидимая глубина опыта, где всякое движение предваряется абсолютным покоем. Такая не-двойственность одного и другого, неисчислимый, но неустранимый разрыв между ними заслуживает названия «тончайшего». Эта внутренняя глубина понимания, равнозначная бесконечной действенности и потому делающая возможным любой успех, не может быть объективирована и представлена на всеобщее обозрение. Стремление свести ее к предмету, представить равнозначно забвению Пути. По словам Дэцина, в этом загадочном пассаже «говорится о самопроизвольности силы вещей, которую люди не могут расследовать. Эта сила вещей, достигнув предела, переходит в противоположное. Люди не могут ее измерить, вот почему здесь говорится об “опережающем прозрении”… Мягкость и слабость – вот что приносит благо царству. Но государь не должен показывать их людям, ибо в таком случае он породит себе врагов и навлечет на себя презрение». Вывод: нельзя «небесную глубину» существования вывести на плоскость умозрения, нельзя символическое смешивать с действительным. Мудрый потому и мудр, что оберегает первое во втором.