1. В мавандуйских списках и в текстах на бамбуковых планках из Годяня, где сохранился данный фрагмент, в начале первой строки стоит слово «посему». Существует и очевидная тематическая преемственность между предыдущей и настоящей главами. Р. Хенрикс пролагает, что главы XVII, XVIII и XIX традиционного текста изначально составляли одну главу. «Человечность» и «долг» (или «справедливость») – два важнейших понятия конфуцианской нравственности, в древности нередко служившие для обозначения морали вообще. Кроме того, древние списки в середине каждой строки имеют дополнительное связующее слово «тогда». Слово «в упадке» (фэй) может быть понято и в том смысле, что Великий Путь был отвергнут людьми. Этот вариант выбирает, в частности, Р. Хенрикс. Наконец, следует иметь в виду, что весь пассаж может быть прочитан в прошедшем времени: «Когда Великий Путь пришел в упадок…» и т. д.

2. В «Дао дэ цзине» понятия «суемудрия» и «многознайства», культивируемые публичной жизнью, неоднократно противопоставляются внутренней «просветленности» истинно мудрого. Что же касается понятия «знания» самого по себе, то оно наделяется, скорее, двойственным смыслом: подлинное знание есть незнание.

3. В 3-й строке говорится буквально о «шести видах родственников», к каковым относились отец и сын, муж и жена, старший и младший братья. «Сыновняя почтительность» (сяо) – главный принцип отношения детей к родителям в конфуцианской этике, тогда как «любовь» определяла отношение родителей к детям. В мавандуйском тексте А говорится о «питании и любви».

4. В 4-й строке в мавандуйских и некоторых других древних списках упоминаются «добродетельные подданные», тогда как в тексте из Годяня говорится о «прямых», или «правильных подданных».

5. Мнения комментаторов по вопросу о ритмической композиции этой главы расходятся. Одни вообще отрицают наличие в ней рифм, другие считают, что рифмуются 1-я и 2-я строки, тогда как, по мнению Чжу Цяньчжи, рифмуются и две остальные.

Еще одна простая и колючая истина: любая попытка завести разговор о понятиях отрывает нас от действительности и порождает «великую ложь» – великую, надо полагать, потому, что ложь эта вездесуща и неизбежна. Этой лжи противостоит не менее великая правда – правда безграничной гармонии, которая коренится в «срединности» живого опыта. Такая правда, разумеется, не отрицает морали и даже не требует полагать, что моральные нормы – это только выдумка и преднамеренный обман. Как поясняет Хэшан-гун, «во времена Великого Пути в семьях были почтительные сыновья, в государстве были преданность и доверие, но человечность и долг не были явлены». Согласно Лао-цзы, ирония «достижений цивилизации» состоит в том, что проповедь добра и рассуждения о духовности точно указывают, чего лишилось общество (но всегда несет в себе великий и вечный поток жизни). Хэшан-гун закономерно дает этой главе заголовок «Падение нравов». Вот замечания двух средневековых комментаторов о «великой лжи» всякой идеологии.

Ван Цзефу: «Путь скрывается в бесформенном, имена же рождаются в том, что имеет недостаток. Поскольку Путь скрывается в бесформенном, не существует различия между большим и малым. Поскольку имена рождаются в том, что имеет недостаток, появляются человечность и справедливость».

Люй Хуэйцин: «Нет большего воровства, чем когда совершенство становится предметом знания. Когда есть осознание предмета, появляется и внешний взгляд, внутреннее же узрение погибает. Тогда возникают суемудрие и многознайство, и человек покоряется великой лжи».