Отец Сергий Мечёв родился в Москве 17 сентября 1892 года в семье священника отца Алексея Мечёва, настоятеля храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке.

По окончании гимназии он поступил на медицинский факультет Московского университета. В 1914 году во время войны он стал братом милосердия и на фронте познакомился с сестрой милосердия — Евфросинией Николаевной Шафоростовой, будущей женой.

Одновременно с учебой в университете Сергей Алексеевич принимал участие в работе студенческого богословского кружка имени святителя Иоанна Златоустого, организованного наместником Чудова монастыря епископом Арсением (Жадановским). На заседаниях кружка читались и обсуждались доклады на различные темы богословского характера.

В 1917 году была создана комиссия по сношению с гражданской властью Русской Православной Церкви. В число членов Комиссии вошел и Сергей Алексеевич. В этот период ему пришлось часто бывать у Святейшего Патриарха Тихона, который очень его полюбил. В 1919 году, по окончании историко-филологического отделения Московского университета, он был рукоположен во диакона, а затем во иерея. Рукополагал его в апреле 1919 года в Даниловском монастыре священномученик архиепископ Феодор (Поздеевский).

Решение принять священство было связано у Сергея Алексеевича с поездкой в Оптину пустынь и беседой со старцем отцом Анатолием. Время, когда отец Сергий стал священником, было самое трудное. Гражданская война, разруха. В Москве было голодно, холодно, свирепствовали эпидемии тифа, гриппа, которые многих унесли в могилу. Но сама тяжесть условий жизни пробуждала в страдающих людях религиозное чувство, заставляла искать помощи у Бога, к Которому до того были равнодушны.

Батюшку отца Алексея и сына его, молодого священника, отца Сергия Мечёва связывала большая и нежная любовь, но, несмотря на это, отец Сергий первое время своего священства не вполне понимал отца.

Батюшка по своей горячей любви к ближнему, видя душу приходящего к нему человека, очень часто становился выше строгих дисциплинарных требований устава: исповедовал во время литургии, часто причащал. «Ну, как я откажу в исповеди, — говорил он, — может быть, она — последняя надежда человека, может быть, оттолкнув его, я причиню гибель, вред его душе. Христос никого не отталкивал от Себя. Вы говорите: “Закон”. Но там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона!»

Как сам отец Сергий рассказывал, ему очень хотелось хоть раз отслужить самому без батюшки и все сделать по-своему, как ему казалось правильным, но долго не представлялось к этому случая. Наконец такой момент настал: батюшке нездоровилось, и отцу Сергию пришлось служить одному. «Ну, думаю, — рассказывал он, — теперь-то я не допущу никаких непорядков». На исповедь приходит девушка. «Вы исповедаться?» — «Да». — «А на вечерне были?» — «Нет, батюшка, у меня работа вечерняя». — Что же делать? Пришлось ее допустить до исповеди и причастия. Следующая была старушка. «Ты на вечерне была?» — «Нет, батюшка, не могла». «Как же не могла? Ведь ты не работаешь, всегда дома. Не могу я тебя исповедовать!» — «Батюшка, я едва выбралась. Ведь мне приходится с детьми сидеть, и так меня еле отпустили». Пришлось и ее исповедать. Только она отошла, вдруг какой-то незнакомый мужчина без спросу летит прямо в алтарь. Тут уж я не стерпел: досталось этому мужчине. А он и из храма ушел. Только ушел, а следом бежит ко мне женщина: «Отец Сергий! Не приходил ли сейчас муж мой? Его батюшка хотел видеть. Я его едва уговорила!» Этого-то человека, которого привести к батюшке стоило многих хлопот, а отцу Алексею, может быть, многих молитв, я, можно сказать, прогнал. Долго потом его нельзя было уговорить прийти к батюшке».

Это был первый урок, показавший отцу Сергию, как прав был батюшка со своими «непорядками», и какую беду наделал бы отец Сергий своим «уставом».

Служил отец Сергий рядом с отцом в храме на Маросейке. Этот приход называли «мирским монастырем», — имея в виду не монастырские стены, а паству — семью, связанную узами любви и единым духовным руководством. Послушание духовному отцу, очищение совести покаянием («сущность исповеди есть самопосрамление, исповедь есть страдание кающегося и сострадание ему священника», — говорил отец Сергий), частое причащение, ежедневные уставные службы (обедни на Маросейке начинались в 6 утра, и прихожане могли попасть на работу вовремя) — все это создавало условия для подлинной духовной жизни. «Христианство — не учение, а жизнь», — часто повторял отец Сергий.

После кончины своего отца батюшки Алексия 27 мая 1923 года отец Сергий принял на свое пастырское попечение «покаяннобогослужебную семью», как он называл свой приход, и окормлял его до самой своей мученической кончины. «Вы мой путь ко Христу, как же пойду без вас», — писал он в 1930 году своим духовным чадам.

Отец Сергий отдавал своей пастве все свои силы, и духовные, и физические, а его зачастую не понимали, роптали. Бремя батюшкиного наследства иногда становилось для него неудобоносимым. Но все же он решил остаться, ведь батюшка вымолил, чтобы он стал священником и принял после него паству. И Господь за молитвы батюшки и за труд отца Сергия и многих его духовных детей «со искушением сотворил и избытие».

К отцу Сергию людей привлекала его личность, пламенность его веры, его любовь к Церкви, его глубокие по содержанию и действенные проповеди. У отца Сергия было много неоценимых качеств для того, чтобы быть руководителем, и первое из них — требовательная и чуткая, неподкупная совесть, необыкновенная искренность и отсутствие всяких поз, глубокий ум и сердце, чуткое ко всему прекрасному, ревность и знание святоотеческого учения о духовном пути, желание идти путем добрым, унаследованная от отца способность хорошо разбираться не только в духовных, но и в житейских ситуациях, и, наконец, доброта и отзывчивость к страданию других. Отец Сергий не терпел никакой неискренности, фальши и этого же требовал от детей своих, прививая им это всем своим существом, словом и примером. Несмотря на свою строгость, когда дело касалось какого-либо действительного горя или болезни духовного чада, отец Сергий был само сочувствие, старался все устроить, все сделать, найти врача и лекарства, даже материально помочь, когда это было возможно.

Особенно характерным для руководства отца Сергия было постоянно повторяющееся им учение об индивидуальной мере духовных трудов для каждого человека, в соответствии с его физическими и душевными силами, в соответствии с его духовными силами и возрастом.

Богослужение отца Сергия отличалось от богослужений батюшки Алексея: в нем не было той растворенности в любви, того покаянного плача, но все же оно было прекрасно: в нем была строгость, стройность, сосредоточенность.

Предвидя мученический подвиг отца Сергия, старец Нектарий Оптинский как-то так сказал своей духовной дочери о нем: «Ты знала отца Алексея? Его знала вся Москва, а отца Сергия пока знает только пол-Москвы. Но он будет больше отца».

Особое место в жизни Маросейки занимали проповеди отца Сергия. В двадцатые годы в Москве можно было слышать многих известных проповедников. Но проповеди отца Сергия носили совершенно особый характер. Слушая их, нельзя было оставаться только слушателем. Возникало непреодолимое желание испробовать на себе, на своем опыте все то, о чем он говорил. По условиям времени и в согласии со своей совестью отец Сергий оказался не только настоятелем храма и руководителем многих духовных детей, но и церковным деятелем. В одном письме 1932 года он вспоминал о тех моментах, когда ему пришлось бороться за Церковь и противостать многим.

Первый — обновленчество. Еще в предреволюционные годы среди интеллигенции и некоторых церковных деятелей существовало мнение, что Церковь если не умерла, то находится в параличе. И что надо принять какие-то решительные меры к ее оживлению, что надо вернуться к первохристианскому строю жизни и богослужения, отметать позже установленные Церковью правила, согласовав новые с требованиями современной науки, культуры и вообще современной жизни. Многие искренне заблуждались, не понимая настоящей духовной жизни.

В смутное для Церкви время первых послереволюционных годов нашлись недобросовестные люди, которые использовали лозунги «обновления» в своих корыстных целях: воспользовавшись трениями, которые возникли между Патриархом Тихоном и властями, они обманом захватили власть в Церкви в тот момент, когда Патриарха арестовали по Делу об изъятии церковных ценностей, и организовали свое Высшее церковное управление, стараясь подчинить ему всю Русскую Церковь. Многие епископы восстали против этого, но они были разъединены, многие из них были арестованы. Приходское духовенство, привыкшее до революции к беспрекословному повиновению власть предержащим, хотя в большинстве своем не принадлежало к числу идеологов Живой Церкви, все же не сумело разобраться в создавшейся ситуации и подчинилось Высшему церковному управлению, прекратив поминовение заключенного Патриарха. В Москве лишь единичные приходы сохранили верность Патриарху. В числе их были Данилов монастырь и Маросейка. Отец Алексей и отец Сергий Мечёвы всей душой чувствовали, что Церковь есть Тело Христово и источник освящения всего мира. Она со всеми Своими Таинствами и богослужением свята во веки. Они знали, что надо не «обновлять» Церковь, а идти к Ней и учиться у Нее, пользоваться Ее Таинствами для своей духовной жизни, становиться Ее членами через покаяние и Святое Причащение для «обновления в себе образа Святого Божия». Сама же Церковь в существе Своем свята и непорочна и не нуждается в искусственном оживлении или обновлении.

Простой народ не принял обновленчества, захваченные живоцерковниками храмы не посещались.

29 октября 1929 года отец Сергий вместе с двумя священниками и несколькими братьями Маросейского храма был арестован. После ареста он был сослан на север, в маленький захолустный городок Кадников. Из Кадникова он продолжал, как и раньше, заботиться о храме и о своих духовных детях и по-прежнему оставался отцом и настоятелем, пока в 1932 году не были арестованы священники и храм не был закрыт. Отец Сергий очень страдал душой за своих духовных детей, оставшихся без храма.

8 марта 1933 года последовал повторный арест и 5 лет лагерей. В колонии отец Сергий сильно голодал. Там было много уголовников, которые постоянно его обкрадывали. Приезжавшие навестить его рассказывали, что отец Сергий от болезни и голода так исхудал, что было страшно на него смотреть. Раньше он был вспыльчивый, а тут — очень мягкий, ласковый, добрый — ни одного упрека, ни малейшего раздражения в нем, несмотря на всю его измученность.

В 1937 году отец Сергий освободился из лагеря. Семья его в это время жила под Москвой. Он стал работать врачом в одной из поликлиник Калинина. Хотя отец Сергий в это время никак не проявлял себя перед внешними и перед церковными властями, он остался при прежних своих убеждениях и искал общения с каким-либо единомысленным епископом. Таких было немало, но все они были или в далеких ссылках, или в лагерях. У своего духовного сына отец Сергий встретился с одним епископом, который высказывался о церковных делах в духе, созвучном отцу Сергию. Отец Сергий доверился ему, раскрыл перед ним свою душу и положение своей общины, о которой так болело его сердце. Этот шаг оказался роковым. Вскоре, попав в беду, человек тот, желая выпутаться сам, предал отца Сергия, рассказав на суде то, что было ему открыто на духу как епископу.

Как только отец Сергий узнал о том, что он предан и что его неминуемо должны арестовать, он уехал с того места, где жил, и около года скитался. Ему советовали скрыться в Среднюю Азию, но это значило оторваться, оставить духовных детей — он не мог этого сделать. Еще более, чем за себя, страдал он душою за своих духовных детей. Вся молитва отца Сергия сосредоточилась на том, чтобы пострадать ему одному, чтобы никто не пострадал из-за него. Летом 1941 года отец Сергий скрытно жил в деревне близ Тутаева, где он каждый день служил литургию. Из-за начала войны всеобщая подозрительность увеличилась, местные жители приняли скрывавшихся за «немецких шпионов» и выдали НКВД. 7 июля отец Сергий был арестован и помещен в Ярославскую тюрьму НКВД. Но в тюрьме выяснилось, кто он на самом деле.

После четырех месяцев допросов и пыток в стенах Ярославского НКВД отец Сергий Мечёв был расстрелян в тюрьме.

Молитва его сердца исполнилась — никто за него не пострадал. Даже арестованную вместе с ним девушку освободили. Отец Сергий умер в день праздника иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», а арестован он был в день праздника Иоанна Крестителя. Невольно вспоминается сон его покойной жены, матушки Евфросинии Николаевны, в котором она видела, как они с отцом Сергием прикладывались к иконам Предтечи и «Скорбящей» Божией Матери.