Вражьи голоса
Когда в семьях начали появляться недорогие радиоприемники «Рекорд», «Балтика» и другие, население стало слушать запрещенные «вражеские голоса». В школе учителя стали объяснять, что иностранные радиостанции так клевещут на нашу страну, что «уши вянут». Они говорят о том, что у нас за колючей проволокой сидят миллионы политзаключенных, а многие сотни тысяч расстреливают, чего не может быть никогда. Такие песни, как пели некогда блатные:
Я говорю, как говорил мене один,
Кто в ДОПРе не был — тот не честный гражданин!
— давно не соответствуют нашей социалистической действительности. К тому же этого никогда не было. Американский негритянский певец Поль Робсон пел по радио из Москвы, что
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
Какие еще доказательства нужны? И жалко нам было американских детей, которым было еще хуже, чем нам. Так нам объясняли «капиталистический рай» наши нищие учителя.
Моя сестра Дина пошла работать учетчицей на стройку. Вечером училась в школе, куда ходить в самодельных валенках ей стало неудобно. С первой получки она по блату купила туфли за триста рублей. Мама не могла успокоиться — за такие деньги туфли?!
Она ходила на работу в спецодежде и резиновых сапогах, которые ей выделили для работы в мокром цеху…
Дина иногда рассказывала маме о своей работе. Мужского населения в Одессе было мало. Наши строители еще воевали или находились в «местах не столь отдаленных».
На стройки присылали пленных специалистов. Немцы работали хорошо, но медленно. При норме изготовления за смену трех дверей они делали только одну. После всех видов вычетов на продукты питания им оставалось меньше, чем было при голодоморе. Так их и кормили.
Наши плотники уговаривали их делать такие двери, какие нужны строителям, но немцы не могли поступиться качеством, тощали и умирали.
Конечно, и немцы наших пленных ранее не берегли, и понимали, что «за что боролись — на то и напоролись».
Зарплата у наших мам была ненамного выше, и после «добровольной» подписки на заем развития народного хозяйства, оплаты жилья, электроэнергии, покупки нам тетрадей и учебников мало что оставалось.
В школе учителя нам разъясняли, что наши родители оплачивают самые дешевые в мире коммунальные услуги, но не уточняли, из какой зарплаты… Песни и поговорки — шутки, ставшие хохмами без привязки ко времени, зародились тогда: «Україна — рідна мати, не вкрадеш — не будеш мати…»
Каждый одессит искал свой «кусок хлеба», молча ел его «под одеялом», и если бы засмеялся на эту тему, то в тот же час и подавился бы.
А мы голодными глазами смотрели на своих мам, побывавших «на территории, занятой врагом», а те, сами не всегда сытые, отвечали нам взглядами загнанных лошадей.
После освобождения города американские суда «Либерти» привозили в порт военные грузы, продовольствие, одежду и еду голодающим детям и их родителям. Помощь исчезала в неизвестном направлении.
Моряки американских судов прогуливались по городу, как туристы. По улицам ходили хорошо одетые чернокожие матросы с фотоаппаратами. Они явно выискивали таких голодных оборванцев, как мы, и выманивали в места, где панорама казалась им подходящей. Мы не строили из себя октябрят, когда они настраивали объективы и бросали нам пару пластинок жвачки. Мы выхватывали, кто что успевал. Негры с веселыми лицами нас фотографировали — детей победителей в пыли на фоне развалок города.
Эти снимки, возможно, попадали в американскую печать, и я тоже, думаю, прославил Одессу своим изображением.
