Чекисты Воропаев и Валентина
Многих наших сверстников в то время постигла участь стать калеками вследствие шалостей с применением оружия и боеприпасов, находить которые было нетрудно.
Выяснения отношений происходили почти каждый день, и если при этом не хватало обычных оплеух, то вызывали «стукаться». Процедура была такова: весь класс выстраивался в круг на ближайшей развалке, в его центре выясняющие отношения выступали в роли боксеров и дрались до первой крови или слез, а после этого становились друзьями-товарищами.
Никогда не били одного вдвоем или втроем, как стало модно в шестидесятые-семидесятые. У взрослых проблемы были посерьезнее. «Черные вороны» ездили по ночам постоянно. Разговоры о них шли шепотом, хотя большого секрета власти из этого не делали.
Стукачей еще было мало. При румынах и немцах такая профессия среди одесситов перестала быть модной, ее почти забыли. Нужно было срочно восстанавливать советскую власть, довоенное могущество ЧК.
К нам в комнату подселили молодую женщину по имени Валентина, которая служила в МГБ в звании лейтенанта. Во сне она истерически кричала (было слышно через перегородки и двери), а иногда, оставаясь наедине с моей сестрой, рассказывала, что ей приходится стенографировать допросы. Во время дачи показаний подозреваемым ломали пальцы дверями и применяли другие виды пыток.
За такое служебное нарушение Валентина сама могла сильно пострадать, но потребность излить душу была сильнее.
Иногда она брала меня с собой, когда шла получать паек в столовой МГБ, находившейся возле центрального входа в парк Шевченко, там, где теперь Дворец Студентов. Очередей там не было. Валентине отвешивали печенье, конфеты, тонко нарезанный темный хлеб, и она выдавала мне одну конфетку и пару печений. Было понятно, что за «черную работу» ей причиталось не очень много с барского стола. Хотя тогда это было не так уж и мало.
Над нами, в комнатах Берты, проживал сотрудник МГБ довольно высокого ранга. По выходным его отвозили на охоту на «виллисе» и привозили назад с битыми зайцами и утками. Фамилия его была Воропаев. Он частенько позволял себе «расслабиться», и в таком состоянии бывал очень веселым и добродушным.
В этой семье росла дочь Люда, моих лет. Как-то, когда ее родители были на работе, она пригласила меня в гости. Ей захотелось показать себя хозяйкой и вела она себя соответственно. Семья занимала две комнаты, обставленные не шикарно, даже скромно.
На стене большой комнаты висело двуствольное ружье, видимо хорошее. Люда, подражая папе, открыла шкаф, в котором хранилось охотничье снаряжение: патроны, порох, гильзы, капсюли. Там же были высокие резиновые сапоги и телогрейки. Видимо, ее отец любил всем этим охотничьим снаряжением хвастаться перед гостями, и она тоже не удержалась.
Люда, как и ее отец, предложила гостю взять что-нибудь. Я выбрал коробку капсюлей, их было много.
Что с ними делать, я знал. Мы уже не раз клали на трамвайные рельсы пистолетные патроны. Проделали с капсюлями ту же операцию, разложив их через метр-полтора, за 30–40 шагов перед остановкой. Когда трамвай наезжал на капсюли, раздавалась довольно громкая стрельба и водители, не понимая ее причины, останавливали трамвай. Нам это очень нравилось.
