Глава 9
2 августа 1943 г.
Киль. Германия
— Черт, что они за машины делают? — в который раз выругался морской офицер в чине капитан-лейтенанта, сидящий за рулем. Коробка передач с диким скрежетом протестовала каждый раз, когда он пытался изменить скорость.
Карл о нем почти ничего не знал, кроме того, что звали его Пауль Шлибен и что он возвращался из отпуска на службу в Шербур, где сейчас в доке стоял его эсминец.
— Не огорчайся, старина, воюют они еще хуже, чем машины делают. Так что благодари господа, что тебе в трофей достался их автомобиль, а не подчиненные из какой-нибудь там Флоренции или Венеции.
А это отозвался его второй попутчик — Гюнтер Кляйн. Прошу любить и жаловать. Впрочем, любить его было довольно трудно, можно было только жаловать. И дело даже не в том, что из-за изуродованного осколками лица на него страшно было смотреть, а скорее, из-за характера, который был столь необуздан и резок, что лицо становилось лишь неотъемлемым дополнением «приятного образа». Именно ему-то Карл и обязан был тем, что возвращался в полк на машине, а не в переполненном железнодорожном эшелоне.
Когда-то в далеком прошлом, когда Гюнтер учился в школе, они с Паулем были друзьями. Сейчас, смотря на него, трудно было поверить, что он когда-то посещал это заведение, но, тем не менее, это было именно так. Вчера они совершенно случайно встретились и, к своему изумлению, узнали, что теперь оба будут служить в одном городе.
Вообще-то Гюнтер был на редкость удивительной личностью. Карлу до сих пор было непонятно, как они вместе могли сойтись. Ведь в быту тот был просто невыносим, а когда выпивал и вовсе терял над собой контроль, становясь невменяемым. К тому же до недавнего времени он воевал с партизанами в лесах Белоруссии, а что там творилось сейчас, Карл знал как никто другой. Но, по воле судьбы, в палате, кроме них двоих, жили еще два румына, которых Гюнтер вообще за людей не считал, и напыщенный венгерский полковник, мнение о котором у него было ничуть не лучше, чем о первых двух «сожителях». Исходя из всего перечисленного, можно было сделать вывод, что «дружить» ему, как говорится, было не с кем. Поэтому за две с половиной недели общения в Карле он нашел неплохого собеседника, а главное, слушателя того, что пережил за последние три года войны.
— А у тебя-то они были?
— Кто? А ты об этом. Нет, бог миловал, но под Москвой они так драпали, что обгоняли наши танки на марше.
— Ну, вы там тоже вроде как не наступали, — широко улыбаясь, произнес Пауль, — теперь понятно, почему мы от Иванов бежим по всем фронтам. Оказывается, проблема в этом.
Судя по дернувшимся желвакам и блеснувшим глазам, фраза Пауля была предпоследней каплей в наперстке терпения Гюнтера, но тот сдержался и, отвернувшись в сторону, стал разглядывать панораму местности, пробегающей за окном.
Закончились пригородные постройки Киля, и машина выехала на шоссе, проходящее по скалистому берегу Балтийского моря. Взгляду открылся необъятный морской горизонт, и в машину ворвался дурманящий запах моря, который, быстро освежив мысли, заставил по-иному взглянуть на этот чудесный, как оказалось, мир.
В нескольких морских милях от берега шла небольшая эскадра, возглавляемая тяжелым крейсером или линкором. По обоим траверзам лидера следовало четыре эсминца, словно борзые, мотавшиеся из стороны в сторону в поисках притаившейся где-то на дне вражеской субмарины. Выполняя очередной противолодочный маневр, корабли все разом повернули на север, оставляя позади широкие полосы бурлящего моря.
— Что это за корыто гребет? — указывая в их сторону, спросил Гюнтер.
— Где? — обернулся Пауль.
— Да вон, — указал тот еще раз.
— Э-э-э, по видимому панцерник «Лютцов» или «Шарнхорст» — карманный линкор.
— А почему карманный? — как всегда некстати, подал свой голос Карл.
— Спроси у «адмирала», — кивнул Гюнтер в сторону Пауля. — Он тебе расскажет. — Судя по довольной улыбке, он был отмщен.
— Ты это серьезно? — вопросительно уставился на Карла тот через зеркало заднего вида. — Об этом знают даже дети.
— Не обращай внимания, Пауль, он и не такое не помнит.
— Неужели такое возможно?
* * *
— Карл, ты дочитал статью? — обернувшись, спросил Гюнтер.
Его изуродованное шрамами лицо расплылось в добродушной улыбке, если можно было так назвать этот звериный оскал. Карл молча протянул давно прочитанный и все это время лежавший в стороне журнал, с обложки которого загадочно смотрел завораживающе— гипнотический образ Зары Лиандер.
— А второй?
— Я еще читаю.
— Читатель, скоро твоя очередь вести машину. Я уже пятый час за рулем сижу.
— Хорошо, если ты устал, давай поменяемся, — без явного энтузиазма отозвался Карл. — Останови где-нибудь.
— Через пару километров будет переправа, там и поменяемся. А то, если нас обгонит колонна, придется всю дорогу за ними пыль глотать.
— Если Карл не хочет, то машину могу повести я, — опять вклинился в разговор Гюнтер, которому поездка в виде праздного наблюдателя явно наскучила.
— Ну уж нет. Тогда лучше я до самой Нормандии рулить буду. Сиди, вон, на своем месте впередсмотрящего и не дергайся. А то с твоим циклопьим зрением нам дорога как раз до ближайшей канавы.
— Дать бы тебе промеж глаз, самотоп несчастный, — без всякой обиды парировал Гюнтер. — Да руки заняты, — он не обманывал. У него действительно руки были «слегка не свободны», да и не только руки. На его коленях лежал весь периодический запас печати, который он прихватил из палаты для того, чтобы в дороге не было скучно, и по большей части, чтобы насолить румынским «братьям по оружию».
Пауль ударил по тормозам. Машину резко повело, и они чудом «не въехали» во впереди едущий автобус, который, в свою очередь, совершил примерно такой же маневр.
— Ну что там еще стряслось? — раздался раздраженный голос Гюнтера. Из-за резкого торможения вся просмотренная и аккуратно уложенная макулатура обрушилась на него с приборной доски, рассыпавшись по всему салону.
— Свежие новости? — съехидничал Пауль, глядя, как Гюнтер пытается свободной рукой собрать их с пола.
— Иди к черту, Пауль. Ты как раньше был гамнюком, так им и остался. Нет, чтоб помочь, так еще издеваешься.
Гюнтер и вправду нуждался в помощи. Из-за его неуклюжести газеты с колен полетели на пол и под диван сидения, куда с его «грацией» было явно не пролезть.
— Ладно, ладно, не дергайся, — сжалился Пауль, принявшись помогать Гюнтеру в его нелегком деле. — Зачем ты только эту дрянь читаешь? И так ничего почти не видишь, так еще больше зрение себе портишь.
— А кто тебе сказал, что я там что-то читаю? Может быть, я просто картинки смотрю.
— Ты это серьезно?
Собственное упрямство завело Гюнтера в тупик, поставив в дурацкое положение.
— Я стараюсь уяснить суть, не прочитывая всего текста.
— То есть ты читаешь только начало и конец?
— Нет, ну почему же…
— «Опять началось», — подумал Карл. За сегодняшний день его порядком утомили эти постоянные склоки из-за ничего. Эти двое уже явно переобщались друг с другом, хотя до вчерашнего дня не виделись целых три года.
— Я пойду, подышу свежим воздухом, — обратился он к двум спорщикам, но те были так увлечены «беседой», что никак не отреагировали на его реплику.
Выйдя из машины, Карл направился в сторону лесополосы, откуда открылась идеальная панорама окружающей местности. Начиная от их машины, выстроилась здоровенная пробка, плотно закупорившая всю дорогу до самой понтонной переправы. Даже с такого расстояния было видно, что в ней не хватало одной секции, которую отнесло ниже по течению, и теперь группа саперов с помощью ремонтного тягача и катера пыталась вернуть ее на место. Такие же группы, но гораздо меньшей численности, работали еще в нескольких местах, засыпая воронки и убирая поваленные телеграфные столбы с дороги.
По-видимому, еще совсем недавно тут поработала стратегическая авиация союзников. Впрочем, другая здесь и не летала.
— «Надо же, ткнули пальцем в небо, и попали. Хотя в этом случае, наверное, наоборот — пальцем в землю. Сбрасывали-то бомбы километров с 7—9-ти, а оттуда и переправы-то толком не видно».
Взгляд Карла остановился на ближайшей группе солдат, вытаскивающих из огромной воронки телеграфный столб и от того, что он там увидел, защемило в груди. Несомненно, эти люди с каменными лица и в шинелях, несмотря на августовскую жару, и были теми, кто, как ему казалось, могли понять и помочь в этом чужом и до конца непонятом мире. Сомнений быть не могло, это — советские военнопленные.
Не веря происходящему, Карл сперва замер, не в силах пошевелиться, а затем, резко сорвавшись с места, помчался прямо на них, будто стеклянная стена, стоявшая между ними, рухнула. Когда же он остановился у края воронки, пленные как по команде прекратили работать и стали с настороженностью озираться в его сторону. Только сейчас, увидев в глазах непонимание и тревогу, он осознал всю горечь сложившейся ситуации, где, в первую очередь, не ему нужна была та самая помощь, а вот этим вот измученным людям, которых он считал решением всех своих проблем.
Потянувшись в карман кителя, Карл вытащил дрожащими пальцами мятую пачку «НВ» и попытался прикурить. В этот момент, встретившись взглядом со стоящим неподалеку молодым пареньком, он, словно вспомнив о правилах хорошего тона, жестом предложил ему сигареты. Но вместо того, чтобы принять предложение, тот, словно ошпаренный, резко шарахнулся в сторону. Казалось, сейчас он готов ожидать был чего угодно: окрика, пинка или же выстрела, но вовсе не этого. Не меньше были удивлены и его товарищи, которые, находясь все там же, на дне воронки, лишь изредка, исподлобья изучали своего слегка странноватого добродетеля.
— Берите, — произнес Карл, протягивая сигареты. Но никто не решался подойти, пока молодой паренек первым не подал пример остальным.
— Оставьте пачку себе, — произнес он, когда сигареты брал последний из пленных.
Повторять второй раз не пришлось. Пачка быстро исчезла в нагрудном кармане гимнастерки красноармейца, и на его лице появилось подобие улыбки.
Карл попытался вспомнить хоть слово по-русски, но почему-то кроме дурацкого «ура» ничего в голову не приходило. Даже то, что ему уже так редко снилось и что он так усиленно пытался сохранить в памяти о прежней жизни, сейчас как будто кем-то нарочно было вытерто. А эти непонимающие взгляды, за которыми скрывались презрение и ненависть, еще дальше отдаляли его от них.
Справа послышался приближающийся топот и характерное металлическое лязганье. Обернувшись на звук, Карл увидел две фигуры солдат в форме ваффен «SS», которые с карабинами наперевес приближались к нему. Пленные при виде конвоиров быстро принялись за недавно оставленную работу, стараясь не обращать внимания на растерянного Карла, который стоял все там же у края воронки и смотрел на надвигающуюся угрозу каким-то совершенно отрешенным взглядом.
— Что здесь происходит? — прокричал один из солдат, на ходу пристегивая штык к карабину.
Второй, даже не останавливаясь, ударил прикладом молодого пленного точно промеж лопаток, после чего послышался хруст костей, и тот кубарем покатился на дно воронки. Коснувшись земли и изогнувшись в параболу, он стал корчиться от нестерпимой боли, а подоспевшие товарищи, как ни старались, были бессильны чем-либо помочь.
— Что вы здесь делаете? — выкрикнул второй конвоир.
Штык на его карабине застыл прямо напротив солнечного сплетения Карла, обдавая вероятную точку соприкосновения знакомым леденящим пламенем.
— Уберите руку от кобуры и отойдите в сторону, — властно приказал все тот же обер-ефрейтор.
Карл послушно убрал непонятно как очутившуюся руку с кобуры и отошел в сторону.
— Шубер, — обратился он к своему напарнику, — а ну дуй за лейтенантом, а я пока эту пташку покараулю.
Ожидая свое начальство, оберефрейтор принялся нервно изучать внешность Карла, рассматривая то черты лица, то знаки различия на униформе.
— Может быть, вы опустите свое оружие, ефрейтор, я ведь не пленный.
Ефрейтор моментально отреагировал, переведя дуло карабина с груди на голову.
— Не разговаривать, сейчас придет наш лейтенант и с вами разберется.
— Главное, чтобы к его приходу было еще с кем разбираться, — Карлу показалось, что ефрейтор совершенно не слышит его слов, с упорством «ворошиловского стрелка» продолжая метить промеж глаз.
Тем временем, со стороны дороги стала приближаться еще одна группа солдат во главе с тем самым лейтенантом, о котором упоминал ефрейтор. Карл еще раз посмотрел на пленных. Сейчас они выглядели совершенно по-другому. В глазах была только затравленость и отрешенность.
— «Хотел как лучше, а получилось как всегда. Еще неизвестно, чем обернется мое проявление гуманности», — Карл снова посмотрел на того, кому от его «доброты» досталось больше всех.
— Ваши документы?
Перед Карлом стоял молодой белобрысый офицер лет двадцати.
— Вот, — протянул он кипу проездных документов.
— Куда вы направляетесь?
— В Сен-Ло. Это в Нормандии.
— Я знаю, где находится Сен-Ло, — не отрываясь от документов, обрезал лейтенант.
— Откуда следуете?
— Там же все написано, из госпиталя. Как его там 97/…? «Бриз». Да, санаторий «Бриз».
— Кто еще может подтвердить вашу личность? Сопровождающий или еще кто-либо?
— А разве документов недостаточно?
— Нет, недостаточно, вы нарушили устав, причем очень серьезно, так что вам придется проехать со мной в комендатуру. Пусть «SD» дальше ломает голову над тем, кто вы такой.
— Но постойте, лейтенант, я ведь не сделал ничего дурного. Я просто угостил их сигаретами.
— Вам не хуже моего должно быть известно, что всякие контакты с военнопленными запрещены. А в особенности с этими, — пренебрежительным взглядом указал он в сторону воронки.
— Так что вам придется проехать со мной до выяснения личности. Ротеннфюрер, отведите его к машине. Да, и оружие сдайте, пожалуйста.
— Мне так кажется, что все это лишнее, — раздался откуда-то сзади громогласный голос Гюнтера.
Уже через мгновение перед лейтенантом выросла двухметровая глыбина, и от неожиданности тот даже опешил. По-видимому, он совсем не ожидал, что дело примет такой оборот и его оппонентом вместо заблудшего, блеющего ягненка будет настоящий, матерый волчище, который при случае и сам не прочь им закусить. Ведь, судя по шеврону на рукаве, тот был не кем-нибудь, а ветераном дивизии «SS» «Мертвая Голова», причем бывалым. Особенно это подчеркивали шрамы и наградные планки, количество которых было больше, чем всех наград в его взводе, считавшемся боевым после полугодового пребывания в Сараево.
— Штурмбанфюрер «SS» Клейн, — кратко представился Гюнтер, даже не думая при этом подтверждать свои слова удостоверением личности.
Лейтенант, никак не отреагировав на приветствие Гюнтера, продолжал, как завороженный, пялиться в одну точку на кирпично— пепельных бороздах шрамов, которыми небрежно, глубоко была перепахана левая щека и часть крупного, выдающегося вперед подбородка штурбанфюрера.
— Если в том приюте, в котором вы воспитывались, Вас не научили правилам хорошего тона, то это должна была сделать армия. И мне не понятно, как вы с таким багажом «достоинств» вообще попали в «SS».
— Прошу прощения, господин штурмбанфюрер.
— Прощение будете просить у своей фройляйн. А передо мной, — Гюнтер сделал небольшую паузу, — надо сперва представиться.
— Унтерштурмфюрер ваффен «SS» Радель. Командир 3-го взвода, 2-й роты особого батальона части 56/3475.
— И чем же вы такие особенные, что за часть?
— Фильтрационный лагерь для пленных.
— Понятно, значит тюремщики.
— Но…
— Никаких «но». По какому праву вы решили задержать оберлейтенанта, — грубо прервал его Гюнтер, — у вас, что, есть на это полномочия? Насколько я знаю устав войск «SS», в ваши обязанности вменяются немного другие функции. — Гюнтер бросил взгляд на стоящих в воронке пленных.
— Господин штурмбанфюрер, этот оберлейтенант, в нарушение инструкции, разговаривал с Иванами. И даже больше скажу, что-то им передал. Мне показалось это подозрительным.
— Подозрительным? А о чем он вообще с ними мог говорить? Где были конвоиры? Я не для того по белорусским болотах их вылавливал, — Гюнтер еще раз покосился на пленных, — чтобы ваши олухи здесь прохлаждались на свежем воздухе, вместо того, чтобы службу нести.
— Виноват, они будут на…
— Это не вы виноваты, Радель, а ваши родители за то, что вы появились на свет. Если бы вы попались мне там, в Белоруссии… — находясь на пике гнева, Гюнтер резко замолчал, отсчитывая про себя до десяти, чтобы хоть как-то остудить пыл. — Где его документы?
— Вот, — лейтенант нервно полез в карман кителя, пытаясь их поскорее достать, но что-то там застряло, из-за чего произошла небольшая заминка.
— Энергичней, лейтенант, энергичней, — презрительно подгонял Гюнтер, специально называя того лейтенантом на обычный манер. Давая тем самым понять, что в «SS» ему не место.
Документы, наконец, попали в руки Гюнтера, а после того, как лейтенант увидел их благополучное возвращение к законному владельцу, предпринял последнюю попытку сохранить лицо.
— Но, господин штурмбанфюрер, этот офицер нарушил устав, и я должен его задержать до выяснения личности.
— Этот офицер, в отличие от вас лейтенант, воевал. Причем не где-нибудь, а на Востоке. С ними. — Гюнтер ткнул пальцем в воронку. — И в бою был ранен. В результате у него развилась амнезия или что-то вроде того. В общем, у него не все дома. Иногда он такое выкидывает, что удивляет даже меня. А я повидал многое, можете мне поверить.
— Но, господин штурмбанфюрер, это не снимает с него ответственности.
— Да, лейтенант, трудно с вами говорить. Хорошо, если хотите все по уставу, то я это устрою, и вам уж точно недолго придется ходить в этих погонах. На Восточном фронте в ваффенн «SS» сейчас большая нехватка ротных фельдфебелей, так что, думаю, вы будете востребованы.
Лейтенант хотел было еще что-то возразить, но, встретившись со стальным взглядом Гюнтера, окончательно понял, что тот не шутит. Взвесив все «за» и «против», он быстро пришел к выводу, что если этот «тевтонский рыцарь» дойдет до капитана Шверте, то у него, действительно, в скором времени появится реальный шанс убедиться в гостеприимности белорусских партизан, а этого ему, по правде говоря, явно не хотелось.
— Честь имею, — вскинул руку к козырьку лейтенант.
— Надеюсь, что это именно так, — продолжая на него презрительно смотреть сверху вниз, ответил Гюнтер. После чего, резко обернувшись, двинулся быстрым шагом в сторону машины. Карл же, стараясь не отставать, послушно засеменил следом.
— Проклятый молокосос, — лицо Гюнтера, сильно побелев, покрылось едва заметными красными пятнами.
— Что там случилось, — вышел им навстречу стоявший все это время возле машины Пауль.
Вместо ответа Гюнтер резко обернулся и взял Карла под локоть.
— Если тебе еще когда-нибудь захочется проявить свое великодушие, то сходи в зоопарк и покорми животных. От этого, по крайней мере, будет хоть какая-то польза. Отпустив Карла, он, рывком дернув дверь, сел на заднее сиденье автомобиля.
Находясь под впечатлением от произошедшего, Карл не торопясь занял место за рулем, не решаясь повернуть ключ зажигания. Все его тело до сих пор трясло мелкой дрожью, а перед глазами стоял парень, корчившийся от боли на дне воронки, да ненавистные взгляды его товарищей.
— «Вот так встреча, лучше бы ее вообще не было». Перед ним «догорал», как ему казалось, последний мост надежды.
* * *
С окончанием леса ландшафт сильно преобразился. Вместо вековых лип и платанов взгляду открылась холмистая местность, на склонах которой плотными рядами стояли балтийские сосны, отделенные от дороги густой изгородью кустарников. Окружающая обстановка завораживала, создавая впечатление, что именно здесь обязательно должны были водиться тролли или еще какая сказочная нечисть.
— А это еще что такое? — проснулся ненадолго задремавший Гюнтер.
— Это местные Гималаи, — вместо Карла отозвался Пауль. — Половина Нормандии этими кочками усыпана.
— А почему они такие мелкие? Мне нравятся повыше.
— Ну, раз жаждешь повыше, поезжай на юг. Там-то есть на что посмотреть.
— Ничего я не жажду, просто смотрю на все это в тактическом плане.
— В каком плане? — с еле скрываемым сарказмом тут же переспросил Пауль. — Что, опять возомнил себя Эрихом фон Манштейном?
— Иди к черту, здесь скоро тоже будет жарко. Ты еще попомнишь мои слова.
— Ну да, раз тебя перебросили с Востока, тогда уж точно, — Пауль уже не скрывал своей иронии, продолжая подтрунивать над другом.
В очередном дорожном знаке Карл узнал знакомую надпись «Сен—Ло 24 км», от чего внутри опять что-то заскулило. Возвращаться в полк почему-то так же не хотелось, как и уезжать отсюда. Он еще раз вспомнил об отпуске, которого его лишила обострившаяся обстановка на фронте. О той патовой ситуации, разыгранной еще до его отъезда, где союзники и потенциальные друзья ненавидели его, а враги считали хорошим парнем, принимая за своего. И, наконец, о неизбежном выборе, который ему предстояло сделать и цена которого для него так и оставалась неизвестной.
— Куда ты нас завез, что за лес дремучий? — вырвал его из размышлений голос Гюнтера. — Мне здесь не нравится, на шоссе было лучше.
— Да, мне тоже так кажется, — поддержал его Пауль.
— А знали бы вы, как я все это снова рад видеть, — подытожил Карл.
Впереди показалась знакомая сторожка третьего КП с одиноко стоящим часовым.
— Ну, вот я и дома.
Остановив машину, Карл вышел из нее, направившись к багажнику. Гюнтер и Пауль последовали за ним, чтобы попрощаться, а заодно и размять ноги.
— Ну, будешь в Шербуре, заходи. Вот адрес Пауля, — Гюнтер протянул клочок бумаги.
— Обязательно зайду, причем, надеюсь, довольно скоро.
— Не надо все так буквально воспринимать, Карл. Это был просто знак вежливости, и ничего больше, — изображая на лице озабоченность, произнес хозяин квартиры.
Все громко рассмеялись, заглушая смехом рокот взлетающего где-то неподалеку самолета.
* * *
25 августа 1943 г.
Бретань г. Сен—Брие
кафе «Lousanne».
— «Как можно быть таким непунктуальным?» — Мелен начинала беспокоиться. — «Еще пять минут, и я ухожу».
Подходили к концу заранее условленные пятнадцать минут ожидания. Ждать дальше было просто опасно.
— Еще что-нибудь будете заказывать? — откуда-то со стороны раздалась дежурно-заученная реплика официанта.
Обернувшись на звук голоса, она увидела не менее дежурную улыбку, которая не выражала ничего, кроме профессиональной обходительности.
— Пожалуй, больше нет. Принесите, пожалуйста, счет.
— Одну секунду.
Мелен, не дожидаясь, когда официант отыщет нужный чек в блокноте, положила на стол 20-франковую купюру.
— Сдачи не надо.
— Благодарю, мадам, — чаевые сделали свое дело, лицо юноши расплылось в улыбке. Но долгие месяцы тренировок не прошли даром, и эта улыбка ничем не отличалась от предыдущей.
— «Неужели что-то случилось? Но почему тогда не отменили встречу? А может, это ловушка?».
Неожиданно ее внимание привлек высокий сухопарый мужчина в черном костюме-тройке. Едва заметная седина на висках и очки-велосипеды нисколько не портили его элегантную внешность, а как-то даже, наоборот, выделяли из толпы. Ошибки быть не могло, ведь именно она когда-то отвечала за выполнение его вербовки, и был этот человек никто иной, как майор фон Ренс, помощник заместителя начальника отдела «С» армейской разведки 15-й армии, именуемой «Абвером».
— Фрау, здесь свободно? — негромким баритоном прозвучал его голос.
— Пока да, но скоро должна подойти моя подруга, — спокойно ответила Мелен отзывом на пароль.
Мужчина, отодвинув стул, сев напротив.
— Почему пришли вы? Где Майхлен?
— Он сейчас занят.
— Значит, надо было перенести встречу. Что я вас учу, ведь вы не хуже меня знаете…
— Эта информация не может ждать еще две недели. Да не волнуйтесь вы так. Я чистый, за мной хвоста нет.
— За вас я как раз и не волнуюсь. Меня больше беспокоят мои соглядатаи. Если подозрения не окажутся только подозрениями, то их наверняка заинтересует ваша персона.
— У вас проблемы?
— Пока нет, но скоро, возможно, будут. Хватит об этом. Зачем вы меня вызвали?
Фон Ренс обернулся, как бы невзначай посмотрев за спину, словно это могло что-то изменить в том случае, если ее подозрения были не напрасны.
— Здесь пленка с планами передислокации 39-й и 108-й дивизий. А также планы 17-го и 19-го секторов береговой обороны.
Он открыл серебряный портсигар, и Мелен быстро распознала знакомый «контейнер», закамуфлированный под папиросу. Отточено ловким движением профессионального иллюзиониста она совершенно незаметно поместила контейнер за манжет блузки, после чего, взяв из портсигара ароматизированную папиросу, приложила ее к губам.
— И как вам это так ловко удается? — изумленно произнес он, поднося зажженную спичку к кончику папиросы.
— У меня много талантов, — небрежно произнесла она, выпуская в сторону тонкую струйку дыма, — это все?
— Нет. По линии Люфтваффе грядут сильные перемены. Насколько я понял по донесениям из Берлина, в скором времени ожидается полная реорганизация всего ПВО.
— Это информация только по 15-й армии в Бретани?
— Нет, не только. Как я понял, это затронет и 7-ю армию в Нормандии. В общем, весь первый оборонительно-береговой рубеж Ла-Манша. К сожалению, полной информацией я сейчас не располагаю. Возможно, позже у меня на руках появятся документы, я очень надеюсь на один свой источник.
— Ладно, спасибо. Думаю, что если все так, как вы говорите, то по моим каналам тоже скоро что-то появится. Скажите лучше, что там с операцией «Циклон»?
— Пока без изменений. Радиоигры продолжаются. Резидент в Англии регулярно выходит в эфир. Так что все идет по графику. Думаю, сама операция начнется не раньше первой декады октября.
— Не забудьте меня известить о ее начале. Для меня это очень важно.
— Но зачем вам это? Вы свою миссию выполнили, теперь пусть «контора» сама этим занимается.
— У меня свои «интересы» в Люфтваффе. Глупо ведь посылать своих людей на верную гибель, не так ли?
— Понял, — фон Ренс едва заметно улыбнулся, выпустив изо рта густой клуб дыма. — Я вас обязательно извещу. Можете не беспокоиться.
— «Да, все-таки приятно с ним работать. Чувствуется профессиональная жилка», — еще раз подметила про себя Мелен.
— У вас еще что-то для меня есть?
— Да в общем-то нет.
— Ну, тогда нам лучше поскорее расстаться, а то на душе что-то кошки скребут. Да, и давайте договоримся на будущее обходиться без вашей рискованной инициативы. У вас есть связной, и пусть впредь каждый занимается своим делом. Не мне вас этому учить. Договорились?
— Как скажете.
Мелен уже потянулась к своей сумочке, собираясь уйти, но он, взяв за кисть руки, остановил ее.
— Скажи, ты обо мне когда-нибудь вспоминаешь?
— Вы это о чем, господин майор?
— Мы уже не виделись целый год и два месяца, и я…
— Ни за что бы не подумала, что вы такой сентиментальный романтик. Вам это качество не мешает на службе?
Его ладонь медленно разжалась, отпуская Мелен на свободу.
— Больше нет, — членораздельно произнес он.
— Вот и хорошо. Будем считать, этот вопрос исчерпан!
Он не ответил, а лишь отвернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен.
* * *
9 сентября 1943 г.
I/JG 26.
— Смир-но, — скомандовал дежурный диспетчерской вышки управления полетами, молодой безусый лейтенант с почти детскими чертами лица и слегка оттопыренными ушами.
Все, кроме дежурившей вахты, вытянулись по стойке «смирно». А майор Бренеке как старший по званию, вскинув руку к козырьку фуражки, хотел было начать рапортовать, но Кюстер его вовремя остановил, жестом давая понять, что можно обойтись без формальностей.
— Что тут у нас, Густав?
— Проводим плановый облет «зеленых».
— Кто в воздухе?
— Оберфельдфебели Хант, Эбербах и Гримм, — после небольшой заминки вычитал майор Бренеке фамилии из планшетки, лежащей рядом на рабочем столе.
— Это что, из вчерашней партии?
— Так точно.
Кюстер, взяв планшет, окинул его беглым взглядом, после чего не спеша подошел к широкому ветровому стеклу.
— А на «Аисте» кто? — указал он на небольшой учебно-тренировочный Fi-156, который плелся далеко позади группы «мессершмидтов».
— Маер.
— Ууу, — протянул Кюстер, явно заинтересованный услышанным.
— Ну и как у него дела?
— Молодец, справляется.
— Кто у него инструктор?
— Энгельхард.
— Они друзья, не так ли?
— Да, кажется, одного призыва.
— Слушай, Густав, — Кюстер, взяв Шефа под руку, повел в дальний угол диспетчерской, где их разговор был не слышен остальным.
— Что ты мне можешь сказать о Маере?
— Парень молодец, пашет с утра до ночи. Каждый день в небе, ну и я с него, как и обещал, не слажу. Да вон, результат налицо, — Шеф махнул в сторону окна, — не прошло и месяца, как вернулся в строй, а я его на крыло уже поставил. Это уже пятый вылет.
— Нет, меня не это сейчас интересует. Как он вообще? — Кюстер махнул головой куда-то в сторону, расшифровывая свой вопрос жестом, который для непосвященного человека ни о чем не говорил. — С остальными как? И вообще. Может, ты заметил что-то странное в его поведении. Ты же, как я понял, с ним больше других времени проводишь?
Судя по всему, этот разговор оберсту давался с трудом. В нем одновременно боролись военная исполнительность с прямотой характера.
— Я не понимаю Вас, господин оберст. Вы…
— Фреш написал на него рапорт, — не дав договорить, прервал Кюстер. — Как я понял из его слов, им заинтересовалось «CD», поручив нашему особому отделу взять «под контроль».
— А что послужило поводом?
— Он мне ничего вразумительно объяснить не смог. Промямлил про какую-то анонимку и расплывчатый рапорт фельдполиции, который еще похлеще той самой анонимки, — Кюстер потянулся в карман за папиросами, — да что ты, сам не знаешь, как общаться с этими «невидимыми бойцами тайного фронта»? Все как от одного папы — мутнее некуда.
— Но в чем его подозревают, он что-то конкретное сказал?
— Ничего определенного, — откусив кончик мундштука, он прикурил папиросу. — Но есть подозрения в связи с… — Кюстер махнул куда-то в сторону, — с евреями.
— Дурь какая. Как Маер может быть связан с этим, — произнес Шеф, не решаясь произнести вслух того, что только что услышал от своего начальника.
— Вот и я о том же. Второй день голову ломаю.
— Может, они там чего напутали. Маер сейчас почти полностью восстановился. По крайней мере, не такой заторможенный, как в первое время после госпиталя. А изменения, — Бренеке на мгновение задумался, — если и есть, то в лучшую сторону. Живой он какой-то стал.
Между ними вдруг повисла все более затягивающаяся пауза. Каждый пытался осмыслить услышанное.
— Ну, ты в любом случае, — первым прервал молчание Кюстер, — будь начеку. И если что, сразу ко мне. Понял?
Бренеке, не ответив, лишь выразительно махнул головой.
Кюстер тем временем, посчитав разговор оконченным, повернул на 180 и направился в центр диспетчерской, где стоял дежурный.
— Сколько они в воздухе?
— Двадцать восемь минут без малого, господин оберст, — мельком кинув взгляд на хронометр, отрапортовал дежурный.
— Сажайте их. Хватит керосин жечь.
— Борта 3, 7, 13 и полста семь. Задача выполнена. Заходите на посадку, начиная со старшего группы. У земли ветер юго-западный 7—9 метров…
— Как ты думаешь, Густав, мы ни в чем не ошиблись?
— Нет, я уверен в правильности нашего решения и в своих подчиненных, — откуда-то из-за спины раздался негромкий голос Шефа.
— Хорошо.
Самолеты, между тем, перестроившись в колонну, стали по очереди заходить на посадку. По их периодичным пошатываньям легко читалась низкая техника пилотирования, которая была заметна невооруженным глазом даже людям, далеким от авиации.
— Хлебнем мы еще с ними.
Первый мессершмидт с бортовым номером 13 на малых оборотах заходил на посадку. Возле самой земли машину начало водить из стороны в сторону, и стало казаться, что авария неминуема, но, к счастью, все обошлось. Шасси, наконец, соприкоснулись с грунтовкой, и самолет, после нескольких небольших рывков, ровно пошел по ВПП.
— Ууу, чудо-воины, — с облегчением выдохнул Кюстер, — и о чем они там думают? Как вот с этими можно воевать?
— Никак.
— Вот-вот! И я о том же. О, а этот стрекозел чего так резво скачет с утра пораньше?
К диспетчерской вышке торопливым шагом семенил начальник медслужбы капитан Липперт.
— Жаловаться, наверное, бежит, — все так же из-за спины Кюстера ответил Шеф.
— По поводу?
— А он сейчас вам все сам подробно доложит.
Резко обернувшись, Кюстер, блеснув глазами, впился ими в Бренеке. Но тот, не обращая внимания на гнев начальства, больше не проронил ни слова, все сильнее разжигая чувство гнева к своему первому помощнику.
Капитан Липперт тем временем пересек зеленый газон лужайки, разбитой перед диспетчерской вышкой, и, несмотря на преклонный возраст, быстро преодолев все три этажа лестницы, предстал воочию перед «разогретым» оберстом.
— Разрешите доложить? — вскинув руку под козырек, Липперт протянул рапорт.
— Что это? — недоуменно протянул тот.
— Мой рапорт на майора Бренеке, который, систематически нарушая устав, допускает оберлейтенанта Маера к боевым полетам. А между тем, медкомиссия ВГВ Шербура категорически запретила ему всякого рода деятельность, отложив окончательное освидетельствование до…
— Ну, не кипятись, Феликс, не кипятись, — Кюстер, выдавив добродушную улыбку, обнял капитана за плечи и подвел к окну.
— Сам посмотри.
Он указал на самолет с бортовым номером пятьдесят семь, который как раз делал очередной круг, дожидаясь своей очереди на посадку. Машина явно дисгармонировала на фоне впереди идущих мессершмидтов, напоминая какую-то нелепую стрекозу.
— Ну и где ты здесь видишь боевой полет? Мы с тобой на эту тему, кажется, уже говорили. Это простая обкатка пилота, тем более, что его не на истребитель посадили, как нашу «зелень», а на Fi-156 в паре с инструктором. Поэтому если разобьется, будет с кого спросить.
Липперт шутки явно не понял и с прежним упорством продолжал стоять на своем.
— Но ведь он может нанести вред не только себе, но и окружающим.
— Да?
— Ваша ирония здесь ни к чему. Я отлично понимаю, что майора Бренеке покрываете именно Вы. И если и на этот рапорт Вы не отреагируете должным образом, то я буду вынужден…
— Что? — Кюстер тут же отреагировал на рапорт Липперта резким движением, сделав из одного сразу два. Его добродушие в миг улетучилось, и перед медиком вновь стоял более знакомый по частым нагоняям тиран-начальник.
— Феликс, ты, что, забыл, кто вытащил тебя из той мясорубки под Севастополем? Я не посмотрю, что ты кузен моей жены и… — сложив вчетверо рапорт, Кюстер еще раз размножил его, после чего вернул автору.
— Посмотри, кого они нам присылают, — указал он на неуклюже идущий по обводной полосе борт с номером семь. Их ведь даже садиться в учебке толком научить не могут, а ты предлагаешь отказаться от одного из самых перспективных пилотов полка. Да я за каждого зубами землю грызть буду, иначе скоро из-за твоих коллег-костоломов вообще летать будет не с кем… Да, и на будущее, чтобы вот этого, — он указал пальцем на остатки рапорта в руках Липперта, — я больше не видел.
— Борт 03-й, борт 03-й, у вас не до конца раскрылось правое шасси, — неожиданно громко раздался встревоженный голос диспетчера.
— «Поболтайте крыльями».
Пилот стал выполнять команду диспетчера, но было уже слишком поздно. Машина прошла тридцатиметровую отметку, начав быстро сближаться с землей. После маневра шасси послушно стало выходить наружу, но, не успев зафиксироваться, разлетелось в щепки, как только соприкоснулось с поверхностью полосы. В этот момент показалось, что вот-вот произойдет необратимое, но, как ни странно, машина не стала валиться дальше вправо, а, выровнявшись, продолжила движение по ВПП. Очень скоро пилот, вырубив двигатель, принялся гасить скорость быстро несущегося самолета, и где-то на середине полосы заднее шасси соприкоснулось с землей. В следующее мгновение машину резко повело в сторону, после чего, завертевшись как волчок, она сделала боковое сальто и неподвижно замерла на месте.
— Ну что это за чалдон та… — слова Кюстера заглушил вой взвывшей пожарной сирены. Сразу две машины пожарного расчета с ревом на большой скорости понеслись к дымящемуся самолету, который в любой момент мог вспыхнуть.
— Кто это был? — послышался голос Кюстера, когда его снова стало слышно.
— Оберфельдфебель Гримм. — Тут же отреагировал дежурный.
— Гримм, сказочник хренов. Если он жив, приволоките его ко мне. Чья это машина? — обратился он к Бренеке.
— Маера.
— Опять Маера!
— И опять правое шасси, — констатировал Шеф.
— Капитальный ремонт. Ну, ничего, я им устрою хорошую жизнь. И ты еще хочешь, чтобы я вот с этим шел в бой?
Кюстер обернулся к капитану Липперту, но того уже и след простыл.
— Господин оберст, с КП докладывают, что из штаба прибыл полковник Флекенштайн в сопровождении какого-то майора. Через пять минут он будет здесь.
— А ему-то что надо?
* * *
— Борт полста семь. Полоса свободна. Можете заходить на посадку.
Fi-156, сделав еще один круг, стал выходить на прямую. Плавно снижаясь, он вскоре мягко соприкоснулся с землей и, идеально пройдя по ВПП, свернул на рулежку, медленно приближаясь к своему штатному месту стоянки.
— Спасибо тебе, Карл, — произнес Клаус, чмокнув того в темечко, когда завизжавшие тормоза возвестили об окончании полета.
— За что?
— За то, что мы не повторили подвиг этого «акробата», — указав на тягач, волочащий со взлетки останки самолета с бортовым номером «03», произнес он. — По статистике британских королевских ВВС, из четырнадцати тысяч пилотов, погибших в Первой мировой войне, семь тысяч погибло в результате тренировочных полетов.
— Да иди ты к черту вместе со своими королевскими ВВС! Я и без тебя места себе не нахожу.
Подоспевшие техники быстро вставили колодки под колеса и, открыв дверь фонаря, помогли Карлу выбраться наружу. Спрыгнув на землю, он, к удивлению для себя, увидел приближающегося Хельмута, который в этот момент должен был находиться где-то в районе кухни.
— Спасибо, что сберег для нас Клауса.
— Не за что, — без всякого интереса отреагировал на шутку Карл, догадываясь о том, что последует дальше.
— А ты знаешь, что по статистике.
— Знаю.
Из кабины с диким хохотом в высокую, некошеную траву вывалился Клаус, изо всех сил превозмогая приступ истерического смеха.
— А чего вы все ржете, — недоуменно обвел их взглядом Хельмут. — Ведь я еще не успел пошутить?
— Твое появление это уже само по себе хорошая шутка. К тому же, ты слегка опоздал. Я уже успел вкратце обрисовать ту познавательную лекцию о «доблестной» истории британских ВВС, которую нам вчера прочел Шеф, когда этот умник давил в бунгало подушку, говоря всем, что «грызет гранит науки».
Отвечая Хельмуту, Клаус продолжал лежать на спине в густых зарослях, так что из травы торчала лишь голова. Одновременно с еще не прошедшим приступом смеха он пытался расстегнуть карабины подвесной системы. Но у него это никак не выходило, что, судя по ритму методично содрогающейся головы, веселило его еще больше.
— Вот так всегда, все самое вкусное мимо меня проходит.
— Поэтому Шеф и ставит тебя чаще других на кухню, чтоб не похудел. Кстати, что там сегодня на обед? Опять подгоревшая каша?
— Если доживешь — сам узнаешь.
Клаус наконец одолел подвеску и теперь, поднявшись на ноги, последовал за Карлом и Хельмутом.
— Куда вы так гоните? Меня подождите.
Давая возможность себя догнать, они остановились на пару секунд, после чего продолжили путь к вышке.
— А что, вы попали под грозовой фронт? Или у вас в кабине установили калорифер? — Хельмут брезгливо вытер с лица Карла очередную струйку пота, выкатившуюся из-под гермошлема.
— Нет, Филин, как всегда, в своем репертуаре. Это у него от трепетного восторга.
— А чего вы меня все Филином зовете? — Карл резко дернулся, пытаясь огреть обидчика дружеской оплеухой, но Клаус вывернулся, и удар пришелся в мягкую подушку парашюта.
— Все дело в том, — обнял друга Хельмут, — что когда ты за штурвалом, то, к счастью, не видишь свои зрачки. Они у тебя в этот момент становятся, как тарелки наших полутораметровых прожекторов. Такие же большие и яркие.
На этот раз пинок достиг цели, несмотря на то, что в ловкости Хельмут ничуть не уступал Клаусу.
— Идите вы оба.
С летней ремонтной площадки возле третьего ангара, чаще используемой как плац для построений, послышалось «Вольно, разойдись», и все трое обернулись на звук голоса. После команды строй превратился в бесформенную людскую массу, а в сторону мерседеса образца 38-го года проследовало два офицера в черных кожаных плащах.
— А это еще что за делегация? — пристально вглядываясь, спросил Клаус.
— Будущее начальство Карла, если летать не научится. — Съязвил Хельмут, на ходу срывая травинку и засовывая ее себе в рот. — Некто майор фон Карнатски. Приезжал с агитационной миссией. Искал верных рейху арийцев с незапятнанной репутацией и чистой совестью. Для набора в свой штурмовой штаффель.
Глядя на Хельмута, Карлу было трудно понять, шутит тот или говорит серьезно.
— И что, много идиотов нашлось? — сразу понял, о чем речь, Клаус.
— Ну, раз уезжают одни — думаю не очень. Хотя если бы они увидели, как Карл браво воюет с облаками, то, несомненно, нашли бы общий язык.
— А что ему надо, этому фон Карнатски? — как всегда, не понимая о чем речь, переспросил Карл.
— Он уже полгода здесь колесит. — Хельмут приблизился к Карлу, продолжая медленно обгрызать соломинку. Его веселье вдруг куда-то улетучилось. — Смертников ищет.
— То есть?
— Слышал про японских камикадзе?
— Ну, кто же про них не слышал.
— Вот он тоже где-то услышал. А теперь ищет где.
— Ладно тебе стращать нас, — Клаус в очередной раз попытался поудобней перехватить вечно сползающие лямки подвесной системы парашюта. — Если бы ему повезло, и он приехал после обеда, то из-за твоей стряпни половина полка в добровольцы бы записалась.
— Не шути с огнем, краснокожий, — говоря с акцентом американского «колхозника» из дешевого вестерна, Хельмут поднес руку к кобуре. — И парашют тебя не спасет.
Последний незамедлительно полетел в его сторону, но Хельмут увернулся, от чего метательное оружие Клауса с диким звоном карабинов приземлилось на землю где-то далеко в стороне. А псевдоковбой с бешеным улюлюканьем понесся за быстро удаляющимся псевдокраснокожим.
— Я это сам не понесу, — прокричал им вслед Карл, на ходу вскидывая парашют на свободное плечо. — Дети великовозрастные.
* * *
2 октября 2002 г.
Санкт — Петербург
Варшавский вокзал.
Промозглый ветер гонял по перрону одинокий кленовый лист. Осень уже давно правила только номинально, по календарю, отдав инициативу ранней зиме с первыми заморозками и мелкими песчинками колючего снега, которые, как не отворачивайся, все равно летят в лицо, больно царапая кожу.
Глубже кутаясь в меховой лисий воротник, девушка с прямыми русыми волосами еще раз посмотрела в даль, куда очень скоро поезд должен умчать человека, который на этом этапе жизни был для нее всем.
Ее звали Арина. Под стать имени была и внешность. Ее нельзя было назвать красавицей. Но на нее хотелось смотреть, не отводя глаз: cлегка вытянутое волевое и энергичное лицо, нос с едва заметной маленькой горбинкой; умные стремительные глаза, как магниты, притягивающие к себе внимание. Ей было всего двадцать пять. Но, несмотря на молодой возраст, она была одной из ярых активистов Санкт-Петербургского общества «Поиск», работа в котором уже давно превратилась из хобби в образ и цель ее жизни.
Трудно было понять, почему три года назад она решила заняться этим делом. С ее блестящим экономическим образованием она могла найти себя в любом маломальском, энергично развивающемся предприятии. Но деньги ее никогда не интересовали, даже в студенческие годы. С момента совершеннолетия какой-то меценат ежегодно переводил на счет в банке солидную денежную сумму, которой с лихвой хватало на безбедное существование. Все попытки разобраться в том, кто все это делает, так и не увенчались успехом. Но, скорее всего, это был ее отец — «капитан дальнего плавания», который ушел в «длительный рейс», как только узнал, что ее мать беременна, и теперь с помощью этих денег пытался искупить вину за детство, в котором его не было.
— Ты меня дальше не провожай. Не люблю я эти прощания.
Отводя взгляд, Андрей, делая вид, что смотрит по сторонам, постоянно вертел головой, из-за чего перед ее взором с заметной регулярностью мелькал его исцарапанный лоб, напоминавший о недавней автомобильной аварии.
— Ты точно не передумаешь?
Ответа не последовало, лишь знакомый кивок головы дал понять бессмысленность дальнейших уговоров.
После небольшой мелодичной заставки по вокзалу разнесся приятный женский голос, извещающий о скором отправлении со второго пути пассажирского поезда № 063 «Санкт-Петербург— Варшава».
Только совсем недавно они стали очень близки друг другу, и вот он уезжал. Арина уже и не помнила, когда у него впервые появилась эта навязчивая идея посетить Аушвиц и Бухенвальд. Возможно, еще задолго до того, как они встретились. Неделю назад он поставил ее перед фактом своего отъезда, не давая и шанса для апелляционных доводов о переносе поездки на следующий год, когда она родит. Впрочем, об этом он еще не знал. А этот довод, как последний аргумент, она посчитала лучше ему не говорить. Пока.
— Ты меня ждать-то будешь? — заполняя образовавшуюся паузу, спросил он.
За все это время он так и не смог до конца разобраться в «загадочности» русской души, где искренность и откровенность переплетались с довольно странными нравами и обычаями. Хотя, когда они были вместе, ему так не казалось, и даже нереальность ситуации, в которую он попал, как-то незаметно уходила на второй план. Впрочем, это было скорее исключение, потому что все тут для него по-прежнему продолжало оставаться чужим и непонятным. Как этот октябрьский снег, казавшийся не менее фантастическим явлением природы, чем его межвременное пребывание здесь.
— Не знаю, я еще не решила.
Уловив момент, она с жадностью принялась всматриваться прямо в глаза, словно пытаясь запечатлеть их навсегда в своей памяти. И лишь непослушный локон волос, то и дело сдуваемый ветром, не давал насладиться этим последним, как ей казалось, мгновением.
Колеса взвизгнули и, тяжело качнувшись, состав нехотя двинулся с места.
— Мне пора, — произнес Андрей, чмокнув Арину в щеку. — Не волнуйся, через неделю я снова буду в Питере. — Ты даже соскучиться не успеешь. — Медленно пятясь назад, он стал приближаться к дверям вагона.
Неожиданно резким движением она схватила его за кисть руки, окинув встревоженным взглядом.
— Что случилось?
— У меня плохое предчувствие.
— Не волнуйся, это все глупости. Я уже давно во все это не верю, — соврал он, успокаивающе улыбнувшись. — Ты мне что-то хочешь сказать?
Нерешительно покачав головой, она освободила руку, давая возможность прыгнуть на подножку уходящего поезда.
Очутившись в тамбуре, Андрей тут же взглядом выхватил из общей массы провожающих хрупкий женский силуэт в длинном, черном пальто, который, как считал, и был для него тем самым лучом света в конце тоннеля.
