Глава 46. Слишком поздно
“Не может быть”, — подумала Алеста.
Сначала она узнала Нивена. Узнала, но не узнала. Он стал совсем взрослым. Был уже не ребенком — мужчиной. Только взгляд остался тем же — холодным и пустым. И ровный голос, от которого кровь в жилах заледенела.
Потом она узнала зверя. И на несколько долгих мгновений перестала дышать.
Кости не врали. Оба были живы.
Кости не сказали только, что в конце оба придут за ней. Что придут вместе и будут стоять у порога, пока Пес предательски прячется за домом.
На ватных ногах вернулась в дом, упала на лавку и замерла. Они вошли следом, хлопнула дверь.
Нивен подпер спиной стену и скрестил руки на груди. Зверь сел на шкуру на полу. И только сейчас Алеста заметила, что ноги у него — босые. И снова сбитые в кровь. И грязные.
Подумала, что так нельзя. От него веет мощью и силой, он огромен и красив нечеловечески, он должен ходить в королевских одеждах и мягких сапогах, жить в перинах. Люди поклоняться ему должны, а не пытаться уничтожить. И сама она — чем лучше?
Впрочем, она не пыталась. В бою против Нивена она ставила на зверя.
И теперь Нивен ее убьет.
Вполне закономерно.
Не закономерно только то, что они оба живы. Что кости не соврали.
“Не может быть, — повторяла про себя, потому что мысли метались, и только эта оставалась единственной четкой, постоянной, — не может быть…”
— Сговорилась с Бордрером, — заговорил наконец Нивен. Сказал ровно: констатировал факт, не более. Как всегда, ни злобы, ни боли, ни обиды в голосе. Он ничего не чувствует. — Нацепила маску. Бордрер мертв. Все мертвы. Я их убил.
— Э… — начал зверь и поднял руку, будто хотел что-то уточнить, и Нивен коротким скупым жестом швырнул в него, сдернув с потолка, сушеную птичью лапку. Швырнул, не глядя, все это время продолжал смотреть ей в глаза. И взгляд был все таким же мертвым.
Но Алеста вздрогнула.
Сердце снова застучало, снова получилось дышать, и закралась в сердце слабая надежда. То ли ей очень хотелось в это верить, то ли и правда слишком человеческим получился этот жест. Даже — мальчишеским. Зверь, будто решил подыграть, извлек лапку, запутавшуюся в рыжих волосах, и с интересом принялся ее изучать.
— Будешь со мной, — продолжил Нивен. — Говорить правду. Я тебя знаю. Почувствую ложь.
— Что тебе нужно? — спросила она. Голос не слушался, хрипел и дрожал.
— Это кто? — спросил Нивен, кивнув на зверя.
— Сейчас чихнет, — предупредил зверь, не отрываясь от лапки.
— Затхэ, — хором с ним проговорила Алеста.
Нивен ухмыльнулся: коротко, бегло, просто очередная тень скользнула по лицу, но надежда вспыхнула с новой силой. Надежда и растерянность. Не такого Нивена она знала. Он наконец оторвал взгляд от нее — она тихо и глубоко вздохнула — перевел на зверя. Смотрел внимательно и долго.
— Ты тоже знаешь, что это такое? — спросил у него зверь. — Я один здесь не знаю, что это такое?
А вот зверь вел себя все так же. Ему было весело. Даже здесь и сейчас, хотя обычно присутствие Нивена рядом никак не прибавляет хорошего настроения, скорее, наоборот.
— Я не уверена, — заговорила Алеста, и Нивен снова уставился на нее. — Затхэ — давняя история. Но других подобных я не знаю. Если бы ты рассказал мне, что там произошло…
— Все мертвы, — ровно сказал Нивен и полоснул коротким взглядом по зверю. Тот на этот раз не встрял. — Башня разрушена. Упала в Озере. Мы — здесь.
— А я нашел меч, — добавил зверь.
— А он нашел меч, — подтвердил Нивен.
Алеста вздрогнула в очередной раз. Теперь Нивен что — подыгрывает зверю в беседе? И смотрит все так же бесцветно, но в глубине глаз будто прячется едва уловимая насмешка...
“Может, проще будет, если он меня сразу убьет?” — обреченно подумала Алеста, чувствуя, как сжимается что-то в сердце, как его будто пронзает в очередной раз иглой. Лучше бы уже кинжалом, потому что...
Потому что, глядя на этого, совсем взрослого Нивена, она вдруг подумала: что, если все это время она врала себе? Что, если не от чудовища избавилась тогда — от человека? И его жестокость — не его? Что, если он этой жестокости научился, потому что больше ничего не знал?
— Какой меч? — тихо и устало спросила она. — Где?
— Большой, — сказал зверь. — Крепкий. В скульптурной груп-пе. Которая развалилась.
И Нивен снова покосился на него. И теперь Алесте почудилось во взгляде вполне человеческое и в данном случае весьма понятное раздражение.
— Которую ты сломал, — поправил Нивен, глядя зверю в глаза. — Хвостом. Обоими. Хвостами. Или рогами.
— Не рассмотрел? — сочувственно уточнил зверь. — Спрятался в башне? — и со странной интонацией добавил, будто передразнивая. — “Я лучше тут посижу”!
— Там было Озеро Скорби, — отчеканил Нивен. — В него нельзя прыгать.
— Ну, прыгнули же, — пожал плечами зверь. — И ничего. Выплыли.
— Выплы-ли, — все так же ровно, но очень четко, почти по слогам сказал Нивен. — Ага. Выплыли.
— Он повторяет слова, — доверительно сообщил зверь Алесте. — Постоянно. Считает, что разговаривает, но на самом деле просто повторяет слова.
— Вы прыгали в Озеро? — еле слышно уточнила она, потому что совсем запуталась.
— Я его туда бросил! — похвастался зверь.
— Я его оттуда вытащил, — сообщил ей Нивен.
“Как дети малые”, — с легким ужасом отметила Алеста. Ее снова бросило в дрожь от одной мысли, что Нивен, ее Нивен, может кого-то откуда-то вытащить. Утопить — куда ни шло. Но спасать — этого он никогда не умел.
“А может, — подумала она, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему, — может, просто не считал целесообразным? А зверь на твоей стороне — это весьма целесообразно, когда тебя пытается убить весь Нат-Кад”.
— Теперь, — вновь заговорил с ней Нивен, а Алеста, столкнувшись с его взглядом, вспомнила, что дети бывают особенно жестокими с теми, кто им не нравится. И она Нивену совершенно не нравится. — Мы здесь.
— Вам надо уходить, — тихо, но как можно тверже сказала она. К тому же чувствовала — ее маска от волнений вот-вот соскользнет. И не знала, чего больше сейчас боится: Нивена или того, что зверь увидит в ней дряхлую старуху.
Ей хотелось, чтоб зверь запомнил ее такой.
— Мы уйдем, — пообещал Нивен, и хоть сказано это было все еще по-эльфийски ровно, Алеса легко расслышала угрозу. Убьют ее — и уйдут, вот о чем он говорит. Он ведь пришел сюда мстить.
Он очень долго сюда шел.
Нивен переступил с ноги на ногу. Уперся в стену не плечом — спиной, взялся правой рукой за предплечье левой. Она знала: Нивен никогда не сделает лишнего жеста. Потому спросила:
— Ты ранен?
Нивен выгнул бровь. До боли знакомое движение, одно из немногих, что перенял не у нее, что было в нем как будто с рождения.
— Я могу помочь, — сказала она. — Дай посмотрю.
Сделал движение, чтобы встать, но Нивен холодно приказал:
— Сядь! — и она вновь застыла. — Справлюсь. Скажи, что с ним, — и кивнул на зверя.
— Не могу, — честно ответила Алеста. — Я не знаю.
— Кто знает?
— Да никто не знает, Нивен! — он полоснул по ней таким взглядом, что поняла: больше по имени не называть. — Затхэ жил еще во времена Мертвых! Если вообще жил! Больше таких существ не было. Мертвые запретили. Но это легенда. Легенды врут. И даже, если станет понятно, что он за зверь — ничего не изменить.
— Значит, — сказал зверь, — надо спросить у Мертвых?
— Ты ничего не изменишь, — сказала Алеста.
— Отвечай на вопрос, — холодно потребовал Нивен.
— Они даже молитв не слышат, — сказала Алеста. — Их нет. А ты, зверь, — тот, кто ты есть. Я не всесильна и уж точно не знаю всего, что было и что есть на свете. Но знаю, что есть вопросы, которые остаются без ответов. Может, это к лучшему.
Оба молчали.
Зверь спрятал лицо в ладонях. Нивен смотрел в пол.
— Мне жаль, — сказала Алеста.
— Врешь, — ровно сообщил Нивен. — Опять.
И отлепился от стены. Очень медленно — будто прежде, чем делать шаг, решил проверить, как устоит на ногах. Бросил взгляд на дверь, потом — снова на Алесту. Будто решался на что-то.
И она тоже решилась.
Сказала очень тихо:
— Прости меня. И делай, что надо.
Зверь вскинулся, глянул ей в глаза, с равнодушной тоской во взгляде. Ему было все равно сейчас. Только пробормотал:
— Может, мне выйти, пока вы тут отношения выяснять будете?
— Оставайся, — ровно ответил Нивен. — Нечего выяснять.
Сделал шаг к двери, пошатнулся, но устоял на ногах и сделал еще шаг.
— Да куда ты опять идешь?! — все с той же тоской, но теперь еще и со злостью рыкнул зверь, вскочил и ударился головой об потолок. — Что ты собираешься делать?! — Догнал Нивена у самого порога, втиснулся между ним и дверью. — Ты можешь остановиться на секунду и подумать?! Куда тебе идти? Ты опять шатаешься, идиот!
Алеста все еще старалась не дышать. Иначе вздохнула бы: ей очень хотелось, чтоб Нивен поскорее вышел прочь. Чтобы больше не видеть его никогда.
— Опять? — тихо спросил Нивен. — Опять мешаешь пройти?
Попытался оттолкнуть его, но зверь не оттолкнулся. Алеста подумала, что Нивен не убил ее тут же, на месте, вероятно, лишь потому, что сил у него действительно не осталось.
— Пропусти! — повысил голос Нивен.
И Алеста утвердилась во мнении: это не Нивен. Это незнакомое существо, очень похожее на Нивена, но это не Нивен. Нивен не злится. И не кричит. И никто в здравом уме не станет пытаться его удержать рядом с собой. Выгнать — да. Но не удержать.
А Нивен выдохнул и привычно холодно, безразлично добавил:
— Я не смогу помочь, Шаайенн. Как не смогла она. Никто не сможет. И не захочет. Уйди. С дороги.
И будто обретя силы после этих слов, отстранил таки его от двери. Вышел уверенно, ровно держа спину. И даже почти не шатаясь. Зверь обернулся, бросил на нее растерянный взгляд, скользнул тем же взглядом по дому. Остановился на мече, будто забыл о нем, но вовремя заметил — подхватил. Потом снова глянул на Алесту. Ухмыльнулся и сообщил:
— Ты ставила на меня, детка.
— Ч-что?
— Если бы ты думала, что он меня победит, зачем тогда напомнила, что стоит приберечь одежду? Нет, ты знала, что я смогу победить, и что после она мне пригодится.
Подмигнул ей, вышел на порог и захлопнул за собой дверь. Алеста подумала, что это существо невозможно сломать. Глубоко вздохнула — и морок наконец слетел вместе со вздохом, рассыпался у ее ног.
Дряхлая старуха медленно опустилась на лавку.
— Нам лучше держаться вместе, — глухо, как сквозь сон, услышала голос зверя.
Шаайенн. Мягкое, теплое, шепчущее имя.
И тишина вместо ответа от Нивена.
— Потому что в последний раз, когда мы разделились, нас пытались натравить друг на друга.
— Разделились? — спросил Нивен.
— Вот возьму и тоже начну через слово переспрашивать!
— Мы не разделились. Мы не действовали сообща. И не будем. Я ухожу из Нат-Када.
— А я, по-твоему, планирую тут достопримечательности изучать? — и сочувственно, в ответ на взгляд или жест. — Длинное слово, да?
— Четыре, — сказал Нивен. — Четыре рога. Одна пара здесь. Вторая…
— Может, у тебя со страху в глазах двоилось?
— …здесь.
Голоса удалялись, и Алеста уже не разбирала слов. Слышала только, как Нивен сказал что-то о луке, а Шаайенн — о разбросанном по всему Нат-Каду оружии. И думала о том, что ей не стоило отдавать ребенка. Ни Бордреру, ни кому-либо еще. Даже если он никогда и не был ребенком.
А теперь — поздно. Теперь для всего — поздно.
А еще повторяла про себя, на языке катала мягкое имя: Шаайенн. И вспоминала, как дневной свет играл с его волосами, и те сверкали в лучах. И глаза у него сверкали, горели, и в них было гораздо больше жизни, чем во взглядах всех существ, что встречала на своем пути. Гораздо больше жизни и немного яда.
Она накинула еще один морок. Просто так. Потому что старухе не пристало быть влюбленной. Даже в существо, которое очевидно намного древнее ее самой. Просто страдает проблемами с памятью.
