31

С окружающим миром что-то происходит: он кренится, и я, встав на дрожащие ноги, падаю вперед. Генерал ловит меня и притягивает к своей груди. Его сильные руки так крепко обнимают меня, что происходящее чудится сном. Кажется, что сейчас он назовет меня своим «солнышком», а Элисон за нашими спинами будет накрывать стол для Нессы и ее семьи. Когда я, отстранившись, гляжу в его лицо, мир перестает раскачиваться, и он произносит:

— Все кончено.

Я смотрю на пятно грязи там, где лежало тело Ангры. Неужели разрушение посоха уничтожило и его самого? Все так и думают. Даже солдаты Спринга, побросавшие оружие, когда их король исчез. Зеленые, золотые, бордовые и белые цвета кружат по площади, победители радостно кричат, глядя в потемневшие небеса.

Я закрываю глаза, делаю вдох, прислушиваясь ко всеобщему ликованию.

— Мира.

Открываю глаза. Генерал смотрит на меня так, как не смотрел никогда — с восхищением.

— Давным-давно мы решили, что я буду тем, кто расскажет тебе обо всем, — тихо говорит он. — Я не знаю, как об этом узнал Ангра. Я должен был…

Меня заполняет холод — бурлящая внутри магия накопителя, пробужденная и неугомонная. Вздохнув, я накрываю руку Генерала дрожащей ладонью.

— Нет, — качаю я головой. — Эту тайну должна была открыть Ханна, не вы.

— Ханна? — хмурится Генерал.

Я пожимаю плечами, не зная, как ему объяснить, но Генерал и не ждет объяснений. Он отступает на шаг, опускается на колени и протягивает ладонь, на которой лежит серебряная цепочка.

— Моя королева, — произносит он.

Я вздрагиваю. Не хочу, чтобы Генерал звал меня так. Но о том, чтобы он смотрел на меня так, я мечтала всю жизнь.

Я тянусь за цепочкой, но меня опережает другая рука. Мои пальцы зависают в пыльном воздухе прямо над ладонью Мэзера, забирающего медальон. Затем он снимает со своей шеи вторую половинку и протягивает мне обе.

— Ваш медальон, моя королева, — произносит он и проводит языком по губам. Его рука дрожит.

Он — воплощение силы и стойкости, но в глубине его глаз таится страх. Страх от того, что он более не тот, кем был; страх оттого, что множество его обязанностей перекладывается на другие плечи. Я поднимаю руку, хочу извиниться, расплакаться. «Прости, что это я. Прости, что вся твоя жизнь разрушена. Прости, что мы так быстро повзрослели. Прости, пожалуйста, за все». Я хочу это произнести, но просто молча забираю из его руки половинки медальона.

Мэзер выдыхает и выпрямляется, расправив плечи под тяжестью всего, что на него свалилось. Его губы дрогнули в бледном подобии улыбки и так и застыли, выражая нечто среднее между счастьем и шоком.

— Я в вашем распоряжении, моя королева, — тихо произносит он и склоняет голову.

Я касаюсь ладонью его щеки прежде, чем осознаю, что делаю, и морщусь, почувствовав боль в плече. Как бы мне хотелось, чтобы нам с ним не было так больно. Руку сковывает холодом, и я пораженно распахиваю глаза. Я не взывала к магии, но она пробудилась, ожила, и холод стекает с моей ладони на щеку Мэзера. Я наполняю его той же силой, что и остальных винтерианцев, поддерживаю его.

Мэзер отступает, выскальзывая из-под моей ладони, и опускается на колени рядом с Генералом. Ликование людей за его спиной сменяется благоговейным трепетом, и все винтерианцы, один за другим, медленно встают на колени, склоняя передо мной светловолосые головы, перепачканные кровью и грязью. У меня перехватывает дыхание, и я не знаю, хочу ли, чтобы они остановились, или же нет. Они выглядят такими счастливыми, и я не смею лишать их этого счастья, хоть и сильно напугана.

Я замечаю у ворот Дендеру с Хенном — на коленях, обнимающихся столь крепко и нежно, что и меня охватывает пьянящее счастье. Грир с Финном опираются друг на друга, на левой ноге Финна кровавая рана. Коналл, Гарриган, Несса и даже Дебора — все счастливы, все здесь, все в безопасности. Позади всех, прислонившись к воротам, в окружении раненых в битве солдат, стоит Терон. Наши взгляды встречаются, и на его губах появляется легкая почтительная улыбка, эхом отражающая всеобщее благоговение. Он склоняет голову вместе с корделлианцами и отемнианцами.

Может быть, Ангра и в самом деле умер? Может быть, Распад рассеялся, забрав с собой и его? Как много этих «может быть». Как много лет нас мучили одни и те же вопросы: «Может быть, они придут? Может быть, спасут нас? Может быть, однажды мы увидим наше возрожденное королевство?» Наклонившись к Мэзеру и Генералу, я опускаю ладони на их плечи. Они смотрят на меня глазами, полными счастья. Я улыбаюсь.

— Пора домой.

Проходит две недели, во время которых мы заботимся о раненых и изможденных. Армия Отема уходит после завершения нашей миссии, но армия Корделла остается, и я не задаю вопроса почему. Терон всегда готов помочь с едой и другими припасами, и я беру все, что он дает, прежде чем Ноум успевает хоть что-то возразить. Винтерианцы видят сплоченный фронт, а не королеву, которая всего несколько недель назад понятия не имела, кто она, или короля, который всего несколько месяцев назад горел желанием не спасать их, а завладеть их землей. Я сделаю все, что угодно, чтобы так и продолжалось до тех пор, пока винтерианцы, все до одного, не исцелятся. И это исцеление наступает в тот миг, когда мы видим Дженьюри.

Столица Винтера располагается почти у самой границы Спринга, в нескольких часах езды от него. Яркие вишневые деревья и изумрудно-зеленая трава уступают место белоснежным полям, нетронутым снежным холмам и заледеневшим деревьям цвета слоновой кости. Это наш дом! Так и должно быть. Холод, заледеневшие леса, кругом все белое.

С возбуждением мы ждем встречи с Дженьюри. Чем дальше мы углубляемся в Винтер, тем сильнее теснит мою грудь. Я уже боюсь, что ожидание убьет меня прежде, чем мы доберемся. Винтерианцы первыми замечают смутные очертания столицы вдалеке. Я бросаюсь вперед, услышав взволнованные крики и видя, как они отрываются от корделлианской армии и быстрее идут вперед.

У городской стены раскинулись поселения, сама стена разбита и бугрится неровным краем выпавших камней. Целы несколько башен — они тянутся к небесам, словно всегда ждали нашего возвращения. Ты не уничтожил нас, Ангра, и мы возродимся.

Я несусь мимо винтерианцев, но резко осаживаю своего великолепного боевого коня, позаимствованного у корделлианской армии. Народ продолжает бежать, охваченный таким восторгом, что не замечает моей остановки. Конь нервно перебирает копытами на снегу, из-под которого пробивается бледная винтерианская трава.

Генерал останавливается рядом со мной, и мы выдыхаем в морозный воздух пар.

— Нужно будет все отстроить заново. И нам потребуется продовольствие из Корделла, — замечает он.

Холодный ветер пробирается под белую хлопчатобумажную рубашку, которую я взяла у Терона. Мы уже и так в неоплатном долгу перед ним и его отцом, поэтому при мысли о том, что нам нужно будет просить о большем, у меня сжимается сердце. Я знаю, что именно пожелает получить Ноум за дарованное: доступ в Кларинские горы для поиска источника магии. Может, поэтому он и не мешал Терону обеспечивать нас всем необходимым. Может, поэтому он и не вернулся пока в Корделл, и его армия сопровождает нас, охраняя как самый ценный капитал.

Что бы ни было тому причиной, мы нуждаемся в нем и в его помощи, и пока он не потребует с нас долг, я не буду об этом волноваться.

— Я знаю.

— Но им это пойдет на пользу. — Генерал сдвигается в седле, одной рукой расслабленно держа поводья. — Восстановление города, пока они сами исцеляются. Им это нужно.

Я киваю. Нам всем это нужно. Нужно что-то строить своими собственными руками, чувствуя вливающуюся в нас потихоньку жизнь. Делать что-то стоящее, правильное и прекрасное. Генерал смотрит на меня искоса, так что я не вижу выражения его лица.

— Ты точно такая же, как она.

— Ханна? — спрашиваю я, изучая его лицо.

Он кивает:

— Каждое мгновение своей жизни.

Он имеет в виду, что я справлюсь. Что я воссоздам королевство, сплочу наших людей и поведу их в лучшее будущее. Однако что бы нас в будущем ни ждало, Ангры в нем не избежать. Я сглатываю, закусываю нижнюю губу и вдыхаю морозно-холодный воздух. Нас так захватило счастливое освобождение и путешествие в Винтер, что мне не хочется лишать людей радости. Она такая хрупкая… Возможно, придет время, когда мое молчание принесет горькие плоды. Если мои подозрения верны и Ангра не умер, тогда он по-прежнему опасен и наша победа, за которую мы так долго боролись, всего лишь иллюзия настоящего покоя.

— Я думаю, что Ангра жив, — тихо говорю я, и мой голос звенит печалью в прохладном воздухе. — И его магия тоже. Все намного хуже, чем нам казалось. Гораздо хуже.

Генерал ничего не отвечает, и на мгновение мне кажется, что, возможно, мои слова унес ветер. Я смотрю на Генерала, но на его лице то же непонятное выражение, какое я видела, вернувшись из Лайнии с половинкой медальона. Смесь страха и решимости.

Я касаюсь медальона на своей груди. Он теперь целый и… лишенный силы, но прикосновения к нему странным образом успокаивают. Как когда-то лазурит.

Винтерианцы думают, что магия возвращена в медальон и теперь в безопасности. Они думают, что мое использование магии без накопителя, как сказал Мэзер, было счастливой случайностью. Им не приходит в голову, что магия может находиться сейчас где-то еще. Не только их, но и Корделла. И особенно — Ноума.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — отзывается Генерал. Его взгляд встречается с моим, и я вижу, как сильно он устал, как напуган. — В будущем мы потихоньку со всем разберемся.

Я киваю. Через толпу бегущих винтерианцев галопом проносятся всадники и, подъехав к нам, останавливаются. Терон с Ноумом трясутся от холода в своих седлах, их взгляды перебегают с Дженьюри на Генерала и на меня. Ноум и на холоде пытается сохранять достоинство, Терон же, обхватив себя руками, клацает зубами, вторя стучащим по земле копытам. Мэзер вклинивается на своем коне между мной и Тероном и разглядывает наших заледеневших гостей.

— Скажи мне, что у вас здесь найдется лавка с теплыми плащами, — говорит Терон, от дрожи неловко подергиваясь на лошади.

Мэзер хохочет. Давно я не слышала его чудного звонкого смеха. Он с каждым днем улыбается все шире и шире, освещая все вокруг своей ослепительной улыбкой.

— Бедняжка, — подначивает он Терона. — Не можешь вынести даже легкой прохлады?

— Легкой прохлады? — взвизгивает Терон. Он указывает на армию корделлианцев, таких же замерзших, как и их король с принцем. — К концу путешествия у нас будет армия корделлианских сосулек. Отец с утра чихнул, так его чих замерз в воздухе!

Я смеюсь, и Терон косится на меня. Беззаботное веселье в его глазах сменяется более глубоким чувством, тем, что напоминает о разделенном нами во дворце Ангры волнительным поцелуе. Мэзер между нами смещается в седле и играет желваками. Я отрываю взгляд от Терона, и мои губы расплываются в улыбке: мне хочется смеяться — до того нелепая ситуация.

Ноум хмыкает, но ничего не говорит. Или ему нечего сказать, или его губы заледенели, кто знает. Мне интересно знать, по-прежнему ли желает правитель королевства Гармонии связать своего сына брачным союзом с королевством Сезонов или все возрастающий долг Винтера перед Корделлом сам по себе является прочными узами? Ноум завел об этом разговор несколько дней назад, пока мы отдыхали после захвата рабочих лагерей. Он протянул руку, чтобы пожать мою, и когда наши ладони соприкоснулись, перед моим внутренним взором снова встал яркий образ: Ноум на коленях у постели жены. Такая связь возможна потому, что я сама — накопитель, и другие владельцы королевских накопителей даже не подозревают о ней. Не считая Ангры, конечно, который знал об этом, потому что использовал Распад. Ноум же, наверное, считает меня слабой неуравновешенной королевой, вздрагивающей при каждом прикосновении. Пусть он лучше недооценивает меня и понятия не имеет о моей истинной силе. Винтеру это еще пригодится, когда Ноум решит собрать с нас все долги.

— Если вы закончили спорить по поводу погоды, — говорит Генерал, — то, я думаю, пора приняться за дела посерьезней.

Он ловит мой взгляд, широко улыбается и подгоняет коня, который галопом проносится между винтерианцами, взметая копытами комья снега. Терон с Ноумом бросаются вслед за ним, петляя в толпе светловолосых людей, бегущих навстречу городу. Лишь Мэзер остается со мной и глядит на меня, а я стараюсь на него не смотреть.

— Прости, — шепчу я.

Лошадь Мэзера переступает копытами в снегу, встревоженная повисшим напряжением. Я с трудом отрываю взгляд от несущейся толпы, чтобы посмотреть в сапфировые глаза Мэзера. Я страшно хочу извиниться, но он опережает меня:

— Не извиняйся. Ты не сделала ничего плохого. — Он устремляет взгляд к городу. — Совершенно ничего.

— Я знаю, просто… — Я умолкаю, и Мэзер снова поворачивается ко мне.

— Я знаю, — эхом повторяет он и искренне улыбается.

Он ерзает в седле, сжимая в руках поводья.

— Если кто-то из нас и должен чувствовать вину, то это я. Уильям рассказал нам правду, когда тебя схватили, и я только и думал: «Теперь вся ответственность на тебе. Я свободен».

Если бы я не смотрела на него, то, возможно, и поверила бы его словам, сказанным беспечным тоном. Но я наблюдаю за его лицом, за его сузившимися глазами, за его сжавшимися в тонкую линию губами. В его словах даже слишком много правды. «Я свободен». Возможно, это та свобода, которая ему не нужна.

— В Корделле, — начинаю я, — когда мне приходилось играть роль их будущей королевы, я представляла себе, что я… — у меня вырывается смешок, — что я — это ты.

Мое признание стынет в воздухе. Мэзер улыбается, напряжение отпускает его, и он чуть склоняет голову.

— Моя королева, — отзывается он и, пришпорив лошадь, сливается с бегущей людской толпой.

Я провожаю его взглядом с легким сердцем. Мы и правда в Дженьюри. В городе, который я видела лишь в воспоминаниях и снах. Его дома и булыжные мостовые. Вечно падающий снег. Он так нужен нам! Что-то влажное покалывает нос. Я поднимаю взгляд и счастливо улыбаюсь. Падает снег, и зима укутывает нас, защищает. Мой конь тоже скачет галопом, с каждым ударом копыт догоняя остальных.

«Это твой город». Голос Ханны звучит в моей голове. Она всегда могла со мной говорить, но боялась, что Ангра поймет, что я из себя представляю, и поэтому никогда не вмешивалась в нашу миссию по поиску половинок медальона. Все это было прикрытием для защиты королевской линии крови, а сны и видения предназначались для того, чтобы я привыкла к магии и соединилась с ней так, как даже представить себе не могла. Моя мама. Никак не свыкнусь с мыслью, что у меня она есть. И не знаю, как приспособиться ко всему этому новому миру.

«Наш город», — поправляю я ее.

«Если бы не ты, нас бы уже сейчас не было в живых».

Я чувствую печаль Ханны.

«Но ты одержала победу там, где я потерпела поражение. — Она замолкает, и я ощущаю в ее молчании волну раскаяния. — Я хотела рассказать тебе. Я так много раз хотела поговорить с тобой, но не могла рисковать. Ты должна была подрасти и созреть для магии, ведь если бы Ангра узнал, кто ты, до этого момента… — Ее голос надламывается. — То наше королевство было бы потеряно навсегда».

«Я знаю», — говорю я. Это все, что я могу сказать.

Сегодня не день печали и извинений. Сегодня день наслаждения прохладным воздухом, снегом, радостью винтерианцев, их улыбающимися и сияющими лицами. Я замечаю впереди Нессу: она смеется и бросает снежки в Коналла. Вижу Дендеру и Хенна, которые скачут верхом к стене — счастливые и свободные, какими и должны были быть всегда. Людьми в свете, а не словами в темноте.

Все это кажется невозможным. Я так долго и так упорно пыталась оставаться просто Мирой, а все вышло иначе. Так же бывает с метелью. Сначала с чистого неба падает одна-единственная снежинка. За ней еще одна, и еще одна. Не успеваешь оглянуться, как в воздухе кружат уже сотни снежинок. А потом они объединяются, сливаясь в одну буйную метель — опасную и прекрасную.

Я — дочь Ханны. Я — накопитель Винтера. Я — воин, леди, королева и, что важнее всего, направляюсь через снежное поле к руинам Дженьюри. Я — Мира. И что бы там Ангра ни попытался сделать, он не остановит меня. Я очищу это королевство от пепла прошлого и наполню великолепным снежным покоем.