Глава 6

Позже, оглядев ее всю, я был удивлен тому, что нельзя было бы примитивно назвать, например, изменением внешности в лучшую сторону, похорошением или омоложением, а скорее чем-то другим – наверно, возвращением к чему-то первоначальному идеальному или задумке творца – образу, лишенному пагубного воздействия всего того, чем калечит нас материальный мир. А этот пагубный процесс, как известно, начинается еще до зачатия, передается через родителей и предков, продолжает травмировать в утробе матери, при выходе на свет, и, в конце концов, вместе со всеми физическими невзгодами наше тело добивают известные негативные состояния души, социальные и прочие проблемы, к примеру, дефицит. Ли была такой, какой первоначально должна была быть в ее божественном понимании, или если бы ее, на худой конец, сотворил какой-нибудь гений-художник эпохи возрождения, одаренный самим богом. Она была матрицей своей земной копии. В наше время стало модным рисовать карикатуры со знаменитостей – забавно, но узнаваемо. Тут же, как будто, все получается наоборот: была карикатура, а стал мастерски выполненный портрет. Даже фигура с осанкой изменились, в голосе остались только самые певучие и завораживающие тембры. Кажется, и ноги стали длиннее и стройнее. Вот ведь более всего у советских женщин страдают ступни ног, грубея с годами от ходьбы и компрессии грубой отечественной обуви. Но пальчики и пяточки на ногах Ли, каждый ее ноготочек и суставчик, выглядели такими идеальными, будто были выточены из мрамора великим мастером. Ни отечности, ни синюшности, ни покраснения, ни малейших признаков потливости. Внутри себя я не смог описать восторг подходящим литературным словом, а беззвучно произнес что-то матерное. А еще я невольно подумал, что появись сейчас здесь Валя с Любой, то и они, разумеется, тоже выглядели бы так божественно, что Леонардо да Винчи свою Джоконду вытолкнул бы за дверь, а картину, не дописав, забросил бы в самый дальний и пыльный угол своей мастерской. И пропала бы знаменитая ухмылочка той известной дамы. А физиономией, увлажненной соплями и злыми слезами, вряд ли б кто-нибудь из художников заинтересовался. И что же я должен был бы предпринять в такой ситуации? Зажить с этими тремя грациями одной семьей или расчлениться на три части? Однако в данный момент я был пока один на один с Ли и, слава богу, целехонек. Душа моя стала вдруг вспоминать все самое лучшее, связанное с ней. А воспоминания о тех юношеских сомнениях в необходимости, скорее вынужденности, сочетаться браком – напрочь отпали. А я-то думал, что та рана давно уже зарубцевалась. Все, связанное с Ли, не просто проснулось, а встало, побежало, полетело, вспыхнуло, обратилось яркой кометой.

– Клево выглядишь, – более мягко и примитивно озвучил я свои впечатления.

– Спасибо, старик, ради тебя старалась. Сам-то каким красавчиком стал, прямо Ален Делон. Успел на себя полюбоваться?

– Ты так думаешь? Вообще-то пока не довелось добраться до зеркала, но представляю, что похорошел – чувствую силу, здоровье и молодость.

– Ладно, все мы тут, в этом потустороннем мире… Точно статуэтки музейные… Вздор – все эти штучки. Потом забудешь их. Привыкай к тому, что мы души, и нет тут никаких тел… Это ты пока по привычке визуально изучаешь новый мир, и тебе так хочется убедиться в том, что вот и ты сам, и все вокруг тебя наконец-то достигло совершенства, обрело правильные черты, избавилось от грязи, морщин и прочих грубых изъянов. Но когда-нибудь потом все это перестанет быть важным, перетрется. Главное, любимый мой, что ты здесь, что мы опять вместе. Не обиделся?

– С чего это? Тем более теперь, попав сюда, я разучился обижаться. Так в чем дело?

– Видишь ли, Санчик, это мы с Толиком тебя сюда… Прости, моя это была идея… Я ему все объяснила, убедила. В общем, он как бы отвернулся, типа не доглядел, и вот – ты здесь. Поверь, зайчик, ничего особенного в твоей судьбе не ожидалось. А так – лучше.

Ах вот оно что… Значит все-таки ты. Охотно верю и не спорю, потому что слышу это от тебя. А иначе я бы Толе в морду дал, крылья б поотрывал или в суд на него подал за халатность при исполнении служебных обязанностей. Однако, все ж таки странно у вас тут – не так, как я представлял…

– Да неужели? Может быть ты и не умер вовсе, все это снится или заболел, к примеру, температурка, бред?

– Ага. Действительно, все ли со мной в порядке? У меня точно глюки, поэтому здесь все так забавно. Может, в конце концов, проснусь в вытрезвителе? И чего это мерещится везде тот мир, будто я одной ногой еще там завяз?

– Все правильно. Только не одной ногой. Ты еще весь в утробе, вот-вот макушка головы показалась. Считай, что это твое затянувшееся перерождение. Так что и здесь все не сразу и не сходу – школа смерти, похожая на жизнь с прохождением всех периодов адаптации, роста и развития. Но сначала, разумеется, полная беспомощность и мокрые пеленки. Поверь, самое интересное впереди – это когда ты подрастешь.

В руках у Ли вдруг оказалась сигарета, она поднесла ее к губам, посмотрела на меня и кивнула на факел. Я снял с какого-то дубового столбика горящий факел и поднес к сигарете. В земной жизни так, пожалуй, можно ожог морды лица заработать, а тут – нет, будто от импортной зажигалки сигаретка задымилась.

– Пройдет время, которого здесь нет, – продолжила Ли, артистично держа красивыми пальцами сигарету, и мы с тобой сможем получить ответы на все вопросы и тайны, которые в той жизни были нам недоступны. Это естественно, что душа жаждет, и она имеет право знать. Вся структура оставленного нами мира постепенно окажется на твоей ладони, дорогой мой. Мы сможем увидеть любой момент истории прошлого и будущего, побывать в любой точке того мира и на других планетах. Это занимательно и поначалу сильно увлекает. Захочешь увидеть динозавров, или то, как строились пирамиды – нет проблем. Мы ведь можем вместе… Все так хотят увидеть, узнать, получить ответы на те вопросы, на которые не надеялись получить в той жизни. Помнишь, загадки и кроссворды в журнале, много остается нерешенного? Приходит следующий номер, а там все правильные ответы. Врубился, хоть капельку?

– Ну… Наверно чуть понятней стало. Впрочем, я и сам о многом догадался, да и Толик кое-что рассказал. Короче, когда целиком выйду наружу, орать буду – требовать ответов на все тайны мироздания. Это здесь заместо молока.

– Именно. Я, кстати, и сама еще не совсем продвинулась, до яслей, считай, даже не доросла. Но вместе нам будет интересней.

Пока мы болтали с Ли под музыку и хаотичный веселый шум деревенского праздника, Толя тактично не возвращался и не мешал. Столь длительное его отсутствие лично меня не волновало. А чего нужно бояться? Не набросятся ли на него насильники в темноте или убийцы? Интересная мысль посетила вдруг меня насчет убийства. Действительно, почему в сказочном мире Толика не может быть разбойничков и злодеев, которые грабят и убивают честных людей, а в свободное время точат острые ножички? Ведь сказки – это всегда борьба добра со злом. Нет, все же моя голова действительно еще не остыла от той жизни и мыслит как– то не по-райски? Тотчас Толя появился – жив и невредим. Или правильно – мертв и невредим?

– Здорово, Лидка, – поприветствовал он фамильярно мою экс-супругу, будто школьник свою одноклассницу. – Ну чо, старуха, как жизнь? Пардон, как смерть?

– Ничего, Толенька. Все славно, умираем помаленьку. Видишь, любимого дождалась, – сказала она и прижалась ко мне еще сильнее.

– А то не вижу, – усмехнулся Толя и подмигнул ей.

– Да ладно подмигивать. Все уже знаем, – заметил я.

– А, проболталась. Ну, извиняйте, если что не так. Вот, со своей супругой с этим вопросом разбирайся. А я – что? Я добрый, меня уговорить легко. Ладно, потом разберетесь, пошли-ка, Саня, домой.

– Стоп, – возразил я, – я тут свою первую жену встретил, а ты – домой. Скажи ему, Ли. Мы ведь с тобой муж и жена… Мы же тогда не разводились… Смерть нас разлучила. Вот ведь – даже толком не обнялись.

Нет, Санчик, не сегодня. Пока так. – И она вдруг вскочила с места и побежала в темноту. – Не сегодня. Потом, потом, – повторяла она на ходу и вдруг исчезла во мраке, лишь напоследок блеснули в свете горящих огней ее девственные, не омраченные ни одной пылинкой, золотистые от звезд и огней пяточки.

– Вот, блин, а ведь таки и правда – Золушка, – плюнул я в отчаянии. – Толя, что мне делать? Я без нее умру, слышишь?

– Отличная идея, умирай. Щас Запорожец вызовем, все организуем. Вскроем по новой. Обмоем, причешем и побреем, наденем черный импортный костюм, похороны пышные устроим. В этот раз Лидка твоя рыдать будет.

– Да, юмор еще тот. Однако. Между прочим, об ангелах-хранителях я всегда был иного мнения. А вот, оказывается…

– О, о, каким порядочным стал. Прогресс. Уже и пошутить как следует нельзя. Черный юмор, ну и что? У нас тут, между прочим, свобода слова, и вообще демократия. Ладно, переживешь. Вернее, переумрешь. Пошли спать. Уж коли ты брезгливый, я тебе рекомендую в стогу сена заночевать. Тебе понравится. Около моей избушки есть специальный такой.

Я хотел было возразить, что может солома будет тыкаться в тело, букашки всю ночь шуршать, мыши шнырять, но тотчас согласился, сообразив, что тела у меня как такового нет, одно название, и что наверняка лишь самые чудные ощущения из детства и более поздних лет будут сопровождать мой сон в таком экзотическом месте. Ведь я же в раю. А еще зачем-то Тургенев вспомнился – его «Записки охотника».