Книга: Поденка
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12

Глава 11

25 марта 1946 года
Отдаленная ферма в центральной Англии
Берти Рак ел яйца-пашот. Две штуки. Это было единственное, что он смог найти на ферме наутро после первой беседы с доктором Шнайдером. Он поселился в доме фермера на предыдущей неделе и несколько дней изучал записи, документы, фотографии, отчеты. Все, что могло помочь ему досконально проанализировать предмет.
Немец находился на ферме уже несколько месяцев, спрятанный от посторонних глаз. В основном это делалось ради его собственной безопасности. Хозяйственные постройки фермы были приспособлены для того, чтобы он не сбежал: решетки на окнах, замки и массивные запоры на дверях. Ферму быстро переоборудовали под тюрьму. В помощь Раку прикомандировали шестерых солдат, но работа им досталась нетрудная. Шнайдер интереса к побегу не проявлял. Какой смысл в том, чтобы оказаться в Англии в положении беженца, после того как Германия проиграла войну? Поначалу Рак опасался, как бы доктор не попытался покончить с собой, как это сделал Гиммлер, но Шнайдер явно не собирался себя убивать.
Ночами полковник спал неспокойно. Все еще стояли холода, зима никак не хотела отступать. Матрас на кровати оказался комковатым, постельное белье – сырым, хорошо, что хотя бы кухня не обманула ожиданий. Выложенный каменными плитами пол, плита, свисающие с каждой полки кастрюли и сковородки. Сегодня все это блестело в ярких солнечных лучах.
Младший капрал Фицджеральд стоял рядом, прислонясь к открытой кухонной двери, и попыхивал самокруткой. На редкость долговязый и угловатый, он, по мнению Рака, не вписывался ни в какой интерьер. И вечно сутулился. Пока что полковнику удавалось игнорировать его, хотя писклявый голос Фицджеральда уже начинал действовать ему на нервы.
– Ну, давайте, выкладывайте, – весело сказал Фицджеральд и посмотрел на Рака так, словно ожидал, что тот сейчас проделает фокус. – Как все прошло?
Рак тяжело вздохнул. Еще одна неделя этой ерунды, и всё, я вернусь в Лондон, подальше от нацистов и дураков.
– Как вам известно, младший капрал, мне не разрешено раскрывать содержание бесед с доктором Шнайдером…
– Со Шнайдером? – Похоже, Фицджеральд искренне недоумевал. – При чем тут он? Я говорил о Еве!
Рак проглотил то, что жевал, и только потом поднял взгляд.
– О ком?
– О Еве. Еве Миллер. Об этой горячей цыпочке с классной попкой!
И Фицджеральд расплылся в глупой ухмылке. Зубы у него были такие же длинные и кривые, как и его тело. Рака раздражало в нем все, раздражало постоянно. Нельзя позволять этому нахальному ублюдку так с собой говорить, полковник должен внушать уважение и поддерживать дисциплину. Но ему все это уже встало поперек глотки, к тому же какой смысл держать дистанцию в этой глуши во время операции, которой официально не существует?
– Вы имеете в виду стенографистку? – вздохнув, спросил Рак.
– Во-во, ее. Ну разве она не красотка! Не представляю, как вы с ней справляетесь. Она остановилась здесь же, через дорогу. В отдельной комнате недалеко от меня. Она приехала вчера, причем ее привез шофер на частном автомобиле.
– Неплохо.
– Правда, здорово? Я хочу сказать, здорово иметь под боком такую кралю. Есть о чем помечтать холодными ночами. Готов поспорить, что между ее большими сиськами всегда тепло… – Фицджеральд вдруг осекся, услышав за спиной вежливый кашель. И как ошпаренный отскочил от двери.
К чести Евы, проходя мимо него, она не выказала ни смущения, ни досады. Капрал попытался что-то сказать, но из горла вырвался только какой-то удивленный сиплый возглас. Рак продолжал есть свои яйца-пашот. В конце концов Фицджеральд что-то промямлил и вышел вон.
Полковник поднял голову и взглянул на Еву. Она была необычайно красива. Белая сияющая кожа, темно-красная губная помада. Темно-русые волосы с идеальной завивкой. Но в ней таилось что-то еще. Он заметил это вчера, хотя смотрел на нее издалека. Еву окружал какой-то неуловимый ореол, суть которого была ему неясна. Это чувствовалось даже в том, как она сейчас стояла, немного неуверенно, по другую сторону обеденного стола. Стройная, изящная. Блузка под синим жакетом идеально отглажена, каждая складка на юбке выглядела безупречно. Она походила на новую куклу, только что вынутую из упаковки.
– Полковник Рак. – Девушка вежливо кивнула.
– Вы американка.
– Наполовину. А как вы это определили?
Полковник бросил на нее еще один взгляд.
– Это видно по тому, как вы одеты.
Ева посмотрела на свою одежду.
– Я из Бостона, – неохотно призналась она. – Но моя мать была из Англии, из Челтенхэма.
Она достала из сумочки сигарету.
– У вас есть спички, полковник Рак?
Он порылся во внутреннем кармане пиджака, вынул коробок спичек и дал ей прикурить. Прикуривая, девушка прикрыла пламя рукой. Табачный дым замерцал на рассветном солнце.
– Вы не очень-то разговорчивы, – заметила Ева.
– Да, – согласился Рак.
Она села и положила ногу на ногу. Рак вернулся было к своим яйцам-пашот, но они вдруг приобрели неаппетитный вид. Он заерзал на стуле и отпил чаю из стоящей на столе чашки, хотя тот уже полностью остыл. С нацистами он мог справиться, но женщины – это особая разновидность существ. Полковник подумал, что бы сказать, но все хоть сколько-нибудь осмысленные замечания на время вылетели у него из головы. В конце концов он удовольствовался вопросом:
– Как вы здесь устроились?
– Хорошо, – ответила она. – По ночам бывает холодновато, но постельное белье чистое. Они сделали все, чтобы нам тут было удобно, хотя я не вполне понимаю, ради чего.
– В самом деле?
– Зачем вы пьете холодный чай?
Рак взглянул на свою чашку. На дворе подмораживало, и в кухне фермерского дома, несмотря на заливающий ее яркий солнечный свет, было лишь ненамного теплее. Над его чашкой не поднимался пар. Вы весьма наблюдательны, мисс Миллер.
– Разве это не в обычае у американцев – брать напитки, которые традиционно подают горячими, и пить их холодными?
Эти слова вызвали у стенографистки улыбку, которая полностью преобразила ее лицо. Она казалась олицетворением утонченности и стиля, но в глубинах зеленых глаз таилось что-то еще. Что-то действующее ему на нервы. Полковник отхлебнул еще чаю.
Через некоторое время она заговорила вновь:
– Когда меня отправляли сюда, мне было сказано, чтобы я не задавала никаких вопросов относительно… того, что мы будем делать. Мне рассказали и о вас, дав понять, что не следует обременять вас своим любопытством.
– Вот и не обременяйте.
Ева кивнула:
– Хорошо. Кажется, следующая беседа должна начаться через час.
Она вышла. Рак посмотрел по сторонам – без нее кухня выглядела намного скучнее.

 

Полковник пересек двор и вошел в сарай, где его уже ждал Шнайдер. Он нарочно заставил доктора ждать, к тому же еще и приказал своим людям привязать его к стулу так, чтобы тот испытывал максимальное неудобство. Не потому, что ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как нацист мучается, а затем, чтобы тот немного разоткровенничался хотя бы из желания поскорее вернуться в свою камеру.
У него возникло намерение позвонить в Лондон и попросить прислать другую стенографистку, но что-то его остановило. Ведь это с его стороны просто блажь – требовать, чтобы Еву заменили, потому что… а собственно, почему? Потому, что она выбивает его из колеи? Это звучит нелепо.
Рак уже почти дошел до двери сарая, когда вдруг понял, что забыл свою ручку в импровизированном кабинете, который был оборудован для него в комнате, находящейся над кухней. Тихо ругаясь, он повернулся и пошел обратно в сторону дома. Пересекая двор, он заметил в дверях кухни нескладную фигуру Фицджеральда и облако дыма от его самокрутки, поднимающееся вверх и тут же уносимое ветром.
Полковник остановился и подождал, пока младший капрал бросит окурок на булыжники двора и зайдет внутрь. Этот малый раздражал Рака, и ему совершенно не хотелось опять выслушивать его нытье. К счастью, к тому времени, когда Рак вошел в кухню, Фицджеральд уже ушел.
Рак бесшумно поднялся по лестнице. В первый же день своего пребывания в доме он взял на заметку каждую скрипящую половицу, чтобы иметь возможность передвигаться более или менее беззвучно. Эта предосторожность явно была излишней – ведь местоположение фермы держалось в секрете, и ее тщательно охраняли, но Рак все равно предпочитал оставаться начеку. За те годы, что полковник провел, ходя по коридорам Клетки, он приучил себя предполагать самое худшее.
Дверь его кабинета была чуть-чуть приоткрыта. Рак остановился, прислушался, и ладонь сама собой потянулась к пистолетной кобуре. Показалось, что из-за двери донесся какой-то звук, но он не был в этом уверен.
Осторожно толкнув дверь, полковник заглянул внутрь.
В центре комнаты, заложив руки за спину, стояла Ева. Похоже, тот факт, что Рак застал ее в своем кабинете, ничуть ее не беспокоил. Она смотрела на него, и лицо ее было бесстрастным. Как будто она просто ждала.
– Что вы здесь делаете? – резко спросил Рак.
Он закрыл за собой дверь и сложил руки на груди.
– Мне нужна лента для печатной машинки.
Рак посмотрел поверх ее плеча на свой письменный стол, быстро окинув взглядом его поверхность. Похоже, все на месте. Выдвижные ящики находятся в том же положении, что и прежде, только средний немного приоткрыт.
Лента для печатной машинки.
– Запас есть в кладовой. На той стороне двора. – Рак кивком указал на окно, находящееся у нее за спиной.
– Да, конечно, – не оборачиваясь, сказала девушка.
Он сделал шаг в ее сторону. Миллер продолжала стоять неподвижно, все так же держа руки за спиной, сама покорность. Это злило полковника. Ее уступчивость была всего лишь личиной – он видел ее насквозь, видел, что скрывается за ее сложенными бантиком, накрашенными губами и зелеными глазами, в которых, бесспорно, светился ум.
Слишком любопытна.
– Вы молоды для полковника, – заметила Ева.
– А вы на редкость дерзки для стенографистки.
– Простите. – Она наблюдала за ним с клиническим интересом, столь интимным, что по его коже забегали мурашки. – Я не хотела вас обидеть, но вы не… не знаю, как сказать. Вы не похожи на человека, который получает удовольствие от допросов.
– Каждый из нас делает то, что необходимо его стране, – без особой убежденности парировал Рак.
Стенографистка вышла за границы дозволенного, и ему следовало бы так ей и сказать, но он этого не сделал. Может быть, она в чем-то права.
Ева подошла к нему так близко, что полковник ощутил запах ее духов. Он давно уже не вдыхал запаха женщины. Рак напрягся, пытаясь не реагировать на ее близость, на ее назойливую фамильярность, но у него все-таки засосало под ложечкой – он внезапно в полной мере осознал собственную уязвимость и почувствовал, что она сейчас видит его мысли, его личное пространство. Полковник был уверен – Ева видит все: каждую тайную мыслишку, каждое запретное желание.
– Перестаньте, – отвернувшись, потребовал он.
– Перестать что?
– Это. Нам надо работать.
Девушка протянула к нему руку, ее намерения легко угадывались. Это было бы так легко – взять ее за руку и… и что потом? Прижать ее к столу? Лечь с ней на пол? Смущенный, Рак совладал с собой, открыл дверь, выпроводил ее и вышел сам, провернув ключ в замке.
Спускаясь по лестнице, Ева вкрадчиво промурлыкала:
– Простите, полковник Рак, но нам с вами все равно не убежать от собственной природы, разве не так?
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12