Глава 39

Тифф Роулинсон не изменился. Он словно застыл во времени, и процесс старения его не коснулся. Рыжевато-белокурые волосы не поседели и по-прежнему спадали на глаза. Он выглядел лишь немногим старше участника какого-нибудь бой-бэнда.

Он сидел на деревянной скамейке, устремив отсутствующий взгляд на долину с редкими фермами. Если не считать ветряков, эта картина сохранилась такой же, какой была сотни лет назад.

Роулинсон повернулся, чтобы поздороваться. Одна его рука лежала на спинке скамейки, в другой он держал кружку с кофе. Увидев Джессику, он встал и протянул ей ладонь:

– Добрый день. Признаться, Прист, я думал, что встречусь только с тобой. Впрочем, трое – это еще не толпа, верно, мисс?..

– Эллиндер. Джессика Эллиндер.

Они пожали друг другу руки. Прист видел, что, как и большинство людей, в присутствии Тиффа Джессика сразу же успокоилась. И он почувствовал укол досады.

– Кстати, как там Уильям? – поинтересовался Роулинсон.

– Все такой же псих.

– А ты все такой же урод, Прист. – Роулинсон широко улыбнулся. – Слишком гадкий урод, чтобы сопровождать такую красивую леди. Если мисс Эллиндер – твоя сотрудница, то гонорары у тебя явно весьма и весьма возросли.

– Она моя клиентка. И я тоже рад видеть тебя, Тифф.

– Клиентка. – Роулинсон поднял одну бровь. – И ты проделал такой путь ради деловой поездки? Надеюсь, ты не требуешь от мисс Эллиндер почасовую оплату.

Они сели на скамейку, Прист в середине, и стали любоваться холмистой долиной. Джессика касалась коленом колена Приста, и ему срочно требовалось отвлечься. Во внутреннем кармане пиджака лежала пачка сигарет, и он подумал, что неплохо бы закурить, но вспомнил, что его зажигалка куда-то делась после того, как он сжег половину кожи на запястье.

– Так скажи-ка, Прист, – начал Роулинсон, – в чем дело? Я не видел тебя сколько уже – год? И вдруг ты звонишь и просишь встретиться сегодня днем в пустынной местности, чтобы поговорить о чем-то настолько секретном, что нельзя даже намекнуть по телефону. И еще привозишь с собой клиентку. Полагаю, ты приехал сюда не затем, чтобы поклясться мне в вечной любви.

– Последние дни выдались тяжелыми. – Чарли прищурился, вглядываясь в горизонт.

– А поподробнее?

Прист передал инспектору фрагменты полицейского отчета, которые Джорджи обнаружила в кабинете Рена. Роулинсон перелистал их и отдал обратно Присту. Лицо его помрачнело.

– Откуда это у тебя? – тихо спросил он.

– Из кабинета покойного генерального прокурора, – ответил Прист.

– Ну-ну.

– Мне нужна твоя помощь.

Подул холодный ветер, ероша траву в долине. Среди яркой зелени проглядывал багровый мох. Джессика плотнее запахнула ветровку. Прист собрался предложить ей свой плащ, но потом решил, что она вряд ли правильно воспримет его рыцарский жест.

Через некоторое время Роулинсон вновь заговорил:

– Полагаю, для тебя это не какое-нибудь второстепенное расследование.

– Черт возьми, нет. Мы находимся в самом эпицентре бури.

– Понятно. Ну, так вот, советую тебе достать свой самый крепкий зонт.

Чарли повернулся и посмотрел на Тиффа:

– А в чем, собственно, проблема?

– Я и сам хотел бы это знать, – усмехнулся инспектор.

– Это же твое дело, Тифф. Расследование ведешь ты.

– Было. Было моим делом.

Последние слова озадачили Чарли. Роулинсон – первоклассный полицейский, так кому могло прийти в голову снять его с расследования?

– Так кто же тогда ведет это дело? – нахмурился Прист.

– Понятия не имею. – Роулинсон откинулся на спинку скамейки и вытянул ноги. – Знаю одно – это уже не я.

– И кто же у тебя его забрал?

– Я даже этого не знаю. И мой комиссар тоже не в курсе. Он сказал лишь, что приказ пришел прямо из министерства внутренних дел.

– Министерство внутренних дел…

– Не вмешивается в дела полиции? Да о чем ты, Прист? Где ты был последние десять лет? – Роулинсон вздохнул и сгорбил плечи. – Кстати, ходили слухи, что сэр Филип Рен организовал какую-то оперативную группу, чтобы расследовать такие случаи, как тот, которым занимался я.

Чарли почувствовал, как Джессика рядом с ним напряглась.

– Рен же был юристом, а не полицейским стратегом, – заметил он.

– Раньше он был военным. Может, решил расширить поле своей деятельности.

Чарли поморщился. Это казалось ему маловероятным.

– А что ты можешь рассказать мне об этом убийстве?

Тифф покачал головой:

– Я был на месте преступления вместе с криминалистами. Вот и всё. Потом появился наш покойный друг.

– Рен?

– Он самый.

– Продолжай.

Роулинсон вздохнул:

– Погибший был ремнями пристегнут к стулу. Ему вкололи какой-то химикат, который действовал долгое время и в итоге свел его с ума, заставив содрать с себя кожу. Он испытывал невообразимые муки.

– А что это был за химикат?

– Понятия не имею, но один из экспертов-криминалистов раньше имел опыт работы с отравлениями. Он сказал мне, что ему известен только один яд, способный дать подобный эффект. Модифицированная разновидность природного вещества, известного как стрихнин.

– Что оно собой представляет?

– В Индии произрастает так называемое стрихниновое дерево. Его семена содержат стрихнин, высокотоксичный алкалоид, который, как рассказал мне один из моих ребят, нацистские врачи использовали во время Холокоста.

– Нацисты? – Прист навострил уши.

– Да, – продолжал Роулинсон, похоже, не заметив реакции Приста. – Этот яд давали узникам концлагерей, в частности это практиковалось в Бухенвальде, располагавшемся в Германии. Обычно его подмешивали в пищу. Затем врачи наблюдали за тем, как он действует и как быстро различные его разновидности убивают людей. Но оказалось, что все эти разновидности не очень эффективны.

– По-моему, они как раз весьма эффективны, – заметил Прист.

– Я имею в виду не их способность убивать.

– А что же?

– Знаешь, средняя доза яда лягушки ужасный листолаз за несколько минут может убить десять тысяч мышей или от десяти до двадцати человек. Те восхитительные полосатые крылатки, которых ты держишь в своей квартире, могли бы убить тебя примерно за сутки, если бы тебе не повезло иметь на них аллергию. Яд, введенный жертве в том случае, который начинал расследовать я, находится в интервале между тем и другим, но цель здесь явно состояла не в том, чтобы убить, или же это была второстепенная цель.

– Так в чем же состояла главная цель? – Прист почувствовал, как его пробирает дрожь.

Он уже знал ответ.

– Они хотели посмотреть, как этот сукин сын будет мучиться, – произнес инспектор настолько тихо, что Присту пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать. – Этот яд действует на нервы, находящиеся в спинном мозге. Он вызывает невообразимую боль, но содержащиеся в нем нейротоксины не дают головному мозгу отключить организм, как это обычно бывает, если болевое ощущение зашкаливает. Каждая мышца в теле растягивается и спазмирует. Кислород не поступает в кисти, ступни и лицо, в результате чего они сморщиваются и синеют. Жертвы этого яда блюют и ходят под себя. А тело сводят такие жуткие судороги, что спина изгибается вплоть до перелома позвоночника. Больше всего это похоже на одержимость бесами.

– Ты сказал, что стрихнин был модифицирован, да? – уточнил Прист.

– По всей вероятности. Если так, то этот яд – самое отвратительное химическое вещество, которое когда-либо производил человек.

В разговор вмешалась Джессика:

– А почему вы сказали «они»? Вы сказали, что они просто хотели посмотреть на мучения жертвы.

Роулинсон осушил свою кружку с кофе.

– Мы нашли свидетельства того, что в той хижине, помимо жертвы, находилось по меньшей мере шесть человек. И у нас были основания полагать, что они оставались там, чтобы понаблюдать за его агонией.

– Почему вы так решили? – спросила Джессика.

– Там стояло шесть стульев, аккуратно выстроенных в ряд, как в театре.

– Так вот в чем дело, – пробормотал Прист. – Они от этого тащатся. Как при просмотре порнографических фильмов с пытками.

– Да, только они, похоже, получают удовольствие от наблюдения за такой пыткой, во время которой жертва сама сдирает с себя кожу.

– Вы сказали – «похоже, получают», – заметила Джессика. – Употребив настоящее время.

– Верно.

– Выходит, этот случай – не единственный?

Тифф вынул из-под скамейки сумку, которую Прист до этого не замечал. И, достав из нее пачку бумаг, молча передал их собеседнику.

Чарли быстро их просмотрел и хмыкнул.

– Стало быть, ты понял, зачем мы к тебе едем.

– Догадался, – признался инспектор. – Ты обычно появляешься там, где происходит нечто из ряда вон.

Прист отдал бумаги Джессике.

– Как они к тебе попали? – обратился он к Роулинсону.

– Я внимательно выслушал комиссара, когда говорил, что расследованием этого дела теперь займутся другие, а я должен вообще забыть об увиденном. Но потом я сделал несколько телефонных звонков и обнаружил, что и у других офицеров полиции были подобные случаи. У вас в руках сейчас бумаги по двум, но их значительно больше.

– Похоже, тут действует целая организация, – предположил Прист.

– Да, что-то в этом духе.

Джессика вздрогнула.

– Почему вы… – Она запнулась. – Почему вы решили, что они получают удовольствие, наблюдая за мучениями? Почему вы думаете, что это не…

Роулинсон повернулся к ней:

– Прошу прощения за то, что вынужден буду вам сказать. Я старался вычеркнуть из памяти эту деталь с тех самых пор, как вошел в эту забытую богом хижину. Ты знаешь, как это бывает, Прист. До этого я никогда не реагировал подобным образом ни на одно из мест преступлений, но после того, как побыл всего несколько минут рядом с потерпевшим, меня вывернуло наизнанку. Но и это не всё. Мы обнаружили… – Инспектор сглотнул. – Мы обнаружили там кое-какие телесные жидкости. Кровь и желчь принадлежали потерпевшему, но рядом с одним из стульев была найдена сперма, которая потерпевшему не принадлежала.

Прист задумчиво потер подбородок. Джессика придвинулась к нему еще ближе. Роулинсон же опять принялся вглядываться в даль.

– Ты сказал, что кто-то из твоих ребят упомянул в этой связи нацистов, – напомнил Чарли.

– Да, он говорил о докторе-нацисте Шнайдере, который работал в Бухенвальде. Он будто бы специализировался на пытках заключенных с применением яда. И некоторые охранники любили за этим наблюдать. Лично я этому верю. – Роулинсон покачал головой. – Не перестаю поражаться, насколько распространены самые мерзкие и тошнотворные проявления зла.

– Ты любишь музыку?

Это был вполне невинный вопрос, но Джессика встретила его презрительной гримасой. Прист расценил ее молчание как «нет» и снова перевел взгляд на дорогу. Первые десять миль обратного пути в Лондон прошли в почти полном молчании. Прист ощутил разочарование. Музыка играла в его жизни важную роль.

Джессика изучала бумаги, которые передал им Роулинсон, перечитывая каждую страницу по два-три раза и жадно впитывая информацию.

– Роулинсон что-то говорил о нацистах, – сказала она наконец, не поднимая глаз.

– В самом деле?

– И Скарлетт тоже говорила тебе о них.

– Вы беседовали?

– А тебя это удивляет?

– Конечно, нет. Извини, я ничего такого не имел в виду.

– Ладно, хорошо, – раздраженно произнесла Джессика. – Итак, мы говорили о нацистах.

– Как думаешь, Майлз был нацистом?

– Думаю, это возможно. – Она замолчала, думая. – Во всяком случае, все его имена пользователя в социальных сетях кончались одними и теми же цифрами. Восемьдесят восемь.

– И что с того?

– Восьмая буква алфавита – это «H», «эйч».

– Эйч-эйч. Heil Hitler.

– Возможно, это просто совпадение. Но у нас есть выдержки из полицейских отчетов о случаях, аналогичных тому, о котором говорится в бумагах из кабинета Рена. Так что в настоящее время расследуется как минимум три случая, когда потерпевшие были замучены до смерти с помощью яда. И каждый раз есть свидетельства того, что за этим наблюдало несколько человек, собравшихся именно с этой целью.

– Клуб «Поденка»?

– Возможно, они называют себя именно так.

– Но сажание на кол – это не похоже на их почерк, – заметил Прист.

– Из этих бумаг явствует, что они действуют примерно так же, как шайка педофилов, – продолжила Джессика, проигнорировав его замечание. – Они организованны, хладнокровны и осторожны. Они не пытаются замести следы, потому что считают себя неприкасаемыми. Их главарь устраивает представления, и, надо думать, шайка извращенцев платит большие деньги, чтобы за этим наблюдать.

У Чарли засосало под ложечкой.

– Хейли…

– Дочь человека, который расследовал деятельность этого… как его назвать? Культа? Так что…

– Так что ее исчезновение – не случайность, – закончил фразу Прист.

Он стиснул руль и вжал акселератор в пол. Старенький «вольво» неуклюже перестроился в левый ряд.

– У нас еще есть время, – без особой убежденности в голосе сказал Чарли. – Но Хейли Рен грозит серьезная опасность.

– С чего начнем?

Чарли достал из внутреннего кармана флешку и поднял перед собой, так что на нее упал уже тускнеющий свет дня.

– Здесь у нас есть имена зрителей. Имена, почтовые адреса, даты рождения всех членов шайки. Я в этом уверен. Именно это так хотел получить Майлз.

Глаза Джессики расширились, лицо побледнело сильнее обычного, став почти алебастровым.

– Там упоминаются… – начала она.

– Нет, – оборвал Прист, предвидя ее вопрос. – В списке нет имени Майлза. И нет имени твоего отца.

– По-моему, это неосторожно, тебе не кажется? – спросила Джессика. – Иметь список зрителей этих шоу.

– Это хороший страховой полис – при условии, что он хранится в надежном месте.

– Так Майлз пытался раздобыть этот список или же вернуть его?

Прист вспомнил безумные глаза, глядящие на него из-за электродрели. Он был почти уверен, что Майлз пытался вернуть себе то, что он потерял, а не завладеть тем, чего раньше не имел.

Прист снова посмотрел на спутницу. Она с унылым видом прислонилась к окну, и ее рыжие волосы подрагивали в такт движению автомобиля.

– Мне очень жаль, – вздохнул он.

– Жаль чего?

– Жаль, что это случилось с тобой и твоей семьей.

– Ты же в этом не виноват.

Чарли собрался протянуть к ней руку, но заколебался. Джессика не пошевелилась, хотя наверняка заметила его жест. Прист хотел было убрать руку, но что-то его остановило. Ему страстно хотелось узнать, что он для нее значит, почему менее двадцати четырех часов назад он, не встречая никакого противодействия, ласкал ее обнаженное тело, а сейчас боялся до нее дотронуться.

Одной рукой сжимая руль, пальцем другой Чарли осторожно коснулся плеча Джессики. Сначала она никак не отреагировала, но потом, когда он провел ладонью по ее предплечью, она словно очнулась от транса, повернулась к нему и наконец взяла его за руку.