Глава тридцать вторая
Советский момент
Известный английский публицист Фрэнсис Спуффорд выпустил по случаю довольно необычную книгу «Избыток красного» («Red Plenty», 2010), в которой рассматривается возможность победы советской цивилизационной парадигмы над западной, писал о значительности эффекта, который произвели зарубежные визиты Юрия Алексеевича Гагарина на западную публику, следующее:
«То был „советский момент“. Он начался, когда запустили спутник, в 1957-м, апофеозом его был 1961-й – когда Юрий Гагарин совершил первый в мире космический полет, но затем, после кубинского ракетного кризиса в 1962-м, года за два, он рассеялся в воздухе – вместе со страхом. Однако пока этот момент длился, у СССР была репутация, восстановить которую теперь практически невозможно. ‹…›
Вдруг, неожиданно, появилось место, не особенно веселое, но разумно организованное, немилитаристское – и высокотехнологичное, с лабораториями и небоскребами, которое делало всё то же самое, что на Западе, но при этом грозило, пока „момент“ длился, сделать это самое всё – лучше. Американские колледжи беспокоились, что им не под силу выпускать такое же удивительное количество инженеров, как в СССР. Страдальческие вопли о необходимости самокритики заполнили страницы публицистики европейских и американских газет – колумнисты вопрошали, как свободное общество собиралось соответствовать стальной стратегической воле к процветанию, которой обладал успешный СССР. ‹…› И пока „советский момент“ длился, это было похоже на то, что где-то рядом вот-вот проклюнется некая альтернативная версия современной жизни: та, с которой приходилось считаться, извлекать из нее уроки – на тот случай, если она в самом деле опередит западную модель и оставит капиталистические страны плетущимися далеко в хвосте».
Надо сказать, что западные политики прекрасно сознавали опасность такого развития событий, при котором образ будущего, олицетворяемый Юрием Гагариным, станет популярнее христианско-демократической утопии, навязываемой населению европейских стран целых полтора века. Если раньше можно было апеллировать к таким преимуществам западного образа жизни, как открытость общества, доступность информации, свобода передвижения, более высокий уровень технологий и комфорта, то теперь противопоставление теряло смысл, потому что Советский Союз быстрыми темпами преодолевал разрыв, а по отдельным направлениям вырвался вперед! У вас лучше автомобили? Зато мы летаем в космос! И так далее. Ссылки на репрессивный аппарат подавления волеизъявлений, на отсутствие юридической защищенности гражданских прав, на Сталина и ужасы ГУЛАГа больше не работали, ведь Советский Союз на разных уровнях демонстрировал готовность отказаться от тоталитарного прошлого, вернувшись к идеалам демократии, гласности, плюрализма. Юрий Гагарин был своего рода послом обновленной социалистической сверхдержавы, которая рождалась прямо сейчас, на глазах всего мира, и обещала стать наиболее прогрессивным государством в истории человечества. «Советский момент» вполне мог перерасти в «советскую эпоху», если бы московские вожди и впрямь собирались начать глубокие политико-экономические реформы в СССР и странах «социалистического» лагеря, однако их реальные намерения расходились с декларируемыми, что стало ясно уже к осени 1961 года.
Впрочем, Юрий Гагарин не подозревал, что его дипломатические усилия пропадут втуне, поэтому продолжал «держать марку», круглосуточно работая на машину пропаганды: график его поездок, встреч и выступлений впечатляет.
17 июля, сразу после возвращения из Лондона, космонавт появился на Втором Московском международном кинофестивале с докладом о космических достижениях СССР (напомню, что накануне открытия фестиваля 7 июля состоялась премьера документального фильма «Первый рейс к звездам», в котором Гагарин выступал в качестве главного героя). Там он познакомился с известной итальянской актрисой Джиной Лоллобриджидой: их совместные фото, опубликованные в «Правде», облетели весь мир и запомнились публике прежде всего тем, что на них сексапильная итальянка демонстрирует неприкрытое и в чем-то даже неприличное обожание по отношению к Юрию Алексеевичу.
Корреспондент Агентства печати «Новости» (АПН) Борис Матвеевич Кауфман, сделавший эти снимки, позднее вспоминал (цитирую по статье Константина Баканова «Как Юрий Гагарин покорил Джину Лоллобриджиду?», опубликованной в газете «Собеседник» 12 апреля 2012 года):
«В тот день я попался под руку начальнице Галине Николаевне Плеско и получил задание: „Давай быстро в Министерство культуры, там встреча Гагарина с кинозвездами“. Примчался. Помещение было забито до отказа, от самой двери до президиума стоял длинный стол, протиснуться туда, где находились Гагарин и Лоллобриджида, было совершенно невозможно. Но провалить это задание – означало похерить два года стажировки. И я, сопливый мальчишка, совершил поступок, на который потом ни за что бы не решился. Залез под стол и стал пробираться в президиум. Несколько раз чьи-то ноги отодвинулись, пара ног меня лягнули, а когда я „вынырнул“ с другого края, выяснилось, что уперся в ноги министра культуры СССР.
[Екатерина Алексеевна] Фурцева, увидев меня, опешила: „Что ты тут делаешь, мальчик?“ Но в положение вошла. В итоге я один работал на такой выгодной точке. Юрий Гагарин, услышав несколько щелчков, перестал крутить головой и стал немного разворачиваться в мою сторону, а когда мероприятие закончилось, спросил: „Я-то тебе хоть попал в кадр?“ „Попал!“ – заорал я под хохот Фурцевой и ее чиновников. После этого я стал „лучшим другом“ Фурцевой: видя меня в толпе, которую не пускают, она хватала меня за руку и говорила: „Боря, пойдемте“. Проводила меня на все мероприятия. Замечательная баба: на наших глазах ткачиха стала аристократкой! Как она держалась! Как разговаривала с Джиной Лоллобриджидой!»
Завершив работу на кинофестивале, Гагарин отправился с визитом в Польскую Народную Республику (ПНР). На этот раз поводом для поездки стало празднование 17-й годовщины освобождения Польши от немецко-фашистских захватчиков. Дата значительная, но не нужно забывать, что поляки прекрасно помнили, как за пять лет до этого власти жестоко подавили восстание рабочих в Познани, направленное против коммунистического режима. Зверства проявили обе стороны конфликта, и речь зашла о советской интервенции, чтобы остановить бойню. Погибло несколько десятков человек, более пятисот получили ранения. Конечно, космонавт не имел к этим трагическим событиям никакого отношения, однако выглядел в глазах поляков ярким представителем государства, которое грубо попрало их стремление к независимости.
Тем не менее 20 июля 1961 года самолет с космонавтом приземлился на центральном аэродроме Окенче под Варшавой. Как обычно, там его встречала большая толпа с транспарантами и букетами. Юрий Гагарин выступил с речью, после чего поехал на встречу с руководителями Польши. Вечером в Бельведерском дворце Александр Завадский, председатель Государственного совета ПНР, организовал торжественный ужин. Чествовать космонавта прибыли представители общественных организаций столицы, ученые, генералы и офицеры Войска Польского. Под гром аплодисментов Завадский приколол на мундир Гагарина высшую награду республики – орден Грюнвальдского креста первой степени. Затем генерал Фрей Белецкий вручил космонавту знак летчика 1-го класса польских ВВС и офицерский кортик.
На следующий день советская делегация перелетела в Катовиче и отправилась в поездку по югу Польши: на стокилометровой трассе, проходящей через Хожув, Свентохловице, Руда-Шленска, Забже и Бытом, местные власти организовывали торжественные встречи с представлением делегаций рабочих и шахтеров, которые приветствовали космонавта и вручали ему символические подарки. Например, жители Катовиче подарили плюшевого мишку в человеческий рост для того, чтобы космонавт передал его своим дочерям.
Рано утром 23 июля «гагаринская» делегация отправилась на Ченстоховский аэродром и перелетела местным авиарейсом в Зелёную Гуру – один из двух административных центров Любушского воеводства. По дороге польские журналисты взяли у космонавта интервью. Николай Николаевич Денисов вспоминал (цитирую по книге «Хорошо, хорошо, Гагарин!», 1963):
«Польские журналисты, подсев к Юрию Гагарину, попросили его прокомментировать только что полученное сообщение из США относительно полета американского астронавта Вирджила Гриссома на ракете „Редстоун“, полета, который едва не закончился трагически. Радио передавало, что капсула с Вирджилом Гриссомом при снижении упала в Атлантический океан и из-за неисправности в ее механизме астронавт чуть было не утонул.
– Хорошо, что этот смелый человек, использовавший, видимо, всё, что могла ему дать американская техника, остался жив, – сказал Юрий Алексеевич. – Трагический конец этого полета, который явился, по сути дела, повторением полета Алана Шепарда, был бы очень неприятен не только для тех, кто имеет непосредственное отношение к освоению космического пространства, но и для всех друзей американского народа…
Следя за выражением лиц польских журналистов, можно было понять, что ответ Юрия Алексеевича, результаты полета которого во много раз превосходили всё то, что было достигнуто в космических „прыжках“ Алана Шепарда и Вирджила Гриссома, пришелся им по душе. В словах советского космонавта они не нашли ни грана какой бы то ни было скрытой радости по поводу неуспеха тех, кто в той или иной мере мог быть своего рода соперником в столь сложном деле, как космические полеты. Прямая и открытая оценка случившегося с Вирджилом Гриссомом, искреннее сожаление, что имевшаяся в его распоряжении техника не дала ему возможности добиться большего, как-то по-новому осветили еще одну грань самобытного характера Юрия Гагарина».
На самом деле в том, как подал информацию Денисов, есть некая издевка: мол, американские астронавты – люди героические, но из-за отсталой техники вынуждены отчаянно рисковать, чтобы хотя бы как-то воспроизвести успех советских коллег. В книге «Хорошо, хорошо, Гагарин!» вообще очень много шпилек в адрес космонавтики США, и напрасно – высокомерие по отношению к чужим достижениям дорого обошлось нашей ракетно-космической отрасли.
В Зелёной Гуре проходил общепольский слет молодежи, на котором присутствовали делегаты двадцати двух стран. Выступая на городском стадионе, где они собрались, Гагарин сказал: «Будущие полеты к звездам совершать молодежи. Ей надо настойчиво овладевать знаниями, закаляться духовно и физически». И вот здесь, несмотря на пафос, видна искренность: Юрий Алексеевич и сам был еще очень молодым человеком, а после бесед с Сергеем Павловичем Королёвым поверил в его план организации межпланетной навигации, который был рассчитан на десятки лет, поэтому требовал привлечения юных энтузиастов.
Путешествие по Польше, которое выглядит формальным и скучноватым, было с избытком компенсировано великолепным визитом на Кубу. Надо сказать, что при всём восторженном отношении советского народа к кубинским революционерам политическое руководство СССР неоднозначно относилось к ним, ведь Фидель и Рауль Кастро, свергнувшие проамериканский диктаторский режим, по факту не были ленинцами, а ограничивались приверженностью марксизму. Кроме того, Кубинская Республика принципиально не желала вступать в военные или экономические блоки с другими государствами. Советским лидерам очень хотелось установить как можно более тесные связи с единственным государством в Западном полушарии, где правят коммунисты, и Юрий Гагарин в качестве неофициального посла был идеальной фигурой для «наведения мостов». Следует также помнить, что как раз в апреле 1961 года, когда космонавт совершил свой полет, США предприняли попытку военного вторжения на Кубу, высадив десант в заливе Кочинос (заливе Свиней). Операция провалилась – десант был разгромлен, американскую агрессию осудило мировое сообщество.
23 июля, то есть сразу после посещения Польши, самолет «Ил-18» с Юрием Гагариным и сопровождающими лицами отправился в дальний рейс. Первая посадка была в Исландии, на аэродроме Кефлавик – военной базе США. Вокруг самолета собрались несколько сотен встречающих, хотя программой перелета это не было предусмотрено. В течение часа Юрию Гагарину пришлось общаться с представителями «потенциального противника» – солдатами и офицерами из состава расквартированных там американских частей. Вторая посадка – в Гандере, городе-аэропорте на канадском острове Ньюфаундленд. Интересно, что чиновники местной санитарной службы отказались выпустить советскую делегацию из самолета, поскольку ни у кого из ее членов не было медицинского сертификата. Для Гагарина хотели сделать исключение, но он отказался и остался на борту. В итоге один из местных журналистов дозвонился до министра здравоохранения Канады, потребовав решить проблему. И вопрос был мгновенно урегулирован.
24 июля советская делегация вылетела на Кубу. Понятно, что Фидель Кастро не упустил возможность превратить визит Юрия Гагарина в политическое шоу. В аэропорту был выстроен почетный караул, присутствовал весь дипломатический корпус. Юрия Гагарина дожидались сам Фидель Кастро, президент Освальдо Дортикос и члены правительства. Вдруг – грянул гром, засверкали молнии и хлынул тропический ливень. Гагарину перед выходом из самолета дали непромокаемый плащ-накидку, но, увидев, что кубинцы встречают его как есть, стоя в потоках воды, он решительно отбросил плащ и в белоснежном костюме спустился по трапу. За секунды космонавт и сопровождающие вымокли до нитки, что не помешало им принимать приветствия. Собравшиеся кубинцы кричали: «Вива, Гагарин!» Космонавт отвечал: «Вива, Куба!» Фидель Кастро отечески обнял космонавта, представил членам правительства и пригласил сесть в автомобиль.
Кортеж из открытых машин, возглавляемых красным авто, на котором ехали Фидель Кастро и Юрий Гагарин, направился в столицу. На всём протяжении пути космонавта приветствовали гаванцы, размахивавшие флагами, портретами и даже макетами ракет. После размещения в специально подготовленной резиденции Гагарин посетил президента Дортикоса. Во время этой встречи Кастро и Гагарин обменялись фуражками, что запечатлено на множестве фотографий.
Интересный исторический факт: для визита Гагарина на Кубу, где царила жара, был подготовлен специальный костюм. За его описанием обратимся к статье Александра Валентиновича Глушко «Форма одежды Юрия Алексеевича Гагарина. Разновидности и особенности ношения» (2014):
«В июле 1961 г., прилетев на Кубу, Гагарин впервые появляется в белой тропической форме для жарких районов, которую за короткое время придумали специально для него и генерал-лейтенанта авиации Н. П. Каманина, сопровождавшего его в этой и многих других зарубежных поездках. Из-за сильно сжатых сроков решили долго не мудрить и пошили из белой хлопчатобумажной ткани китель и брюки по образцу повседневного и парадного кителя, введенного приказом 1958 г., только без кантов. На плечи поставили пристяжные шестиугольные погоны майора морской авиации на закрытый китель, а на воротник – парадные офицерские петлицы, появившиеся согласно тому же приказу, что и китель с брюками, с той только разницей, что алюминиевая окантовка была заменена вышитой золотистой мишурой, положенной генеральским шинельным петлицам.
На голове героя космоса была фуражка с белой тульей и голубым околышем, на которых полагались вышитые золотой мишурой эмблема и „капуста“; поверх последней закреплялась круглая офицерская кокарда утвержденного образца. ‹…› Белая рубашка с темно-синим галстуком носилась под кителем.
Именно спешкой была вызвана небрежность в оформлении кителя, хорошо заметная на фотографиях, сделанных на Кубе.
Чуть позже подобная форма была введена отдельным приказом, благодаря чему приобрела законченный вид. При этом были изменены только два элемента: морские погоны поменяли на пришивные четырехугольные парадные, соответствующие званию, и были добавлены синие брюки с голубым кантом».
25 июля в Гаване состоялся большой красочный спортивный праздник, продолжавшийся свыше шести часов. На площади Революции была сооружена трибуна, на которую поднялись Фидель Кастро и Юрий Гагарин. Сначала состоялась торжественная демонстрация в честь двухлетия независимости, в ней приняли участие семьдесят пять тысяч физкультурников и тысячи танцоров в национальных костюмах. Особенно эффектно выглядела колонна из пятисот знаменосцев, которая под пение «Интернационала» пронесла мимо трибуны флаги всех социалистических стран.
26 июля, в годовщину народного восстания на Кубе, Гагарин посетил центральный парк, где возложил венок у памятника поэту Хосе Марти – лидеру освободительного движения, погибшему в 1895 году в бою с испанскими войсками. Затем космонавт направился в госпиталь, где проходили лечение бойцы революционных отрядов, противостоявшие американским интервентам, что стало большим сюрпризом.
Во второй половине дня на площади Революции начался праздничный митинг, на который собралось около миллиона кубинцев. Фидель Кастро произнес зажигательную речь, продолжавшуюся четыре с половиной часа. В начале он шутливо поинтересовался у Гагарина, за сколько времени тот облетел Землю. «За полтора часа», – ответил Юрий Алексеевич. «Тогда считай витки, я начинаю!» – объявил вождь кубинской революции. Спустя три часа Кастро спросил Гагарина, сколько витков пройдено. Получив ответ, сказал: «Хорошо, еще один виток, и всё». В завершение он горячо поблагодарил космонавта за приезд и объявил о принятом решении правительства наградить гостя недавно учрежденным высшим орденом страны «Плайя-Хирон», названным так в честь пляжа в заливе Свиней, где сторонники революции разгромили американский десант. Под бурные аплодисменты президент Дортикос прикрепил орден к кителю Гагарина.
В Гаване делегация из СССР пробыла четверо суток. Позже Юрий Алексеевич писал: «Чтобы рассказать о всех встречах с кубинцами, передать всю их теплоту и сердечность, которые окружали нас, советских людей, во время этой поездки, надо написать целую книгу». Кстати, Гагарин стал первым президентом Общества советско-кубинской дружбы.
После Кубы космонавт сразу попал в Соединенные Штаты Бразилии, с которыми у Советского Союза не было дипломатических отношений. Изначально Гагарин туда не собирался, но тут из Москвы пришла радиограмма о том, что поступило приглашение от бразильского правительства. 28 июля «Ил-18» с Юрием Гагариным благополучно сел на аэродроме новой столицы СШБ, названной Бразилиа. Встречал его министр иностранных дел, и фактически это был первый шаг к установлению политических контактов между странами.
Приняв на борт членов правительства, самолет взял курс на Рио-де-Жанейро – портовый город, который до 1960 года был столицей. Как только космонавт покинул борт и перебрался в машину, восторженные бразильцы (их собралось свыше ста двадцати тысяч человек) подняли автомобиль и понесли на руках. Несмотря на поздний час, дорога была до отказа забита людьми, они держали транспаранты и швыряли петарды, что вызвало настоящую канонаду. На главные перекрестки и мосты полиция выкатила пожарные автомобили, чтобы при необходимости разгонять взбудораженную толпу водой из шлангов.
Следующие дни прошли в непрерывных встречах: с рабочими, учеными, студентами, официальными и неофициальными лицами. Восторженный прием оказали космонавту и в Сан-Пауло – крупнейшем промышленном центре страны, куда советская делегация прилетела 1 августа. Там произошел интересный эпизод. Юрий Гагарин выступил на митинге, который проходил на закрытом стадионе и который вел президент бразильского Института астронавтики и изучения космоса Флавио Перейра. Как обычно, он говорил о дружбе между народами, о необходимости разоружения и перспективах внеземной экспансии. Затем он поехал на встречу с представителями городских общин, среди которых выделялся католический священник в ярко-алой моццетте кардинала поверх рясы, сидевший в первом ряду. Надо сказать, что Ватикан довольно скептически отнесся к известию о триумфальном полете Юрия Гагарина, назвав его чисто пропагандистским актом для утверждения «безбожной власти». Однако Юрий Алексеевич пламенной речью так разогрел публику, что кардинал не смог сдержать чувств – под гром аплодисментов он, нарушив все правила, бросился к космонавту и долго тряс ему руку. Позднее известный писатель и общественный деятель Жоржи Амаду заявил корреспондентам «Правды»:
«Наш народ видит в героической фигуре майора Гагарина человека будущего, человека, свободного от угнетения, от войны, от страха, радостного, сияющего, вооруженного для большого будущего знаниями, культурой, завоевавшего Вселенную, путешествующего к далеким планетам, человека прекрасного завтрашнего дня. Его подвиг открыл новые перспективы для человечества и для мира».
2 августа советская делегация вернулась в Бразилиа. В столице космонавт нанес визит министру авиации и осмотрел новенькое здание конгресса. Вечером была назначена аудиенция у бразильского президента Жаниу да Силва Куадруса. Президент встретил делегацию радушно, интересовался впечатлениями, полученными в ходе путешествия, с интересом выслушал рассказ космонавта о полете на корабле «Восток». Сам он поделился воспоминаниями о поездке в Советский Союз летом 1959 года. В ходе беседы Юрий Гагарин передал президенту письмо, подписанное Никитой Сергеевичем Хрущёвым и Леонидом Ильичом Брежневым. Затем состоялась церемония награждения космонавта высшей наградой, установленной для офицеров ВВС страны – орденом «За заслуги в области воздухоплавания». Здесь же, в президентском дворце, Гагарин провел пресс-конференцию, ответив на многочисленные вопросы журналистов.
Хотя вскоре президент Куадрус ушел в отставку, между СССР и Бразилией установились дипломатические отношения. Думается, в том была немалая заслуга Юрия Алексеевича.
Утром 4 августа Юрий Гагарин и сопровождающие вылетели из Бразилии в Канаду. По пути они совершили промежуточные посадки на Кюрасау и в Гаване, проведя еще один день в кубинской столице. За товарищеским ужином в артистическом кафе Фидель Кастро вручил космонавту очередной подарок – форму офицера революционной армии. Николай Николаевич Денисов так описывал встречу, отметив примечательную деталь:
«Это был очень интересный ужин, сервированный кубинскими национальными блюдами, иные из которых приготовлялись на жаровне возле самого стола. Находившиеся в кафе кубинские артисты пели, танцевали. Мы все долго смеялись во время выступления одного из кубинских юмористов. Свой фельетон он начал словами о том, что, поскольку ему приходится выступать экспромтом, он будет пользоваться только что написанным текстом.
– Я думаю, – сказал он, – присутствующие простят мне это, тем более что ведь и Юрий Гагарин порой в своих выступлениях прибегает к такому методу.
Это была острая шутка. Как правило, Юрий Алексеевич и на митингах, и при обмене официальными речами никогда не пользуется заранее написанными текстами. Но, выступая в День 26 июля возле обелиска Хосе Марти, он часть своей речи произнес, заглядывая в конспект. И, как видно, это было тотчас же подмечено кубинцами, привыкшими к такому блестящему оратору, как Фидель Кастро. Подмечено и высказано теперь в мягкой, шутливой форме.
– Правильно, – одобрил юмориста Гагарин, – критика принимается».
Проблему первого космонавта можно понять: он слишком быстро переезжал из страны в страну, из культуры в культуру – у него просто не было времени вникать в частности местных исторических процессов. Многие ли из советских людей могли вспомнить, кто такой Хосе Марти? От Гагарина же почему-то ожидали всеобъемлющей эрудиции, словно, побывав на орбите, он стал специалистом по всем вопросам. Право слово, незачем было принуждать космонавта выступать перед каждым памятником с речами на темы, далекие от его специальности.
5 августа 1961 года делегация отправились в Галифакс для участия в Пагуошской конференции ученых по разоружению, международной безопасности и сотрудничеству. Туда ее пригласил видный американский промышленник, финансист и мизантроп, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Сайрус Итон, которого на Западе называли «агентом Кремля», хотя на самом деле справедливее было бы называть «агентом Рокфеллеров», поскольку именно этот финансовый клан дал «путевку в жизнь» сыну канадского бакалейщика. Примечательно, что Итон пригласил на организованную им конференцию и первого американского астронавта Алана Шепарда, совершившего суборбитальный прыжок в капсуле корабля «Mercury» 5 мая 1961 года, но тот отказался, вероятно понимая, что первый космонавт будет в центре внимания.
Канадцы приняли Юрия Гагарина очень тепло. На двухчасовом митинге, транслировавшемся по радио на всю страну, космонавт зачитал послание советского правительства всем участникам Пагуошской конференции с наилучшими пожеланиями в труде и укреплении дела мира.
В ходе пресс-конференции его спросили, согласился бы он отправиться в космос на американской ракете. Гагарин сказал, что нет, не рискнул бы, чем вызвал оживление и смех в зале. Один из журналистов поинтересовался массой ракетно-космической системы «Восток», что было опасной темой, ведь эти данные оставались засекреченными. Юрий Алексеевич справился с затруднением, сказав буквально следующее (цитирую по книге Николая Каманина «Первый гражданин Вселенной», 1962): «Господин корреспондент, я надеюсь, что вы достаточно образованный человек и знакомы с физикой и математикой. С помощью элементарных формул, подставив в них суммарную мощность двигателей и скорость космического корабля „Восток“, о которых уже сообщалось в печати, вы сможете решить уравнение, в котором из трех параметров два известны».
На самом деле достаточно образованный человек сразу увидел бы, что рассчитать массу ракеты-носителя на основании названных параметров невозможно. Суммарная мощность двигателей давалась в лошадиных силах (двадцать миллионов), а для расчета необходимо значение удельной тяги в секундах или в м/с. Скорость и масса ракеты меняются в процессе взлета, поэтому потребуется сложное интегрирование, для проведения которого опять же нужны дополнительные данные. Гагарин, сдавший теорию на отлично, разумеется, знал об этом, но и помнил, что ему нельзя раскрывать даже минимальные подробности технического устройства ракеты и корабля.
Вечер и ночь советская делегация провела на ферме Сайруса Итона, а утром 6 августа из Москвы пришла весть: на орбиту отправился «Восток-2» с Германом Степановичем Титовым. Миру явился второй советский космонавт!
Гагарин послал срочную телеграмму в Москву, чтобы ее передали на борт космического корабля. Заграничное турне пришлось прервать. История умалчивает, знали члены «гагаринской» делегации о предстоящем запуске «Востока-2» или нет. Скорее всего, знали, но поскольку даты стартов на Тюратаме задавались с разбросом в несколько дней, то они не планировали свой график в привязке к готовящемуся событию. Так или иначе 6 августа стало переломным событием, в том числе и в «советском моменте».
