Книга: Изувеченный
Назад: Глава 18. Злополучная невеста
Дальше: Глава 20. Русалочий голод

Глава 19. Прозрение

– Как ты не понимаешь? Некоторые люди как саранча. Если не искоренить их, то они пожрут все вокруг себя. Все прекрасное…
Его голос, казалось, исходил откуда-то из далекого прошлого. Клер посмотрела в зеркало, но оно было на этот раз пустым. Там виднелось лишь ее собственное отражение. Не в зеркале, рядом с собой она видела существо в аристократическом костюме, сжимавшее нож и шептавшее ей на ухо изуродованными губами.
– Люди как блохи. Люди как пиявки. Они непременно намеренно причинят зло другим. Когда-нибудь. Мы с тобой иные. И я никому не позволю обидеть тебя. Я уничтожу их раньше, чем они посмеют привести в исполнение свои коварные планы. Даже раньше, чем эти планы созреют в их голове. Я должен тебя оберегать, даже если ради этого придется вырезать весь мир.
Он шептал так горячо и страстно, и так откровенно, как будто сам не подносил остро отточенный нож к ее щеке. Только его слова не были лицемерием. Они были как темная молитва.
Клер почти ощутила порез на своей щеке. Только чувство раны было иллюзорным, как и фрагменты фантастических воспоминаний. В ее памяти всплыло лицо женщины по имени Анджела. Оно было довольно симпатичным, хотя вначале почему-то показалось ей неприятным. Клер взяла уголек и попыталась нарисовать его на листе бумаги. Зарисовка вышла довольно гротескной. Черты женского лица получились грубыми и слишком крупными. Особенно губы. Они будто старались раскрыться и съесть кого-то. От картинки исходила почти ощутимая опасность. Руководствуясь каким-то потаенным инстинктом самосохранения, Клер достала зажигалку и подожгла листок. Впервые она наблюдала, как горит бумага с ее же собственной работой. И ей это вдруг понравилось. Разрушать иногда так же приятно, как и созидать. Особенно если чувствуешь, что наносишь кому-то, кто желал тебе зла, ответный удар.
Возможно, он все-таки был прав. Хотя бы в чем-то.
И все-таки Клер испытывала смутное ощущение вины. Как будто это она была виновна в гибели всех тех людей, которых случайно замечала на своем пути, а потом наблюдала, как увозят их изувеченные трупы.
Те, от вида которых ее обжигало в толпе, были обречены. Поэтому ей становилось больно на них смотреть.
Понять все можно было очень просто. Только она долго отказывалась понять очевидное. И в общем-то, в этом ничего удивительного не было. Если правда содержит в себе хоть какую-то долю мистики, то люди отказываются ей верить. В ситуациях, с которыми столкнулась Клер, мистического оказалось слишком много.
Теперь она разглядывала шрам от пореза на своей руке так внимательно, словно это могло дать ей ответы на вопросы. Выходит, ее душевная боль при виде человека была предчувствием того, что этот человек безвременно погибнет. Возможно ли, что, нанося себе физические травмы, она спасет этих людей? Вопрос мучил ее день за днем. И имеет ли она право спасать других, зная, что они все равно останутся изувеченными? Что, если они сами выбрали бы смерть? Но есть и третий вариант: нанести себе рану поглубже и ждать, что кто-то из намеченных судьбой жертв останется жив и отделается лишь ушибами и синяками, а не серьезными увечьями.
В головоломке, которую она пыталась сложить, было так много противоречий и незаполненных мест. Размышления причиняли почти физическую боль. Клер смотрела на сверкающее лезвие бритвы на туалетном столике и чувствовала, что она должна попробовать… порезаться еще раз. Поглубже. Тогда все станет ясно. Может ли она сдержать собственного демона путем нанесения себе физических ран. Остановит ли его ее боль. Хватит ли ему лишь ее порезов, чтобы на какое-то время успокоиться и не мучить больше других.
Клер старалась отогнать от себя доводы, что он вершит правый суд, когда убивает. Однако в голове снова всплыло лицо женщины, которую звали Анджелой. Ее приторная, ядовитая улыбка, ее лукавые глаза, искрящиеся хитростью, само исходящее от ее образа зло. Если не убить таких, как она, то они убьют тебя.
При мыслях об Анджеле Клер ощутила себя так, будто кто-то накинул на ее шею дорогое ожерелье и пытается ее задушить. Ее пальцы невольно потянулись к горлу. Какое неприятное чувство!
Вот в такие моменты вспоминаешь, что нож Донатьена может стать для тебя единственным спасением от людской зависти и ревности.
Донатьен! Имя пришло на ум само собой. Давно забытое слово искрилось множеством граней, как алмаз. Красивое имя. Как у принца. Однако Клер нахмурила свои изящные брови. Разве не так звали маркиза де Сада? Невольно она поморщилась. Хотя и знала, что к этому безумному эротоману герой ее снов не имеет никакого отношения.
Фильмы и книги о де Саде неизменно вызывали у нее сильное отвращение. Донатьен был другим. Он не мог избить кого-то из-за каких-то извращенных сексуальных наклонностей. У него их просто не было. Но было что-то другое. Клер задумалась о жертвенных животных, трепещущих под ритуальным кинжалом. Она ничего не знала о колдовстве, но подумала, что неплохо бы полазить по сайтам Интернета и ознакомиться с этой темой. В ее личной библиотеке не имелось книг о магии или сборников заговоров. Хотя она знала, что Шанна, например, имеет целое собрание инструкций по наговорам, оберегам, наведению и снятию порчи. Конечно, все это было не более чем безобидное хобби. Но иногда Шанне хотелось, чтобы ее считали потомственной белой ведьмой, загадочной и имеющей некую тайную силу.
Шанна почти всегда одевалась в черное. Причем наряды у нее были довольно экстравагантные и элегантные. Она шила их сама и в них скорее была похожа на черную колдунью, чем на белую, причем довольно привлекательную. Ее любовь к болтовне порой раздражала Клер, но, может, стоило все-таки разок зайти к ней в гости и поболтать. Шанна приглашала ее заходить так часто и так настойчиво, что, отказываясь, Клер порой понимала, что поступает грубо и бестактно. Она не очень жаловала готов, разве только антикварных, потому что те всегда были изысканно одеты и их забавно было рисовать.
Клер невольно подумала, что Шанне понравился бы тот венецианский дворец, который она видит во сне. Это было поистине незабвенное зрелище и такое реалистичное. Даже сейчас, смотря на скромную обстановку своего дома, Клер ощущала себя гостьей в том дворце, где полно дорогих зеркал в затейливых рамах, где стены украшены шпалерами и ламбрекенами, а потолки расписаны купидонами. Жить в такой роскоши – это сказка. Клер попыталась декорировать свое скромное жилье так изящно, как только могла: всюду развесила картины, керамические маски и акварели, расставила на полках украшения, вырастила в кадках цветы. Все вышло очень мило, но с великолепием того дворца даже ни один музей не смог бы сравниться.
Единственная вещь в доме Клер, казалось, не уступала дворцовым роскошным вещицам. Зеркало на стене в изысканной золоченой раме. Оно словно отражало ту роскошь, которую Клер видела во сне, и сохраняло ее где-то в глубине амальгамы. Один внимательный взгляд в него, и можно увидеть то, чего в комнате нет. Самым роскошным было, конечно же, отражение самой Клер. Только она в последнее время старалась не думать о собственной красоте, потому что тут же вспоминала острый нож, который может эту красоту легко разрушить. Пока не тронутая им кожа казалась ей только временно существующей материей. Одно прикосновение лезвия, и красоты не станет. Даже если оно пройдется по коже нежно, почти любовно, оно все равно все разрушит.
Клер не хотелось об этом думать, поэтому она отвернулась от зеркала. Собственная уязвимость ничуть не радовала ее, и все равно идея вновь порезаться была соблазнительной. Это все равно что бросить вызов судьбе.
Клер оставила на столе недоеденный заварной крем и круассаны. Она была голодна, но чувствовала, что есть не может. Желудок будто свело. На миг при виде лакомств на блюдцах она ощутила что-то наподобие колик. Но недомогание не помешало ей выйти из дома, взять из пристройки велосипед и отправиться на небольшую прогулку по городу.
Погожий летний день был прекрасным. Правда, скоро лето кончится. Клер заметила пару рано пожелтевших листьев в кроне ясеня, проследила, как сыплется на дорогу пух от созревших каштанов. Она остановилась, чтобы сорвать с лужайки отцветший одуванчик и сдуть с него белые тычинки одним дыханием. Они веером полетели ввысь. Ощущение было таким, будто она запустила воздушного змея.
Клер сложила губы в трубочку, чтобы сдуть последнюю тычинку, и тут заметила, что кто-то наблюдает за ней. Человек стоял в тени падуба. Даже в такую жару он был тепло одет. И лицо пряталось в тени от причудливого головного убора, но Клер видела, как сверкают его глаза и как изуродованы его руки.
Она бросила стебель от одуванчика, почти запрыгнула на сиденье велосипеда и закрутила педали так энергично, будто за ней гнался сам дьявол. Так нервничать опасно. Клер чуть не съехала в кювет, но вовремя успела затормозить.
Обычно ей нравилось кататься на велосипеде, скейте или роликовых коньках. И она ни разу не получала травм. Однако сегодня сумела зацепить ремешок сандалии за педаль и поранилась. Надо же! Клер нагнулась и смахнула пальцем кровь с крошечной ссадины на ступне. Жаль, что нет с собой пластыря или йода. Ранка болезненно ныла. Но это было совсем не похоже на ту боль, которую она познала недавно. Легкое жжение, подобное комариному укусу, не шло ни в какое сравнение с глубокой раной, намеренно нанесенной ножом.
Клер посмотрела по сторонам. Кругом зеленели кусты и газоны какого-то сквера. В пустой беседке среди герани никто не сидел. Каштаны все так же роняли свой пух. Где-то бил маленький фонтанчик. Струи в нем были такими слабыми, что, казалось, вот-вот высохнут. В конце августа природа действительно начнет усыхать. Клер вспомнила, что как раз в августе у Шанны день рождения. Можно будет даже не покупать ей подарок, а всего лишь поделиться своими ночными видениями. Для Шанны любая возможность исследовать потустороннее уже сама по себе была подарком.
Клер заметила вдруг пару, идущую прочь от парка аттракционов. На девушке черная юбка с воланами и блуза на шнуровке такого же темного ночного оттенка. Как похоже на Шанну. Клер сощурилась, стараясь ее разглядеть. Шанна слегка осветлила волосы, которые раньше были темного фиолетового оттенка. От этого она и выглядела немного незнакомой. А еще она казалась очень довольной. Впервые за долгое время. Наверное, все дело в ее спутнике. Клер перевела взгляд на высокого брюнета рядом с подругой и ощутила легкий огненный разряд. Боль снова прокатилась по всему телу. Знакомое ощущение! Клер надеялась, что оно никогда больше не повторится. Но вот удар током настиг ее вновь. Она уже знала, что это означает.
Нет, подумала Клер. Нет, только не друг Шанны. Кем бы он ни был, с ним не должно этого случиться. Он ведь любит ее. Или, по крайней мере, у них сильная взаимная симпатия. Клер неотрывно наблюдала за парой, которая, смеясь, удалялась. По жестам и смеху было похоже, что между ними начинается роман. Для Шанны это так нетипично. Ей всегда было сложно найти парня, который бы разделял ее готические наклонности или хотя бы относился к ним нейтрально. Клер вспомнила, как рыдала обиженная Шанна, когда какой-то придурок, которого она подцепила в клубе, бросил ее сразу, едва узнал, что она готка. Ей нельзя снова остаться без друга. Это ее убьет. По крайней мере, морально.
Шанна снимала жилье в небольшом коттедже где-то на этой улице. Клер помнила ее адрес, но не хотела напрашиваться в гости в тот день, когда подруга занята. Пусть лучше проведет время с приятелем. К тому же Клер все еще ощущала гнетущую тяжесть, как после солнечного удара. Вместе с этим проснулась скорбь. Неужели парень Шанны тоже умрет? Или она печалится о нем раньше, чем следовало бы? Не стоит заочно хоронить еще живых людей, с ними ведь может ничего плохого и не случиться, вопреки любым опасениям. И все же мрачное скорбное чувство как червь подтачивало ее изнутри. Как будто она уже стоит над чьей-то разрытой могилой и сыплет туда горсти земли. А возможно, в похоронах не было бы нужды, если бы она нанесла себе свежую рану.
Клер задумчиво шла по дорожке, ведя велосипед перед собой. Ее пальцы судорожно вцепились в руль. Засохший шрам на руке припекло солнце, и кожа вокруг него начала сильно чесаться. Клер заметила, что прохожие с подозрением смотрят на этот шрам. Им даже в голову не приходит, что она могла нанести его себе сама. Скорее всего, наивные люди полагают, что она попала в какую-то передрягу.
Клер сознавала, что бессмысленно идти к подруге и предупреждать ее о том, что с ее парнем в ближайшее время может произойти какой-то несчастный случай. Ее предостережению просто не придадут значения. Над пророчицами чаще всего смеются. Ведь никто же не верил словам Кассандры, хотя они и оказывались роковыми. Вот и в жизни так. Если она скажет о предстоящей трагедии, то вначале это сочтут глупостью, а потом начнут в чем-то подозревать. Лучше просто промолчать. В конце концов, может, на этот раз ей показалось неправильно. Вероятно, у нее действительно случился солнечный удар, а парень Шанны тут совсем ни при чем.
И все же, едва вернулась домой, Клер тут же взяла остро отточенное лезвие.
«Не смей!» – казалось, вопил некто из зеркала, но Клер не придала его протестам значения. Она поднесла нож к своему плечу и приготовилась к тому, что ее сейчас обожжет боль.
Назад: Глава 18. Злополучная невеста
Дальше: Глава 20. Русалочий голод