Глава 11
По дороге домой Инга зашла в магазин и набрала в тележку сдобных булок, пельменей, докторской колбасы, майонеза, маринованных огурцов, плошку оливье. Потом — уже около кассы — добавила коробку мороженого. И орешки. Азарт расследования разбудил в ней зверский аппетит. По опыту Инга знала, что не угомонится, пока не накормит этот свой скрытый порок. А это значит, придется принести жертву ненасытному богу Жору.
Так бывало всегда во время самых сложных проектов, когда горели синим пламенем все дедлайны. Тогда Инга запиралась дома — писала и ела, ела и писала. Свидетелем ее позорного пристрастия был только верный друг-ноутбук. Потом, конечно, приходилось садиться на адскую диету, истязать себя в тренажерном зале и показательно ужасаться на редакционной кухне: боже мой! Масло! Как вы можете есть эту гадость?
Но сейчас, сняв гламурные кандалы, она больше не должна поддерживать безукоризненную форму. И вообще никому ничего не должна. Сладкая развращающая свобода!
Она сварила пельмени, посыпала их укропом, кинула кусок сливочного масла в середину, оно мягко оплавилось и юркнуло на дно тарелки. На другое блюдце Инга выложила тонко нарезанные кольца краснодарского лука, рядом с бело-фиолетовыми кругами разложила маринованные огурцы, разрезанные пополам овалы докторской колбасы. На четвертушки любимого «Бородинского» выдавила по полоске майонеза. Аккуратно собрала со стола в ладонь опавшие с хлеба семечки. Подумала и добавила кружки зеленого огурца с темной окантовкой, ломти красного сочного помидора и горку полосок оранжевого хрустящего перца.
— Вы мои сладенькие! — Инга нежно посмотрела на еду. — А теперь я вас всех сожру!
Она открыла ноут, вооружилась ложкой и отправилась на охоту в Интернет. В углу выплыло окошко.
Indiwind
Подключен(а)
тестовое задание
туманов Владислав Константинович 27 лет родилсяновокузнецк
мать Туманова ирина степановнадиспетчер троллейбусного парка
отец туманов константинниколаевичбез определенного рода деятельности
образование новокузнецкийпедагогическийинститут русский язык и литература незаконченное
актерское отделение театрального института именищукина незаконченное
в годы учебы в школе состоял на учете у психиатра
попытка самоубийства
в москве проживает 4 года
постоянная занятость отсутствует
круг общения артисты литераторы
пишет стихи
Inga
Подключен(а)
Проверяю достоверность
Жди
Инга быстро нашла профиль Владислава Туманова на Facebook.
Бог ты мой, тот самый красавец, который не скрывал своих слез на панихиде! Загадочный Антиной. Ни хрена себе, оперативность!
Inga
Отличная работа
Сотрудничаем?
Indiwind
реквизиты для оплаты в почтовом ящике
Окошко пропало.
Разве я давала ему свою почту? Вот влипла — связалась с хакером. Отступать поздно — он теперь от меня не отвяжется. Ну и ладно, поживем — увидим. Миллионных счетов у меня нет и шантажировать меня нечем. А польза от него уже есть. Н все же… Кто он, этот «разработчик сайтов»? Управление «К» ФСБ? Или это МВД? В ФСБ вроде Восемнадцатый центр… Черт ногу сломит разбираться! «Большой брат», короче. Но я им зачем? Что у них есть? Бездонная база данных? Кармическая полиция, следящая за каждым нашим шагом? Karmapolice… This is what you get, this is what you get when you mess with us…
Инга прикончила пельмени, принялась за колбасу, тихонько напевая Radiohead. На экране компьютера красовалась фотография Туманова: обнаженные плечи, байронический поворот головы, длинные темные волосы разметались по плечам, взгляд к горизонту.
Альбомы: туманное поле, пустынный скалистый пляж, Влад и полуобнаженная андрогинная девушка, бритая наголо. Вот они, завернутые в черный плащ, вот они в круглых дождевых каплях. Черно-белые крупняки: лицо Туманова с графичной тенью от длинных листьев, изогнутая женская рука на голом плече, позвоночник с выпирающими по-детски косточками, острая ключица, рука с бокалом вина на фоне заката.
Здорово снято. Немного претенциозно, но профессионально. Инга посмотрела друзей: больше тысячи. Как правило, длинная френд-лента говорит об одиночестве в реале. Ничего себе — четырнадцать общих! Кликнула: нуда, в основном из старой жизни. Пара начинающих и уже забытых звезд, довольно известный и достойный поэт, три литературных критика, несколько журналистов, о! — даже Бубнов, как, откуда? Неисповедимы пути Facebook.
Инга почитала посты. Депрессивные размышления о смысле жизни. Но ничего личного. Никаких имен или мест. Конечно, ни слова о Волохове. А что она ожидала найти?
Теперь афиши.
А вот это интересно! «15 апреля. Литературные чтения в Королёве. Музей Серебряного века. Вход свободный. Начало в 19 часов».
В ближайшую субботу. Познакомимся поближе, красавчик! Инга с удовольствием потерла руки и захрустела овощами. Надо сообщить Штейну.
— Привет! Ты где?
— На халтурку еду. Это ты у нас в свободном полете, а мне надо в поте лица, дабы обрести хлеб насущный.
— Что сегодня?
— Предсвадебная фотосессия. Тяжелые рублевские пассажиры, заказчик — свекровь, у меня после разговора голова уже от ее понтов пухнет. Так что придется поработать, деток только жалко…
— Фотошоп тебе в помощь, психолог. Когда ко мне сможешь подвалить? Мысли есть.
— Как режим уйдет, я у тебя.
Инга встала, прошлась по кухне, разминая суставы. Остановилась перед холодильником. Постояла в нерешительности.
А, пошло оно все напрочь!
Достала миску с оливье, бухнула сверху еще майонезу «для цветовой гаммы» и вернулась к ноутбуку. Снова открыла профиль Владика. Появился новый пост.
«Я не люблю смотреть в окно, когда идет снег. Даже если это утро, я его чувствую как вечер, потому что сумерки начинаются в такие дни на рассвете. Снег мечется в фонарях, окутывает воздух, покрывает землю, и моя память тускнеет, густо закутывается в паутину, и только черные пятна ворон, как кляксы…»
На экране компьютера всплыло окошко.
Indiwind
Подключен(а)
проверяла почту?
Inga
Подключен(а)
Не успела
Есть еще задание. Готов?
Агеев Игорь Дмитриевич, журналист, нужны личные данные
Indiwind
принято
см дополнительную инфу о Туманове в
ыслана ссылка
счет в приложении
В письме была только ссылка, без пояснений. Инге уже нравился экстремально лапидарный стиль ее нового помощника. Да и счета пока радовали — суммы были необременительные.
По ссылке открылась статья пятнадцатилетней давности. Газета «Зорька», город Новокузнецк, Кемеровская область.
«Девчонки с нашего двора»
Во дворе на ул. Красноармейской жители регулярно видели компанию девочек-подростков, что сидели без дела, громко переговаривались, смеялись, улюлюкали, матерились и выпивали.
11-летний учащийся, назовем его Анатолий, знал этих девочек около трех последних лет. Все они были из его двора. Однажды девочки позвали Толю поиграть с ними в прятки. Все они были старше его на четыре и больше лет. Девочки увели Толю на частное подворье, где стали его дразнить и задирать. Он начал с ними спорить, после чего одна из заводил сказала: «Кто спорит, тот штаны… снимает». После этого три девочки схватили Толю за плечи, а четвертая сняла с него брюки и начала заниматься с ним оральным сексом. Две других стояли в стороне и подбадривали своих подруг.
После этого одна из девочек сказала, что сделает из Толи настоящего мужчину. Его повалили на землю. Он плакал и сопротивлялся, но девочек это не остановило.
Мальчик сломался. По его словам, непотребство продолжалось около тридцати минут. Затем одна из девочек, наблюдавшая за изнасилованием, испугалась, что безобразную сцену могут увидеть взрослые.
Подростки повели Толю в безлюдное место. По дороге он плакал и вырывался, но девочки оказались сильнее.
Местом для продолжения издевательств стал задний двор общеобразовательной школы. Именно там, возле здания тира, девочки продолжили издеваться над ребенком.
Как заявили в зале суда участники изнасилования, их «игры», а фактически — издевательства, длились больше часа. Толю почти совсем раздели, притом что температура воздуха в тот день была -5 градусов. Затем они его бросили во дворе, а сами разошлись по домам.
Для расследования этого резонансного преступления была создана отдельная следственная группа.
Толя назвал всех четверых девочек, через несколько дней к ним пришли сотрудники милиции. Они полностью признали свою вину. По решению суда они были водворены в следственные изоляторы до судебного заседания.
В отношении Марии Д. и Ольги С. было возбуждено уголовное дело по статье «Насильное удовлетворение половой страсти в отношении малолетнего». По данной статье Уголовного Кодекса задержанным грозило лишение свободы до пяти лет. Двое участниц проходили по делу как свидетели. Ведь они просто стояли в стороне — за что ж их под суд?
Имена участников этой истории изменены по этическим соображениям.
Некоторое время Инга сидела как оглушенная.
Она снова открыла фотографии на странице Владика, посмотрела на его тонкое красивое лицо, на заломленные руки, поняла, кого он ей напоминает: подбитую птицу. Нашла недочитанный пост.
«…как кляксы, как отвратительные пятна Роршаха не дают забыть, а только нагнетают воспоминания. Они истаптывают крестиками белый снег. И я молю их: поставьте крест и на мне, пусть будет так».
Инга открыла диалоговое окно.
Inga
Подключен(а)
Ты думаешь, это Туманов?
Indiwind
Подключен(а)
знаю
Инга набрала Штейна:
— Не приходи пока, я тебе сейчас кое-что пришлю… чтение на ночь. Прости. Под именем Толя — Туманов. Сведения достоверные. Все намного хуже, чем мы думали.
* * *
Конечно, они со Штейном опоздали к началу. Конечно, во всем была виновата Инга. Сначала ждали Катю из школы: «Я должна убедиться, что она дома!» Потом Инга красилась. Потом, когда они были на полпути к Ярославке, Олег объявил, что ему надо сделать крюк и заехать на Гастелло.
— Пока мы в этом районе, я на минуту заскочу. Денег мне там должны, вот что, — ответил он на возмущенный взгляд Инги. — И не делай вид, что деньги тебе неинтересны.
Они подъехали к серой блочной пятиэтажке. Олег исчез в темном подъезде и отсутствовал минут пятнадцать. Вышел злой, с силой хлопнул дверью.
Денег нет, время потеряла.
Потом, конечно, встали в пробку на Ярославке. В дороге поругались. И только когда они бросили машину — у старого, поросшего мхом забора, над которым нависали косые елки и черные стволы еще голых лип, когда после смрада Ярославки в нос ударил запах мокрой земли с неуловимой горчинкой от просыпающихся после зимы деревьев, только тогда Инга почувствовала, что ее отпускает. Олег толкнул калитку — было открыто — и они очутились на стародачном участке, где когда-то рос сад, а до этого — лес, и старые деревья оказались сильнее рук и планов садовода, а может, и нескольких поколений обитателей этого места. И вот теперь лес наступал на запущенные грядки и клумбы, затенял кривые дорожки и ажурные деревянные окна дома и террасы. Все как было когда-то, между войнами и революциями, смертью стариков и рождением детей, в крохотные отрезки мирной жизни, которые тонкой пенкой бурлили по краям огромного города. Инге показалось, что она уже бывала в этом доме однажды, много-много лет назад.
Штейн насупленно молчал.
— Олежек! Смотри! Березовый сок!
— Если ты будешь тут газелью скакать по саду, мы всю съемку провтыкаем, — проворчал Штейн. — Заметь, я не назвал тебя козой!
Но Инга его не слышала. Она, запрокинув голову, смотрела куда-то вверх — на огромную покосившуюся березу.
— Ну кто так сок собирает! Надо же банку к стволу привязывать, а не тазик на землю ставить.
Инга встала на цыпочки, попыталась дотянуться до надреза на березе, но не достала. Тогда она открыла рот и стала ждать, когда очередная капля сока сама туда попадет. Рана на березе была большая, рваная. Как будто дерево задел бортом грузовик. Сок струился по стволу, по нижним веткам, потом каплями срывался вниз. Очередная такая капля пролетела мимо ее открытого рта. Штейн оживился, мигом расчехлил фотоаппарат и начал щелкать Ингу, которая застыла в ожидании новой березовой слезы.
— Не, ну точно с тобой козленочком станешь! — пробухтел он, щелкая затвором.
— Молодые люди! — окликнули их от входа. — Вы поэты?
— Поэты, — не моргнув глазом соврала Инга.
— Тогда поторопитесь. Наверху уже читают.
В прихожей им выдали бахилы, и они тихонько, стараясь не скрипеть половицами, поднялись на второй этаж, в небольшой зал. Дверь была открыта, стояла гробовая тишина. Штейн плечом задел шкаф, на него шикнули.
Все сидели на стульях. В дальнем конце комнаты под голой лампочкой замерла хрупкая девушка, было видно, как она волнуется, а потом зазвучал ее неожиданно низкий и красивый голос.
Помнишь, смяли, начесали,
взбили косы в птичьи гнёзда,
лаком для волос залили,
склеили глаза и губы,
бросили с большой горы.
Помнишь, я на волосах летела
одуванчиком чалым,
студенистой прозрачной медузой,
и земля подо мною качалась,
а в месте, где очерчен круг
для головы пробитой,
росла плакун-трава.
Вокруг захлопали. Штейн снимал. Инга искала среди собравшихся Владика.
Он сидел впереди, в двух рядах от нее, вполоборота. Тонкий точеный нос, крупный подбородок, темные глаза.
Прекрасен!
В этот момент он откинул со лба волосы — неожиданным женственным движением. Он сочетал в себе оба начала, и мужское, и женское, как древнегреческий андрогин.
— Владислав Туманов, — объявил ведущий вечера. — Актер, поэт и огромный талант.
По комнате пронесся вздох. Он был здесь всеобщий любимец. Инга со Штейном переглянулись. Олег поднял камеру, занял выгодную позицию.
Она с тобой пробудет до утра,
заступница, она тебя укроет,
под локоть одеяло подоткнет.
Она твою худую жизнь устроит…
Она тебе подарит сыновей
и бритву с безопасными ножами,
она тебя разыщет по сусекам,
она твою тахту перетрясет,
она тебя от мнимости спасет.
Всё потому, что никакой вины
не водится за скучным человеком.
Туманов читал здорово, и стихи его были хороши. Нет, талантливы! Ему аплодировали, он, не смущаясь, читал еще и еще. Инга не хлопала — слушала его голос.
Немного резкий, монотонный, дразнящий. Нервная манера чтения, иногда даже слишком. Но экзальтированная подача не мешала ей воспринимать стихи. Вслушивалась в слова: адресат непонятен. Что еще? Мотив покинутого дома, разбитого стекла, утраты, нехоженой опасной дороги. Она зацепилась за опасность. В нем определенно было что-то, притягивающее ненастье. Что-то неумолимое, безнадежное, как ведущая в болото тропа. Криминальный пазл, заочно выстроенный Ингой, понемногу рассыпался. Книга, Волохов, шприц, синий свет в морге.
Зачем Туманову книга? Если он наркоман, то умеет управляться со шприцем. Глаза больные, запавшие. Одежда наглухо скрывает руки и шею. Надо потом пересмотреть, что снял Олег.
Чтения закончились, все повалили на веранду, там наливали вино.
— В твоих стихах есть движение воздуха, пульс, — услышала Инга голос Елены Вельгр, заслуженной поэтессы. — Вы слышали, — обратилась она к собранию, — гладкий текст, и вдруг строчка как будто протягивает к нам свою руку. И одним жестом разрывает бумагу. — Все одобрительно загудели. — И мне нравится, как ты, Туманов, работаешь телом в тексте. Все-таки чему-то я тебя научила.
Влад угрюмо молчал. Вельгр весьма изощренно разобрала его стихи и переключилась на другого автора. В этот момент Инга изловчилась и профессиональной хваткой вытащила Туманова из толпы поэтов.
— Владислав. — Они спустились в сад. Инга закурила, предложила Туманову, но он отказался. — Я пишу большой материал о современной поэзии для журнала «QQ». Вы нам интересны.
— Мне показалось, что вам не понравились мои стихи. Ловко же вы прикидывались. — Влад улыбнулся. — Дылда с фотоаппаратом ваш?
Голос дребезжит. Читает он гораздо увереннее, чем говорит.
— Мой. — Инга кивнула. — Материал будет посвящен не только молодым поэтам и литераторам, но и старой гвардии — тем, без кого немыслим сегодняшний культурный пласт. — Инга нагромождала слова, чтобы расслабить собеседника, притопить его внимание в потоке. — Вы, безусловно, флагман молодой поэтической волны, никто с этим спорить не станет. Насколько мне известно, одним из ваших учителей был Волохов Александр Витальевич…
Туманов перестал улыбаться. Только что расслабленное лицо вдруг стало острым и злым.
— Вы же были знакомы? — спросила она доверительно.
Он молчал. Инга запахнулась поплотнее в широкий шарф, становилось холодно, стемнело.
— Были, да, — наконец сказал Туманов и отвернулся. — Большая утрата. Но ведь он был уже очень старым. И больным. Старики умирают, вы не знали?
Детская интонация: «Оно само. Я не виноват!» И, как ребенок, он не использует политкорректных выражений: «пожилой человек», «в преклонных летах», «со слабым здоровьем», говорит прямо: «старый, больной» и снова однокоренное — «старик». Будто хочет меня в чем-то убедить. Ближе к концу, вот, его слова и — тонкая кровяная струйка беспокойства.
Он замолчал.
— Вы можете мне помочь в одном деликатном деле, — сказала Инга с нажимом. — Это касается последних дней Александра Витальевича.
— Я? — Влад посмотрел на Ингу. В глазах сверкал страх.
— Я знаю, вы у него часто бывали, и он дорожил вашей дружбой. — Инга почувствовала вдохновение, подобное тому, что чувствует поездной мошенник, рассказывая случайным попутчикам свою сложносочиненную биографию. — Он вас считал гениальным поэтом, не то что вся эта комариная стайка во главе с Вельгр. Он хотел обеспечить ваше будущее и говорил со мной о том, чтобы напечатать вас в одном из летних номеров. А вы думаете, откуда я вас знаю? От него, конечно. Я и приехала сюда за тем, чтобы лично убедиться, послушать ваши стихи.
Он опустил голову в чернильную тьму.
— Я по нему скучаю. Он стал для меня родным. Только он у меня и был.
Он вдруг стал на удивление косноязычным, слова — каменные валуны, ему хватает сил только на короткую простую фразу. И этих слов в его распоряжении осталось совсем немного. Трижды повторил одно и то же, без синонимов. Лицо скрыто густой тенью, как и слова — под черной пеленой скорби. Но красная жилка тревоги все сильнее. Искренне переживает смерть Волохов а.
— Влад! — Через перила веранды перегнулась неутомимая Елена Вельгр. — Почтите уже нас вашим вниманием!
— Я хочу поговорить о нем. — Туманов решительно повернулся к Инге. — Только попозже. Не думаю, что сильно вас задержу. Поэты — народ, конечно, крепкий, но для такой погоды маловато принесли. Вы на машине? Подвезете меня до Москвы?
— Мы подождем вас за калиткой, погуляем пока.
— Хорошо. — Туманов смотрел на Ингу не мигая, словно испытывал взглядом. И вдруг изогнулся дугой, как цирковой артист, наклонился к ней и продекламировал:
Я шепну тебе на ушко.
Он не клоун. Он — Петрушка.
Знаменит, но невидимка.
Каждая его ужимка —
Это смерть под колесом,
Ужас сладок, невесом,
Каждому согласно чину
Смерть всегда найдет причину.
Щелкнул пальцами и ушел на веранду.
— Трудно с ним будет, — сказала Инга Штейну, когда тот вышел из дома.
— Облом?
— Нет, но… Сложно отличить правду от его фантазий. Одной ногой он в реальном мире, а другой — в своих глюках. В общем, мы везем его в город. Разговорю в дороге.
— Как бы он от твоих вопросов на ходу не выпрыгнул.
— А он может. Поэтому двери заблокируешь.
Они вышли за калитку и теперь брели по темной дороге к машине. Обочин не было, припаркованные кое-где и кое-как редкие машины темнели у заборов.
— Ну-ка замри! — Штейн поднял фотоаппарат. — Отличный контровой! В студии захочешь, так не сделаешь. — Он поставил Ингу под фонарь и начал снимать. — Голову поверни! Влево. Много. Назад. Стой.
Свет от фонаря кругом падал на Ингу, отсекал от остального мира. Голые ветви чертили паутину на асфальте.
— Олег, уймись. — Инге надоело позировать. Недалеко хлопнула калитка. — Смотри! Туманов не соврал, все-таки сбежал от выпивших поэтесс.
Влад их тоже заметил, помахал Инге рукой и быстро двинулся навстречу. Попал в фонарный круг, распахнутое черное пальто летело за его стремительными движениями.
В этот момент из-под дерева метрах в ста от Туманова, рыкнув мотором, выскочила машина. Черное пятно, как зрачок в темноте, мгновенно расширилось, поглотив свет фар и фонарей. Штейн схватил Ингу за руку и дернул в сторону. Влад успел обернуться на звук. От удара о капот он взлетел в воздух, как птица, рухнул на землю и, потянув руки под себя, попытался встать. Машина резко затормозила, сдала назади, отвратительно переваливаясь, переехала тело в черном плаще.
