Необщительные знаменитости
Воспоминания о годах детства, написанные для своей семьи, привели к неожиданным результатам. Путешествовать мысленно по дорогам своей жизни оказалось увлекательным занятием. Оказалось также, что у меня есть читатели, и реалии давно ушедшей жизни им интересны. Мне захотелось написать о своей семье, о людях, среди которых я рос, о событиях, которым я был свидетелем. Захотелось также найти людей, знавших моих близких, которые могли бы рассказать о своих встречах с ними, и сделать тем самым их изображение более объемным. Я рискнул обратиться с письмом к драматургу Эдварду Радзинскому, который в воспоминаниях рассказал о своем отце, окончившем юридический факультет Новороссийского, то есть Одесского университета на два года позже моего отца. После окончания университета он занимался юридической практикой в Одессе и литературной деятельностью. Кроме того, он, оказывается, учился в Ришельевской гимназии с Юрием Олешей, с которым близко дружил. Как я уже писал, с Олешей с детства был дружен и Пава Мелиссарато, который стал, по существу, моим приемным отцом. Таким образом, отец Радзинского, почти несомненно, должен был знать близких мне людей. Я попросил Радзинского поискать в своем архиве упоминания о моих родных. К сожалению, великий человек не удостоил меня ответом.
Написал я также еще одному человеку, своему дальнему родственнику, о родстве с которым узнал случайно, как это можно понять из следующего письма.
Уважаемый Дмитрий Анатольевич,
Много лет назад, 35 или 40, мои приемные родители, служившие в Театре Образцова, познакомились в одном из театральных домов отдыха с родителями Вашего отца, а затем и с Вашей мамой.
В разговорах удивительным образом обнаружилось, что Ваша бабушка и моя мать – двоюродные сестры. Отец Вашей бабушки, Ваш прадед, и мой дед Яков Рапопорт были родными братьями. Однажды и я был в Вашей семье и видел знакомые лица на семейных фотографиях. В те годы я был очень молодым, родственными связями и генеалогией не интересовался.
С возрастом взгляды и интересы меняются. Недавно я написал, главным образом для своего сына, воспоминания о своем раннем детстве в Одессе, пришедшемся на годы войны и оккупации, где многие мои родные, в том числе и Ваш двоюродный прадед Яков Рапопорт, погибли, а я чудесным образом выжил. Мой сын Всеволод сказал, что этот текст интересен не только для семейного чтения, и отправил его в Яд ва-Шем, на сайте которого часть текста теперь опубликована. Контакты с Яд ва-Шем привели к тому, что в Книгу памяти жертв Холокоста внесены новые имена, в том числе и имя Вашего двоюродного прадеда.
Окунувшись в прошлое, я вошел в некоторый азарт, и мне захотелось проследить историю своего рода, что оказалось делом непростым, поскольку ни документов, ни живых источников информации не имеется. По линии отца я попытался найти какие-то следы в Париже, где жила после революции его старшая сестра, однако очень старая француженка, которую я нашел, ничего не знала и ничего не помнила, а по линии матери, кроме Вас, спросить не у кого.
Вот почему я решился потревожить Вас, предполагая, что в Вашем семейном архиве могут быть документы, свидетельства, фотографии, переписка, из которых можно было бы узнать что-либо о предыдущих поколениях нашей разветвленной семьи. Например, кем был и чем занимался наш общий предок, мой прадед, а Ваш прапрадед, который, несомненно, родился еще в первой половине XIX века. О более близком предке, моем деде, я тоже почти ничего не знаю. Разумеется, никакого практического смысла эти поиски не имеют, но ведь жизнь состоит не только из рациональных поступков.
Надеюсь, эта тема окажется не чуждой Вам и Вы найдете время произвести разыскания в своем архиве и в семейной истории.
Буду Вам чрезвычайно признателен, если сможете сообщить мне о результатах.
Написал я без особой надежды на ответ, ибо уже понял, что не все известные люди считают необходимым отвечать на письма неизвестных корреспондентов. Дело в том, что мой адресат – Дмитрий Анатольевич Крымов – сын знаменитого московского театрального режиссера, хотя и носящий другую фамилию, и сам талантливый театральный художник, сценограф, режиссер и педагог. Как ясно из моего письма, его отец, с которым я не был знаком и который рано умер от сердечного приступа, приходился мне троюродным братом, а адресат, соответственно, племянником. Довольно эфемерное родство.
К моему удивлению, на следующий день мне позвонила жена Крымова, и оказалось, что это милая и сердечная женщина. Затем позвонил он сам, и таким образом мы заочно познакомились. К сожалению, по его словам, у них в семье нет материалов, которые могли бы быть мне интересны. Разговор был теплый, доброжелательный, и я, своим сиротским детством приученный к сдержанности и выросший довольно сухим человеком – Пава даже называл меня в детстве сухариком, – неожиданно для себя растаял и проявил удивительную, сохранившуюся с юных лет наивность. Я отправил Крымову свои воспоминания и некоторые чудом уцелевшие семейные фотографии, чтобы он мог увидеть своего двоюродного прадеда и двоюродную тетку. Крымов пригласил меня к себе в театр, где мы могли бы познакомиться лично.
Прошло недели три, в течение которых Марина восстанавливалась после операции на мениске, и посещение театра было бы для нас затруднительным. Когда, наконец, колено пришло в норму, я позвонил Крымову. Он не взял трубку, и я решил, что позвонил не вовремя. Не ответил он и на мой второй звонок, что было уже странно. Я долго колебался, прежде чем позвонить в третий раз, но все же позвонил, предположив, что звонки могли быть пропущены случайно, а мое молчание в ответ на приглашение в театр можно расценить, как невежливость.
Ответа не было.
Видимо, он, поразмыслив, решил, что невесть откуда возникший родственник, который, возможно, будет навязывать свое общество, ему совершенно ни к чему.
В этом, конечно, есть некоторый резон. Ведь большинство людей, даже весьма успешных в своей профессии, о которой они могут много и увлекательно рассказывать, за ее пределами совершенно не интересны. Мне, выросшему в довольно герметичной театральной среде, понятны опасения живущего театром занятого человека и нежелание зря терять время в обществе людей из другого мира.
Конечно, в пренебрежении условностями есть некоторая странность, но чем дольше живешь на свете, тем реже удивляешься неприятным проявлениям человеческого характера. Помнится, где-то я читал, что и его отец избегал слишком близких контактов с окружающими.
Вот, кстати, почему интересно изучать историю поколений своей семьи: можно понять происхождение некоторых особенностей собственной личности. В частности, моя способность производить в уме арифметические манипуляции, вероятно, унаследована от Якова Рапопорта, деда со стороны матери, то есть прадеда Крымова. Он родился в нищей семье, учился на деньги еврейской общины и стал служащим банка и его акционером. По словам моей кузины Оксаны, слышавшей это от своей мамы, дед, проверяя счета, быстро водил карандашом сверху вниз по длинному столбцу цифр и сразу писал их сумму, неизменно оказывающуюся правильной.
Попытка проследить историю своей семьи за пределами середины XIX века успеха не имела, и, таким образом, кроме смутных сведений о том, что среди предков со стороны отца в ней были цадики, рассказать нечего.
