4. Планета земля

Книга: Изобретение науки. Новая история научной революции

Дальше: Часть II Увидеть – значит поверить

…Ничтожная зелено-голубая планета.

Дуглас Адамс. Автостопом по Галактике (1979)

§ 1

Начиная с 1460 г. путешествия с целью открытия и исследования новых земель привели к невероятным изменениям в географической науке. Если мир, известный людям в первой половине XV в., более или менее совпадал с миром, который знал образованный римлянин во времена Христа, то к началу XVI в. стало ясно, что существуют обширные обитаемые территории, о которых не знали ни греки, ни римляне. Считалось, что области в районе экватора должны быть необитаемы, но это представление оказалось абсолютно неверным. Это расширение известного мира тщательно регистрировали картографы, и это стало первой великой победой опыта над философской теорией.

Как бы то ни было, предмет этой главы не сами по себе путешествия с целью открытия новых земель. Накануне открытия Америки Колумбом произошла тихая революция – появление понятия, которое мы теперь называем «земным шаром». Эта революция произошла всего за несколько лет и не встретила (если точнее, то почти не встретила) сопротивления. Она имела огромное значение, но стандартная историческая литература ее совсем не заметила. Как однажды написал Томас Кун:

Историк, читающий устаревший научный текст, обычно сталкивается с отрывками, не имеющими смысла… Игнорировать эти отрывки или отбрасывать их как результаты ошибки, незнания, предрассудков было обычным делом, и эта реакция иногда оправданна. Однако гораздо чаще благожелательное прочтение проблемных отрывков заставляет поставить другой диагноз. То, что казалось текстовыми аномалиями, оказывается артефактами, результатом неправильного прочтения.

Предметом моего анализа является целое собрание текстов, на первый взгляд бессмысленное. На протяжении последних пятидесяти лет историки науки, вдохновленные Куном, разыскивали подобные тексты, чтобы продемонстрировать их значимость, их способность придать смысл тому, что кажется бессмысленным, однако именно эти тексты были проигнорированы. Почему? Потому что не указывали на явление, которое считалось несуществующим: тихую революцию. По мнению Куна, революция всегда сопровождается спорами и конфликтом, а поскольку споров практически не было, легко предположить, что не было и революции. С другой стороны, именно такая аномалия делает эти тексты превосходным местом для начала новой, посткуновской истории науки.

Какой формы Земля? Ответ на этот вопрос кажется очевидным. Разве кто-то сомневается, что Земля круглая? В XIX в. со всей серьезностью утверждалось, что современники Колумба считали мир плоским и думали, что он поплывет за край земли. Это полный вздор. Однако тот факт, что все (по крайней мере, каждый более или менее образованный человек) верили в возможность совершить кругосветное путешествие (что в 1519–1522 гг. сделал Магеллан), вовсе не означает, что они считали Землю круглой. Как это ни странно, Колумб полагал, что старый мир, известный Птолемею, представляет собой половину идеальной сферы, однако новый мир имеет форму верхней половины груши или женской груди; когда Азорские острова остались позади, у него создалось впечатление, что он все время плывет вверх. Черешок, или сосок, этой второй полусферы – это место, где находится земной рай. «Земля» (скорее агломерат из земли и воды) имеет неправильную форму.

Представление, что агломерат из земли и воды не является идеальной сферой, было общепризнанным в позднем Средневековье, и новая космография требовала его опровержения. Аристотель полагал, что Вселенная разделена на надлунный мир, где ничего никогда не меняется, а все движения являются круговыми, и подлунный мир. В подлунном мире можно найти четыре элемента, составляющие основу нашего повседневного опыта, – землю, воду, воздух и огонь. Эти элементы естественным образом создают концентрические сферы с общим центром: земля окружена водой, вода окружена воздухом, а воздух окружен огнем. Однако эта структура не идеальна, и поэтому суша поднимается из воды и на земле все четыре элемента взаимодействуют между собой. Именно это взаимодействие элементов делает возможным существование живых существ, и без него Вселенная была бы необитаема.

Такая конструкция ставила перед исламскими и христианскими философами проблему, которая не волновала их языческих предшественников: почему четыре элемента не образуют идеальные концентрические сферы? Они задумались над этим вопросом отчасти потому, что он позволял ввести в философию Бога-Творца, неизвестного Аристотелю и Птолемею. Согласно Книге Бытия, на третий день творения Бог собрал вместе все воды, чтобы создать сушу. Простой ответ состоял в том, что существование суши – это чудо. Поскольку океанские воды выше земли (считалось, что выше самых высоких гор; в противном случае вы не нашли бы источников, бьющих из-под земли вблизи горных пиков), то напрашивался вывод, что океаны не затапливают землю, как во времена Ноя, только по воле Божественного провидения. Философам такой ответ казался неубедительным даже несмотря на то, что нечто подобное можно было найти в «Естественной истории» Плиния, и они искали естественного объяснения. Если начальное разделение требовало божественного вмешательства, то как охарактеризовать взаимоотношения между землей и водой после Всемирного потопа?

Концентрические сферы, из которых состоит Вселенная. Из книги Йодокуса Трутфеттера «Руководство по натурфилософии», 1514. Подлунная область разделена на четыре сферы: землю, воду, воздух и огонь; снаружи находятся планеты, в том числе Солнце и Луна. Зодиак неподвижных звезд располагается на самой дальней видимой сфере, за которой есть еще три невидимых

Вопрос был простым, а диапазон возможных ответов ограничен. На протяжении 250 лет все возможные варианты были тщательно проанализированы.

1. Вода была вытеснена со своего изначального места, и ее сфера теперь является центром Вселенной. Этот вариант предполагает, что все корабли плывут вверх, когда направляются в открытое море (мы по-прежнему отдаем дань традиции, когда говорим the high sea или the high seas (англ. «открытое море»). Этой точки зрения придерживался Сакробоско (ок. 1195 – ок. 1256), автор стандартного учебника по астрономии, по которому преподавали в университетах в Средние века и в эпоху Возрождения, а после него – Брунетто Латини (1220–1294), Ристоро д’Ареццо (сочинение датируется 1282), Пабло Бургосский (1351–1435) и Просдочимо де Бельдоманди (ум. 1428). В 1320 г. Данте назвал эту теорию общепринятой (хотя его текст, «Вопрос о воде и земле» (Quaestio de aqua et terra), был неизвестен вплоть до его первой публикации в 1508).

2. Земля (в отличие от водной сферы) больше не является сферой; скорее в результате образования выпуклости, или вздутия, она приобрела вытянутую, неправильную форму, так что ее центр тяжести (точка, в которой она, будучи подвешенной, сохраняла бы неподвижность) совпадает с центром Вселенной, но не с ее геометрическим центром. Именно выпуклость делает возможным существование суши. Так считал Эгидий Римский (1243–1316), который вычислил, что диаметр Земли должен почти вдвое превосходить изначальный, а также тот, что указывал Данте. Недостаток этой теории заключался в том, что она требовала отказаться от представления, будто мир был создан из сфер, вложенных одна в другую, – очень высокая цена, помыслить о которой соглашались лишь немногие.

3. Если земля может быть не идеальной сферой, то следует допустить такую же возможность и для воды. Выдвигались предположения, что вода также имеет не сферическую, а овальную форму и океаны глубже у полюсов; Франческо Манфредонский (ум. ок. 1490) считал это одной из причин появления суши. Слабость данного аргумента, о чем, вероятно, знал Франческо, заключается в том, что если воды имеют яйцеобразную форму, то суша должна находиться только в районе экватора; следовательно, одного этого аргумента для обоснования недостаточно.

4. Земля представляет собой сферу, но больше не находится в центре мира. Так считал Робертус Англикус (1271), но его теория не могла завоевать много сторонников, поскольку противоречила основному принципу философии Аристотеля: Земля должна находиться в центре мироздания. Однако эта трудность подтолкнула философов к новым размышлениям. Предположим, говорили они, что Земля – сфера, но неоднородная: под воздействием Солнца суша стала менее плотной, чем была изначально, в результате чего центр масс сместился. Таким образом, центр масс Земли по-прежнему совпадает с центром мироздания – в отличие от геометрического центра. Вода же остается симметрично распределенной вокруг центра мира. Так считали парижские философы XIV в.: Иоанн Жандунский (1286–1328), Жан Буридан (ок. 1300 – ок. 1358), Николас Боне (ум. 1360), Николай Орезмский (ок. 1320–1382) и Альберт Саксонский (ок. 1320–1390). Эта теория сохраняла систему вложенных друг в друга сфер и обладала тем преимуществом, что в ней вода всегда текла вниз (в отличие от первого варианта, рассмотренного выше).

Эти четыре точки зрения предполагали само собой разумеющимся, что сфера воды больше сферы земли. Приблизительно с 1200 по 1500 г. общепринятым считалось представление (ошибочно приписываемое Аристотелю), что сфера воды в десять раз больше; каждого элемента имелось одинаковое количество, но вода занимала объем в десять раз больший, чем объем земли, воздух – в десять раз больший, чем вода, а огонь – в десять раз больше, чем земля. Относительный размер сфер и величина их сдвига по отношению друг к другу определяют размер зоны суши. Было принято считать, что земля составляет примерно четверть шара из земли и воды – или даже половину. Первый вариант предполагал, что за пределами известного мира ничего нет; второй – что существуют еще не открытые земли. Эти земли обычно помещали в Южное полушарие и считали необитаемыми.

Все признавали, что возможно лишь ограниченное число причин изменения в соотношении между землей и водой. Либо Бог действует непосредственно, собирая и удерживая воду, чтобы очистить место для земли, или земля высыхает под воздействием солнца, или звезды притягивают воду или землю, смещая их.

Но в конечном итоге мы приходим к пятому варианту: не существует отдельных сфер земли и воды, воды меньше, чем земли, а океаны расположены во впадинах земли – вода и земля составляют одну общую сферу. Этого современного (хотя, конечно, мы уже не считаем землю одним из четырех элементов) представления придерживались Роберт Гроссетест (ок. 1175–1253), Андало ди Негро (1260–1334), Фемо Джудеи (середина XIV в.) и Марсилий Ингенский (1340–1396). Мнения Роберта Гроссетеста и Марсилия Ингенского были доступны в виде книг в эпоху Возрождения (хотя Марсилия читали философы, а не астрономы), но в XV в. о существовании подобных взглядов было довольно хорошо известно – их пересказывали ради того, чтобы опровергнуть. Таким образом, земля может – на самом деле должна – быть распределена по всей поверхности планеты. Такой точки зрения придерживался Роджер Бэкон (1214–1294), вероятно, под влиянием Гроссетеста, а также автор «Приключений сэра Джона Мандевиля» (The Travels of Sir John Mandeville, ок. 1360). Из всех теорий только эта полностью совместима с существованием антиподов (то есть участков суши, расположенных в противоположных областях на поверхности земного шара).

Важно подчеркнуть, что в XV в. последняя теория не находила поддержки. Для астрономов и географов в 1475 г. (когда впервые была напечатана «География» Птолемея, хотя первая рукопись перевода на латынь появилась в 1406) основным был выбор между вариантом со сферой элемента вода, смещенной от центра мира, и вариантом со сферой элемента земля, смещенной от центра мира (но включающей его). Чтобы принять путешествие Колумба, вовсе не обязательно считать обе эти теории неверными; просто нужно согласиться, что западный маршрут в Индию может быть короче, чем путь вокруг Африки или сухопутный маршрут. Однако после открытия нового континента устаревшие взгляды Гроссетеста снова стали пользоваться уважением среди философов.

Сферы земли, воды, воздуха и огня. Из «Трактата о сфере» Сакробоско. Венеция, 1501. Земля плавает, как яблоко в ведре. Ориентация на север – юг; наверху располагается Иерусалим, центр известного мира

Разные центры сфер воды (центр в точке А) и земли (центр в точке В). Из «Трактата о сфере» Сакробоско. Венеция, 1537. Относительный их объем указан как 10:1, хотя, как показал Коперник, в этом случае сфера земли не захватывала бы центр сферы воды, который считается центром мироздания

Относительный и абсолютный объемы земли и воды. Из «Трактата о сфере» Сакробоско, 1537. Коперник бы пожаловался, что две сферы изображены в разных масштабах

Таким образом, в 1475 г. все пришли к убеждению, что центры двух сфер, земли и воды, не совпадают. Возникли вопросы и относительно других центров. Где находится геометрический центр мира? Совпадает ли он с центром одной из сфер и если совпадает, то с которым? А если земля не однородна, где находится ее центр тяжести? И наконец, где расположен центр тяжести объединенных сфер земли и воды? Если у Вселенной Аристотеля был один центр, то теперь появилось пять возможных способов определения центра мира.

§ 2

В конце Средних веков и в эпоху Возрождения студенты изучали астрономию по «Трактату о сфере» (Sphaera, ок. 1220) Иоанна Сакробоско, который преподавал в Париже, но, возможно, был англичанином (в таком случае его имя могло звучать как John of Holywood – Джон из Святого Леса). Его учебник был впервые напечатан в 1472 г. и выдержал более двухсот изданий. Кроме того, многочисленные комментаторы старались объяснить и дополнить текст книги – начиная с Майкла Скота (ок. 1230) и заканчивая Джамбаттистой Капуано ди Манфредония) (ок. 1475) и ведущего астронома иезуитов конца XVII в. Христофора Клавия (1570). По «Трактату о сфере», все еще считавшемуся стандартным учебником, читал лекции Галилей, когда занимал должность профессора в Пармском университете (1592–1610); последнее издание для студентов, в 1633 г., знаменует смерть астрономии Птолемея как живой традиции. Следуя представлению, что земной шар состоит из двух неконцентрических сфер, земли и воды, а также подражая птолемеевскому «Альмагесту» (который был доступен на латыни с XI в.), Сакробоско отдельно доказывает, что поверхность земли изогнута (он демонстрирует, что это очевидно тому, кто путешествует в направлении север – юг или восток – запад) и что поверхность воды изогнута. (Это было очевидным, поскольку впередсмотрящий на мачте корабля мог видеть дальше, чем тот, кто стоял на палубе.) Некоторые современные комментаторы говорят, что Сакробоско доказал, что Земля круглая, однако он ничего такого не утверждал, и средневековые комментаторы тоже этого не утверждали – ни он сам, ни они не верили, что у двух сфер общий центр.

Теперь нам должно быть очевидно, что когда средневековые философы говорили о «земле», то обычно имели в виду сферу элемента земля, которая формировала сушу в тех местах, где поднималась над поверхностью океана; эта сфера плавала в океане, который сам представлял собой сферу большего размера. Однако термин «земля» с самого начала был неопределенным. Например, у Джона Уоллингфордского мы встречаем разделенные всего двумя предложениями упоминания земли в значении: а) суша, б) элемент земля и в) весь земной шар, то есть агломерация земли и воды. Третье значение (которое отсылает нас к «Сну Сципиона» Цицерона) для всех, кто принимал доминирующую теорию двух сфер, явно не имело отношения к философии, причем до такой степени, что в конце Средневековья и в начале эпохи Возрождения трудно найти примеры использования слова terra в этом значении, разве что у писавших на латыни гуманистов, например Петрарки. Фактически представление о агломерации земли и воды как едином шаре или сфере исчезло приблизительно в 1400 г. Но и раньше эта теория не была доминирующей. Теперь агломерация земли и воды приняла неправильную форму.

Все эти дискуссии конца Средневековья проходили в контексте географических знаний, не отличавшихся от знаний древних. Никто не верил, что Земля плоская (считалось, что она представляет собой часть сферы), но считалось, что обитаемые области могут быть с достаточной точностью изображены на плоской поверхности. У этой обитаемой части Земли был центр, который обычно помещался в Иерусалиме. Однако имелся и другой центр: если перемещаться с запада на восток, от островов Блаженства (Канарских островов) до Геркулесовых столбов (обозначавших границы, путешествия за которые невозможны), на экваторе существовала воображаемая точка под названием Арим, или Арин, якобы в 10° к востоку от Багдада. Для арабов и астрономов, опирающихся на арабские источники, Арим являлась нулевой точкой для долготы и широты. Считалось, что суша ограничена одним полушарием, а остальная поверхность покрыта океаном. Самые дальние области суши на севере и юге считались необитаемыми, потому что там слишком холодно или слишком жарко, и поэтому обитаемая область занимает примерно половину всей суши, или одну шестую часть поверхности всей агломерации земли и воды.

Как указывал Данте в 1320 г., тут мы сталкиваемся с очевидной проблемой: аргументы философов не совпадают с картами географов. Если философы правы и обитаемая земля – это сфера, плавающая на поверхности большей по размеру сферы воды, то на карте обитаемая суша должна иметь форму круга. На географических картах же она больше напоминала расстеленный на земле плащ; однако известный мир назывался orbis terrarum, круг земель, как будто имел соответствующую форму. В отличие от философов Данте воспринимал географию всерьез, но ни один философ не мог согласиться с его отказом от основополагающего принципа, что Вселенная состоит из сфер.

Если идеализированная схема Аристотеля, состоящая из концентрических сфер, была симметрична по всем осям, то более сложные средневековые варианты (за исключением пятого) имели только одну ось симметрии. Более того, эта ось проходила не с севера на юг через полюса, а через Иерусалим и геометрический центр Вселенной. Если бы философы позднего Средневековья попытались представить (разумеется, на это были способны немногие) Землю, которая вращается в пространстве вокруг оси север – юг, то многие из них пришли бы к выводу, что центр тяжести Земли (или сферы земли, или сферы воды) находится за пределами этой оси; такой вращающийся шар естественным образом совершал бы колебательные движения. Исключение составляли парижские философы, для которых оба центра, земли и воды, совпадали с центром Вселенной. Теорию дневного вращения Земли, несмотря на ее логичность, признавал лишь один из известных философов, парижанин Николай Орезмский (1320–1382). Важно, что Орезмский, в отличие от других философов, соглашавшихся (как и он) с существованием двух сфер, земли и воды, с разными геометрическими центрами, не считал, что сфера воды больше, чем сфера земли. Он утверждал, что если бы две сферы имели общий центр, то вода неизбежно покрывала бы всю поверхность Земли – за исключением, возможно, горных вершин. В его представлении сфера воды похожа на плащ или капюшон, покрывающий Землю. В результате у него получалась – что видно по иллюстрациям к «Книге о небе и мире» (Livre du ciel et du monde, 1377) – Земля как единый шар, способный вращаться вокруг своей оси (но поскольку его окружала сфера воды, антиподов на нем быть не могло). Так сложилось, что книга Орезмского не была опубликована и не могла получить широкое распространение, поскольку была написана на французском.

Таким образом, теорию двух сфер, из которых состоит наш мир, разделяли почти все философы, астрономы и картографы (несмотря на известные проблемы) вплоть до конца XV в., а обнаруженная «География» Птолемея без особого труда встроилась в эту систему. Португальские мореплаватели достигли экватора в 1474/75 г. (понять это нетрудно: Полярная звезда пропадает из виду), открыв новое небо с новыми звездами, однако они не обнаружили необитаемой зоны. Это требовало лишь незначительной корректировки взглядов – не более. Не подлежало сомнению, что Птолемей в «Географии» (в отличие от «Альмагеста») рассматривает землю и воду как единую сферу, и это не могло не вызвать интереса. После перевода «Географии» Птолемея в 1443 г. появилось упоминание о земном шаре, «согласно описанию Птолемея». Колумб читал Птолемея и был убежден, что земля и вода образуют одну сферу; он заказал маленький глобус, чтобы показать на нем планируемое путешествие. В то же время Колумб отвергал свидетельства Птолемея о границах обитаемой области, предпочитая взгляды Марина Тирского (ок. 100–150), который утверждал, что она простирается дальше, чем половина земного шара, – что очень трудно совместить с теорией двух сфер. Однако это еще не было серьезным кризисом теории двух сфер: географы, призванные Фердинандом и Изабеллой для оценки планов Колумба, без колебаний отвергли их целиком и полностью.

Кризис начался после того, как в 1492 г. Колумб высадился на незнакомую землю. В 1493 г. Питер Мартир писал, что Колумб вернулся от «западных антиподов». В нотариальном свидетельстве, составленном Валентином Фернандесом в 1503 г., открытие Бразилии Педру Алваришем Кабралом описывалось как «открытие земли антиподов». (Он был прав: Бразилия является антиподом восточной оконечности мира, известного древним.) Но решающим событием стала публикация в 1503 г. первого письма, написанного (или предположительно написанного) Веспуччи и названного «Новый Свет» (Mundus novus), которое за четыре года было издано двадцать девять раз. (Второе письмо Веспуччи познакомило европейскую публику со словом «открытие»; первое к тому времени уже уничтожило средневековую космографию.) Веспуччи утверждал, что столкнулся с новым, обширным континентом, не относящимся к уже известному миру, – он открыл Новый Свет. Более того, было совершенно очевидно, что этот новый континент хоть и находится на расстоянии четверти земного шара от исходной точки путешествия, но от других частей известного мира его отделяет половина земного шара. Кроме того, Веспуччи добрался до 50° южной широты: он обнаружил не просто экваториальный антипод, существование которого допускали некоторые сторонники теории двух сфер. Антиподы стали реальностью, и вся суша нашей планеты уже не помещалась в одно полушарие.

Таким образом, главная проблема с антиподами заключалась не в том, что люди ходят там «вниз головой» по отношению к остальным, – нужно быть уж совсем простодушным, чтобы не принять этой идеи, – а в том, что теория двух сфер могла признать антиподы лишь как крайний случай, вдоль границы между Северным и Южным полушариями, и только в том случае, если сфера воды сжималась так, что ее диаметр почти совпадал с диаметром сферы земли. Утверждение Веспуччи требовало серьезного пересмотра предполагаемого соотношения между элементами воды и земли. До этого момента можно было верить, что обе сферы, земли и воды, имеют округлую форму, а область суши (orbis terrarum, обитаемый мир) в полном соответствии с Библией имеет четыре угла. Теперь эти углы превратились, по выражению Джона Донна, в «мысленные углы земного шара».

Карта мира. Из «Географии» Птолемея. Рим, 1490. Те же иллюстрации были использованы в двух более ранних изданиях (Болонья, 1477, Рим, 1478) и, следовательно, являются самыми ранними печатными иллюстрациями к «Географии»

Представления Клавия в его комментариях к Сакробоско (1570, но здесь рисунок из дополненного издания 1581) об общепринятом соотношении между водой и землей, которое он отвергал. Точки обозначают два геометрических центра, сферы воды (внизу) и сферы земли (вверху). Поскольку дискуссия о том, существует ли всего одна сфера из земли и воды или две разные сферы, неотделима от дискуссии о существовании антиподов (что невыполнимо при модели из двух сфер, за исключением, возможно, узкой полосы пересечения сфер, если они одного размера, то иллюстрация Клавия также включает (несуществующих) антиподов, которые находятся под водой. Но, как известно, антиподы существуют, и поэтому эта традиционная модель неверна

Первыми, кто осознал это, были Мартин Вальдземюллер и Матиас Рингманн, когда в 1507 г. трудились над картой мира и сопутствующим ей «Введением в космографию». Они пытались понять последствия того, что говорил Веспуччи, и им нужен был способ обозначить Землю, или мир, – единый шар из суши и воды. Они назвали его omnem terrae ambitum, полной окружностью Земли, из которой, по их мнению, Птолемею была известна лишь четверть.

Другие первые карты мира представляли собой изображения orbis terrarum. На классической латыни, в которой берет начало этот термин, orbis обычно обозначает диск, но иногда сферу или шар. У Цицерона orbis иногда означает обитаемую сушу в виде диска, возвышающегося над волнами, а иногда весь шар из земли и океана. Эту двойственность унаследовала эпоха Возрождения. Так, например, атлас Ортелия 1570 г. назывался Theatrum orbis terrarum, то есть театр сферы земель. Фронтиспис книги не оставляет сомнений, что orbis – это шар, но множественное число слова terrae указывает на собрание карт разных стран. В отличие от Ортелия Меркатор использовал фразу orbis terrae – в 1569 г. слово terra уже начало использоваться в значении Земля, или мир (как планета Земля); в неуклюжей фразе Вальдземюллера и Рингманна поменялось одно слово. В 1606 г. название атласа Ортелия уже можно было перевести как «Театр всего мира». И только позже, в 1629 г., был изобретен удовлетворительный специальный термин, который однозначно определял новое понятие: «земной шар».

Мы можем подробно проследить развитие этого понятия после публикации «Введения в космографию» Вальдземюллера и Рингманна в 1507 г. Первый признак перемен присутствует уже в учебнике физики, напечатанном в Эрфурте в 1514 г. Автор, Йодокус Трутфеттер, сначала описывает теорию одной сферы, а затем начинает объяснять точку зрения, что море выше суши; он приводит мнение современных космографов о существовании обитаемых антиподов на крайнем востоке и крайнем западе мира, но не забывает упомянуть, что Августин отвергал возможность существования антиподов. В отличие от текста иллюстрация не отличается осторожностью: на ней изображены только три подлунные сферы – земли, воздуха и огня. Совершенно очевидно, что земля и вода теперь составляли единую сферу.

В 1515 г. Иоахим Вадиан, обладавший самыми разнообразными талантами (он был придворным поэтом империи Габсбургов), опубликовал в Вене маленький памфлет «Дорогой читатель» (Habes lector), переизданный несколько раз, в котором предположил, что открытие Америки означает, в противоположность общепринятому толкованию Аристотеля, что обитаемые земли почти случайным образом разбросаны по поверхности шара, а земля и вода до такой степени перемешаны, что образуют единую сферу. Геометрический центр шара, утверждал Вадиан, совпадает с центром тяжести. Что касается опасений Августина, что признание существования антиподов равносильно признанию существования людей, которые не произошли от Адама, ответ прост: можно пройти по суше от Испании до Индии, почти половину земли, и не найти никаких свидетельств того, что любая обитаемая земля находится на большом расстоянии от остальных (намек на то, что Америка расположена вблизи Азии). Тремя годами позже, снова в Вене, Георг Танстеттер (известный также как Георг Коллимиций), который тесно сотрудничал с Вадианом, выпустил издание «Трактата о сфере» Сакробоско, содержащее первую иллюстрацию «современного» представления земного шара как состоящего из перемежающихся участков суши и воды.

В 1531 г. Якоб Циглер выпустил в Базеле подробные комментарии к книге II «Естественной истории» Плиния. В ней он истолковывал представления Плиния о том, что вода располагается выше земли с точки зрения средневековой теории двух сфер и приходил к однозначному выводу, что новейшие географические открытия доказали ошибочность этих представлений, поскольку суша не ограничена одной полусферой земного шара. В том же году, что и книга Циглера, в Виттенберге появилось издание трактата Сакробоско с введением, которое написал Меланхтон, ведущий лютеранский богослов и преподаватель. Введение Меланхтона восхваляло астрономию как науку, изучающую деяния Бога, но также приводило изящные аргументы в пользу астрологии. Это издание многократно перепечатывалось, в том числе пиратским образом (в католических странах введение зачастую печаталось без имени автора, поскольку тексты протестантских авторов были запрещены; в более ранних экземплярах имя Меланхтона на титульном листе просто закрашивалось). Ключевая новая иллюстрация, изображающая шар из земли и воды, была скопирована из издания «Трактата о сфере», выпущенного Петером Апианом в 1526 г., и под влиянием виттенбергского издания она стала новым стандартом; ее даже скопировали для чрезвычайно популярных комментариев к Сакробоско, выпущенных Христофором Клавием, первое издание которых увидело свет в 1570 г.

Первое изображение земли и воды, составляющих единую сферу, где два элемента переплетаются. Из «Трактата о сфере» Иоанна Сакробоско в издании 1518 г. под редакцией Танстеттера. Подлунных сфер теперь три, а не четыре

Представления Клавия из его комментариев к Сакробоско (1570, здесь из издания 1581) о соотношении между землей, водой, воздухом и огнем. Земля и вода составляют одну сферу, окруженную тремя слоями атмосферы (на погоду влияет средний слой) – только внешний слой представляет собой идеальную сферу, за которой располагается сфера огня

В 1538 г. в типографии Виттенберга была отпечатана новая, дополненная версия издания Меланхтона, которая содержала volvelles – бумажные инструменты, или иллюстрации с круговыми движущимися частями. В этом издании (которое также часто перепечатывалось и копировалось) были исправлены привычные названия глав в тексте Сакробоско. Если в предыдущих изданиях была отдельная глава, в которой доказывалось, что Земля имеет сферическую форму, и отдельная глава для обоснования сферической формы воды, то теперь они были объединены в один раздел о едином шаре, состоящем из воды и земли. Сам текст остался прежним (как, например, в издании для школ, отпечатанном в Лейдене в 1639), однако новое название Terram cum aqua globum constituere изменило его смысл. С 1538 г. новое представление о том, что земля и вода составляют единую сферу, не оспаривалось ни протестантскими, ни католическими астрономами.

Новая иллюстрация Петера Апиана, на которой Земля изображена круглой; впоследствии скопирована Меланхтоном и Клавием. Из «Трактата о сфере» Сакробоско (Sphaera… per Petrum Apianum… recognita ac emendata), 1526

В 1475 г. теорию двух сфер поддерживали и философы, и астрономы; к 1550 г. от нее отказались все. Однако это не означало, что в новой теории не могут сохраниться некоторые аспекты старой. Можно подумать, что принятие теории земного шара автоматически ведет к признанию, что моря располагаются ниже суши, однако противоположной точки зрения придерживалась и Библия, и многочисленные авторитеты. Поэтому иезуит Марио Беттини (1582–1657) утверждал, что, когда Бог превратил отдельные сферы земли и воды в одну, открыв пустоты в земле, чтобы принять воду, потребовалась некоторая компенсация – существовала опасность (поскольку вода по определению легче земли), что центр тяжести нового земного шара не будет совпадать с центром мира. Потому вода выступила наружу, чтобы ее вес был равен весу земли, который она вытеснила. Каспар Шотт (1608–1666, также иезуит) принял этот аргумент как объясняющий происхождение большинства рек. Их истоки (что должен был продемонстрировать рисунок), полагал он, находятся ниже наивысшей точки моря (высокий уровень моря: F), но выше береговой линии (низкий уровень моря: BC). По его мнению, открытым оставался вопрос о том, существуют ли реки, исток которых находится выше высокого уровня моря (E). Таким образом, представление о том, что моря находятся выше суши, благополучно дожило до второй половины XVII в.. Разумеется, идея измерять высоту горы относительно уровня моря могла появиться только после отказа от этих представлений. Тем не менее это уже не была старая теория двух сфер, и теперь считалось аксиомой, что земля и вода имеют один центр, который одновременно является геометрическим и гравитационным центром земного шара. Я смог найти только двух человек, которые после публикации карты Вальдземюллера пытались защитить старую теорию от ее противников: новая реальность была несовместима со старыми представлениями.

Однажды утром, в августе 1578 г., за завтраком у герцога Савойского, Эммануила Филиберта, разгорелся спор о том, почему реки текут в море. Философ Антонио Берга, сторонник Аверроэса, настаивал, что этого не может быть – просто потому, что море выше, чем суша, а вода естественным образом течет вниз. Берга придерживался традиционных взглядов, сложившихся еще в древности: сфера воды в десять раз больше сферы земли, у двух сфер разные геометрические центры, а океаны расположены выше, чем суша. Ему возражал Джованни Баттиста Бенедетти, который занимал официальную должность математика и философа при герцоге, и, поскольку теперь на карту была поставлена честь двух ученых мужей, спор продолжился и после завтрака. Бенедетти посоветовал Берге прочесть Пикколомини, а также изложил свои соображения в записке герцогу; Берга опубликовал опровержение работы Пикколомини, а следовательно, и Бенедетти, который ответил тем, что язвительно высмеял Бергу (который показал свою неосведомленность, спутав Антарктику с Арктикой) и назвал его «наполовину гугенотом» из-за его философии (в отместку за то, что Берга отвергал новые теории, называя их философскими ересями). Следует отметить, что Берга не пытался утверждать, что его устаревшие взгляды пользуются поддержкой современных философов: если другие и думали так же, как он, то проявляли осторожность и не публиковали своих аргументов в печатном виде. Для сохранения традиционных взглядов требовалось не отступать от тезиса, что вся суша сосредоточена в одном полушарии. Берга обошел этот вопрос молчанием и, насколько я могу судить, оказался единственным, кто был настолько глуп, чтобы обнародовать свои взгляды.

Иллюстрация Шотта из Anatomia physico-hydrostatica fontium ac fluminum, демонстрирующая, как поверхность океана изгибается вверх и как вода из океана попадает под землю через трещины, чтобы снова выйти на поверхность в виде родников и рек. Тот факт, что океан выше, чем суша, объясняет, почему вода может бить из-под земли на уровне морского берега, хотя Шотт признает, что относительная высота гор и океана пока неизвестна, 1663

Тем не менее вполне логично предположить, что выдвигались и другие теории, объяснявшие новые данные. Например, утверждали, что в океане плавает не одна сфера земли, а две. Эта точка зрения была представлена теми, кто описывал Новый Свет как altera orbis terrarum, то есть другую сферу (или круг) земли. Ее на полном серьезе выдвинул Овьедо (Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес), когда писал официальную испанскую историю открытия Нового Света. Но для Коперника это была всего лишь фигура речи, поскольку совершенно очевидно, что невозможно иметь две сферы земли и одновременно поместить элемент земля в центр мироздания. Вселенная, в которой две сферы земли содержатся в одной сфере воды, больше не является Вселенной Аристотеля. Altera orbis terrarum – это всего лишь красивая фраза, которую невозможно превратить в жизнеспособную теорию. Таким образом, теорию двух сфер пришлось отбросить даже несмотря на то, что некоторые консервативные мыслители продолжали настаивать, что моря расположены выше, чем суша.

Но один автор не сдавался. В 1596 г. Жан Боден в своем труде «Всеобъемлющий театр природы» (Universae naturae theatrum) утверждал, что новые континенты – это просто громадные плиты, плавающие в бездонном океане. Он считал, что элемент земля тяжелее элемента вода, но (согласно неоспариваемому мнению Аристотеля) тяжелые объекты могут плавать на поверхности легких, если они имеют соответствующую форму. Плавающие континенты будут вытеснять воду своим весом (согласно закону Архимеда), но далее делался нелогичный вывод, что под водой окажется только седьмая их часть. Еще больше запутывая дело, Боден настаивал на традиционной точке зрения, что океан вспучивается над землей, возвышаясь над самыми высокими горными пиками, хотя это противоречило его утверждению, что континенты плавают в его волнах. Боден был убежден в существовании плавучих участков суши; он не сомневался в достоверности рассказов об островах, меняющих местоположение, – но большие континенты, полагал он, остаются на месте. Таким образом, Боден предлагал не «земноводный», а «водноземной» шар, в котором (как один комментатор отметил на полях текста) terram aquis supernatare, то есть земля плавает на поверхности вод.

Мотивы Бодена для такой странной аргументации достаточно сложны. Во-первых, он недвусмысленно заявлял, что Земля не ограничена одним полушарием, и поэтому о старой теории двух сфер не могло быть и речи. Во-вторых, он читал у Коперника, что если сфера земли в десять раз меньше сферы воды, то для того, чтобы захватывать центр сферы воды, она должна быть полностью погружена в воду. Поэтому он решил, что единственным решением, сохраняющим соотношение между водой и землей, является разбиение земли и рассеяние ее по поверхности воды. При этом он полностью отказался от двух принципов, на которых основана теория Аристотеля: элемент земля представляет собой сферу и элемент земля находится в центре мира. Тем не менее Боден был убежден, что приблизился к ветхозаветной версии о Сотворении мира.

Теория Бодена была такой странной, что Каспар Шотт, писавший свои труды по прошествии двух поколений, просто не мог ее понять. Он неверно истолковал ее, посчитав, что очень большая сфера земли плавает в сфере воды, что позволяет сохранить главные принципы Аристотелевой модели. Шотт нарисовал сложную схему, объясняющую, как ему казалось, теорию Бодена, хотя его рисунок был совсем не похож на рисунок Бодена. Полное непонимание со стороны Шотта указывает, как трудно было Бодену убедить других ученых мужей, что его взгляды имеют смысл. Любой, кто тщательно изучит ее, будет вынужден признать, что объяснение, как плавают объекты тяжелее воды, полно противоречий, потому что Архимед и Аристотель попросту несовместимы, и очень трудно понять, как на основе гипотезы Бодена о плавающих континентах может получиться серьезная теория.

Иллюстрация Жана Бодена, призванная продемонстрировать его новую теорию соотношения между водой и землей. Из трактата «Всеобъемлющий театр природы», 1596. Средний рисунок изображает стандартное для позднего Средневековья представление о сфере земли в десять раз меньшей, чем сфера воды. Верхний рисунок демонстрирует, что такая сфера не пересекает центр мира. Нижний рисунок иллюстрирует теорию самого Бодена – ряд плоских плит земли, плавающих в океанах

В таком случае какой вывод мы должны сделать из почти безмолвной кончины теории двух сфер? Серьезные аргументы против нее существовали еще задолго до того, как Веспуччи добрался до Нового Света. Эгидий Римский и Данте указывали, что если теория верна, то выступающая из воды суша должна иметь форму круга, что не соответствовало действительности. Как вполне разумно отмечал Данте, сначала нужно установить, что явление имеет место (an sit), а уже затем выяснять его причину (propter quid); по его мнению, факты опровергали теорию двух сфер, хотя эта теория была изящным новым толкованием Аристотеля. Более того, первые подвергавшиеся критике сторонники теории, которая впоследствии получит название теории земного шара, Андало ди Негро и Фемо Джудеи, указывали на круглую форму земной тени во время затмений Луны (явление, уже известное Аристотелю) как на доказательство существования единственной сферы из земли и воды, а не двух перекрывающихся сфер. Вода, утверждали они, не просто прозрачна: сфера воды будет должна отбрасывать тень, но такой тени не наблюдалось. Коперник повторно использовал этот аргумент в своей книге «О вращении небесных сфер» (1543).

Версия Майкла Скота новой теории Бодена о соотношении земли и воды. Из Anatomia physico-hydrostatica, 1663

В XIV в. уже были представлены свидетельства, причем убедительные, против теории двух сфер, однако от них отмахнулись. В начале XVI в. путешествия Веспуччи дали дополнительные аргументы против этой теории, и они оказались решающими. Отличалось ли качество этих свидетельств? Да, отличалось. У путешествий Веспуччи имелись две важные особенности (независимо от того, что современные ученые спорят, сколько экспедиций он совершил и он ли писал рассказы о путешествиях, опубликованные от его имени). Во-первых, никто не отрицал огромного значения его открытий в Новом Свете – по той простой причине, что они стали делами государственной важности, заботой королевских особ. Могли ли ученые игнорировать то, к чему власти относились серьезно? Во-вторых, и это еще важнее, эти открытия были новыми. Когда Андало ди Негро ссылался на тень Земли во время лунных затмений, а Данте говорил о форме суши в известной части мира, они обращались к информации, которая была известна уже давно. Было легко предположить, что эти аргументы когда-то и где-то уже принимались в расчет сторонниками теории двух сфер, поскольку в эпоху рукописных книг никто не мог рассчитывать на доступ ко всем работам на данную тему. Но совершенно очевидно, что информация Веспуччи была просто беспрецедентной: ее следовало учесть здесь и сейчас.

Появление понятия открытия и наличие печатного станка изменили соотношение между теорией и фактами, сместив его от истолкования старых аргументов к принятию и интерпретации новых фактов. Путешествия Веспуччи нанесли смертельный удар теории двух сфер. Новые факты опровергли ее. Фактически это был первый – с момента появления университетов в XIII в. – случай, когда теория была уничтожена фактом. Это может показаться удивительным, но никогда прежде эмпирические данные не определяли результат давнего спора между философами. Например, Аристотель полагал, что все нервы соединяются с сердцем; Гален показал, что нервы ведут в головной мозг, но философы из числа последователей Аристотеля, древние и средневековые, продолжали настаивать на своем, словно Галена вовсе не существовало. В 1507 г. взаимоотношения между теорией и фактами изменились, причем навсегда.

§ 3

В 1543 г. Коперник опубликовал трактат «О вращении небесных сфер», в котором утверждал, что Земля не покоится в центре Вселенной, а вращается вокруг Солнца, делая один оборот за год, а также вращается вокруг своей оси с периодом в двадцать четыре часа. Коперник был каноником собора в Фромборке, в польской Пруссии, но образование получил в Италии (учился астрономии в Болонье и медицине в Падуе). Свою великую работу он начинает с обзора традиционных представлений, как они изложены у Сакробоско: небо имеет форму сферы, земля имеет форму сферы, вода имеет форму сферы. В последнем предложении главы 2 книги I Коперник опровергает довод (взятый из Плиния и Библии), что вода располагается выше земли. Затем, в главе 3, он подчеркивает значение открытия Америки: земля и вода составляют единую сферу, у которой центр тяжести совпадает с геометрическим центром. Объем воды не может, как утверждали многие средневековые философы, в десять раз превышать объем земли, поскольку в таком случае круглая и возвышающаяся над поверхностью воды земля окажется за пределами центра мира – это элементарная геометрия. Антиподы и антихтоны действительно существуют. «Геометрические расчеты заставляют думать, что сама Америка по своему положению диаметрально противоположна Гангской Индии» (расчеты, существенно отличавшиеся от расчетов Вадиана, который считал Индию и Африку антиподами). Таким образом, Коперник считал Землю сферой – форма тени, которую Земля отбрасывает на Луну во время затмений, неопровержимо доказывает, что Земля является идеальной сферой, несмотря на существующие на ней горы и долины, – и это был первый важный шаг в доказательстве ее вращения вокруг оси север – юг.

В 1543 г. общие положения аргументации Коперника в пользу Земли как единого шара уже считались общепринятыми. Но нам известно, что Коперник впервые изложил свои взгляды в 1514 г., поскольку именно к этому времени относится как минимум один экземпляр его предварительных набросков, или «Малый комментарий» (Commentariolus). Коперник оставил нам два варианта, описывающие ход его мыслей, один в начале «Малого комментария», а другой в начале трактата «О вращении небесных сфер». Из них мы узнаем, что его уже давно не удовлетворяли общепринятые астрономические теории, и он приступил к систематическому чтению, пытаясь найти альтернативы; поначалу мысль о том, что Земля движется, показалась ему абсурдной, однако он не отбросил ее, твердо решив проверить, способна ли она стать основой для новой теории движения небесных тел.

Те немногие комментаторы, кто понял относительную новизну идеи Коперника о том, что земля и вода образуют единую сферу, совершенно справедливо заключили, что Копернику пришлось преодолеть одно существенное препятствие, прежде чем говорить о вращении Земли: он должен был представить Землю сферической (как максимум симметричной относительно оси север – юг, или как минимум с центром тяжести, расположенном на оси север – юг). Эдвард Розен утверждал, что географическая информация в главе 3 книги I «О вращении небесных сфер» (например, что Америка является антиподом «Гангской Индии») основана на карте Вальдземюллера 1507 г. и сопутствовавшей ей книге, а также на другой карте, Иоганна Рюйша, опубликованной в этом же году. В таком случае взгляды Коперника на Землю как на сферу сформировались в период с 1507 по 1543 г. Но когда именно?

Здесь «Маленький комментарий» нам ничем не поможет. Он начинается с ряда аксиом. Вторая из них гласит: «Centrum terrae non esse centrum mundi, sed tantum gravitatis et orbis Lunaris» («Центр Земли не является центром мира [поскольку в центре мира находится Солнце, а не Земля], но только центром тяготения и центром лунной орбиты»). Как мы уже видели в главе 3, в позднем Средневековье господствовала точка зрения, что земля перекрывает центр мира, но что существуют по меньшей мере три центра тяжести: центр земли, в направлении которого падают все предметы, центр сферы воды, к которому устремляется вся вода, и общий центр тяжести (то есть точка равновесия) двух сфер. Один из этих трех центров считался центром мира. Фраза «Centrum terrae esse centrum gravitatis» решительно разрешает этот спор, используя минимальное количество слов; она опровергает аргументы парижской школы и показывает, что в 1514 г. Коперник уже согласился с аргументами, которые впервые были опубликованы Вадианом (в 1515) и которые повторил Коперник в трактате «О вращении небесных сфер»: геометрический центр Земли совпадает с ее центром тяжести.

Затем Коперник следующим образом описывает вращение Земли: «Alius telluris motus est quotidianae revolutionis et hic sibi maxime proprius in polis suis secundum ordinem signorum hoc est ad orientem labilis, per quem totus mundus praecipiti voragine circumagi videtur, sic quidem terra cum circumfluis aqua et vicino aere volvitur». В переводе это выглядит так: «Вторым движением Земли будет суточное ее вращение; это ее наиболее собственное движение совершается вокруг ее полюсов по направлению последовательности знаков, то есть к востоку; вследствие этого движения весь мир кажется вращающимся в головокружительном вихре. Конечно, Земля так вращается вместе с обтекающей ее кругом водой и прилегающим воздухом».

То есть, по мнению Коперника, Земля «вращается вместе с обтекающей ее кругом водой и прилегающим воздухом» (terra cum circumfluis aqua et vicino aere volvitur). Согласно традиционной точке зрения (решительно отвергнутой Коперником в трактате «О вращении небесных сфер»), земля плавает, подобно яблоку, в большей по размерам сфере воды. Но в данном случае вода сравнивается с прилегающим воздухом – оба элемента лежат на поверхности земли и обтекают ее. Таким образом, здесь предваряется вывод, сделанный ниже: «…на основании всего этого, я думаю, очевидно, что земля и вода вместе стремятся к одному и тому же центру тяжести, а если земля и является более тяжелой, то все же нет у нее другого центра объема. Разверстые ее части заполнены водой, и количество воды весьма умеренно по сравнению с землей, хотя по площади вода, может быть, и казалась более обширной».

Таким образом, если мы внимательно посмотрим на текст «Маленького комментария», то в сокращенном виде найдем там аргументы, составляющие основу трактата «О вращении небесных сфер». Из этого следуют три вывода. Во-первых, «Маленький комментарий» не мог быть написан раньше 1507 г. Независимые свидетельства подтверждают эту точку зрения, поскольку в 1508 г. Лоуренс Корвин написал стихотворение, в котором намекал, что в то время Коперник не сомневался в движении Солнца по небу; другими словами, он еще не пришел к гелиоцентризму, хотя уже сформулировал «удивительные новые принципы». Во-вторых, Коперник был одним из первых (с XIV в.), кто отверг теорию двух сфер с несколькими центрами, и это помогает объяснить тот факт, что в своем трактате «О вращении небесных сфер» он уделяет столько места этой дискуссии, хотя в 1543 г. он, если можно так выразиться, ломится в открытую дверь. И действительно, его последователи, должно быть, не понимали, почему этой теории уделено такое внимание – так быстро она утратила актуальность. Томас Диггес, переводивший основные положения книги I на английский, вообще опустил дискуссию о форме Земли, поскольку считал само собой разумеющимся, что Земля представляет собой «шар из земли и воды».

Помня об этой хронологии, мы теперь можем попробовать ответить на важный вопрос: было ли принятие Коперником теории шара из земли и воды поворотным событием, которое привело к переходу от геоцентризма к гелиоцентризму? Высказывались предположения, что изначально Коперник рассматривал геогелиоцентрическую теорию, согласно которой Солнце вращается вокруг Земли, а планеты вокруг Солнца, – ее сторонником впоследствии был Тихо Браге. Я сомневаюсь, поскольку Коперник предполагал, что правильная теория уже сформулирована: он изучал литературу, чтобы найти ее. Он искал не совершенно новую теорию, потому что еще не воспринимал знание как поступательное движение. Тем не менее если Коперник действительно рассматривал геогелиоцентризм, то быстро отказался от него – предположительно после того, как понял, что подобная теория несовместима с верой в материальные сферы, на которых находятся планеты, поскольку орбита Марса, вращающегося вокруг Солнца, должна пересекаться с орбитой Солнца, вращающегося вокруг Земли. Как только он обратился к более радикальной теории, гелиоцентрической (более радикальной, поскольку Земля в ней двигалась, но более консервативной в том смысле, что она была совместима с верой в существование материальных сфер, а также что ее уже сформулировали философы древности), стала очевидна необходимость определить форму агрегата из земли и воды, чтобы Земля могла вращаться вокруг своей оси и лететь в пространстве.

Теория Сакробоско, в которой вода была вытеснена из центра земли, никуда не годилась – как могла вода равномерно вращаться вокруг центра земли, если он не совпадал с центром воды? Утверждение парижской школы, что центр тяжести земли совпадает с центром сферы воды, на первый взгляд казалось приемлемым. Но Коперник был хорошим математиком. Он быстро понял – на что указывал в трактате «О вращении небесных сфер», – что если сфера воды в десять раз больше сферы земли, как было принято считать, то сфера земли вообще не будет захватывать центр сферы воды, и поэтому центры тяжести земли и воды не могут совпадать. Даже если существенно уменьшить сферу воды, будет трудно совместить два центра тяжести, сферы земли и сферы воды, если только не предположить, что суша радикально отличается от элемента земля – и бо́льшая часть сферы земли не состоит из теоретически «сухой» земли, хотя и находится под водой. Петр д’Альи, а вслед за ним и Грегор Рейш (1496) пытались преодолеть эту трудность, рассматривая землю и воду как некий агрегат, когда определяли центр тяжести, который мог совпадать с центром мира: результатом стала теория, утверждавшая, что для одних целей «Землю» можно рассматривать как состоящую из двух сфер, а для других – из одной сферы. В любом случае допускалось существование антиподов, но только вдоль границы двух сфер.

Экземпляр первого издания Коперника (из Лихайского университета) с примечанием современника. Читатель разбирал логику утверждения Коперника, что традиционное соотношение между землей и водой содержит внутреннее противоречие, потому что объем воды не может в десять раз превышать объем земли, если сфера земли захватывает центр сферы воды – необходимое условие для того, чтобы Земля по-прежнему находилась в центре мира, хотя ее центр не совпадал с ним. Именно на это рассуждение обратил внимание Боден в своем «Театре». (Я в долгу перед Ноэлем Малкольмом, который кропотливо переводил это примечание.)

Коперник сообщает нам, что систематически изучал литературу, когда трудился над созданием своей новой астрономии. Майкл Шенк предположил, что в процессе работы Коперник получил экземпляр сборника текстов по астрономии, изданный Джунти в Венеции в 1508 г. Там он нашел бы краткое изложение Гроссетеста теории одной сферы. Но тот же сборник содержал комментарии к Сакробоско, автором которых был Джамбаттиста Капуано (первая публикация в 1499), первую докоперниковскую работу, где обсуждалась возможность разработки астрономической теории, основой которой была бы движущаяся Земля. Очень важно, что Капуано обсуждает не только знакомую идею (развитую Орезмским), что суточное вращение присуще Земле, а не небу, но также возможность, что Земля движется по небу в ежегодном цикле, сравнимом с тем, что приписывают Солнцу. Если этот текст действительно попал в руки Коперника (а Коперник учился в Падуе с 1501 по 1503 г., когда Капуано читал там курс астрономии, и поэтому он мог уже слышать эти идеи на лекциях или читать в более раннем издании), то можно не сомневаться, что он внимательно прочел эту работу. Капуано сформулировал ряд возражений против теории движущейся Земли, которые стали классическими, – например, если вы подбросите предмет вертикально вверх, находясь в движущейся лодке, то он упадет в воду позади лодки. Если Земля вращается, говорил он, то мы все бы уже утонули, поскольку каждый день небольшая часть земли скрывалась бы под водой – так должно было произойти согласно теории двух сфер. Если, как утверждали некоторые, земля, вода и воздух вращались все вместе, то откуда берутся свирепые ветры, дующие на вершинах гор? Капуано был убежден, что эти ветры вызваны движением сфер, которое передается в верхние слои атмосферы. Аккуратная формулировка Коперника в «Маленьком комментарии», что Земля вращается вместе с прилегающим воздухом, словно оставляет возможность верхнему слою атмосферы не следовать за Землей, что дает основу для альтернативного объяснения ветра на горных вершинах. Чтение работ Капуано должно было укрепить Коперника в желании выяснить, какова форма Земли и что происходит с телами, которые падают на движущуюся Землю. (Теория Коперника объясняет, что падающие тела движутся вместе с Землей, однако он не обобщает это утверждение и не говорит, что падающее тело на движущемся корабле движется вместе с кораблем.)

Если мы представим, что Коперник в своих рассуждениях дошел до этого пункта вскоре после 1508 г., то географические открытия Америго Веспуччи, а также карты и комментарии к ним Вальдземюллера и Рингманна были очень важны для разработки его гелиоцентрической теории, поскольку предлагали окончательное решение вопроса о форме Земли. Из текста трактата «О вращении небесных сфер» совершенно очевидно, что идея шара из земли и воды была для Коперника ключевой – последним кирпичиком в здании новой теории. Без Веспуччи не было бы и учения Коперника, поскольку этому учению требовалась новая теория Земли.

Можем ли мы проверить утверждение, что необходимым условием для теории Коперника была теория Земли? На первый взгляд это кажется невозможным: все, что у нас есть, – это два текста Коперника. Однако существуют три других, более ранних изложения теории движущейся Земли: «Первое повествование» (Narratio prima, 1540) Ретика, ученика Коперника, представлявшее собой первое печатное изложение коперниканской теории; небольшой трактат Челио Кальканьини, в котором утверждалось, что Земля вращается вокруг своей оси (до 1541 г., до Коперника) и текст Ретика (1542/43), посвященный библейским аргументам против вращения Земли. Хотя все они появились слишком поздно, когда уже не было нужды подробно доказывать, что Земля представляет собой единую сферу, в каждой из них мы находим, как и предполагалось, ссылки на современную теорию Земли. В каждой из них автор считает своим долгом подчеркнуть, что Земля представляет собой идеально круглый шар, или сферу.

§ 4

Каковы же последствия объявления Земли планетой? Коперник не обсуждал этот вопрос, но это пришлось делать его преемникам. Летом 1583 г. в Оксфорде читал курс лекций маленький эксцентричный итальянец. Мы знаем его как Джордано Бруно, но он любил придумывать себе длинные имена и титулы – как говорили, длиннее, чем его тело. Первые строки его рекомендательного письма вызывали смех:

Филотей Иордан Бруно Ноланский, доктор наиболее глубокой теологии, профессор чистейшей и безвредной мудрости, известный в главных академиях Европы, признанный и с почетом принятый философ, чужеземец только среди варваров и бесчестных людей, пробудитель спящих душ, смиритель горделивого и лягающегося невежества; тот, который во всем проповедует общую филантропию, предпочитает общество не британца или итальянца, мужчины или женщины, епископа или короля, одетого в мантию или доспехи, а лишь тех, с речами более миролюбивыми, более культурными, более точными и более полезными, который уважает не умащенные волосы, отмеченный печатью лоб, чистые руки или обрезанный пенис, а дух и культуру ума (что можно прочесть по лицу человека), которого ненавидят распространители глупости и любят честные ученые и которого привечают самые благородные умы, от всего сердца приветствует превосходнейшего и прославленного вице-канцлера Университета Оксфорда.

Поднимаясь на кафедру, он закатывал рукава, как фокусник, собирающийся продемонстрировать трюк. Во время лекции он подскакивал и приседал, как птица поганка. Как и все преподаватели, он читал лекции на латыни, но его латынь была с неаполитанским акцентом; преподаватели Оксфорда (считавшие свою латынь цивилизованной и утонченной) смеялись, когда он произносил chentrum, chirculus и circumferenchia (что в наши дни стало одним из вариантов нормы). Но больше всего их раздражала его приверженность идеям Коперника. По прошествии двадцати лет Джордж Эббот, который в конечном итоге стал архиепископом Кентерберийским, вспоминал, словно это было вчера: «помимо всего прочего он распространял мнение Коперника, что Земля вращается, а небо неподвижно; хотя поистине это его голова шла кругом, а его мозги не знали покоя».

Это было через сорок лет после того, как Коперник опубликовал свой трактат «О вращении небесных сфер». Его новая астрономия обладала очевидными преимуществами перед общепризнанной астрономией Птолемея. Платон и Аристотель считали, что все движения в небе должны быть круговыми и неизменными, и, как мы уже видели, в эпоху Возрождения некоторые философы (например, Джироламо Фракасторо (1477–1553), который впервые серьезно задумался о заразных болезнях) по-прежнему пытались построить простую модель мира, состоящую из сфер, вложенных друг в друга и имеющих общий центр. Но, несмотря на все старания, им не удавалось получить модели, согласующиеся с тем, что происходило в небе. Птолемей смог создать систему, которая точно предсказывала движение небесных тел. В его системе – так же, как у Платона и Аристотеля, – Луна, Солнце и все остальные планеты вращались вокруг Земли, но для точного описания движения этих небесных тел использовалась сложная система деферентов (кругов), эпициклов (кругов, движущихся по кругу), эксцентриситетов (кругов, вращающихся вокруг смещенного центра) и эквантов. Эквант был способом ускорить и замедлить движение небесного тела, измеряя его движения не из центра круга, а из другой точки. Из этой точки движение можно было описать (ошибочно) как равномерное; это был способ обхитрить фундаментальный принцип философии, заключающийся в том, что движения в небе должны быть круговыми и неизменными. (Для тех, кто строго придерживался теории Аристотеля, даже эпицикл был обманом, поскольку они хотели, чтобы все круговые движения имели общий центр.)

Коперник предложил отказаться от эквантов и убрать эпициклы для всех планет, расположенных от Солнца дальше, чем Земля, продемонстрировав, как движение Земли создает кажущееся движение небесного тела, эквивалентное эпициклу. Коперник также утверждал, что его теория предпочтительнее, потому что более строго определяет характеристики системы в целом. Последователи Птолемея, например, не могли точно сказать, что ближе к Земле, Венера или Солнце (правильный ответ, в наших терминах, – иногда Солнце, иногда Венера, – но для системы Птолемея это было неприемлемо), тогда как система Коперника устанавливала строгий порядок среди небесных тел.

Раньше я думал, что Коперник инициировал интеллектуальную революцию – недаром Томас Кун назвал свою первую книгу «Коперниканская революция» (The Copernican Revolution, 1957). Но в этом отношении Кун ошибался. Астрономы всей Европы с большим интересом отнеслись к идеям Коперника, но почти все, за редким исключением, считали очевидным, что теория движущейся Земли неверна. Если бы Земля двигалась, мы бы это чувствовали; мы же чувствуем ветер, дующий в лицо. Предмет, падающий с высокой башни, отклонялся бы к западу. Ядро, выпущенное из пушки на запад, пролетело бы дальше, чем выпущенное на восток. Поскольку ничего такого не наблюдалось, ведущие астрономы – Эразм Рейнгольд (1511–1553), Михаэль Местлин (1550–1631), Тихо Браге (1546–1601), Христофор Клавий (1538–1612) и Джованни Маджини (1555–1617) – были уверены, что Коперник ошибается. Тем не менее они восхищались простотой его метода вычислений и вдохновлялись мыслью о возможности отказа от эквантов. Все сохранившиеся экземпляры первого (1543) и второго (1566) изданий трактата «О вращении небесных сфер» в настоящее время тщательно изучены, чтобы выявить все комментарии на полях, оставленные первыми читателями. В результате мы с большой достоверностью можем сказать, что им нравилось, а что нет, что они считали правдоподобным, а что невероятным. Им нравился математический аппарат Коперника, но они не рассматривали его в качестве научной истины. Они читали трактат, следуя рекомендациям вступительного письма (теперь мы знаем, что оно было написано Озиандером и включено в книгу без разрешения Коперника), то есть как чисто гипотетическую конструкцию.

Насколько нам известно, в 1583 г. во всей Европе нашлось только три прославленных астронома, которые согласились с утверждением Коперника, что Земля вращается вокруг Солнца: в Германии Христоф Ротман (он не публиковал своих работ и в конечном итоге отказался от теории Коперника), в Италии Джованни Бенедетти (в 1585 г. он опубликовал несколько фраз, посвященных этому вопросу), а в Англии Томас Диггес (который в 1576 г. опубликовал работу, поддерживавшую теорию Коперника). Таким образом, преподаватели Оксфорда должны были испытать шок, услышав речи этого странного итальянца, который подскакивал, приседал, хихикал и тараторил, защищая систему Коперника как буквальную истину.

Мы не знаем, насколько далеко Бруно зашел в изложении гелиоцентрической системы. Его остановили после трех лекций, обвинив в том, что он цитирует фрагменты из работ Фичино, философа эпохи Возрождения, последователя Платона (который обожествлял Солнце), выдавая их за свои. Это было вполне возможно – Бруно точно так же поступает и в печатных трудах, а понятие плагиата в те годы было еще новым. Но мы знаем, что хотел сказать Бруно; после изгнания из Оксфорда он нашел прибежище у французского посла в Лондоне и там написал несколько работ в защиту своих взглядов; самая известная из них – «Пир на пепле» (La cena de le Ceneri). За полтора года, проведенных в Лондоне, Бруно опубликовал шесть книг, и все они были написаны на итальянском. До и после поездки в Англию Бруно публиковал свои работы только на латыни (за одним-единственным исключением, пьесы «Подсвечник» (Il candelaio), опубликованной в Париже в 1582), и поэтому выбор итальянского языка для книг, которые должны продаваться в основном англичанам (хотя некоторые из них привезут на большую книжную ярмарку во Франкфурт), кажется странным. Но итальянский был языком Данте и Петрарки. Образованный англичанин мог прочесть эти книги; выбирая итальянский, Бруно подавал сигнал, что обращается к поэтам и придворным, а не к профессорам математики или философии.

Англичане отличались враждебностью к иностранцам и католикам. Тех, кто выглядел чужеземцем, как Бруно, могли избить на улице. Бруно практически не решался выходить из дома. В сочиненных им диалогах он дает понять, что общается с английской элитой, однако позднее он признался, что это выдумка, а не факт. Тем не менее его книги, вероятно, продавались – в противном случае их перестали бы печатать. У самого Бруно не было ни гроша за душой, и он был потрясен, увидев у преподавателей Оксфорда массивные перстни, украшенные драгоценными камнями, – можно не сомневаться, что на его пальцах таких не было. Поэтому он не мог платить за издание своих книг.

Эти книги были по-настоящему революционными. Коперник описал сферическую Вселенную с Солнцем в центре. Он признавал возможность существования бесконечной Вселенной, но отказывался от дальнейших рассуждений на эту тему, заявляя: «Поэтому пусть вопрос о конечности или бесконечности Вселенной обсуждают натурфилософы» (сам Коперник был математиком, а не философом). Бруно ухватился за теорию Коперника как за аргумент в пользу бесконечной и вечной Вселенной. Звезды, утверждал он, представляют собой солнца, а Солнце – это звезда: здесь он был последователем не Коперника, а Аристарха Самосского (310–230 до н. э.). Поэтому во Вселенной могут существовать и другие обитаемые планеты; жизнь возможна даже на Солнце и звездах, поскольку они могут быть не полностью горячими или на них могут жить существа, совсем не похожие на нас и хорошо переносящие жару. Более того, нет никаких оснований считать, что другие планеты отличаются от Земли. Бруно утверждал, что у Луны и планет могут иметься континенты и океаны, причем они не светятся сами (такова была общепринятая точка зрения; даже Луну считали в крайнем случае прозрачной), а отражают свет. Таким образом, если смотреть с Луны, то Земля будет казаться гигантской луной, а с гораздо большего расстояния она будет выглядеть как яркая звезда на небосводе. Земля, думал Бруно, должна ярко сиять, потому что моря лучше отражают свет, чем суша. (В этом отношении он ошибался, как впоследствии показал Галилей, – поэтому, когда после изобретения телескопа астрономы начали составлять карты Луны, морями они называли темные участки, а не светлые.) Таким образом, Бруно описывал бесконечную Вселенную с бесчисленными звездами и планетами, возможно, населенными неземными формами жизни. Поскольку Бруно не верил, что Христос был спасителем человечества (он исповедовал своего рода пантеизм), то ему не нужно было беспокоиться о том, как христианская драма о грехе и искуплении разыгрывалась в этих бесчисленных мирах.

Бруно был не первым, кто представлял бесконечную Вселенную и внеземную жизнь. Николай Кузанский в своем трактате «Об ученом незнании» (De docta ignorantia, 1440) утверждал, что бесконечному Богу подходит только бесконечная Вселенная. Он считал Землю небесным телом, которое с большого расстояния выглядит как звезда – эта идея привлекла внимание Монтеня. Однако Николай Кузанский предполагал, что Земля и Солнце похожи. По его мнению, обитаемый мир скрыт под видимой сияющей оболочкой Солнца; что касается Земли, то она, подобно Солнцу, окружена невидимой для нас огненной мантией, которую можно увидеть только при взгляде на Землю из открытого космоса. Таким образом, в представлении Николая Кузанского Земля была небесным телом, а Солнце – земным. В отличие от него Бруно первым отделил звезды от планет, как мы это делаем теперь, – Солнце у него звезда, а планеты, в том числе Земля, темные тела, светящиеся отраженным светом.

Бруно пытался опровергнуть стандартные аргументы противников системы Коперника, используя принципы относительности местоположения и движения; в его Вселенной (в отличие от Вселенной Аристотеля и Птолемея) не было верха или низа, центра или периферии, лева или права, а движение можно было определить только путем сравнения с другими объектами. Николай Орезмский и Коперник признали принцип относительности движения, рассматривая два тела, Солнце и Землю, – наблюдаемое движение Солнца может быть обусловлено как тем, что оно действительно движется, так и вращением Земли, – однако они не распространяли этот принцип на более сложные случаи, как Бруно. Так, например, писал Бруно, если вы сидите в каюте корабля, плывущего по спокойному морю, то у вас нет никакого способа определить, движетесь вы или находитесь в покое; если же вы подбросите предмет вертикально вверх, он упадет вам в руку, а не сместится к корме плывущего корабля. У Вселенной Коперника имелся центр; он не мог представить (или, по крайней мере, признать возможность существования) Вселенной, в которой местоположение полностью относительно. Бруно также внес радикальные и неудачные изменения в систему Коперника, отчасти предназначенные для того, чтобы опровергнуть основные аргументы против нее (например, что видимые размеры Марса и Венеры должны существенно меняться, если эти планеты то удаляются от Земли, то приближаются к ней).

В 1585 г. французский посол, приютивший Бруно, был отозван из Англии, и Бруно пришлось уехать вместе с ним. Он скитался по Европе (не расставаясь с книгой Коперника, которая теперь хранится в библиотеке Казанатенсе в Риме), и в 1592 г. его арестовали в Венеции и передали в руки инквизиции. После восьми лет в одиночном заключении, а затем долгих пыток 17 февраля 1600 г. его заживо сожгли на одной из главных площадей Рима, Кампо-деи-Фьори. Он отказался раскаяться в своей ереси, в том числе в вере в другие обитаемые миры. Его книги были запрещены во всей католической Европе.

Бруно важен для нашего рассказа не только из-за своей смелости (что несомненно) и блестящего ума (что тоже несомненно), а потому, что во многом он оказался прав. Его поправки к теории Коперника и ее ошибочная интерпретация были неправильно поняты. В последние полвека на смену представлениям о бесконечной и вечной Вселенной пришла теория Большого взрыва (настолько новая, что свое название она получила только в 1949). Но нам теперь известно, что Солнце – звезда, что у других звезд есть планеты и что у нас есть основания верить в наличие жизни в других местах Вселенной. Мы находимся не в центре мира; скорее Земля – обычная планета, одна из многих. В современном мире Бруно чувствовал бы себя комфортнее, чем кардинал Беллармин, человек, игравший ключевую роль как в суде над ним, так и в запрещении католической церковью учения Коперника в 1616 г. В главном Бруно был прав: он первым заявил в печати о том, что предисловие к трактату «О вращении небесных сфер» написано не Коперником, и он был первым из современных людей, кто утверждал, что планеты сияют отраженным светом.

§ 5

Взгляды Бруно стоит сравнить со взглядами Томаса Диггеса. В 1576 г., за несколько лет до лекций Бруно в Оксфорде, Диггес опубликовал шестое издание альманаха своего отца «Вечные знамения» (A Prognostication Everlasting). (Книга впервые была издана в 1555 г. и выдержала, насколько нам известно, тринадцать изданий, последнее из которых датируется 1619). Главная цель «Знамений» – дать читателю инструмент для прогноза погоды с использованием астрологии (положения планет) и метеорологии (атмосферные явления, такие как радуга или облачность). Однако книга также подсказывала подходящее время для кровопусканий, очищения организма (в том числе слабительными) и принятия ванны (современному читателю покажется странным упоминание о ванне как о лечебной процедуре; Диггесы, отец и сын, рекомендовали не принимать ванну, когда Луна находится в созвездии Тельца, Девы или Козерога: это земные знаки, и поэтому они враждебны воде), помогала определять время по восходящей Луне или звезде, а также для любой даты вычислить время восхода и захода Солнца, прилива и отлива, долготу дня. Это было выдающееся практическое пособие – например, в альманахе имелась шкала компаса, которую можно было скопировать в увеличенном масштабе, и конструкция для определения местоположения планет в небе, которую можно было использовать в качестве чертежа или (дополнив отвесом и магнитным компасом) превратить в бумажный инструмент. Леонард Диггес также предлагал информацию, не имевшую практического применения: он указывал относительные размеры Солнца, планет, Земли и Луны, объяснял причину лунных затмений и приводил размеры небес. Расстояние от Земли (которую он, конечно, считал центром мира) до сферы неподвижных звезд составляет 358 463 мили – с половиной. Эту популярную книгу Томас дополнил переводом (с некоторыми дополнениями и исправлениями, сделанными им самим) главных, по его мнению, разделов трактата Коперника «О вращении небесных сфер».

До наших дней дошло несколько экземпляров «Знамений». Это было дешевое издание, рассчитанное на мелкопоместных дворян и фермеров, – такие книги обычно шли на растопку, когда явно устаревали. Большинство альманахов были рассчитаны на год, и даже «вечный» альманах вскоре становился потрепанным. Если какие-то экземпляры и дожили до 1640-х гг., шрифт и оформление большинства из них выглядели безнадежно устаревшими: первые восемь изданий были напечатаны старинным английским готическим шрифтом; в следующих трех для основного материала использовалась гарнитура эпохи Возрождения, но перевод Коперника был по-прежнему набран готическим шрифтом, вероятно, чтобы подчеркнуть его интеллектуальную серьезность; современный вид весь текст получил только в 1605 г. По мере того как морские компасы становились дешевле и доступнее, инструкции по изготовлению компаса своими руками теряли смысл. К XVIII в. устаревшей считалась уже и сама астрология. Листы с таблицами и чертежами инструментов чаще всего вырывали для удобства использования, в результате чего оставались изуродованные книги. Большинство экземпляров просто выбросили, прежде чем кому-то пришло в голову, что книгу стоит сохранить – просто как старую и редкую. Тщательный анализ издания 1576 г. появился только в 1934 г.

А затем это издание в мгновение ока сделалось не только чрезвычайно редким (существует множество редких, недолговечных брошюр), но и чрезвычайно ценным. За ним охотились все – и аукционисты, и библиотекари. Выяснилось, что Томас Диггес включил в книгу не только первое выступление английского автора и на английском языке в защиту системы Коперника, но также рисунок космоса, на котором звезды не составляли сферу, а тянулись до границ страницы и даже дальше – первое изображение предположительно бесконечной Вселенной. Эта иллюстрация занимает две страницы и, по всей видимости, была добавлена уже после того, как книгу напечатали. Переплетчики не знали, что с ней делать – то ли сделать страницу раскладной, то ли просто размещать иллюстрацию на развороте. Ее могли повредить, порвать, оставить в виде вкладыша или вообще пропустить. Из первого издания книги сохранились только семь экземпляров, и ни один из них не появился на рынке после того, как была установлена необыкновенная ценность книги. Самым богатым коллекционерам пришлось довольствоваться экземплярами более поздних изданий.

Издание «Знамений» 1576 г. – это маленькая загадка, в которой, как в зеркале, отразилась вся проблема современной истории науки. В ней мы сталкиваемся с интеллектуальным прорывом: Диггес был первым авторитетным астрономом, открыто заявившим о бесконечности Вселенной. (Николай Кузанский утверждал, что всемогущий Бог должен был создать бесконечную Вселенную, но это был философский, а не астрономический аргумент). Более того, Диггес был видной фигурой в новой астрономии. В 1573 г. он опубликовал исследование сверхновой звезды, появившейся годом ранее. В то же самое время он с готовностью применял новую астрономию для предсказания погоды и определения времени, когда врачи должны делать кровопускание пациентам. Свою новую, коперниканскую теорию мира Диггес поместил вместе со старым, отцовским описанием системы Птолемея. Он понимал, что система Коперника может быть верной только в том случае, если космос гораздо больше, чем представлял Птолемей, но не стал исправлять отцовские цифры о размерах Вселенной. Его отец снабдил книгу иллюстрацией птолемеевского космоса, где на самой внешней сфере имелась надпись: «Сюда мудрецы помещают Бога и Избранных». Иллюстрация Томаса, основой для которой послужила отцовская, тоже смешивает астрономию и богословие: внешняя зона (теперь бесконечное пространство, а не сфера) обозначена как «обитель избранных». Каким образом тут уживались, не испытывая неудобств, старое и новое, прошлое и будущее, наука и суеверия? Тому есть множество причин.

Во-первых, сам Коперник был вовсе не таким революционером, как принято считать. Ни в одной из своих опубликованных работ Коперник не упоминает об астрологии – однако он нигде не оспаривает общепринятое мнение: астрономия существует, чтобы сделать возможной астрологию. Вселенная Коперника отличается от Вселенной Птолемея тем, что в ее центре (а если точнее, то очень близко к центру) находится Солнце, а не Земля, но в остальном она очень похожа на Вселенную Птолемея: ряд сфер, вложенных одна в другую. Она имеет конечный размер. Все движения в ней (за исключением непосредственной близости к Земле) определяются главным принципом: движения небесных тел являются круговыми и, следовательно, неизменными. По мнению Коперника, Птолемей отступил от этого принципа, не добавив к деферентам эпициклы, чтобы объяснить, почему планеты иногда начинают перемещаться в обратном направлении, а введя понятие экванта, чтобы замедлять и ускорять их движение. Сам Коперник добился этого другими средствами.

Специалисты по истории астрономии спорят, были у Коперника экванты или нет; эквантов у него не было, однако он применил другие методы, предназначенные для имитации эквантов. Те, кто изучает арабскую астрономию, указывают, что использованные Коперником механизмы уже были изобретены арабами, и утверждают, что Коперник позаимствовал их, не указывая источник, а не придумал сам, хотя еще никому не удалось найти книгу или рукопись с описанием главного метода, с которой он мог быть знаком.

Для двух первых поколений астрономов, читавших книгу Коперника, главным в ней была не защита гелиоцентризма, а более серьезный и систематический, чем у Птолемея, подход к принципу кругового движения. Одно из следствий математической модели Коперника заключалось в том, что она облегчала вычисления по сравнению с системой Птолемея, и многие астрономы публиковали таблицы движения планет Коперника, даже если считали его систему неправдоподобной. (Точно так же мы пользуемся схемой метро, хотя она искажает расстояние между станциями; ее преимущество заключается в том, что она позволяет легко проложить маршрут и определить места пересадок, тогда как ориентироваться по более точной карте гораздо труднее.)

Однако Диггес не был рядовым читателем Коперника, поскольку понимал, что Коперник, описывая Землю движущейся, а Солнце неподвижным, не хотел, чтобы его понимали буквально. В его варианте книги I трактата «О вращении небесных сфер» аргументам против движения Земли уделено особое внимание. Леонард Диггес приводит размеры Земли, которые в то время считались общепризнанными, – ее окружность составляет 21 600 миль, и это значит, что если Коперник прав и наша планета делает один оборот вокруг своей оси за сутки, то скорость только от вращения составляет 900 миль в час, не говоря уже о дополнительном движении вокруг Солнца с периодичностью в один год. Утверждалось, что если бы мы летели со скоростью 900 миль в час (не забывайте, что те, кто выдвигал подобные аргументы, не передвигались со скоростью, превышавшей 30 миль в час, как у скачущей галопом лошади), то не могли бы не чувствовать этого движения; наши волосы развевались бы на ветру. Птиц, взлетающих с деревьев, сносило бы на запад. А предмет, брошенный с вершины башни, падал бы к западу от ее основания. Диггес утверждает, что эти аргументы ошибочны (вполне возможно, именно он повлиял на Бруно, говорившего об относительности движения). Если взобраться на мачту движущегося корабля, отмечает Диггес, и спустить отвес, то он повиснет вертикально и груз окажется у основания мачты; отвес отклонится назад только в том случае, если коснется воды за кормой корабля. Этот мысленный эксперимент несколько отличается от того, что предложил Галилей (и менее убедителен): брошенный с верхушки мачты предмет доказывает относительность понятия вертикали. Линия отвеса или траектория падающего предмета вертикальны по отношению к палубе движущегося корабля, но не вертикальны по отношению к неподвижной точке на поверхности Земли. Галилей также продемонстрировал, что если на движущемся корабле подбросить предмет вертикально вверх, он не упадет за вашей спиной, а вернется прямо вам в руку: это опровергает утверждение Джамбаттисты Капуано, который вполне мог быть источником всех опытов на движущемся корабле, как мысленных, так и реальных. Таким образом, Диггес не просто перевел Коперника, но усилил его аргументацию там, где она была наиболее уязвимой.

Рисунок самого Коперника с изображением гелиоцентрического космоса. Из оригинальной рукописи трактата «О вращении небесных сфер», 1543. Луна не показана, но упоминается в тексте. Сфера неподвижных звезд – это внешнее кольцо

После обнаружения рисунка космоса Диггеса стали считать первым, кто не изобразил звезды на поверхности сферы, а распределил их по всей странице и даже за ее пределами; он явно считал, что они простираются в бесконечность. Но у Вселенной Диггеса имелся центр, и поэтому ее нельзя считать бесконечной – у бесконечной Вселенной не может быть центра. Диггес полагал, что каждая звезда размерами превышает Солнечную систему; все они должны находиться очень далеко – в противном случае их местоположение на небе изменялось бы по мере движения Земли по огромной орбите вокруг Солнца – и иметь гигантские размеры, чтобы мы могли их видеть. Из этого следует, что Диггес не считал Солнце звездой, а звезды – Солнцами. Более того, его конструкция Вселенной определяется богословием. Пространство, которое занимают звезды, – это рай, обитель Бога, ангелов и избранных. Солнечная система – зона греха и вечных мук. Этот греховный мир, говорит Диггес, есть темная звезда – «маленькая темная звезда, где мы живем».

Таким образом, представление Диггеса о Вселенной – безграничность, отождествление звезд с раем, а Земли с адом (возможно, отсюда знаменитые слова Мефистофеля из «Доктора Фауста» (1592) Марло: «Мой ад везде, и я навеки в нем»), описание Земли как темной звезды – совпадает с картиной, изображенной в поэме Марчелло Палиндженио Стеллато «Зодиак жизни» (1536, на латыни), которую в то время читали все английские школьники. Диггес знал одиннадцатую главу поэмы наизусть и «и часто с удовольствием декламировал ее». Однако Диггес поставил в центр Вселенной Стеллато не Землю, а Солнце.

Стеллато был посмертно осужден инквизицией за отрицание божественности Христа (еретические работы нашли среди других документов после его смерти), а его тело выкопали и сожгли, но протестантская Европа ничего не знала о его неприятии христианства (хотя множество намеков на это можно найти в «Зодиаке), а антиклерикализм и детерминизм если и не делали его протестантом, то, по крайней мере, позволяли причислить к сочувствующим. На самом деле включение «Зодиака» в список запрещенных книг лишь усилило популярность поэмы. Для английских издателей и, вероятно, для Диггеса он был «самым христианским поэтом» (1561), «благочестивым и усердным поэтом» (1565), «превосходным и христианским поэтом», хотя проницательный Бруно считал его родственной душой. Диггесу никогда не приходило в голову, что Земля может сиять подобно звезде или что другие планеты похожи на Землю. Он полагал, что Солнце и Земля уникальны, а у Вселенной есть центр.

Стеллато и Диггес были не единственными, кто считал Землю темной звездой. В 1585 г. Джованни Баттиста Бенедетти опубликовал сборник эссе, в которых, помимо всего прочего, рассматривал вопросы современной космологии. Как и Диггес, Бенедетти был коперниканцем-реалистом, хотя и более радикальным. Обратив внимание на то, что Луна фактически движется по эпициклу вокруг Земли, а орбиты планет также представляют собой эпициклы, он выдвинул удивительную гипотезу: тела, которые мы считаем планетами, в действительности являются сияющими лунами, которые вращаются вокруг темных планет. Эти невидимые планеты похожи на Землю и по всей видимости обитаемы. В основе гипотезы Бенедетти лежало предположение, что Земля и Луна состоят из разного вещества и Луна гораздо лучше отражает свет, хотя и неравномерно – на темных участках свет поглощается сильнее, чем отражается. Бенедетти считал мир сферическим, но окруженным бесконечным пустым пространством.

Диггес и Бенедетти не читали работ Бруно и поэтому не были знакомы с его теорией, что с большого расстояния Земля будет неотличима от звезды. Однако великий Уильям Гильберт (1544–1603), положивший начало современным исследованиям магнетизма и электричества, читал Бруно и был полностью согласен с его аргументами. Гильберт скопировал из книги Диггеса рисунок с безграничной Вселенной. Но Гильберт понимал, что с Луны Земля будет казаться светящейся, как огромная Луна, а издалека – как звезда (здесь он явно возражал Бенедетти). На Луне, по его мнению, есть континенты и океаны, как на Земле. Подобно Бруно, он считал, что океаны должны быть более яркими, чем суша. Он не видел причин, почему другие планеты не должны быть похожи на Землю.

Представление Диггеса о космосе Коперника, со звездами, выходящими за край страницы, которые символизируют Вселенную без границ. Из «Знамений» – в данном случае из издания 1596 г., хранящегося в библиотеке Линды Холл, но впервые иллюстрация появилась в 1576 г.

Еще до изобретения телескопа Гильберт нарисовал первую карту Луны и в результате открыл либрацию спутника, который как будто слегка колеблется вверх-вниз и вправо-влево. Это усилило его убежденность в том, что планеты свободно перемещаются в пространстве. Более того, Гильберт был первым, кто полностью отказался от идеи обязательности кругового движения для всех небесных тел: планеты у него летят в пустоте по сложным траекториям, и такая траектория объясняет видимые колебания Луны. Работа Гильберта «О Вселенной» (On the Universe) осталась неоконченной (он умер в 1603 г., но раздел, посвященный космологии, по всей видимости, датируется началом 1590-х) и была опубликована в 1651 г. Бэкон читал рукопись книги, но не стал тратить на нее время: увлеченность Гильберта магнетизмом казалась ему иррациональной одержимостью, результатом которой стал «корабль из скорлупки».

§ 6

Диггес, Бруно, Бенедетти и Гильберт принадлежали к небольшой группе коперниканцев-реалистов. Они были смелыми первооткрывателями новой философии. Тем не менее нет никаких оснований считать, что они разделяли общие взгляды на то, что такое естественная наука и как ей следует заниматься. Диггес был хорошим математиком. Он преподавал геодезию, навигацию, картографию и военно-инженерное дело. Он экспериментировал с зеркалами и линзами; говорят, что у него даже был тайный телескоп. Он пытался измерить расстояние от Земли до сверхновой звезды 1572 г. и установил, что она находится на небе, – то есть опроверг фундаментальный тезис философии Аристотеля о неизменности небес. (Диггес считал это событие чудом и давал советы английским властям относительно того, что оно может предвещать).

Бенедетти был фигурой, сравнимой с Диггесом: советник герцога Эммануэля Филиберто Туринского в вопросах математики и инженерного дела, он публиковал работы о законах перспективы, о конструкции солнечных часов (что тоже связано с перспективой, поскольку движение Солнца должно отображаться на плоской поверхности), о реформе календаря, о физике падающих тел, о проблеме соотношения земли и воды. Однако его космологические аргументы были чисто умозрительными и философскими.

Гильберт был врачом (совсем недолго он был личным лекарем сначала Елизаветы I, затем Якова I), решившим заняться экспериментальным изучением магнитов; очевидно, он был тесно связан со специалистами по изготовлению компасов и преподавателями искусства навигации. Его исследование либрации Луны показывает, что он искал новые факты, которые помогли бы разрешить вопросы космологии.

Старый способ описания истории современной науки на ее первом этапе представляет Коперника, Диггеса, Бенедетти и Гильберта как ученых, хотя никто из них сам не употреблял этого термина. Предполагается, что их деятельность созвучна современной науке; действительно, все они были коперниканцами, и публикация трактата «О вращении небесных сфер» зачастую принимается (ошибочно) за начало современной науки. Правда, это не относится к Бруно, несмотря на его приверженность гелиоцентрической теории. Бруно был знаком с трудом Коперника, читал лекции и писал о его теории, зачастую оказываясь прав в том, в чем ошибался Коперник. Однако он не интересовался измерениями и экспериментами и считал, что Коперник излишне увлечен математическими задачами. Коперник, Диггес и Бенедетти называли себя математиками, Бруно и Гильберт – философами. Коперник и Диггес писали книги по астрономии, Бенедетти по физике (естественным наукам), Гильберт по физиологии (изучении природы). Никто из них не был ученым, потому что наука в современном понимании еще не существовала. Однако Ньютон уже имел полное право называться ученым – в этом нет никаких сомнений. Наука возникла в период с 1600-х по 1680-е гг.

Назад: 3. Рождение открытия

Дальше: Часть II Увидеть – значит поверить