Советники Раваны, услышав о гибели Индраджита, предстали перед царем, не ведающим о постигшем его горе. «О великий царь, — сказали они, — сына твоего на глазах у нашего войска убил Лакшмана с помощью Вибхишаны. Победитель бессмертных побежден был в бою и вознесся в горнее царство». Едва эти слова коснулись слуха грозного царя ракшасов, пораженный ужасом и скорбью в самое сердце, упал он на землю, лишившись сознания. Когда же оно возвратилось к нему, он вскричал, жестоко терзаемый горем: «О сын мой! О первый из славных воинов войска ракшасов! Победитель Индры, как уступил ты Лакшмане в бою? Отдавший жизнь за меня, но не избавивший меня от врагов, ты взошел на небеса. Весь этот мир со всеми лесами и горами, вся вселенная кажется мне пустой без Индраджита. О сын мой, ты должен был свершить для меня последние обряды, когда удалюсь я в царство Ямы! Как могло случиться, что ты опередил меня?»

Но вот горе Раваны сменилось великим гневом: «Сын мой чарами своими обманул обезьян, обезглавив на глазах у них призрак Ситы. Ныне я сам свершу это доброе дело — я убью царевну Видехи!» Сказав это своим советникам, Равана схватил меч и, вне себя от ярости, выбежал из своих покоев. Обуянный гневом, с разумом, помутившимся от горя, Равана устремился к ашоковой роще, где ракшаси стерегли Ситу; и никто не осмеливался остановить его.

Завидев свирепого Равану, приближающегося с мечом в руке, Сита подумала: «Поистине, он идет сюда, чтобы убить меня, разгневанный моим отказом» — и поникла в скорби, оплакивая свою участь.

Тогда, видя слезы ее, добросердечный и честный советник Супаршва приблизился к Десятиглавому, хотя остальные царедворцы удерживали его, и сказал: «За что, о царь, забыв о справедливости, ты хочешь умертвить царевну Митхилы? О владыка ракшасов, неужели ты, свершивший великие подвиги благочестия, станешь ныне убийцей женщины? Оставь пока Ситу, о царь, обрати свой гнев на врага своего. Приготовься к битве, о могучий! Когда же, взойдя на колесницу и выехав на поле брани, ты убьешь сына Дашаратхи, Сита будет во власти твоей». И, вняв речам друга, Равана опомнился и, повернувшись, возвратился в свой дворец.

Великая скорбь воцарилась между тем в городе ракшасов, лишившемся в эти дни лучших и храбрейших своих защитников. Из каждого дома Ланки слышались жалобные вопли и стенания — жены, сестры и матери павших предавались безутешному горю. И, оплакивая своих близких, они проклинали Шурпанакху, чья нечестивая страсть стала причиной ужасных бед, постигших род ракшасов; и ропот поднялся в городе против безрассудства Раваны, навлекшего на Ланку гнев непобедимого Рамы.

А Равана, вернувшись в свой дворец, сел на трон и, вздыхая, как разъяренный лев, с горящими от гнева глазами обратился к приближенным своим — Маходаре, Махапаршве и Вирупакше: «Соберите воинов; ныне я сам поведу их в битву. Я отомщу сегодня сыновьям Дашаратхи за гибель Кхары, Прахасты, Кумбхакарны и Индраджита. Я истреблю обезьян моими оперенными стрелами и осушу слезы на глазах тех, чьи родные пали в сражении». Маходара, Махапаршва и Вирупакша поклонились, сложив ладони, и, молвив: «Да будет так!» — поспешили исполнить веление царя.

Они приказали военачальникам собрать и построить для битвы всех воинов, которые еще оставались в Ланке. И огромное войско ракшасов — пешие и конные воины, на слонах и на колесницах — стало у Северных ворот, готовое к бою. Равана же взошел на свою колесницу, сверкающую, как тысяча солнц, и двинулся на поле брани во главе того могучего войска.

Когда он выехал из городских ворот, зловещие знамения явились в небе его взорам. Но, презрев их, безумный Равана устремился навстречу врагам, обреченный на смерть. И войско ракшасов, ободренное примером своего вождя, с громовым кличем ударило по осаждающим.

Дикий рев и вой с обеих сторон вознесся к небесам. Ливень каменных глыб и деревьев обрушился на головы бродящих в ночи. Поражаемые ударами скал, могучие ракшасы шатались и падали с выкаченными глазами, извергая кровь изо рта. И обезьяны падали под ударами копий, мечей и палиц. И бойцы обоих станов сражались и убивали друг друга, не отвращая лица от смерти, покрытые кровью с ног до головы. И разъяренные ракшасы, бросив оружие, хватали убитых обезьян и сражались их телами, и обезьяны мертвыми телами врагов поражали неприятеля. И с неослабевающей яростью длился тот беспощадный бой.

И вот под бурным натиском ракшасов дрогнули и стали отступать обезьяны. Тогда Сугрива, видя замешательство своего войска, ринулся в битву, вращая над головою стволом дерева шала, и принялся крушить им наступающих ракшасов, как буря — лесные деревья. Отважный Вирупакша выступил ему навстречу, взобравшись на боевого слона.

Издавая воинственные клики, подобные рычанию льва, Вирупакша поразил Сугриву и многих обезьян своими убийственными стрелами. Но, не сокрушенный его ударами, царь обезьян, приблизившись к Вирупакше, древесным стволом нанес с размаху удар по голове его слона. И, ступив вперед еще несколько шагов, громадный слон Вирупакши упал на землю и умер.

Вирупакша, соскочив со слона, бросился на Сугриву с мечом в руке. Сугрива швырнул в него тяжелою скалою, но ракшас ловко увернулся и, приблизившись к царю обезьян, ударил его мечом в грудь. Сугрива упал, но тотчас вскочил и ударом кулака сам свалил с ног Вирупакшу. Но Вирупакша поднялся с земли и, взмахнув мечом, рассек доспехи Сугривы и снова поверг его на землю. И когда тот снова поднялся, в третий раз поразил его своим мечом Вирупакша.

Тогда Сугрива стал осторожнее. Кружа возле вождя ракшасов и уклоняясь от ударов его меча, он улучил мгновение и, подскочив к Вирупакше, изо всех сил поразил его в голову своей десницей.

И с ужасным криком покатился Вирупакша по земле, кровь хлынула у него из разбитой головы, и он испустил дух.

Как воды в прудах убывают в летний зной, так поредели ряды обезьян и ракшасов, истребляющих друг друга в жестокой битве. Равана, видя, что Вирупакша убит и войско его терпит урон, пылая гневом, обратился к Маходаре и Махапаршве и сказал: «Теперь на вас одних моя надежда. Настало время вам доказать свою преданность царю ракшасов. Ступайте и бейтесь храбро». И оба они устремились в сражение, как мотыльки, летящие на огонь.

Маходара на быстрой колеснице ворвался в ряды вражеского войска и осыпал стрелами обезьян, отсекая головы и руки, пронзая насмерть вражеских воинов, вставших на его пути; и в страхе бежали от него обезьяны под защиту Сугривы и Ангады.

Тогда Сугрива, подобрав с земли булаву, окованную железом, напал на Маходару. И, выказав необычайное проворство, он насмерть поразил коней ракшаса. Маходара соскочил с колесницы и метнул в царя обезьян палицу; Сугрива подставил свою булаву, но она сломалась под ударом. Тогда он схватил другую палицу и сошелся с Маходарой в единоборстве, и оба нанесли удар одновременно, и палицы у того и другого, скрестившись в воздухе, сломались. Тогда оба могучих бойца схватились врукопашную, нанося друг другу удары кулаками, и оба свалились на землю и снова поднялись, не прекращая боя. Изнуренные поединком, они схватили наконец мечи и бросились друг на друга. И Маходара нанес удар, и меч его пронзил доспехи Сугривы и засел в них; и, в то время как ракшас тщился извлечь свое оружие, царь обезьян мечом отрубил ему голову.

А Махапаршва меж тем сеял смерть в рядах обезьяньего войска своими меткими стрелами. Джамбаван, царь медведей, выступил против него и, метнув огромный утес, сокрушил коней его и его колесницу. Но, придя в себя от удара, Махапаршва осыпал стрелами Джамбавана и Гавакшу и других обезьян и медведей и заставил их отступить. Тогда сын Валина устремился на него, подобрав с земли железную палицу. И, схватив ту огромную палицу обеими руками, Ангада взмахнул ею над головой и метнул ее и раздробил лук и стрелы в руках Махапаршвы. Махапаршва, лишившись лука, выхватил меч и поразил приблизившегося Ангаду в левое плечо. Но Ангада, разгневанный, ударил ракшаса в грудь кулаком с такою силой, что тот упал на землю мертвый.

Равана, когда пали лучшие его военачальники, охваченный великой яростью, сам ринулся в гущу боя на своей чудесной колеснице. Под колесницею Раваны сотрясалась земля со всеми горами, лесами и реками. Громом наполнились окрестности, и страх объял все живое — зверей и птиц.

Приблизившись к вражескому войску, повелитель ракшасов поднял свой исполинский лук — и день померк от непроглядной тучи его стрел, закрывшей небо от взоров над головами обезьян. Врассыпную бежали обезьяны, в ужасе не смея оглянуться, падая сотнями и тысячами под смертельными ударами оружия Раваны.

Тогда Рама выступил вперед, сопровождаемый Лакшманой, и натянул тетиву своего лука. И от звона той тетивы, и от пения пущенных Рамою стрел сотни ракшасов попадали на землю. А Равана, приблизившийся к Раме и Лакшмане, подобен был Раху, демону затмения, пред Солнцем и Месяцем. Тучею огненных стрел осыпал Лакшмана Равану, но Десятиглавый отразил все его удары и обратился против Рамы, посылая в него свои ужасные стрелы, подобные ядовитым змеям. И Рама отвечал ему ливнем стрел, и оба стали кружить по полю, один против другого, сын Дашаратхи пеший, а царь ракшасов на колеснице, стремясь найти друг у друга уязвимое место и нанести смертельный удар. Небо покрылось их стрелами, словно тучами в дождливое время года, и тьма опустилась на землю.

Не в силах одолеть Раму, Равана, обуянный гневом, прибег к заколдованному оружию асуров. И он выпустил в Раму страшные стрелы с головами, подобными головам львов и тигров, волков и шакалов, ястребов и коршунов, собак и медведей, змей и ящериц, с красными разверстыми пастями. Но все эти стрелы-чудовища Рама поразил своими стрелами в небе, и, сломанные, они попадали на землю, тысячами давя и убивая обезьян.

А между тем как Рама отражал заколдованные стрелы Раваны, Вибхишана с палицей в руке приблизился к колеснице своего старшего брата и в мгновение насмерть поразил его коней. Равана, рассвирепев, соскочил с колесницы и, схватив копье, подобное жезлу Смерти, занес его над Вибхишаной. Видя, что смертельная опасность нависла над Вибхишаной, Лакшмана не мешкая натянул свой лук и осыпал владыку ракшасов своими стрелами; в грудь, в плечи, в руки Раваны впились они. Ошеломленный теми стрелами, Равана остановился в замешательстве; и Вибхишана успел отступить за предел досягаемости копья.

Взъярился царь ракшасов, узрев, что Вибхишана ускользнул от него, и вскричал, обращаясь к Лакшмане: «Брат мой избег моего копья, но оно поразит тебя, о ты, гордый своей отвагой!» И, взмахнув копьем, он метнул его в сына Сумитры. «Да минует оно Лакшману!» — воскликнул Рама, следя за полетом его. Но не исполнилось его желание — глубоко вонзилось то копье в могучую грудь отважного Лакшманы, и с разверстой грудью рухнул он на землю, обливаясь кровью.

Войско обезьян поражено было скорбью и отчаянием, когда Лакшмана пал под страшным ударом Раваны. Затем Хануман и Сугрива бросились к сыну Сумитры, распростертому без признаков жизни на земле, и оттащили его с поля боя, меж тем как Рама оборонял их своими стрелами от стрел Десятиглавого. Но как ни пытались они, не в силах были вытащить копье из груди Лакшманы.

Рама, думая, что брат его насмерть сражен Десятиглавым, поспешил к телу Лакшманы и, опустившись в отчаянии рядом с ним на колени, разразился горькими сетованиями и стенаниями. Сушена, утешая его, сказал: «О лучший из людей, не горюй. Лакшмана не убит. Взгляни, лицо его не исказилось и не почернело. Он тяжко ранен, но исцеление возможно». Тогда Джамбаван, мудрый царь медведей, приблизившись, сказал: «Тяжко ранен Лакшмана, но спасти его можно. Но только сын Ветра может совершить это чудо». И, обратившись к Хануману, царь медведей молвил: «О Хануман, настал час тебе снова явить свое могущество. Далеко отсюда, на Севере, в Гималаях, меж горами Кайлаша и Ришабха, есть гора, называемая Маходая, на которой растут целебные травы. На ее вершине ты найдешь четыре целебных корня — трав мритасандживани, Вишальякарани, суварнакарани и сандхани. О Хануман, лети на север с быстротою ветра и тотчас возвращайся с этими травами. Если ты поспеешь вовремя, Лакшмана возвратится к жизни».

И, услышав слова Джамбавана, Хануман, не медля ни мгновения, взбежал на вершину горы и, оттолкнувшись ногами так, что гора зашаталась, взвился в небо и исчез из глаз. И, пролетев с быстротою ветра над океаном, он устремился дальше на север и понесся над горами и равнинами, над озерами и реками, над лесами и полями, над дивными городами и цветущими странами; и, оставив за собою тысячи йоджан в полете, он увидел впереди Гималаи, увенчанные снегами. Там, между горами Кайлаша и Ришабха, он опустился на вершину Маходаи и стал искать целебные корни, о которых говорил ему Джамбаван.

Но травы попрятались при его появлении. И, тщетно проискав их, Хануман возгорелся гневом. «Промедление грозит бедою, — сказал он. — Я же не могу найти эти травы. Но не могу я и вернуться без них». И, поразмыслив, он обхватил гору обеими руками и, раскачав, выдернул ее из земли. Вместе со всею горою в руках пустился он в обратный путь и, с той же быстротою пролетев над землею и морем, предстал перед изумленными обезьянами на поле у стен Ланки.

Мудрый Джамбаван быстро отыскал травы и дал их понюхать Лакшмане. И тот, мгновенно исцеленный, придя в себя, поднялся с земли. Ликующими криками разразились обезьяны, а Рама со слезами радости на глазах обнял Лакшману, исцеленного от ран, и сказал: «Великое счастье, о брат мой, что я вижу тебя, вернувшегося из обители смерти. Без тебя на что мне жизнь моя, и победа, и Сита!» Лакшмана же отвечал ему: «Не говори так, о Рама. Давший обет не должен от него отрекаться, что бы ни случилось. Сегодня, о могучий, ты исполнишь свой обет, убьешь Равану и освободишь Ситу. Я хочу увидеть гибель нечестивца, прежде чем зайдет солнце!»

Вняв словам Лакшманы, Рама взял лук и стрелы и возвратился на поле битвы. II Равана, взойдя на новую колесницу, запряженную свежими конями, обрушился на Раму, как Раху, демон затмения, — на Солнце. И как туча проливает страшный ливень на гору, так царь ракшасов осыпал сына Дашаратхи стрелами своими, подобными молниям.

Когда боги, взирая с небес на битву, увидели, что Рама сражается пеший против ракшаса, мчащегося на колеснице, молвил Индра возничему своему Матали: «Возьми мою колесницу и, сойдя на землю, окажи помощь потомку Рагху!» — «Я иду, о владыка богов», — отвечал Матали и запряг коней в золотую колесницу Индры, увенчанную золотым стягом. И, спустившись с небес, он предстал перед Рамой со сложенными ладонями и сказал: «О потомок Рагху, тысячеглазый бог посылает тебе эту колесницу для того, чтобы ты одержал на ней победу! Возьми этот лук Индры и кольчугу его, подобную огню, и стрелы, блистающие, как солнце. Взойди на колесницу и убей Равану, я же буду твоим возничим!»

Обойдя колесницу Индры и поклонившись ей, Рама взошел на нее, озаряющую блеском миры, и битва, еще не виданная на земле, завязалась между сыном Дашаратхи и царем ракшасов.

Объятый гневом повелитель ракшасов вновь прибег к заколдованному оружию. Золотые стрелы, слетающие с его лука, превратившись в губительных ядовитых змей, покрыли сына Дашаратхи. Извергая пламя из пастей, те змеи, тучей затмив небо, летели на Раму; и, видя их страшный полет, Рама прибег к оружию Гаруды. И златоперые стрелы, слетающие с его лука, превратились в воздухе в золотых птиц, и, рея в небе, они истребили змеиные стрелы Раваны.

Разъяренный неудачей, Равана обрушил тогда на Раму тысячи стрел и тучею стрел пронзил Матали, божественного возницу. Он сбил стрелою золотой стяг с колесницы и даже небесных коней пронзил и ранил стрелами. И боги на небесах, и чараны, и сиддхи, и святые пришли в смятение и опечалились, видя подвиги Раваны; и опечалились обезьяны с Вибхишаной.

Тогда Рама, истребитель ракшасов, пришел в великую ярость. И при виде его разгневанного лика страх объял все живое, содрогнулась земля, взволновался океан, и бурные тучи помчались по небу. И затрепетало сердце Раваны.

С возросшею силой обрушил Рама на Равану удары своего оружия. Отразив стрелы Раваны своими стрелами, он ранил его коней, пронзил его грудь и тремя остро отточенными стрелами поразил владыку ракшасов в висок. И обезьяны, воспрянув духом, обрушили на Десятиглавого и на его возничего град камней.

И под тучею стрел Рамы и каменных глыб ошеломленный Равана поник на своей колеснице. Видя, что конец Раваны близок, его возничий, не смутившись духом, повернул коней, и помчали они колесницу прочь с поля боя.

Придя понемногу в себя, Равана воспылал гневом, глаза его налились кровью, и он обратился к своему колесничему с такими словами: «О безумец, или ты почитаешь меня лишенным отваги, силы и воинского искусства, что увозишь меня с поля брани перед лицом врага?! О презренный! Ты погубил мою славу! На глазах у доблестного врага ты превратил меня, пылающего жаждой битвы, в жалкого труса. По неразумению ли своему ты увел колесницу из сражения, или ты подкуплен врагом и предал меня?» Возничий отвечал смиренно: «О государь, не из страха и не по невежеству сделал я это, и не подкуплен я врагом! Но я видел, что ты утомился в битве, и судьба в тот миг была к нам неблагосклонна. О могучий, возничий, искушенный в науке войны, должен знать время, когда вести колесницу в битву, когда стать на месте и когда уйти из-под ударов врага. Только ради твоего блага поступил я так, о победоносный! Повелевай теперь, я повинуюсь твоему слову!» И Равана сказал: «О возничий, поверни тотчас колесницу и веди ее туда, где сражается Рагхава. Не повергнув врага, не оставляет Равана поля битвы!»

Рама, завидев стремительно приближающуюся колесницу Раваны, сказал Матали: «Десятиглавый возвращается на поле боя. Поистине, он жаждет смерти моей в этом бою! Направь коней ему навстречу. Будь осмотрителен и бесстрашен; не мне учить тебя, колесничего богов!»

Матали, довольный речами Рамы, повел колесницу навстречу врагу, и, оставив колесницу Раваны по правую руку, вихрем промчавшись мимо, он запорошил очи Десятиглавого и его возницы пылью из-под колес. И бой начался снова, страшный и беспощадный.

А в небе появились леденящие сердце знамения. Кровавый дождь пролился на колесницу Раваны; стаи стервятников взвились над его головою и полетели, преследуя его возницу; и день померк, и красный сумрак опустился на Ланку. И ракшасы оцепенели при виде этих знамений, охваченные ужасом, и оружие выпало у них из рук.

Над войском же сына Дашаратхи повсюду появились добрые знамения, предвещая победу Рамы.

Ракшасы и обезьяны окружили поле, на котором бились Рама и Равана, и, прекратив сражение, стали недвижно с обеих сторон, словно нарисованные: повергнутые в изумление и ужас, глядели они на тот небывалый поединок. И боги смотрели с небес на единоборство человека и ракшаса.

Равана пронзил своими стрелами коней Рамы. Но не сразили их стрелы Раваны, даже не дрогнули небесные кони, и быстрота и сила их не умалились. Тогда повелитель ракшасов затмил небо своими пылающими стрелами, и, сливаясь одна с другою, они нависли над головами сражающихся, как второй небосвод, объятый огнем. И Рама послал им навстречу непрерывный поток своих стрел, и стрелы Раваны и Рамы сталкивались в воздухе с оглушительным громом. И обе колесницы, управляемые искусными возничими, носились по полю, как тучи, извергающие ливни.

И Равана пронзил многократно Раму и Матали своими стрелами, и Рама поразил Равану и его колесничего; но оба — и Рама и Равана — стояли неколебимо и продолжали битву, не дрогнув под ударами; и возничие их продолжали править конями. Колесницы Рамы и Раваны сошлись и снова разошлись, и оба могучих воина непрерывно обрушивали друг на друга удары стрел, и дротиков, и копий, и булав, и палиц; земля сотряслась от их боя, и громом наполнились окрестности.

Наконец Рама поместил на тетиву своего лука огромную стрелу, подобную чудовищной змее. Натянув свой лук, он послал ту стрелу в Равану — ею снес он голову с плеч повелителю ракшасов. И на глазах обитателей трех миров — земли, и неба, и подземного царства — голова Раваны упала на землю.

Но тотчас на месте ее выросла новая голова, подобная прежней! И эту голову в тот же миг отсек Рама своими стрелами, и мгновенно новая голова появилась на ее месте. И эту отсек сын Дашаратхи. И так одну за другой он отсек сто голов у Раваны, равных сиянием, и всякий раз новая голова вырастала на месте прежней. И семь дней и ночей, не прекращаясь, длилась эта битва, и Рама не мог одолеть царя демонов, который казался бессмертным. «Поистине, это те самые стрелы мои, которыми были убиты Марича, и Кхара, и Вирадха, и Валин, — подумал Рама. — И я не могу постичь, почему бесполезна их сила, обращенная против Раваны».

Тогда Матали сказал Раме: «Почему устрашился ты его, о воин? Порази его оружием, заклятым именем Брахмы. Ибо пришел час его гибели, предсказанный богами». И Матали подал Раме пылающую стрелу, созданную некогда самим Брахмой, Прародителем богов, для Индры. В оперении ее заключен был Ветер, в острие — Огонь и Солнце, в древке — Небо, в тяжести ее — горы Меру и Мандара. Она была ужасна, как смерть, и издавала змеиное шипение.

Поместив ту страшную стрелу на свой лук, Рама выпустил ее в Равану. И стрела Брахмы, посланная Рамой, поразила Равану, разверзла грудь его и, пронзив сердце, омытая кровью ракшаса, вернулась в колчан. А Равана упал бездыханный.

И бежали ракшасы, лишенные надежды, а обезьяны пустились преследовать их с деревьями и камнями в руках. Оглушительным ревом возгласили обезьяны победу Рамы. В небе зазвучала труба, и дождь цветов упал на колесницу Рамы. Ярче засияло солнце, ветер, напоенный благоуханием, овеял землю, и вселенная обрела мир.