В ту ночь, когда гонцы из Айодхьи прибыли в столицу Ашвапати, Бхарате приснился недобрый сон. И на следующий день он был задумчив и грустен, и напрасно, призвав красивых танцовщиц, друзья старались развлечь его плясками, игрой на лютне и веселыми представлениями. Он не рассмеялся ни разу, и печаль не покидала его. Наконец один из друзей спросил: «Почему нерадостен ты сегодня, царевич, здесь, в окружении твоих друзей?» Бхарата сказал: «Этой ночью я видел во сне моего отца, бледного, с развевающимися волосами; я видел, будто он упал с вершины горы в грязный пруд, полный коровьего навоза. Потом я увидел его, покрытого с головы до ног маслом, и, смеясь, он черпал масло пригоршнями и пил его. И снилось мне, что месяц упал с небес на землю, и земля разверзлась, и обнажилось дно океана. Листва опала с деревьев, и все горы стали извергать дым. И опять я увидел моего отца; в черной одежде и с венком из красных цветов на голове, он уносился к югу на колеснице, влекомой ослами. Женщина в красном платье смеялась над ним; и я видел, как свирепый обличьем ракшас схватил его и поволок за собою. Это мрачное сновидение не идет у меня из ума, и безотчетный страх томит мою душу — вот почему я невесел и не отвечаю на ваши речи. Я не могу избавиться от непонятной тревоги; этот сон предвещает недоброе нашему роду!»

В то время как он говорил это, послы из Айодхьи вступили в царский дворец. Принятые с почетом царем Ашвапати, они принесли богатые платья и украшения в дар ему и царевичам и обратились затем к Бхарате — передали ему слова Васиштхи, как тот повелел им. И на все расспросы Бхараты о здоровье царя и цариц и братьев гонцы отвечали кратко, что все здоровы, но неотложное дело требует возвращения Бхараты и Шатругхны в Айодхью.

Испросив разрешения у царя Ашвапати, Бхарата отправился в путь с Шатругхной. И царь кекаев богато одарил его на прощание: он подарил ему огромных слонов с Ираватских гор, и быстрых коней, и верблюдов, и сторожевых собак с клыками, как мечи, силою подобных тиграм, и две тысячи золотых монет и снарядил многолюдную свиту сопровождать его. Но щедрые дары не тешили душу Бхараты, омраченную тревогой.

Нигде не останавливаясь надолго, держал Бхарата путь домой через леса и реки, оставляя позади своей колесницы города и страны, и, когда миновала седьмая ночь пути, на рассвете он увидел перед собой Айодхью. Но, приближаясь к городу, Бхарата был удивлен царящей в нем тишиной. Безлюдны были сады, обычно полные по утрам любителей развлечений, веселившихся ночь напролет; из городских ворот не выезжали и не въезжали в них колесницы и повозки, не шествовали слоны и вьючные животные, и людей не было видно на дороге. И сердце Бхараты сжалось, предчувствуя беду.

И когда Бхарата въехал в город через ворота Вайджаянта, он увидел приметы, которые, как было ему ведомо, возвещали кончину государя. Дома горожан стояли неубранные, с раскрытыми дверьми; на зданиях не было стягов; лавки купцов были закрыты, храмы — не украшены гирляндами цветов, площади перед ними пусты и не метены, и дым жертвоприношений нигде не поднимался к небу.

Понурив голову, с тяжелым сердцем вступил Бхарата в царский дворец и направился сразу в покои своей матери. Увидев сына, вернувшегося домой после долгого отсутствия, царица Кайкейи, обрадованная, поднялась со своей золотой асаны. Царевич поклонился матери в ноги, и она обняла его. Ответив на расспросы матери о здоровье брата ее и о путешествии, Бхарата с тревогою стал спрашивать об отце. «Я поспешил сюда, чтобы приветствовать его. Ведь это время дня он проводил всегда в твоих покоях, — молвил Бхарата, обращаясь к царице. — Почему его нет здесь сейчас? Где он? Я хочу припасть к его ногам».

И Кайкейи ответила тогда: «Государя, отца твоего, постигла участь, ожидающая все существа в этом мире».

Вняв вести о смерти отца, Бхарата, обуреваемый великою скорбью, упал на землю как подкошенный. И лик его, прекрасный, как месяц осенней ночью, исказился от рыданий, горькие сетования слетели с уст его. Кайкейи, утешая его, помогла ему подняться, и тогда Бхарата спросил: «Какой недуг сразил отца моего? Что говорил он перед смертью? Расскажи мне о последних его минутах». Кайкейи поведала ему обо всем. «Благословенны те, кто дождется возвращения Рамы и Лакшманы вместе с Ситой» — таковы были слова государя перед смертью», — сказала она.

Предчувствуя еще и другую беду, Бхарата спросил печально: «Куда же удалился Рама с Лакшманой и Ситой?» И Кайкейи, тщеславной исполненная радости, рассказала ему о том, как добилась она изгнания Рамы и царства своему сыну.

Бхарата, выслушав ее, сказал горестно: «Лишившись отца и старшего брата, который заменил бы мне отца, что стану я, несчастный, делать с царством? Бремя царского долга не по плечу мне; но даже если бы я был его достоин, я никогда не принял бы его, пока жив Рама, законный наследник царского трона. Как могла прийти в голову тебе эта нечестивая мысль? Что сделали тебе дурного Рама, или Каушалья, или Сумитра, ввергнутые тобою в пучину горя? О ты, убившая своего супруга, о враг мой в образе матери, не говори со мною! Ты не дочь своего отца, ты — демонское отродье, явившееся на погибель нашего рода! Уходи прочь, умри, отправляйся в ад — нет для тебя иного пути! Как смыть мне позор, который ты навлекла на меня? Я тотчас возвращу из изгнания Раму, достойного высочайшей славы, сам же я удалюсь в лесную пустыню». И с этими словами Бхарата, сбросив с себя украшения, снова опустился на землю, вздыхая, как разъяренная змея.

Между тем Каушалья, услышав голос Бхараты во дворце, сказала Сумитре; «Сын коварной Кайкейи вернулся. Я хочу видеть его». И когда Каушалья встретила Бхарату и Шатругхну, оба царевича поклонились ей в ноги, глубоко изъявляя горесть. Каушалья же сказала, обращаясь к Бхарате: «Вот и обрел ты желанное царство, лишенное терния, уязвлявшего твое сердце! Твоя мать коварством добилась этого для тебя. Но ей надлежало отправить меня в изгнание вместе с моим сыном. Сделай это ты, о Бхарата! Повели, чтобы меня и Сумитру отослали туда, где в лесном безлюдье ведут жизнь подвижников наши сыновья и Сита!»

Пораженный в самое сердце упреком Каушальи, Бхарата упал к ее ногам, восклицая со слезами: «Не укоряй меня, о благородная царица! Я жил в далекой стране, не зная ничего о замыслах моей матери; я никогда не желал царства! Ты знаешь, что я всегда был предан Раме; пусть проклят будет тот, кто рад его изгнанию, пусть не увидит он лица своих детей, пусть кончит дни свои в одиночестве, презренный и покинутый родными и друзьями!» И, смягченная клятвами Бхараты, Каушалья обняла его и обратилась к нему со словами утешения. И мудрый Васиштха приблизился к Бхарате, призывая его смирить свое горе, и напомнил ему о его долге — свершить над телом отца погребальный обряд. И Бхарата повелел жрецам исполнить необходимые обряды, и те повиновались.

Тело царя извлекли из чана с маслом, возложили на колесницу, и под всеобщий плач и стенания колесница выехала из городских ворот; царские жены и сыновья, жрецы и советники шли за нею. На берегу Сарайю, у погребального костра, жрецы прочли молитвы и пропели похоронные гимны. И, вернувшись во дворец, все, провожавшие тело царя к месту сожжения, провели десять дней, лежа на земле и предаваясь скорби.

На двенадцатый день Бхарата принес поминальную жертву шраддха и щедро одарил всех брахманов, свершавших обряды. В тринадцатый день он пешком пришел на место сожжения тела царя и здесь долго оплакивал отца.

Когда он вернулся во дворец, Шатругхна, деливший с ним горе, обратился к нему со словами: «Как могло случиться, что Рама, могучий воин, чтимый всеми, был изгнан в леса женщиной? И почему брат мой, отважный Лакшмана, не вступился за него перед отцом? Ибо царь, под влиянием женщины, поступающей несправедливо, должен быть остановлен в деянии своем». И в то время как он говорил так, в дверях появилась горбунья, богато одетая, увешанная драгоценностями и умащенная благовониями, подобная разряженной обезьяне.

Бхарата, стоявший у двери, схватил злодейку и толкнул ее к Шатругхне со словами: «Вот та, из-за которой изгнан Рама и отец наш лишился жизни. Поступай с нею как знаешь». И Шатругхна набросился на горбунью с великой яростью, она же подняла отчаянный вопль, огласивший покои, а служанки, сопровождавшие ее, разбежались с криками во все стороны.

Когда Шатругхна поволок по земле визжащую горбунью, украшения ее рассыпались повсюду, усеяв пол; царица Кайкейи, устрашенная гневом Шатругхны, кинулась к сыну, моля о защите. Бхарата сказал брату: «Оставь ее. Женщину не должно убивать. Если мы убьем горбунью, Рама не одобрит нашего поступка». И Шатругхна отпустил Мантхару, а та, подобно попавшей в силки куропатке, бросилась с жалобным плачем к ногам Кайкейи.

Утром четырнадцатого дня царские советники явились к Бхарате и попросили его стать царем Айодхьи.

Но Бхарата отверг их просьбу. Он повелел снарядить войско — пехоту, конницу, слонов и колесницы — и проложить для него дорогу через леса, чтобы идти с ним к месту изгнания Рамы.

И несметные толпы искусных работников явились, чтобы исполнить веление Бхараты. И были среди них умелые строители дорог и мостов, люди, сведущие в качествах почвы, в проведении каналов, землекопы, лесорубы, плотники, тележники, сторожа, корзинщики, повара, проводники по лесным дебрям. Они пришли, снабженные всеми нужными орудиями и принадлежностями, и принялись за работу с усердием и сноровкой. Они расчищали заросли, валили деревья, прорубали просеки в лесу и продвигались вперед, прокладывая дорогу; они срывали бугры на пути и выравнивали почву; засыпали землею ямы и рытвины; мостили дорогу; перекидывали мосты через реки; в местах, бедных водою, рыли пруды; там, где нужно, вырубали лес, в других же местах сажали деревья и разбивали цветники вдоль пути. Так довели они дорогу до берегов Ганги, и чем дальше, тем она выглядела прекрасней, словно тропа небожителей.

И в назначенный день огромное войско двинулось вслед за Бхаратой по этой дороге. Тысяча слонов, шесть тысяч лучников на боевых колесницах, сто тысяч всадников сопровождали славного царского сына в его пути к месту изгнания Рамы. Впереди него на блистающих, как солнце, колесницах ехали верховные жрецы и советники, а позади — царицы Каушалья, Сумитра и Кайкейи; вместе с ними, жаждущие видеть Раму, отправились в путь почтеннейшие из жителей Айодхьи; и за войском следовали тысячи купцов, торговцев тканями и драгоценностями, тысячи золотых дел мастеров, гранильщиков алмазов, искусных горшечников, ткачей, оружейников, стекольщиков, резчиков по слоновой кости, поваров, торговцев вином и благовониями, банщиков, врачей, прачек, портных, певцов, музыкантов и танцовщиц, тысячи горожан всех званий со своими женами.

Войско достигло Ганги и стало многолюдным лагерем на ее берегу вблизи Шрингаверапуры. По просьбе Бхараты царь нишадов снарядил сотни судов и лодок, больших и малых, чтобы переправить его с войском и свитой на другую сторону. На большом, красиво украшенном судне, с гребцами и музыкантами на борту, Бхарата с Шатругхной, царские жены, советники и жрецы пересекли благополучно Гангу, а на других лодках и плотах переправилось все войско Бхараты со слонами, конями, колесницами, оружием, продовольствием и все люди, сопровождавшие войско и царевича.

Со своей многочисленной свитой Бхарата двинулся дальше. И после долгого и утомительного пути, миновав священную обитель Бхарадваджи и переправившись через Ямуну, в один из дней он завидел наконец перед собою вершины Читракуты.

Дозорные, шедшие впереди войска, заметили дым, поднимающийся на вершине горы, и доложили о том Бхарате. Догадавшись, что они приблизились к обители Рамы, царевич приказал войску остановиться и пошел дальше один, взяв с собою только Шатругхну и Сумантру.