14. «This is how it goes». Almee Mann

ИМЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ: Hayden Stevens

ПАРОЛЬ: АФИНА

И я вошел. Вот так просто. Хотя в действительности все далеко не просто; у меня был миллион вопросов. Кто или что такое Афина? Почему это слово было так важно для Хейдена, что он избрал его в качестве пароля? И откуда об этом известно Астрид? И это не считая до сих пор открытых вопросов, что же все-таки произошло с Джейсоном и Тревором. Мой мозг походил на вращающийся сгусток неразберихи. Все это непосильно для меня. Нужно сосредотачиваться на каждой вещи попеременно, и сейчас я выбрал компьютер Хейдена.

Я всегда немного любил совать нос в чужие дела. До десяти лет обожал находить спрятанные подарки на Хануку. Пока наконец мама не посадила меня перед собой и не сказала: «Ты же понимаешь, что сам портишь себе удовольствие, верно?» Точно. Я как раз начал соображать, что удовольствие от сюрприза является составной частью общего веселья, которое иногда важнее, чем сам подарок. Но перестав охотиться за подарками на Хануку, я по-прежнему рылся в вещах Рейчел, пытаясь найти ее дневник (ни малейшего шанса; писать она не любила, и даже если бы у нее получалось делать это хорошо, она надежно прятала бы свои гениальные записки), или в шкафах, отыскивая мамину заначку печенек (она думала, если спрячет их, то ей не придется делиться, но она ошибалась). Я считал себя королем сбора информации о людях в Интернете; несколько раз, когда мы с Хейденом обнаруживали симпатичную нам девочку, я практически собирал на нее досье, но у нас ни разу не хватило смелости воспользоваться результатами моего труда. По крайней мере, насколько мне это известно.

Это означало, что изучение компьютера Хейдена станет одним из наиболее волнующих занятий, какие только я мог вообразить. Сочетание удовлетворения моего любопытства и возможного обнаружения окончательной причины, по которой он сделал то, что сделал, – все это должно было подействовать на меня, как валерьянка на кота. Даже если по ходу поиска я найду подтверждение собственной вины.

И все же я сидел, пялясь на стартовый экран, наверное, уже несколько часов. Я не знал, с чего начать – проверить почту? Прочитать документы? Послушать музыку? Все эти варианты казались неверными, и не просто неверными, а нехорошими. Так поступил бы только плохой человек. Как многие ищейки, я сам был человеком закрытым, и мысль о том, что кто-то шарит по моему компу, даже после моей смерти, казалась мне ужасающей. В наши дни все всё выставляют напоказ, но только не я. Я люблю смотреть, что делают остальные, оставаясь в стороне. И, насколько я знаю, Хейден по натуре был таким же. И потому рыться в его компьютере казалось мне грубым насилием над ним.

Не говоря уж о том, что Верховный маг Гед мог объявиться в любое время либо по компьютеру, либо в реальности, и если это действительно Хейден, он может страшно рассердиться. Существует даже вероятность того, что он сейчас наблюдает за мной, какой бы безумной ни казалась эта идея. И если есть хоть малейший шанс, что Верховный маг Гед имеет какое-то отношению к тому, что произошло с Джейсоном и Тревором… если это он сотворил с ними те самые ужасы, то что ждет меня?

Но, напомнил я сам себе, фактически ноутбук теперь является моей собственностью. Если кто и может изучать его, не страшась осуждения, так только я. У меня было три варианта того, как быть дальше: 1) очистить жесткий диск и начать с чистого листа; 2) оставить данные Хейдена в покое и пользоваться компьютером, не заглядывая в них; 3) начать рыться в содержимом. И что же я предпочту? Ну какие тут могут быть сомнения.

Я старался действовать так последовательно, как только мог. Если бы это был мой компьютер, все было бы проще некуда; я страшный неряха в реальной жизни, но компьютер у меня в идеальном порядке – все разложено по аккуратно подписанным файлам и папочкам и сразу ясно, где что. Хейден же был моей противоположностью – с вещами обращался бережно, а в компьютере у него царил полнейший хаос. Он любил оставлять все на рабочем столе, заваленном файлами, названия которых не имели смысла или были написаны с ошибками. Дислексия или не дислексия, его компьютер будто говорил, что он принадлежит совершенному пофигисту. Думаю, Хейден надеялся, что никто этого не увидит.

Должно быть такое средство, которое способно активировать чувство вины, заставляющее мою кожу ощущать покалывание, уши – пылать, голову – непроизвольно опускаться, пульс – колотиться, а затем замедляться, но я о нем не знал, когда до меня дошло, что, в общем-то, ничего страшного не произошло. А затем, возможно, кто-то найдет вещество, которое нейтрализует первое. Вполне вероятно, такое средство уже есть, но сейчас мне приходится обходиться без него.

Для начала я решил просмотреть документы. Я отсортировал файлы на десктопе, так что они, по крайней мере, оказались в алфавитном порядке, и принялся читать. Однако все, что я нашел, – это какие-то старые школьные сочинения Хейдена и отзывы на них учителей. Эссе сами по себе были полной галиматьей; Хейден пытался писать о кино или музыке, которые любил, но читать, например, его попытки объяснить значение сцены с дождем из лягушек в «Магнолии» было болезненно. Поскольку я знал его, то понимал: он пытался выразить действительно сложные идеи и донести их до учителей, но их реакция ясно говорила о том, что они во все это не врубаются. «Число грамматических ошибок неприемлемо для работы такого уровня», – писали они. Я просматривал черновик за черновиком одной и той же работы – он сохранил их все, – где он пытался исправить указанные ими недочеты. Но его работы от этого не становились яснее. «Не имеет значения, насколько хороши ваши идеи, если вы не способны донести их до своего читателя».

Уверен, они не хотели быть жестокими по отношению к нему, но представляю, как паршиво ему приходилось. Читая комментарии, я гадал, насколько близко он мог оказаться от отчисления, если сейчас еще вообще кого-то отчисляют. Я миллион раз предлагал ему помощь, но он всегда отказывался; я понимал: он не хотел, чтобы я видел его писанину. Хейден был одним из самых гордых людей, которых я знал, и посмотрите, до чего это его довело. Учитывая то, что мне открылось, стало предельно ясно: речь о колледже идти не могла. Почему родители не показали его специалисту? Им ужасно не хотелось, чтобы кто-нибудь пронюхал о неидеальности их детей, и потому решили: пусть он продирается сквозь подобные трудности в одиночку.

Потом я просмотрел его почту. Я предвкушал, что она окажется золотой жилой; но, пробежав глазами все письма в поисках слова «Афина», ничего значительного не нашел. Обнаружил еще несколько подтверждений того, что школа становится для него проблемой; по-видимому, он отказывался обсуждать это с родителями, и они начали бомбардировать его строгими письмами с требованиями исправить отметки. «Не думай, что мы продолжим содержать тебя, если ты не сможешь поступить в колледж, – написал его отец. – Если мы не заметим никакого улучшения, ты никуда не поступишь, мы снимем тебя с довольствия. Какую работу, по твоему мнению, ты сможешь получить с подобными отметками?»

Сука!

Что дальше? Я залогинился в его Джи-чат и принялся читать историю разговоров. Появился ник: HaydenStevens. Но когда я кликнул список людей, с которыми он говорил, в нем оказался один-единственный человек – я. Я попытался залогиниться как Верховный_маг_Гед, но хотя Google признавал существование пользователя с таким именем, у аккаунта был другой пароль, и после нескольких неуверенных попыток я прекратил отгадывать его.

Я не знал, что делать дальше. Стало казаться, что компьютер Хейдена не расскажет мне ничего больше, чем то, что его отношения с родителями были очень плохими, как я и думал, а со школой дела обстояли еще хуже. Но должно было быть что-то еще. Что же я пропустил?

А затем до меня дошло. Его подсказки, оставленные для меня, содержатся в плейлисте; он сложил их вместе и тем самым сообщил что-то. Возможно, ответы будут в его iTunes библиотеке.

Музыкальная подборка Хейдена была лучше организована, чем что-либо еще у него в компьютере, хотя скорее за это следует благодарить Apple. Я увидел названия всех групп, что мы любили, и несколько тех, от которые я был не в восторге, – Хейдену нравились старые металлические группы и хард-рок 80-х, и потому у него было много ранних записей AC/DC и песен Poison тех времен, когда Брет Майкс еще не нарастил волосы и не обзавелся гастрольным автобусом и стайкой поклонниц с фальшивыми сиськами, сопровождавших его по телепередачам.

Но была здесь и категория под названием «Сердитые/Печальные девахи» с музыкой, которую, я знал, мы никогда не слушали вместе, и я понятия не имел, что она ему нравится. Paramour, Evanescence, Скайлар Грей – так вот откуда она взялась! – Эйми Манн и даже Аланис Мориссетт. Мы смотрели видео с этой девицей, где она расхаживала обнаженной, и спорили о различных значениях слова «ироничный» и о том, делает ли это ее песни фальшивыми, но не более того.

Нет, этот список должен был прийти откуда-то еще. От кого-то другого.

Я просмотрел плейлисты и кликнул наудачу несколько песен, желая посмотреть, могут ли они предоставить мне какую-нибудь информацию. И наконец отыскал список под названием «дляаименя». Я не знал, что это обозначает, но там была музыка из «Сердитых/Печальных девах».

Так что следовало обратить на него пристальное внимание.

Я кликнул плейлист, выкрутил громкость на максимум и немного послушал. Это была довольно оптимистичная подборка; несмотря на то, откуда были взяты некоторые песни, общий тон был определенно радостным. Совершенно не хейденовским. Кроме «Сердитых/Печальных девах» здесь были песни MGTM, Passion Pit, Metric. Хейден не стал бы слушать такое по собственному желанию, я был совершенно уверен в этом. Под подобную музыку даже мне хотелось пуститься в пляс, а я ненавижу танцевать. Это была подборка, составленная кем-то, кто был очень, очень счастлив.

Я попытался узнать дату, когда он создал ее, но не смог; все, что я нашел – так это число, когда он в последний раз проигрывал ее, и это оказался день вечеринки. Всего за один день все так изменилось? Конечно, вечеринка была ужасна, но могла ли она быть ужасной настолько, чтобы противостоять счастью, источаемому этим миксом? Я думал, что понял, почему вечеринка оказалась последней каплей для Хейдена, но тогда я не знал о столь мощном ее противовесе.

Что значило: случившееся наверху было гораздо хуже, чем я все время считал.

Необходимо было сообразить, что означало название подборки. Я смотрел на нее, проговаривая снова и снова название, пока у меня в голове не щелкнуло. Дляаименя. Для А и меня. Что, если А означает Афину? Что, если Афина – человек? Но кто это?

Я снова посмотрел на окошко Джи-чата, почти желая, чтобы Верховный маг Гед вернулся. Надо притвориться, будто я считаю, что он действительно Хейден, и задать вопросы покруче прежних. Я зевнул и потянулся, поняв, что истратил всю энергию, которой подзарядил меня день, проведенный с Астрид, и посмотрел на часы. Было далеко за полночь – то есть все повторилось. Я даже не заметил, что давным-давно стемнело, не говоря уж о том, что ужин прошел без меня.

Закрыв ноутбук Хейдена, я собрался убрать его в чехол и отправиться спать, как вдруг ожило окошко Джи-чата на моем компьютере.

В нем было написано: «Пора сыграть в «Битвы магов».

Верховный маг Гед вернулся.