90

Просыпаюсь, окутанная тусклым бирюзовым светом. Я – одна. Я нахожусь в комнате, точно такой же, как та, где все закрутилось. За стеклянной стеной, мимо кораллового выступа, проплывает ярко-фиолетовая медуза с длинными щупальцами. Мой сон охраняет детский рисунок, который словно гарантирует мне, что завтрашний день принесет покой.

Но это не обещание, а просто надежда. Завтрашний день не гарантирует покой, а временный покой не гарантирует, что у меня вообще будет завтра.

Но если меня оставили здесь, чтобы я очнулась и отдохнула, значит, меня пока не раскрыли. Я лежу под одеялом; на столе стоит бутылка «Хейвенвотер» и нетронутая тарелка с едой. Сколько времени я валялась без сознания? Где остальные? Нас пока не убили, и мы до сих пор на острове.

Наверное, я еще не подвела отца.

Руки и ноги затекли – как и все тело, – но я нащупываю в кармане стеклянный пузырек и понимаю, что он уцелел. Удивляться, наверное, не стоит – первый я носила с собой два года, пока он не разбился у порога логова Волков. А кровокод наверняка сделали из очень прочного стекла.

Кровь и стекло. Накатывают воспоминания.

Гидрозавеса, должно быть, выдержала, если нас не затопило. На полу комнаты нет следов крови, но что творится в другой? Или Пеллегрин остался лишь в моей памяти – образами, которые никогда не померкнут? Боюсь, что до конца дней своих не смогу избавиться от сцен, что проигрываются в голове.

Сбрасываю одеяло. Мне жарко, я взмокла. Начинаю дремать. Когда я соскальзываю обратно в объятия темноты, то вижу кошмары, которые, кажется, не собираются меня отпускать.