52

Мы в крови и слезах, но нам некогда в них тонуть.

Порывшись в рюкзаке Феникса, Лонан достает мою обувь. Белые нитевидные обрывки и древесный сок застыли, благо слой уже не такой липкий. Ступни изрезаны, но я заставляю себя влезть в сандалии, и в раны тотчас проникает оставшийся там песок. Больно. Но лучше так, чем босиком.

Мы с Лонаном вытаскиваем Феникса из паутины волокон, приводим его в сознание. Хоуп – отрешенная, опустошенная – вытирает кровь с ног Алексы, после чего обувает ее. Затем помогает Кассу.

Оставляем кроссовки Финнли на прежнем месте – они свисают с лямки рюкзака Феникса на связанных между собой шнурках.

– Назад или вперед? – спрашиваю я. – Вы серьезно думаете, что здесь, – киваю на мост, – нас ждет еще что-то, кроме ловушек и галлюцинаций?

Я разбита, как и остальные.

Но Феникс забрасывает руку на плечо Лонану, и они бредут в сторону дальней платформы. Мне ясно, что они намерены продолжать.

– Ты и впрямь считаешь, что мы не прорвемся? – парирует Лонан, тяжело дыша от усилий. – По-твоему, нам надо возвращаться назад?

Я лишь надеюсь, что в конце сегодняшнего долгого кровавого дня мы приблизимся к цели. Мы отыщем антидот для обезвреживания ПсевдоВолков, разработки проекта «Атлас» – нам действительно нужно и то, и другое, если мы желаем вернуть мир и свободу, пляжи и океанские закаты. Жаль, что я не могу узнать наверняка, правильную ли мы выбрали дорогу.

Это риск и игры разума. Либо мы самые глупые люди на земле, раз сломя голову бросились по обозначенной «Сюда нельзя» подвесной тропе, либо – самые гениальные. Либо мы слепцы, каких еще поискать, раз уж решились продолжить путешествие, либо – блестящие стратеги.

Мы с Хоуп помогаем Алексе подняться. Она моргает, но ее взгляд все еще стеклянный. И я никогда еще не видела Алексу настолько бледной. Доставив Феникса на платформу, Лонан возвращается за Кассом.

Царапины, иссекающие нашу кожу, неглубоки, неопасны для жизни – как порезы бумагой. Такое ощущение, что на нас напала стая журавликов из оригами. Мы будем в порядке.

Все, кроме Финнли.

С опаской бросаю взгляд вниз – впервые за какое-то время. Я не ищу изломанное тело или острых ощущений. Я хочу поставить точку.

Но не нахожу ничего из перечисленного.

Мы находимся настолько высоко, что кроны деревьев сливаются в сплошное зеленое полотно. Листва очень густая, но она все равно не удержала бы Финнли.

Моя голова начинает кружиться, будто в меня прилетело пушечное ядро. Впиваюсь пальцами в плечи Хоуп.

Спокойно, Иден. Без паники.

– А мост какой-то безумный, – говорит Касс. Он сидит, прислонившись спиной к стволу и вытянув ноги, наклонив голову.

– Безумный, – повторяю я. – Прилагательное. Находящийся в состоянии, которое препятствует адекватному восприятию, поведению и социальному взаимодействию. – Деревья из зеленых-зеленых становятся черно-белыми. – Да.

Лонан сует мне под нос бутылку.

– Иден. Приди в себя. – Он открывает мне рот, понемногу вливает воду. – Глотай. Промочи горло.

Горло. Горлица.

– Я сломала ей крылья, – произношу я. – Я сломала ей крылья, и она упала сквозь листву.

Лонан прижимает к моему запястью большой палец. Мы живы, словно говорит бьющийся под ним пульс. Мы живы, а Финнли – нет.

Мы живы потому, что Финнли – нет.

– Смотри на меня. – У Лонана такие глаза, что в них хочется утонуть. – И слушай. Ты здесь, Иден?

Иден. Означает «Райский Сад». Эдем.

– У меня нет счастья и никогда не будет, – бормочу я. – Я все испортила.

Глаза Лонана – океан, он не позволит мне высохнуть.

– Будет. Ты не виновата.

Ты не виновата.

А глаза Хоуп говорят, что я виновата. И что Лонан – тоже.

Или глаза Хоуп хотят обвинить хоть кого-то.

А может, я хочу обвинить хоть кого-то.

Лонан продолжает говорить:

– Послушай меня, Иден, не ты построила мост. Ты пыталась ее спасти. Ты не виновата. Ты чуть не умерла.

Вот что меня разбило.

Моя радуга смерти, мои невозможно серые варианты выбора.

Перед глазами вспыхивают белые звезды, а потом я проваливаюсь в темноту.