Глава 19
Мелюзина

Эммерик, граф Пуату, был человеком выдающегося ума и редких добродетелей. У него было двое детей: сын по имени Бертрам и дочь Бланиферта. Холм, на котором стоял город и замок Пуатье, был окружен огромным лесом, простиравшимся во все стороны света, и в том лесу жил некий граф де ла Форе, приходившийся родственником Эммерику, однако был он беден и к тому же обременен большой семьей. Из сочувствия и доброго отношения к нему Эммерик взял на воспитание его младшего сына Раймона, юношу красивого и любезного, и тот стал его верным спутником и сопровождал графа и на охоте, и на балу. Однажды граф и его свита охотились на вепря в лесу Коломбьер. Каким-то образом Эммерик и Раймон отдалились от остальных и оказались одни в чаще леса. Вепрь скрылся. Наступила ночь, и охотники поняли, что заблудились. Им удалось разжечь костер, и, греясь, они прилегли возле огня. Вдруг из леса выскочил вепрь и бросился прямо на графа. Раймон выхватил меч и нанес удар, но промахнулся и неосторожным движением задел графа. Второй удар достиг цели и уложил вепря. Тут только Раймон с ужасом осознал, что его друг и покровитель был мертв. В отчаянии он вскочил на коня и помчался прочь, не разбирая дороги.

Из церкви Пюсе (Жиронда).

Наконец лес начал редеть, деревья расступились, и конь Раймона, продравшись сквозь кусты, вынес его на чудесную поляну. Траву, покрытую инеем, серебрили лучи молодого месяца; в центре поляны бил родник, такой чистый, что сквозь прозрачные струи виднелось каменистое дно. Успокаивающее журчание разливалось в воздухе. Возле родника сидели три невыразимо прекрасные златокудрые девы в ослепительно-белых одеждах.

От изумления Раймон застыл на месте. Ему представилось, что три ангела слетели на землю, и он готов был уже простереться ниц перед ними, как одна из дев приблизилась и остановила его. Лицо Раймона было искажено страхом и отчаянием, и она спросила, что с ним произошло. После некоторого колебания он рассказал ей о постигшем его ужасном несчастье. Дева выслушала Раймона со вниманием, а после предложила ему снова сесть на коня и поехать обратно в замок Пуатье, притворившись, будто он не знает ничего о судьбе графа. Все охотники в тот день заплутали в лесу и возвращались в замок поодиночке, в разное время, так что его отсутствие не возбудит ни в ком подозрения. Когда найдут тело графа, а рядом обнаружат убитого вепря, то все решат, что граф поразил дикого зверя, но сам был смертельно ранен его клыками и скончался.

Успокоенный словами прекрасной незнакомки, Раймон теперь полностью поддался ее чарам. Он подыскивал все новые и новые темы для беседы, и разговор их длился до самого рассвета. Никогда еще не видел он столь совершенной красоты, ни одна девушка не могла сравниться с ней, и восприимчивое сердце юноши было покорено. Прежде чем покинуть красавицу, Раймон добился от нее обещания принадлежать ему навсегда. Она велела ему попросить у его родственника Бертрама в качестве свадебного подарка столько земли вокруг родника, где они повстречались, сколько можно покрыть шкурой оленя: она сказала, что берется построить на этой земле великолепный замок. Она поведала, что ее зовут Мелюзина, она является могущественной водяной феей и владеет несметными богатствами. Мелюзина согласилась стать женой Раймона, но выдвинула одно условие: каждую субботу она будет проводить в полном уединении, и муж не должен пытаться увидеть ее в этот день.

После этого Раймон оставил ее и, вернувшись в замок, сделал все так, как научила его Мелюзина. Бертрам, наследовавший графу, с готовностью пообещал ему выделить столько земли, сколько он просит, однако был немало удивлен, когда узнал, что Раймон разрезал шкуру оленя на тонкие полосы и, связав их в длинную веревку, отмерил себе весьма значительный кусок.

Затем последовала свадьба, куда Раймон пригласил молодого графа, и пышные свадебные торжества, которые прошли с невиданным доселе блеском. Свадебный пир был устроен в прекрасном замке, построенном Мелюзиной. В первую брачную ночь невеста со слезами на глазах стала умолять Раймона дать клятву, что он никогда, ни при каких обстоятельствах, не нарушит ее субботнего уединения, иначе, говорила она, они вынуждены будут расстаться навсегда. Влюбленный Раймон обещал ей исполнить ее повеление.

Замок все рос; Мелюзина продолжала расширять его и строить оборонительные укрепления, наконец, своими размерами и великолепием он превзошел все замки в стране. Когда он был закончен, хозяйка нарекла его Лузинией в свою честь. Затем замок стали именовать Лузиньяном, и под этим названием он дожил до наших дней.

В свой срок хозяйка Лузиньяна подарила жизнь своему первенцу, которого окрестили Урианом. Ребенок уродился странным: рот у него был большим, уши свисали, один глаз был красным, а другой зеленым.

Двенадцать месяцев спустя Мелюзина родила второго сына, которого назвали Гедом; у того лицо оказалось алым. В знак благодарности Богу за его рождение она основала монастырь Малье, а чтобы сыну было где жить, воздвигла хорошо укрепленный замок Фаван.

Третий сын получил имя Жио. Это был милый и красивый мальчик, только один глаз у него располагался выше другого. Для него мать построила Ла-Рошель.

Следующий сын, Антоний, был весь покрыт шерстью, а на руках у него были длинные когти. Затем родился одноглазый мальчик. Шестого прозвали Жоффруа Большезубый, потому что изо рта у него торчал клык, как у кабана. Мелюзина родила еще нескольких детей, но все они обладали какими-либо уродствами.

Шли годы, а любовь Раймона к красавице жене не иссякала. Каждую субботу она удалялась от него и двадцать четыре часа проводила в строжайшем уединении, и мужу даже в голову не приходило вторгаться в ее покои. Дети росли и становились храбрыми воинами, известными своим героизмом. Один из них, Фреймун, посвятил себя служению церкви и поступил в монастырь Малье. Раймон не оставил своего престарелого отца и братьев; граф де ла Форе прожил свои последние годы в его замке, окруженный богатством и уважением, в то время как братья не знали недостатка ни в деньгах, ни в слугах, подобающих их высокому положению.

Однажды за обедом старый граф поинтересовался, где же его невестка. Раймон ответил, что по субботам она не выходит. Тогда один из братьев, отведя его в сторону, начал нашептывать ему разные слухи, которые ходили в народе относительно этого странного субботнего обычая, и убеждать Раймона, что тому надлежит все разузнать и успокоить людей. Возмущенный и встревоженный этими разговорами, граф бросился в покои графини, но там было пусто. Дверь, которая вела в ванную комнату, оказалась заперта. Раймон заглянул в замочную скважину и, к своему ужасу, увидел, что его супруга лежит в воде, а вместо ног у нее не то рыбий, не то змеиный хвост.

Беззвучно он удалился. Граф никому и словом не обмолвился об увиденном, однако его переполняло не отвращение, а страх, что из-за своей оплошности он может потерять обожаемую им красавицу супругу, которая являлась светом его очей и составляла счастье всей его жизни. Прошло время, а Мелюзина и знака не подавала, будто ей известно о том, что ее видели в ее ином качестве. Но однажды в замок пришли дурные вести: Жоффруа Большезубый напал на монастырь Малье и сжег его дотла, в пламени вместе с настоятелем и сотней других монахов погиб и Фреймун. Услышав о постигшем их несчастье, Мелюзина подошла было к мужу, чтобы утешить его, но бедный отец, не помня себя от горя, воскликнул: «Прочь, гнусная змея, осквернившая мой славный род!»

При этих словах она упала без чувств. Раймон, сожалея о том, что вырвалось у него в минуту отчаяния, кинулся к ней, чтобы помочь. Мелюзина пришла в себя, в последний раз обняла и поцеловала мужа, слезы струились по ее лицу. «О муж мой! – произнесла она. – Я оставляю в колыбели этих двух малышей. Люби и заботься о бедняжках, лишенных матери. А теперь прощай навсегда! Но знай, что ты и твои наследники еще не раз увидите меня в славном замке Лузиньян, я буду являться всякий раз, когда должен прийти новый хозяин». И со стоном она вылетела в окно, а на камне, куда она ступила последний раз, остался отпечаток ее ноги.

Малолетних детей, которых она оставила, звали Дитрих и Раймон. Ночью няньки заметили у колыбели мерцающую фигуру. Обликом она напоминала исчезнувшую графиню, однако ниже пояса у нее был чешуйчатый рыбий хвост, переливавшийся белым и голубым. Увидев ее, малыши заулыбались и протянули к ней руки, а она поднесла их к груди и начала кормить. Но с первыми лучами солнца она исчезла, и по громкому детскому плачу няньки поняли, что мать ушла.

Долгое время во Франции верили, будто несчастная Мелюзина появляется на крепостном вале замка перед тем, как должен скончаться его нынешний хозяин. Когда весь ее род вымер, то стали считать, что ее появление предвещает смерть короля Франции. Мезере говорит, что о явлении Мелюзины на старой башне Лузиньяна, предшествующем смерти одного из ее потомков или короля Франции, он слышал от людей, достойных всяческого доверия и не принадлежащих к тем, кого можно легко ввести в заблуждение. Она всегда показывалась в траурном платье, и люди слышали ее долгие душераздирающие причитания.

Брантом в своем панегирике герцогу Монпансье, разрушившем в 1574 году Лузиньян, ставший прибежищем гугенотов, пишет:

«Более сорока лет назад я слышал рассказ одного бывалого солдата о том времени, когда император Карл V посещал Францию. Его привезли в замок Лузиньян, чтобы он мог предаться такому приятнейшему занятию, как охота на оленей, в изобилии водившихся тогда в старых добрых парках Франции. Король безмерно восхищался поваром, а также красотой и размерами этого замка, имевшего, кроме всего прочего, такую интересную историю, и без устали слушал причудливые легенды о прекрасной даме, построившей его. Сказки эти в тех краях известны всем, даже старухам, стирающим белье в ручье. Мать короля, королева Екатерина Медичи, частенько расспрашивала этих старух о делах тех дней и слушала их рассказы. Некоторые утверждали, что им порой приходилось встречать хозяйку замка у родника, куда она приходила купаться в обличье прекрасной женщины, облаченной во вдовьи одежды. Другие говорили, что она появляется, но очень редко, и всегда в субботние вечера (поскольку именно в это время она не позволяла видеть себя) купается; верхняя половина ее тела принадлежит прекраснейшей женщине, а нижняя – змее. Третьи уверяли, что ее можно видеть на вершине высокой башни и в виде красавицы, и в виде змеи. Иные говорили также, что если королевство ожидало большое несчастье или смена короля либо смерть или опасность угрожала потомкам Мелюзины, бывшим величайшими людьми Франции и даже монархами, то всякий раз за три дня до события люди слышали ее крик, ужасающий и пронзительный, который повторялся всегда трижды.

Говорят, что это истинная правда. Некоторые обитатели замка верят в эти истории безоговорочно и передают их от отца к сыну. Рассказывают, что во время осады многие солдаты и высшие чины были свидетелями появления хозяйки замка, и они подтверждали это. Но громче и жалобнее всего она стенала, когда был отдан приказ разрушить все ее замки. С тех пор ее больше не слышали. Старухи утверждают тем не менее, что иногда она является им, но очень редко».

В 1387 году Жан Аррасский, секретарь герцога Беррийского, получил от своего хозяина задание собрать все возможные сведения о Мелюзине. Вероятно, герцог сделал это, чтобы доставить удовольствие своей сестре, графине Барской. Секретарь выполнил указание, использовав для этого труд «одного представителя рода Лузиньянов, Уильяма де Портенаша» об истории этой загадочной дамы, написанный на итальянском языке. Работа эта, если и существовала когда-либо, до наших дней не дошла; сочинение Жана Аррасского – это роман в чистом виде. Согласно ему, Элмас, король Альбы (Шотландии или, в популярном немецком варианте, Скандинавии), женился на фее по имени Прессина, встретив ее, когда она пела у источника. Она согласилась стать его женой, предварительно взяв с него обещание не входить в ее спальню, когда она рожает. Она подарила королю тройню, дочерей, которых назвали Мелюзина, Мелиор и Палатина. Сын Элмаса от первой жены поспешил к нему с этой счастливой вестью, и король, потеряв голову от радости, вбежал к жене и увидел, что она купает детей. Прессина при виде его пронзительно вскрикнула и, упрекнув Элмаса в забывчивости, исчезла вместе с детьми. Она воспитывала дочерей одна, пока им не исполнилось пятнадцать лет. Тогда Прессина рассказала им, как их отец нарушил данное ей обещание, и Мелюзина, самая младшая, решила отомстить ему. Договорившись с сестрами, она подстерегла короля Элмаса и, схватив его, заточила в сердце горы Авалон, или, как называли ее в немецких книгах, Бранбелуа, что в Нортубелоне, то есть Нортумберленде. Мать, узнав о том, что они сделали, пришла в ярость и наложила на Мелюзину заклятье каждую субботу принимать форму полурыбы до тех пор, пока не найдется человек, который женится на ней и никогда не станет допытываться, что же происходит с ней в этот день. Жан Аррасский пишет, что Сервиль, воевавший на стороне англичан и защищавший Лузиньян от солдат герцога Беррийского, клялся этому вельможе своей честью и добрым именем, будто «за три дня до того, как войска окружили замок, к нему в покои через запертые двери проникла огромная змея, чешуя которой переливалась голубым и белым, и несколько раз ударила хвостом по изножью кровати, где он лежал с женой. Жена, по всей видимости, вовсе не была напугана этим, чего нельзя сказать о нем самом. Когда же Сервиль выхватил меч, змея тут же превратилась в женщину и произнесла: «Как же так вышло, Сервиль, что ты, побывавший в сотнях битв и выдержавший множество осад, испугался? Знай же, что я хозяйка этого замка, я построила его, а тебе вскоре придется защищать его!» Сказав это, она снова приняла вид змеи и удалилась, прежде чем он успел что-либо понять».

Стефан, монах-доминиканец, происходивший из рода Лузиньянов, развил и продолжил сочинение Жана Аррасского. Он сделал эту легенду настолько популярной, что семьи Люксембург, Роан и Сассенэ даже изменили истории своих кланов так, чтобы доказать, что и они происходят от знаменитой Мелюзины, а император Генрих VII немало гордился тем, что может назвать эту прекрасную и загадочную даму в числе своих предков. Хронист Конрад Вецерий в своем жизнеописании этого короля говорит: «Не могу не упомянуть о том, что узнал из одного небольшого сочинения, написанного на местном диалекте, о жизни и деяниях некоей женщины по имени Мелюзина. Она считается одной из прародительниц Генриха VII, обреченной в один из дней недели от пояса и ниже принимать форму змеи… Как уверяют авторы этого труда, в океане есть остров, где живут девять сирен, наделенных различными магическими дарованиями, к примеру они могут превращаться в любой предмет, какой пожелают. Так что не будет нелепым предположить, что эта самая Мелюзина происходит именно оттуда».

Эта легенда приобрела необычайную известность во Франции, Германии и Испании, она многократно издавалась и переиздавалась.

В легенде о Мелюзине есть несколько моментов, заслуживающих более подробного рассмотрения. Это, во-первых, то, что послужило собственно основой для сюжета, а именно полузмеиная или полурыбья сущность Мелюзины, а во-вторых, ее появление как предзнаменование грядущих несчастий или смерти. На менее существенных деталях, таких как, например, хитрость Мелюзины с уединением, позаимствованная у Дидоны, мы останавливаться не будем.

Сюжетная линия этого мифа напоминает историю Лоэнгрина. Основные вехи таковы:

1. Мужчина влюбляется в женщину, не принадлежащую к человеческой расе.

2. Она соглашается жить с ним, но выдвигает одно условие.

3. Он нарушает это условие и теряет ее.

4. Он ищет ее и а) обретает ее вновь; б) теряет ее навсегда.

В нашей истории последний пункт оказался утерян, но он присутствует во многих других сказках и легендах, произошедших от этого же корня. Прекрасная легенда об Ундине есть не что иное, как другая версия этого мифа. Юный рыцарь берет в жены водяную фею и обещает никогда не лгать ей и никогда не приводить ее к реке. Он нарушает свою клятву и теряет ее. В день его второй свадьбы она снова является к нему и убивает поцелуем. Неповторимое произведение Фуке основывается на истории, рассказанной Теофрастом Парацельсом, однако философ просто изложил сюжет, а перо Фуке привнесло в него божественную поэтическую искру, поистине вызвавшую легенду к жизни и заставившую ее сверкать и переливаться.

Во французской легенде Мелюзина ищет союза со смертным единственно для того, чтобы избавиться от заклятия, но в немецкой, более серьезной, Ундина становится его невестой, чтобы обрести бессмертную душу. Сказку, похожую на эти две истории, можно найти у Ханса Кристиана Андерсена. Маленькая русалочка, поднявшись на поверхность моря, видит прекрасного принца и относит его к берегу, когда его корабль терпит крушение. Сердце ее наполняется безмерной любовью к юноше, которого она спасла. По собственной воле она покидает родную стихию и живет на земле, хотя каждый шаг, который она делает, приносит ей острую боль. Она становится постоянной спутницей принца, но тот, в конце концов, женится на принцессе. Сердце ее разрывается, и она становится духом воздуха и, предполагается, обретает бессмертие.

Из этой же семьи и красивая индийская легенда об Урваши. Урваши была апсарой, или небесной нимфой. Она полюбила Пурураваса, царя-воина, и стала его женой, поставив условие, что она никогда не должна видеть его без одежды. Несколько лет они прожили вместе, пока ее друзья и подруги не решили вернуть Урваши обратно на небо. Хитростью они заставили Пурураваса вскочить ночью с постели, и, озарив его молнией, показали его наготу Урваши, которая вынуждена была тогда оставить его. В чем-то схожая история встречается в «Океане сказаний». Видушака влюбляется в прекрасную Бадру и женится на ней, но через некоторое время она исчезает, оставив только кольцо. Безутешный муж отправляется на ее поиски, он долго странствует и, наконец, достигает небес. Он роняет кольцо в кубок с водой, который относят Бадре; по этому кольцу она узнает, что муж ее где-то рядом, и они воссоединяются.

Легенда о Мелюзине, в том виде, в котором она предстает перед нами, вовсе не является оригинальной. Жан Аррасский или другие сочинители заметно изменили простой сюжет, чтобы он в большей степени соответствовал форме романа. История феи Прессины и ее брака с королем Элмасом – это просто вариации на ту же тему Мелюзины.

Элмас встречает Прессину у источника и просит ее стать его женой, она соглашается при условии, что он никогда не войдет к ней, когда она рожает. Он не выполняет этого обещания и теряет ее. То же самое происходит у Раймона и Мелюзины. Он встречает ее у родника и получает ее руку и сердце, пообещав, что не будет входить к ней один раз в неделю. Как и Элмас, он нарушает договор и теряет свою супругу. То, что и Мелюзина, и Прессина – это водяные феи или нимфы, сомнению не подлежит – обе они обитают у источника, и превращения хозяйки замка Лузиньян выдают ее водяную природу. Как отмечает Гримм, это галльский, а следовательно, кельтский миф, что подтверждается легендами о банши, форму которой порой принимает несчастная нимфа. Предания о банши являются исконно кельтскими, соответствующих им мифов не найти ни в скандинавской, ни в тевтонской, ни в античной мифологии. У других народов существуют мифы о вестниках смерти, однако их персонажами не являются женщины, опекающие определенный род и возвещающие о приближении короля ужаса своими пронзительными криками в ночи.

Ирландскую банши описывают следующим образом: «Перед нами предстала высокая худая женщина с непокрытой головой и длинными развевающимися волосами, облаченная во что-то, напоминающее свободный белый плащ или кусок ткани, обернутый вокруг нее. Она издавала пронзительные вопли».

Самое интересное свидетельство о встрече с банши встречается в рукописных воспоминаниях леди Фэншо, любовь и привязанность которой к супругу поистине делают ее образцом для подражания. Ей и ее мужу сэру Ричарду случилось во время пребывания их в Ирландии навестить друга, бывшего главой септа. Друг этот жил в старинном замке, обнесенном рвом. Около полуночи леди Фэншо была разбужена ужасающим нечеловеческим криком. Выглянув из-за полога кровати, она увидела в окне лицо и часть фигуры женщины, освещенной лунным светом. Лицо было молодым и довольно привлекательным, но страшно бледным, а длинные рыжеватые волосы были растрепаны. Несмотря на ужас, сковавший ее, от внимания леди Фэншо не ускользнуло, что женщина была одета в старинное ирландское платье. Еще некоторое время это создание продолжало парить в воздухе, а затем, издав два точно таких же душераздирающих вопля, что разбудили леди Фэншо, исчезло. Утром, не скрывая своего страха, леди Фэншо рассказала хозяину замка об увиденном, и он не только сразу поверил ей, но и готов был объяснить столь странное явление.

«Прошлой ночью здесь, в замке, скончался близкий родственник моей семьи, – сказал он. – Мы знали о том, что сие должно произойти, но постарались скрыть это от вас, дабы не омрачать вашего пребывания здесь. Когда нечто подобное случается с членами нашей семьи в этом замке, всегда появляется то самое создание, которое вы лицезрели. Есть предание, что это дух одной женщины-простолюдинки, на которой женился один из моих предков, опозорив свой род, и которую он позже приказал утопить в замковом рву, чтобы искупить свою вину перед семьей».

Весьма любопытную историю о банши приводит Крофтон Крокер. Преподобный Чарльз Бануорт был священником в приходе Баттевант, что в графстве Корк, приблизительно в середине XVIII века. Он был известен своей великолепной игрой на национальном инструменте, ирландской арфе, а также тем, что всегда оказывал радушный прием бродячим музыкантам-арфистам, странствующим от дома к дому по всей стране. В его амбаре хранилось пятнадцать арф, завещанных ему последними представителями вымершего ныне племени.

Обстоятельства смерти господина Бануорта были весьма примечательными, но, как заявляет Крофтон Крокер, на тот момент оставались еще живые свидетели произошедшего, достойные доверия и полностью готовые подтвердить почти все, если не все, из того, что об этом рассказывали. Незадолго до его кончины некий пастух слышал, как недалеко от дома преподобного под деревом, в которое ударила молния, завывала и хлопала в ладоши банши. Та ночь, когда он умер, выдалась на редкость ясной и спокойной. Ни один звук не нарушал грустной тишины, царившей в гостиной, где лежал больной. У изголовья его постели дежурили две дочери. Вдруг послышался странный шум, встревоживший их: под окном комнаты так близко, что ветки его касались стекла, рос розовый куст, и вот его, как показалось им, раздвинула чья-то рука. Вслед за этим раздались громкие стенания, как будто причитала женщина, у которой случилось огромное горе, и хлопанье в ладоши. Звук был таким отчетливым, словно женщина приблизила лицо к самому окну. Одна из дам, находившихся в гостиной, вышла в соседнюю комнату, где сидели несколько родственников-мужчин, и спросила испуганно, слышали ли они банши. Двое из них, весьма скептически относившиеся к каким бы то ни было сверхъестественным явлениям, тут же встали и отправились осматривать улицу, в надежде обнаружить источник звуков, которые они сами ясно слышали. Они обошли вокруг дома и тщательно обследовали каждый клочок земли, особенно возле окна, откуда исходили крики. Клумбу, на которой рос розовый куст, совсем недавно взрыхлили, и – если только ветки от окна отодвинула человеческая рука – на земле непременно должны были остаться отпечатки ног; но они не смогли найти никаких следов. Вокруг стояла мертвая тишина. Желая все-таки найти объяснение произошедшему, мужчины вышли на дорогу. Ночь была лунной, а местность – достаточно ровной, и поэтому дорогу они могли видеть довольно хорошо. Однако кругом не было ни души, царили тишина и спокойствие. Озадаченные и разочарованные, они вернулись в дом. Каково же было изумление скептиков, когда они узнали от тех, кто оставался в доме, что все то время, пока они отсутствовали, крики и хлопанье в ладоши раздавались еще громче и отчетливей, чем до этого, и как только они закрыли за собой дверь, то и сами опять услышали этот унылый плач. С каждым часом больному становилось все хуже и хуже, и, когда забрезжил рассвет, преподобный Бануорт скончался.

У жителей Уэльса роль банши выполняет Гурах-и-Рибин. Говорят, что она приходит в сумерках и стучит о стекло своими кожистыми крыльями. Ее надрывный плач предвещает смерть. Несколько раз она выкликает имя того человека, которому предстоит покинуть этот мир. В Бретани этих духов называют бандрудами, считается, что они опекают некоторые древние роды. В других областях Франции они известны как белые дамы. Не стоит путать их с тевтонскими белыми дамами, которые являются духами совсем другого толка.

Однако давайте оставим ту часть истории Мелюзины, которая связывает ее появление с дурными предзнаменованиями, и обратимся к ее рыбьему или змеиному хвосту. Жан Аррасский говорит, что она стала такой из-за заклятия, наложенного на нее феей Прессиной, но это его собственная выдумка. Происхождение Мелюзины было ему неизвестно, и поэтому он вынужден был придумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить, откуда взялась ее столь необычная внешность. Мелюзина была русалкой. Место ее обитания – источник – и рыбий хвост указывают на ее сущность. Возможно, она являлась не морской жительницей, а речной, но с настоящими русалками – обитательницами морских глубин – имела столь же близкое родство, как пресноводная рыба с морской.

Оанн из Хорсабада.

Вера в русалок распространена повсеместно, с ними связана масса суеверий, и, признаюсь, я далеко не в каждом случае могу объяснить происхождение этого мифа. Иногда сделать это довольно легко, иногда крайне сложно. Рассмотрим пример, где объяснение мне известно: халдейский Оанн или Дагон филистимлян.

Оанн и Дагон (Даг-Он, то есть рыба Он) тождественны. Согласно древней легенде, сохраненной Бероссом, некое существо, получеловек-полурыба, вышло из воды «в той части Эритрейского моря, где находится Вавилон». Оно научило людей «различным умениям, наукам и ремеслам, например «строить города, возводить храмы, составлять законы, одним словом, всему, что смягчает и облагораживает человеческую природу», и, как добавляет Беросс, изображение этого существа, Оанна, сохранилось до его дней. Также изображение Оанна в морских волнах, по всей видимости благословляющего флотилию кораблей, нашел господин Ботта при раскопках Хорсабада.

Вавилонская печать, хранящаяся в Британском музее.

В Нимруде господин Лэйард обнаружил гигантское изображение Оанна, где тот представлен с головой и телом рыбы и человеческими ногами. В левой руке он держит богато украшенную суму, правая рука приподнята, как если бы он держал в ней загадочную ассирийскую шишку.

Оанн – это египетский Он и иудейский Аон. Это имя происходит от корня, значение которого можно перевести как «освещать». Аон – таково было исконное имя бога, которому поклонялись в храме Гелиополя, называемого в Священном Писании Бет-Аон, Дом Она, что является переводом с иврита слова «Бет-Шемеш», Дом Солнца. Не только имя указывает на его «солнечную» сущность, но и изображение его в головном уборе с рогами. Амон, Апис, Дионис – боги солнца; Исида, Ио, Артемида – богини луны; у всех у них есть рога. И в самом деле, в древней иконографии рога были неизменным атрибутом богов, представлявших эти два главных светила. Даже видимые исключения, такие как Фавн, при более тщательном исследовании не оказываются исключениями. Боги-просветители, несущие знания и учащие дикарей всему, тоже являются солнечными божествами, например египетский Осирис, набатейский Таммуз, греческий Аполлон, мексиканский Кецалькоатль. К их числу принадлежит и Оанн, бог солнца, дарующий просвещение и культуру. По легенде, изложенной Бероссом, он выходил на берег каждое утро, а вечером снова погружался в море. Это мифологическое описание восхода и захода солнца. Его полурыбья форма выражает идею, что половину времени он проводит на земле, а другую половину – в море.

Таким же образом семитская богиня луны, следовавшая за солнцем, ночью показывала себя людям, днем скрывалась в морских волнах и представляла собой наполовину женщину, наполовину рыбу, наглядно демонстрируя двойственность своей природы. Ее называли Деркето или Атаргатида. На монетах Ашкелона, где ее особенно почитали, изображена богиня, над головой которой располагается полумесяц, а у ног – женщина с рыбьим хвостом. Это Семирамида, являвшаяся, согласно распространенной легенде, дочерью Деркето. В Яффе она предстает в виде русалки. Легенда гласит, что, убегая от Тифона, она бросилась в море и приняла вид рыбы. Плутарх сообщает, что сирийская богиня Тиргата, то есть палестинский вариант Деркето, считалась богиней влаги, а Лукан говорит, что это была женщина, у которой ниже пояса был рыбий хвост.

В любой мифологии атрибуты божества с течением времени становились отдельными божествами, сохраняя тем не менее признаки, по которым легко можно было проследить их происхождение.

Подобно тому как Он, бог солнца, выходящий из моря и вновь спускающийся туда, имел сопутствующую ему богиню луны, Атаргатиду, а Бел, или Баал, тоже бог солнца, имел лунную Баалти, так и огненный Молох, «великий бог», имел женское дополнение, Милитту, «дарительницу жизни». Молох был яростным богом огня, а Милитта – богиней влаги. Между ними существовала тесная связь. Жрецы Молоха были одеты в женское платье, а жрицы Милитты носили мужскую одежду. Поклонение богу огня требовало человеческих жертв, поклонение богине воды – проституции. От ее имени произошли имена гетер Мелитты, Мелето, Милто, Милезии. Эту богиню почитали и жители Карфагена, судя по тому, что они назвали одну из африканских областей Магасмелита, «жилище Милитты». Милитта – то же самое, что Атаргатида, она считалась матерью всего, источником жизни.

В Греции жрицы Деметры назывались мелиссами, а верховный жрец Аполлона именовался κύριος των μελλισσών. Чтобы объяснить это имя и связать эти божества с пчелами и медом, была придумана легенда, но я не сомневаюсь, что оно происходит от искаженного семитского слова, обозначающего прислужниц Милитты. О мелиссах иногда говорят как о нимфах, но не стоит путать их с мелиадами, дриадами, рожденными из праха. Но Мелия, дочь Океана, бросающаяся в воды Альякмона, сильно напоминает сирийскую богиню. Селена, луна, также была известна под именем Мелисса.

Двойственной природой Милитты, праматери всего и одновременно богини луны, объясняется то, что в Греции ее именем стали называться и жрицы Деметры, и жрицы Селены.

Имя Мелисса, возможно, распространилось в Галлии через фокейское поселение в Массилии, современном Марселе. Оно проникло в мифологию галльских кельтов и закрепилось там в качестве общего названия нимф, а затем уже окончательно перешло к Мелюзине.

На первый взгляд сложно усмотреть связь между луной, богиней воды и божеством, покровительствующим деторождению; но таковая, вне всяческих сомнений, существует. Венера из классической мифологии родилась из пены морской и точно была связана с луной. Также она была богиней любви, и ей поклонялись беременные женщины – как в Бретани к Венере Кимперлейской обращаются те, у кого нет детей.

На сирийском побережье люди говорили, что богиня погружается в море, потому что видели, как луна опускается в воду на западе, в то время как жители Крита, наблюдавшие, как луна восходит из него на востоке, создали легенду о богине, появившейся из морской пены.

В греческой иконографии тритоны, а позднее и сирены изображались как наполовину люди, наполовину рыбы.

Сначала у сирен присутствовали крылья, но потом, когда появилась легенда о их раздоре с музами и низвержении в море, они приняли форму полурыб. Внешний вид их был позаимствован у Деркето. Удивительно, насколько широко распространена вера в женщин-полурыб. Огромное количество сказок кельтских народов о русалках свидетельствует о том, что изначально водные нимфы были их божествами, и я более чем уверен, что круглое зеркало, которое они обычно держат в руке, – это не что иное, как напоминание о диске луны. Бото в своей «Саксонской хронике» 1492 года описывает бога Кродо, почитаемого в районе Гарца, который изображался стоящим на рыбе и держащим в одной руке колесо, символизирующее луну, а в другой – ведро воды. Поскольку у северных народов луна мужского рода, божество, представляющее ее, было мужчиной. Вероятно, мексиканский Кошкош, или Теоципактли (то есть Рыба-бог), был либо солнечным, либо лунным божеством. Его полное имя звучало как «Рыба-бог нашей плоти». Он в некоторой степени напоминает ветхозаветного Ноя, поскольку мексиканская легенда рассказывает, что во время великого наводнения он спасся на стволе кипарисового дерева и населил мир мудрыми и разумными существами. Вавилонский Оанн также ассоциировался с наводнением.

У перуанских индейцев также были похожие божества-полурыбы, но легенды, связанные с ними, не сохранились.

Североамериканские индейцы верили, что их предки приплыли в свою страну из Северной Азии, ведомые человеком-рыбой. «Давным-давно, в сезон распускающихся бутонов, люди нашего племени узрели в морских волнах странное создание, очень похожее на человека, и вид его испугал их. На голове у него были длинные зеленые волосы, напоминающие грубые водоросли, что выбрасывают на берег могучие штормы. Лицо его, похожее на морду дельфина, украшала борода того же цвета. И если наш народ был напуган, увидев человека, который может жить в воде, как рыба или утка, каков же был их ужас, когда они заметили, что начиная от груди и ниже он и был рыбой или, скорее, двумя рыбами, потому что каждая его нога имела форму отдельной рыбы. Он часами качался на волнах, напевая изумленным индейцам чудесные песни о том прекрасном, что видел в глубине океана, и странные свои рассказы всегда заканчивал словами: «Идите за мной, и я покажу вам все». Много солнц они не решались последовать за ним, но однажды голод заставил все же их выйти в море и, ведомые человеком-рыбой, который держался рядом с лодкой, они прибыли к побережью Америки».

Можно предположить, что у североамериканских индейцев, как и у сирийцев, человек-рыба символизировал солнце. В таком случае легенда означает, что первые поселенцы, достигшие Новой Земли, плыли за солнцем, которое движется с востока на запад, тогда как, погружаясь в море, оно плывет с запада на восток. Этому курсу следовали индейцы в своих каноэ. В фольклоре обитателей канадских лесов тоже присутствует женщина-рыба, сказка о которой сильно напоминает легенду об Ундине и, в значительной степени, историю Мелюзины.

Однажды вождь племени оттава, сидя на берегу, увидел, как из воды показалась прекрасная женщина. Лицо ее было необычайно красивым, глаза голубыми, зубы белыми, по плечам рассыпались локоны. От талии и ниже она была рыбой или даже двумя рыбами. Она стала умолять воина позволить ей жить на земле, так как хотела обрести человеческую душу, а этого можно было добиться, лишь заключив союз со смертным. Он согласился, привел ее в свой дом, где она и стала жить, и относился к ней как к дочери. Через несколько лет юноша из племени адирондаков увидел ее и влюбился. Он взял ее в жены, и она получила то, чего так жаждала, – человеческую душу.

В истории об Ундине водную нимфу по той же причине усыновил старый рыбак, и она стала невестой молодого немецкого рыцаря. Но люди племени адирондак были недовольны тем, что их вождь женился на таинственной деве, они вырвали ее из его объятий и вернули обратно в родную стихию. Тогда все духи воды поклялись отомстить за оскорбление, нанесенное одной их них, и развязали войну между племенами оттава и адирондаков, в которой последние были истреблены. Спасся только один воин, потому что жена подхватила его и унесла с собой под воду в том месте, где находится водопад Святого Антония. В немецкой сказке супруг устал от замечаний друзей и соседей, насмехавшихся над тем, что он взял в жены водную жительницу, и велел ей возвращаться туда, откуда она пришла. Водные духи обещают уничтожить его и посылают Ундину на землю, чтобы она обняла своего неверного мужа и зацеловала его до смерти. Женщина-рыба на немецком называется Meerfrau или Meriminni; на датском Maremind; на исландском и старонорвежском Marmennill; на ирландском Merrow; бретонские крестьяне называют ее Marie-Morgan. В мифологиях всех этих народов встречаются истории о любви смертного и русалки. Согласно господину Крофтону Крокеру, О’Салливан Мор, владыка Дан-керрона, потерял голову от любви к одной прекрасной водяной нимфе, и она дала согласие принадлежать ему, но ее родители воспротивились этому союзу и убили ее.

У берегов бухты Смервик некоему ирландцу по имени Дик Фитцджеральд удалось поймать русалку с помощью ее cohuleen driuth, или волшебной шапки. Он схватил шапку, лежавшую рядом с ней на камне, и таким образом завладел и самой нимфой, которая, однако, не имела ничего против замужества с земным человеком. Они прожили в любви и согласии несколько лет и родили красивых детей. Но в один прекрасный день жена нашла свою старую шапку. Она посмотрела на нее, взяла в руки, ей вспомнились ее отец-король и мать-королева, и она почувствовала сильную тоску по дому и желание навестить родителей. Поцеловав на прощание детей, она направилась к берегу моря, будучи полностью уверена в том, что вернется, погостив немного в родительском доме. Но как только она надела на голову cohuleen driuth, все воспоминания о земной жизни тут же испарились, она нырнула в воду и больше никогда не вернулась. Похожие сказки существуют на Шетландских и Фарерских островах, в Исландии и Норвегии.

Вада, отец знаменитого кузнеца Вёлунда, был сыном короля Вилкина и русалки, которую он встретил в лесу на берегах России. В «Саге о Хальви и дружинниках Хальви» рассказывается о мужском варианте русалки, человеке-рыбе, которого они поймали и некоторое время удерживали на земле. Вот заклинание, которое он использовал, чтобы вернуться в родную стихию:

Холодная вода глазам!
Сырое мясо зубам!
Саван мертвецам!
В море меня отнеси!
Пусть же никогда
Люди в лодках снова
Не вытащат меня
Из морских глубин!

В «Зерцале короля», исландском труде XII века, дается следующее описание русалки: «У берегов Гренландии можно встретить чудище, которое люди называют Маргигр. До пояса это существо выглядит как женщина; у него женская грудь, длинные руки и мягкие волосы; шея и голова в точности такие, как у человека. Кисти рук довольно длинные, а пальцы не разделены, как у людей, а соединены перепонками, как у водоплавающих птиц. От пояса и ниже это создание похоже на рыбу, с хвостом, чешуей и плавниками. Говорят, что появляется она обычно перед сильными бурями. Она имеет обыкновение то и дело погружаться в воду и выныривать с рыбами в руках. Моряки всегда боятся, когда видят, что она играет с рыбами или кидает их в сторону корабля. По их мнению, это предвещает гибель нескольких членов команды во время шторма. Но если она выбрасывает рыбу или, отвернувшись от корабля, кидает ее в другую сторону, это считается добрым знаком – значит, они не понесут потерь при буре. У этого чудища отвратительное лицо: лоб большой, глаза пронзительные, рот широкий, а подбородок двойной».

В «Ланднаме», исландской книге о конце света, рассказывается, что возле острова Гримсей поймали Marmennill, человека-рыбу, а в летописях можно найти сведения о том, что эти существа были замечены у берегов Исландии в 1305 и 1329 годах.

Мегасфен говорит, что в море, омывающем берега Тапробана, то есть Цейлона, обитает создание, видом своим напоминающее женщину, а Элиан вносит некоторые исправления в это сообщение – он утверждает, что существуют киты, имеющие облик сатиров. В 1187 году человека-рыбу выловили у берегов Саффолка. Он был очень похож на человека, но не обладал даром речи. Однажды ему подвернулась возможность сбежать; он устремился к морю, нырнул, и больше его не видели. Понтоппидан так описывает человека-рыбу со слов людей, клятвенно заверявших, что они видели его своими собственными глазами: «Примерно в миле от берегов Дании, возле Ландскроны три моряка заметили в воде нечто, похожее на утопленника, и стали грести в ту сторону. Подойдя на расстояние семь или восемь фатомов, они решили, что не ошиблись – тело в воде было совершенно неподвижным. И вдруг оно погрузилось в воду и почти сразу же снова вынырнуло в том же месте. Моряки, испугавшись, замерли. Они позволили лодке подплыть ближе к странному существу, чтобы лучше рассмотреть его. Монстр, влекомый течением, все приближался. Он повернул голову и уставился на людей, и им тоже, таким образом, удалось хорошо рассмотреть его. Семь или восемь минут он не шевелился. Тело его виднелось из воды примерно по грудь. В конце концов моряки осознали, что им может грозить какая-либо опасность, и начали грести в другую сторону. В ответ на эти действия монстр надул щеки, издал нечто вроде мычания и, уйдя под воду, скрылся из вида. Касательно его внешности морякам пришлось давать показания под присягой; их расспрашивали об этом неоднократно и записывали сказанное. Они утверждают, что выглядел он как старик, крепко сбитый, широкоплечий; рук видно не было. Голова по сравнению с телом была довольно маленькой, волосы черные и кудрявые, короткие, не закрывающие ушей. Глаза глубоко посаженные, лицо худое, изнуренное, борода черная. Очертания его тела под водой напоминали рыбьи».

В 1403 году в Голландии после сильнейшей бури, разрушившей плотины и затопившей низины, несколько девушек, жительниц города Эдама в западной Фрисландии, отправившись на лодке доить коров, увидели русалку, видимо вынесенную бурей на мелководье и застрявшую в грязи. Они помогли ей выбраться, посадили в лодку и взяли с собой в Эдам. Они одели ее в женское платье и выучили прясть, она ела с ними, но говорить так и не научилась. Впоследствии ее привезли в Харлем, где она прожила несколько лет, хотя все эти годы выказывала сильную склонность к воде. Париваль рассказывает, что ее обратили в христианство, и она даже молилась перед распятием. Мореплаватель Хадсон в своем суховатом и довольно тяжеловесном повествовании помещает отчет о следующем происшествии, имевшем место 15 июня во время перехода к полюсу на широте 75 градусов возле архипелага Новая Земля. «Этим утром один из членов команды, выглянув за борт, заметил русалку и позвал остальных посмотреть на нее; подошел еще один матрос; к этому времени она подплыла близко к борту корабля, пристально глядя на людей. Немного погодя подкатившая волна перевернула ее. От пупка и выше ее тело, грудь и спина выглядели как у женщины, по словам тех, кто видел ее. Величиной она была с любого из нас, кожа очень белая. Волосы длинные и свисающие, цвета черного. Когда она нырнула, они увидели ее хвост, похожий на хвост дельфина формой, а окраской на макрель. Имена членов команды, наблюдавших это зрелище, Томас Хиллес и Роберт Райнер».

В 1560 году возле острова Мандар к западу от Цейлона в сети рыбаков попали семь русалок женского и мужского пола, свидетелем чего стали несколько иезуитов, отец Энрике и Боскез, личный врач вице-короля Гоа. Врач тщательнейшим образом осмотрел их и произвел вскрытие. По его утверждению, как внутреннее, так и внешнее их строение напоминало человеческое. Есть еще одно свидетельство о встрече с человеком-рыбой, которая произошла возле побережья Мартиники. Люди, видевшие его, дали подробное описание, которое заверил нотариус; они сообщили, что наблюдали, как это существо вытирало ладонями лицо, и даже слышали, как оно сморкается. Еще одно такое чудо поймали в 1531 году в Балтийском море и послали в подарок польскому королю Сигизмунду. Русалка прожила у него три дня, и весь двор ее видел. Также русалку поймали возле Мыса Рока в Синтре, как сообщает Дамиан Гоес. По его словам, король Португалии и Великий магистр ордена Святого Иакова даже вынуждены были обратиться к судье, чтобы выяснить, кому из них принадлежит эта диковина.

Капитан Уэдделл, хорошо известный благодаря своим географическим открытиям, связанным с водами вблизи Южного полюса, рассказывает следующую историю. «Команда корабля была занята на берегу острова Холла. Один из ее членов, которого оставили наблюдать за какими-то заготовками, видел странное существо, издававшее довольно мелодичные звуки. Матрос прилег отдохнуть, но около десяти часов услышал шум, напоминающий человеческие крики. Поскольку в тех широтах в это время года солнце никогда не опускается за горизонт, он поднялся, огляделся, но не увидел ничего и вернулся в постель. Через некоторое время он снова услышал тот же шум, снова встал и посмотрел по сторонам, но опять ничего не заметил. Подумав тем не менее о том, что у берега могла перевернуться лодка и что это матросы, сумевшие уцепиться за выступающие из воды скалы, взывают о помощи, он немного прошел вдоль берега, и на этот раз крики донеслись до него более отчетливо, но звучали они уже больше как мелодия. Осмотрев внимательно местность, он увидел нечто, лежащее на скале примерно в дюжине футов от берега, и слегка испугался. Лицо и плечи этого существа были человеческими, кожа немного красноватого оттенка; по плечам рассыпались длинные зеленые волосы, хвост был как у морского котика, а руки он не разглядел. Он наблюдал за непонятным созданием минуты две, а оно продолжало издавать все те же музыкальные напевные звуки. Наконец, заметив моряка, существо мгновенно исчезло. Как только матрос встретился со своим командиром, он рассказал ему эту невероятную историю, а чтобы подтвердить истинность своих слов, он (будучи католиком) начертил на песке крест и поцеловал его, таким образом поклявшись, что говорит чистую правду. Когда я разговаривал с ним, он излагал свою историю так уверенно и убедительно и так искренне клялся, что это правда, что я не мог не поверить в то, что он действительно видел описанное им животное, или же это была весьма убедительная галлюцинация».

В посвященном английскому королю Георгу великолепно иллюстрированном сочинении под названием «Рыбы, раки и крабы различных цветов и необычного вида, которые встречаются вокруг Молуккских островов», выпущенном Луи Ренаром в Амстердаме в 1717 году и снабженном рисунками, выполненными вручную, есть любопытнейшее свидетельство о русалке. Эта книга стала плодом тридцатилетнего исследования, проведенного в ост-индийских морях Бальтазаром Койеттом, губернатором островов провинции Амбуан и главой комиссаров в Батавии, и Адрианом Ван дер Стеллем, губернатором провинции Амбуан. Во втором томе, на странице 240 имеется изображение русалки с соответствующей подписью: «Морская Женщина. Существо, похожее на сирену, пойманное возле острова Борнео, в департаменте Амбуан. Оно было 59 дюймов длиной, размером с угря. На суше, помещенное в бочку с водой, оно прожило четыре дня и семь часов. Время от времени оно издавало негромкий писк, вроде мыши. От пищи оно отказывалось, хотя ему предлагали мелкую рыбу, моллюсков, крабов, лобстеров и так далее. После его смерти в бочке нашли небольшое количество экскрементов, напоминающих кошачьи». На картинке, с которой я сделал копию для этой книги, русалка была раскрашена следующим образом: волосы цвета водорослей; тело оливкового оттенка; четыре перепонки, соединяющие пальцы, оливковые; бахрома вокруг талии оранжевая с синей окантовкой; плавники зеленые; лицо синевато-серое и тонкие волоски по всей длине хвоста розовые.

Посмотрев на эту иллюстрацию, читатель может спросить вслед за Теннисоном, кто же эта русалка.

Во вступлении к книге содержится некоторая дополнительная информация.

В предисловии издателя сказано: «Честь этого открытия принадлежит господину Бальтазару Койетту. Будучи губернатором, он всячески поощрял отлов различных диковинных рыб и, собрав более двухсот рисунков, изображавших рыб, приносимых ему туземцами Амбуана и соседних островов, а также осевшими здесь голландцами, он составил из них две коллекции, которые были привезены его сыном господину Скотту, главному управляющему Ост-Индской компании в Амстердаме. Тот велел сделать с них точные копии. Второй том, рисунки в котором, если не грешить от истины, менее верны, любопытен тем, что в нем содержатся изображения многих неизвестных доселе созданий, сопровождающиеся подробными комментариями. Рисунки были сняты с коллекции, принадлежащей господину Ван дер Стеллу, губернатору Молуккских островов, художником по имени Самюэль Фаллур, который привез их мне из Ост-Индии. Я отобрал около двухсот пятидесяти из них. Более того, чтобы развеять сомнения некоторых скептиков, я счел уместным присовокупить к сему труду следующие документы, подтверждающие их подлинность». Среди них наиболее интересны те, что касаются русалки.

Письмо от издателя Ренара господину Франсуа Валентину, священнику Евангельской церкви в Дорте, бывшему управляющему церковными делами в колониях.

«Амстердам, 17 декабря 1716 года.

Милостивый государь,

Его Величество Царь Московии оказал мне великую честь, посетив мой дом. Я имел возможность показать Его Величеству труд, посвященный рыбам с Молуккских островов, принадлежащий кисти господина Фаллура, в котором, среди прочих рисунков, имеется и изображение морского чудовища, похожего на сирену. Художник говорит, что своими глазами видел его в течение четырех дней в Амбуане, как узнаем мы из подписи под рисунком, сделанной его собственной рукой. А поскольку он полагает, что господин Ван дер Стелл, являющийся в настоящее время губернатором Амбуана, мог послать его Вам, то Его Величество Царь был бы очень благодарен, если бы Вы как-либо подтвердили этот факт. Посему я буду Вам очень признателен, если Вы соблаговолите ответить на мое письмо.

Остаюсь и пр.».

Ответ:

«Дорт, 18 декабря 1716 года.

Милостивый государь,

Вполне вероятно, что после моего отбытия из Ост-Индии Фаллур мог наблюдать в Амбуане то морское чудовище, рисунок которого Вы столь любезно послали мне и который я прилагаю к своему письму, но вплоть до сегодняшнего дня я никогда не видел и не слышал о нем ничего. Если бы я владел этим созданием, я был бы счастлив преподнести его в дар Его Величеству Царю, рвение которого в собирании различного рода диковинных вещей вызывает всеобщее восхищение. Однако, сэр, в качестве доказательства, что существа, похожие на сирен, действительно встречаются, я могу привести сведения, в которых совершенно уверен. В 1652 или 1653 году один лейтенант, состоявший на службе у Компании, видел двух подобных существ в заливе недалеко от поселения Геннетело, возле островов Серам и Боэро, в Департаменте Амбуан. Они плыли рядом, из чего он заключил, что одно из них было

женского рода, а другое мужского. Шесть недель спустя они снова появились в том же месте, и на сей раз их наблюдали более пятидесяти человек. Чудовища эти были зеленовато-серого цвета, и тела их от головы до пояса имели точно такой же вид, как человеческие, с руками, но книзу сужались. Одно было несколько больше другого; волосы они имели средней длины. К этому могу присовокупить, что когда я возвращался из Ост-Индии, где прожил более тридцати лет, то на долготе 12 градусов 18 минут в ясную тихую погоду в полдень 1 мая 1714 года я собственными глазами видел на расстоянии, равном трем или четырем длинам корабля, чудовище, судя по всему, морского человека сине-серого цвета. Оно в достаточной степени высунулось из воды, на голове у него было нечто вроде рыбацкой шапки из мха. Вся команда корабля видела его так же хорошо, как и я; и хотя чудовище было обращено к нам спиной, оно, видимо, почувствовало наше приближение, внезапно ушло под воду, и мы его больше не видели.

Примите заверения и пр.

Ф. Валентин».

Письмо господина Парана, настоятеля амстердамской церкви, написанное в присутствии нотариуса Якоба Лансмана и заверенное им.

«Амстердам, 15 июля 1717 года.

Милостивый государь,

Со смесью восторга и удивления созерцал я оттиски, сделанные Вами с прекрасных рисунков, изображающих рыб Молуккских островов, зарисованных с натуры господином Самюэлем Фаллуром, которого я знавал в бытность свою в Амбуане. Признаюсь, сэр, я был поражен тем, как похожи эти изображения на тех рыб, которых мне доводилось видеть, а также и пробовать (по крайней мере, некоторых из них) в течение тридцати лет, проведенных мною в Амбуане, откуда я вернулся в 1716 году. <…> На вопрос Ваш, видел ли я сирену в этих краях, отвечаю, что, совершая объезд наших церквей на Молуккских островах (что делается дважды в год теми священнослужителями, что понимают язык этой страны) на некоей местной разновидности галеры и находясь между деревнями Голильеу и Карьеу, которые расположены на расстоянии примерно двух лиг по воде друг от друга, я задремал и был разбужен неграми-гребцами, издававшими пронзительные изумленные вопли. Я вздрогнул от неожиданности и поинтересовался, что за причина вызвала эти крики, на что они все как один ответили, что только что ясно и отчетливо видели чудище, похожее на сирену, с лицом мужчины и длинными, как у женщины, волосами, спускавшимися на спину. Но, напуганное воплями, это существо снова нырнуло в воду, и все, что мне удалось увидеть, была лишь рябь на воде, потревоженной сиреной.

Примите заверения и пр.

Паран».

Один из самых замечательных рассказов о русалках содержится в «Истории китов и тюленей» доктора Роберта Гамильтона из «Библиотеки натуралиста». Сам он уверяет, что все рассказанное – правда, так как был лично знаком с некоторыми участниками событий. «Сообщалось, что рыбаки, вышедшие на лодке в море у берегов острова Елл, принадлежащего к Шетландскому архипелагу, поймали русалку, запутавшуюся в их сетях». По их словам, животное имело около трех футов в длину, верхняя половина его туловища напоминала человеческое тело с выделяющейся, как у женщины, грудью; шея была короткой, лицо и лоб маленькими, похожими на обезьяньи, руки маленькие, скрещенные на груди, пальцы раздельные, не соединенные перепонками. Редкие жесткие волоски росли на макушке и достигали плеч, и существо могло опускать и поднимать их наподобие гребня. Нижняя часть туловища была рыбьей. Кожа гладкая, серого оттенка. Существо не сопротивлялось, не пыталось укусить, а только издавало низкие жалобные звуки. Моряки, которых было шестеро, подняли его в лодку, но суеверие все же одержало верх над любопытством, и они осторожно освободили его от сетей, вытащили застрявший в теле крючок и возвратили странное создание в родную стихию. Оно тут же нырнуло и почти перпендикулярно ушло в глубину.

Записав все вышесказанное (как нам поведали), автор имел разговор с капитаном судна и одним из членов команды и узнал от них следующие дополнительные подробности. Животное находилось в лодке около трех часов. На туловище не было чешуи или шерсти, оно имело серебристо-серый цвет сверху и белый, как человеческая кожа, снизу. Жабр видно не было, равно как и плавников на спине или на животе. Хвост был как у морской собаки. Груди были величиной с женские, рот и губы сильно выделялись и очень напоминали человеческие. Эти сведения господин Эдмонтон, внимательный наблюдатель, всем известный именно этим своим качеством, передал выдающемуся ученому, профессору естественных наук Эдинбургского университета. Господин Э. снабдил их собственными рассуждениями, которые были столь уместны, что и мы не преминули ими воспользоваться. То, что было поймано крайне редкое животное, сомнению не подлежит. Его видели и осязали в течение некоторого времени сразу шесть человек, и никто из них не испытывает и тени сомнения в том, что это была русалка. Если допустить предположение, что страх увеличил в их глазах сходство этого животного с человеком, то, во всяком случае, должны были существовать основания для этого страха. Однако видимой причины для такой боязни нет, так как русалка для рыбаков не является недоброжелательным существом, скорее, это желанная гостья, и беду она может принести, только если с ней дурно обращаться. Обычные доводы скептиков, например, что тюлени или другие морские животные, появляясь при определенных обстоятельствах, действуют на разгоряченное воображение таким образом, что вызывают обман зрения, здесь тоже не действуют. Маловероятно, что в подобной ситуации шесть шетландских рыбаков могли одновременно так ошибиться».

Одно из этих существ было извлечено из желудка акулы у северо-западного побережья Исландии, и сын Вернарда Гутмунда, священник из Оттрардейла описывает его следующим образом:

«Нижняя часть туловища животного была полностью съедена, в то время как верхняя часть, начиная от подчревной и надчревной областей, была съедена кое-где частично, а где-то полностью. Грудина, или грудная кость, сохранилась замечательно. Это животное, по всей видимости, было размером с восьми– или девятилетнего мальчика, и голова его имела форму человеческой. Затылок очень выдавался, а в задней части шеи было углубление или впадина. Ушные раковины имели очень большой размер и заметно выдавались назад. Передние зубы животного были длинными и заостренными, как и клыки. Глаза тусклые, напоминающие глаза трески. Голова его была покрыта длинными, жесткими, черными волосами, весьма похожими на fucus filiformis; они достигали плеч. Лоб был большой и закругленный. Кожа век очень сморщенная, яркого оливкового цвета, как и все туловище. Подбородок раздвоенный, плечи высоко подняты, шея неестественно короткая. Руки обычного размера, на каждой из них по четыре пальца, покрытые плотью. Строение груди было в точности таким, как у мужчины, были также видны какие-то образования, напоминающие соски; спина тоже была как мужская. Ребра были хрящевыми, а в тех местах, где кожа оказалась содрана, виднелась грубая черная плоть, очень напоминающая мясо тюленя. Это животное было выставлено на всеобщее обозрение на берегу в течение недели, а затем его выбросили обратно в море».

Что касается японских изображений русалок, которые можно увидеть на выставках, то я ограничусь лишь кратким комментарием. Они выражают представления японцев о тех морских созданиях, что родственны древнегреческим тритонам, сирийским Ону и Деркето, скандинавскому Marmennill и мексиканскому Кошкошу.

Назад: Глава 18 Епископ Гатто

Дальше: Глава 20 Острова Блаженных

Глава 19 Мелюзина

Глава 19
Мелюзина