Встреча со слепцом

Село Отрадное стояло на высокой горе, окруженной хвойным лесом и широкой рекой. Я вышел из экипажа, так как паром находился на другой стороне реки, а перевозчик, как оказалось, ушел в село за продуктами.

У землянки перевозчика я увидел старичка с седыми вьющимися волосами. Он сидел на лавочке у землянки и плел лапти.

— Здравствуй, добрый старец, — сказал я ему, подойдя поближе.

— Милости просим, добрый человек, — отвечал мне старичок. — Ты кто такой?

— Священник, — ответил я и заметил, что мой собеседник слепой.

— Ах, отец духовный, — сказал слепец и встал с лавки, — благослови, отец духовный, меня, многогрешного.

Осенив его крестным знамением, я спросил:

— Как твое имя?

— Василием кличут, — отвечал слепец, — а фамилия Терпигорев, хотя односельчане меня знают как Богомолова — так звалась моя покойная матушка, Царство ей Небесное! При этих словах слепец набожно осенил себя крестным знамением.

При воспоминании о своей матери, как я заметил, голос его задрожал.

Я сел рядом со слепцом на лавочку. Наступило продолжительное молчание.

— Давно ты, любезный, лишился зрения? — спросил я.

Глубоко вздохнув, слепец ответил:

— Давно, это несчастье со мной случилось в 22 года.

— Что же было причиной такого несчастья?

Помолчав немного, слепец сказал с дрожью в голосе:

— Бог наказал меня за дерзость к моей покойной матери, и я безропотно несу эту кару праведного гнева Божьего, заслужил.

Через минуту слепец начал свой скорбный рассказ:

— Отец умер, когда мне было 15 лет. Мать с трудом растила меня, надеясь, что под старость у нее будет кормилец. Но я не оправдал ее надежд. Рано стал шалить, дерзить и не слушаться мою покойную матушку. Нередко она мне выговаривала за то, что я в воскресные и праздничные дни не ходил к службам церковным, проводя время со своими товарищами в пустых беседах или же на охоте. А сама она неукоснительно бывала в воскресные и праздничные дни в церкви. Поэтому односельчане прозвали ее Богомоловой. Тяжело мне вспоминать это время, — грустно сказал слепец, опустив свою седую голову на грудь и крепко задумавшись.

Затем он продолжил:

— Однажды я со своими товарищами затеял устроить вечеринку. Собрали три рубля и пригласили гостей. Я с товарищами договорился устроить вечеринку под воскресенье, свободное для меня и моих товарищей время. Купили в складчину угощение. Вечером двое зашли ко мне и сказали, что все готово, звали меня, чтобы я пошел с ними сделать кое-какие распоряжения насчет вечеринки в нанятой избе. Когда моя покойная мать узнала об этой затее, то стала упрекать:

— Одумайся ты, бездельник, что ты затеял. Вспомни, что завтра праздник Христова Воскресения, а ты, негодный, хочешь тешить дьявола песнями да плясками; ты совсем ошалел! Побойся Бога-то, если тебе не стыдно добрых людей, озорник ты эдакий!

Мать зарыдала. Я, несчастный, вместо того чтобы внять добрым словам, страшно обозлился и сказал:

— Пожалуй, если слушать всегда твои «монашеские» наставления — «под праздник» да «в праздник», — то не увидишь, как пройдет и золотая молодость!

Эти дерзкие слова очень обидели мать. Она горько заплакала и сказала:

— Не заботься, — увидишь, если Милосердный Господь только даст тебе зрение.

Сказав это, мать вышла из избы, громко рыдая, а я, несчастный, видя ее слезы и слыша ее рыдания, нагло засмеялся каким-то сатанинским смехом и дерзко сказал ей вслед:

— Недаром над тобой смеются все односельчане и их жены, называя тебя «богомолкой» и «монашенкой».

Товарищи мои, как я сам заметил, были поражены всем происшедшим и сказали мне:

— Напрасно, Василий, напрасно ты так обидел свою родительницу.

Услышав слова своих товарищей, я испугался.

Слепец вдруг замолчал. Конечно, ему крайне тяжело было вспоминать об этом дерзком поступке.

Глубоко вздохнув и вытерев слезы, слепец продолжил свой рассказ:

— Бог вскоре наказал меня. Я наряжался к вечеринке: вынул из своего ящика красную новую рубаху, стал ее надевать, но вдруг локтем опрокинул на себя горящую керосиновую лампу. Новая рубаха запылала, загорелись волосы на голове, я ужасно закричал и вскоре потерял сознание. Очнувшись, я увидел, что нахожусь в больничном бараке, а около меня суетился сельский врач и два фельдшера, они бинтовали мои руки и живот, а на лицо была положена вата с какой-то мазью. Не буду, отец духовный, много рассказывать о своей болезни и о своих страданиях. Я просил окружающих, чтобы позвали мою покойную мать. Она, как оказалось, была тут же, в больнице, и тотчас же пришла по приглашению врача. Когда она подошла к моей кровати, я слабым голосом и со слезами сказал:

— Матушка, дорогая матушка, прости меня, окаянного, — взял ее руки и крепко-крепко целовал ее. Мать моя сказала мне твердо и без слез:

— Я прощаю тебя, несчастный сын мой, но проси, усердно проси о прощении Отца Небесного, Которого ты прогневал своей греховной, беспутной, беззаконной жизнью.

Сказав эти слова, мать отошла от моей больничной кровати и вернулась домой, а я, несчастный, остался один в больнице, с ужасной тоской и отчаянием в сердце. В больнице я пролежал полгода и потерял зрение навсегда.

Слепец замолчал, по его лицу текли слезы.

Затем, глубоко вздохнув, слепец сказал дрожащим голосом:

— Да, отец духовный, я, несчастнейший человек, только теперь узнал на горьком опыте истину слов Писания:

«Кто злословит… свою мать, того светильник погаснет среди глубокой тьмы» (Притч. 20, 20).

Я сказал ему:

— Не тяготись наказанием Всевышнего, это послужит тебе во спасение.