Однажды я был приглашен одним из моих прихожан, помещиком Белкиным, в день его именин отслужить молебен. По окончании молебна все гости стали общаться, только одна почтенного вида дама стояла молча и, видимо, продолжала молиться. Наконец она положила три земных поклона и, повернувшись ко мне, попросила благословить ее.

— Это моя матушка, познакомьтесь, — сказал хозяин.

Обменявшись с ней приветствиями, мы сели рядом за стол и стали беседовать. Когда разговор коснулся предметов веры, моя новая знакомая оживилась. Она слушала меня с большим вниманием, но при этом часто повторяла:

— Господи! Грех юности моей и неведения моего не помяни!

Сначала я принял это за поговорку, но услышав при этом тяжелые вздохи, решился спросить, какое значение имеют ее слова.

— Ах, батюшка, — сказала она, — можно ли святые слова обращать в поговорку? Если вам интересно, я расскажу дивный случай из моей жизни, к которому имеют отношение эти слова. Пойдемте на террасу. Я вам все расскажу как пастырю!

Мы вышли из-за стола и очутились на террасе. Она продолжала:

— Мне уже больше восьмидесяти лет. Я чувствую, что недалек конец моей земной жизни, поэтому лгать мне не приходится. Поверьте мне, что сказанное мной будет истинной правдой! Господи! Грех юности моей и неведения моего не помяни! На мне, грешной, показал Господь Бог Свою милость. Если бы не Его благодать, быть может, я бы навсегда погубила свою душу, находясь в страшном заблуждении. Я родилась от богатых и благородных родителей, они были глубоко верующими людьми. Увы, с семи лет я осталась круглой сиротой и была взята на воспитание двоюродной бабушкой, бедной дворянкой, жившей одним подаянием. Но беда была не в ее бедности, а в том, что моя бабушка была старообрядкой, или, правильнее, раскольницей. Она была в секте беспоповцев, в которую и меня вскоре совратила. Имение моих родителей было отдано в распоряжение опекунам, которые не только не обращали никакого внимания на мое воспитание, но и само имение разорили. В итоге они подделали документы и тайно передали его моему дяде.

Когда я достигла совершеннолетия, мой недобрый дядя, чтобы ему удобнее было владеть несправедливо захваченным имением, зная крайнюю бедность моей бабки и мою неопытность, хотел было выдать меня замуж за своего крепостного человека. Но Господу, Отцу сирот и несчастных, было угодно устроить иначе.

В это время вышел в отставку наш сосед поручик Андрей Петрович Белкин. Имея довольно ограниченное состояние, он хотел через женитьбу улучшить свое положение. Соседи-помещики, не знавшие моих обстоятельств, сказали, что я хорошая и богатая невеста. Как образованный молодой человек, он скоро познакомился с нами и начал просить моей руки. Его чин, вежливое обращение и внимание к бабушке расположило в его пользу. Оставалось одно препятствие — жених был, по нашему мнению, суетный (так мы называли православных). Но советы других и это препятствие устранили. Бабушка дала слово, но с тем, чтобы меня не только не отвращать от прежней веры, но дать мне полную свободу молиться по-своему и не препятствовать ездить в раскольническую часовню. Мы обвенчались.

Надежды моего мужа на мое богатое приданое не сбылись. Много нужно было хлопот и издержек, чтобы имение, принадлежащее мне по праву, вырвать из рук недоброго дяди. А покойный Андрей Петрович был человек чуждый всяких тяжб, да и средства к тому же имел самые ограниченные. Поэтому мы решились, возложив всю надежду на Господа Бога, жить, как будет угодно Его святой воле. Надежда нас не обманула. Занявшись хозяйством в небольшом имении мужа, мы имели безбедное содержание для себя и для своей семьи, которой нас благословил Бог.

Много времени прошло после моего замужества, а я все еще коснела в своем нечестии. Мой покойный муж был человек добрый, он искренно любил меня, не напоминал мне о перемене веры и всегда был готов предупреждать мои желания. Заметно было, что разность веры его сильно тревожила, но он всегда умел скрывать это. Были минуты, когда я думала о превосходстве православной веры, но пока не пришла пора моего возрождения, эта мысль скоро меня оставляла. Меня особенно удивляла истинно христианская жизнь моего мужа и свято исполняемые им благочестивые обряды. Например, в Великий пост, когда, бывало, он говел, после ужина в понедельник и до принятия Святых Таин он ничего не ел. Да и после приобщения Святых Таин напьется только чаю и уже поздно вечером поужинает. Одна молитва да чтение душеполезных книг были в это время его пищей. Размышляя о его трудном подвиге, я представляла себе, что это зависит от его крепкого сложения. Пользуясь, по милости Божией, и сама цветущим здоровьем, я также пыталась это выполнить, но у меня ничего не получалось! Наконец я спросила его:

— Как ты можешь так поститься целую неделю? Это зависит от человеческих сил или этому есть другая причина?

Он нахмурил брови и, помолчав немного, начал говорить:

— Если бы ты…

Он тотчас замолчал, окончив начатую речь тяжелым вздохом. Я сразу поняла, что он этим хотел напомнить, что если бы я исповедовала истинную веру, то могла бы выполнить то же, что и он. Только муж не хотел изменить данного бабке слова и поэтому не стал больше говорить. На этот раз и я замолчала и пошла в свою комнату. Какая-то безотчетная грусть наполнила мою душу, в сердце была пустота, и я чуть не плакала, сама не зная о чем. Я могла думать только о нашем разговоре.

Целый год эта мысль меня не покидала, наконец я решилась поднять прежний вопрос. Это тоже было Великим постом, в день принятия моим мужем Святых Таин. Я спросила его:

— Неужели тебе так легко поститься?

Муж не изменил своего светлого взора, который был у него всегда после приобщения Святых Таин, и с улыбкой сказал:

— Это зависит не от наших сил, а от помощи Божией. На это нужно время, чтобы заслужить такую милость, нужно покорить тело духу, питать его молитвой и Словом Божиим, и особенно Телом и Кровью Господа Иисуса Христа, которых так называемые староверы по своему упорному невежеству не принимают.

— Продолжай! Я знаю, чего ты боишься, но я тебе позволяю!

— Да, друг мой, — продолжал он, — великое дело — обрести истинную веру, где все располагает человека к Богу, где есть Таинства, освящающие его, чего ваша кривая вера не имеет.

Последние слова, конечно, по навету врага, сильно оскорбили меня, и я с неудовольствием сказала:

— Довольно! Я на твою веру не произношу хулы, а ты начинаешь порицать мою, называя ее кривой. Там, за гробом, узнаешь, кто из нас прав, кто виноват.

Он нахмурил брови и пошел в свой кабинет, как будто нехотя сказав:

— Сама же вызвалась!

Я, тоже взволнованная, ушла в свою комнату. Грусть больше прежнего овладела мной, и я сердечно жалела, что вызвала его на этот разговор. Я старалась быть веселой, но тайная грусть томила меня. О, Господи! Грех юности моей и неведения моего не помяни!

Наконец Господь Бог не оставил и меня Своей милостью! Пришла пора и моему обращению. Это было в том же году, накануне Богоявления Господня. Мы жили на хуторе, верстах в семи от церкви. Каждый год мой покойный муж отправлялся в церковь за святой водой, а мне предлагал пойти в свою часовню. Но в этот раз, не знаю, почему, он мне этого не предложил, а торопливо собрался и поехал, ни с кем не простившись. Больше часа грусть и тоска томили меня, а затем внезапно какая-то отрада наполнила душу. Одно нетерпеливое желание скорее увидеть мужа несколько омрачало мою радость. Я часто смотрела в окно, в ту сторону, откуда он должен был приехать. Наконец показалась наша серая лошадка, но вместо радости меня объял какой-то страх.

Так как мы жили на хуторе, то священник в этот вечер не успевал приехать к нам со святой водой, а приезжал на другой день. Муж имел обыкновение для святой воды брать с собой зеленый кувшин с крышкой. Войдя в переднюю, он начинал петь священный стих: «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи..», а при входе в зал открывал крышку, вливал святую воду в приготовленное блюдо, кропил дом и хозяйственные постройки в сопровождении всего нашего семейства и всей дворни, кроме меня, потому что я, как мнимо православная, уходила в свою спальню. Но на этот раз по воле Божией и я осталась в зале. Муж начал петь молитву еще на пороге дома, а пройдя в зал, стал снимать с кувшина крышку. И что же? Едва только крышка с кувшина была снята, как нам показалось, что из него мгновенно вылетели три радужные струи и разлились по всей комнате. Мы ощутили необыкновенное благоухание и все невольно упали на колени, а у мужа даже кропило выпало из рук. Несколько минут все мы находились в ужасе и в каком-то оцепенении и не могли друг другу сказать ни слова. Я первая будто от сна очнулась и нарушила молчание.

Я сразу попросила послать за православным священником, чтобы мне присоединиться к Святой Православной Церкви. Добрый и всегда исполнительный пастырь не замедлил исполнить нашу просьбу. Не могу вам выразить, какая радость наполнила мою душу после присоединения к той Церкви, в которой я родилась и от которой отпала. Но эту радость иногда сменяла грусть, что я так долго коснела в моем заблуждении. Особенно грустно мне было оттого, что моя добрая воспитательница умерла в расколе.

Почтенный пастырь долго беседовал со мной о предметах веры, то вразумлял меня, то уверял в милосердии Божием, то поощрял к дальнейшим христианским подвигам и наконец предложил ехать к Богоявленской утрени. Все мы отправились в храм Божий. С каким нетерпением я ждала начала общественного богослужения в той церкви, в недрах которой крестилась и в которой между тем столько времени не бывала! Вот началось чтение Великого повечерия, и я вся превратилась в слух. Каждое слово я ловила с жадностью и старалась запечатлеть его в сердце, как вдруг услышала слова: «Господи! Грех юности моей и неведения моего не помяни». Эти слова как-то особенно подействовали на мою душу, они пробудили во мне былое. Мне казалось, что пророк как будто для меня, грешницы, написал эти слова. Да, думала я, видно, это немаловажное дело — грех юности и неведения, когда такой великий муж, как пророк Давид, молился об этом! Как же мне не молиться и не запечатлеть этих слов навсегда в моем сердце, когда моя юность прошла в страшном грехе — в отпадении от Святой Церкви и в неведении?

После утрени я была допущена к исповеди, а после Божественной литургии удостоилась принять Святые Тайны Христовы. Радостен и достопамятен был для меня тот день: я удостоилась стать дочерью истинной Церкви Христовой. Важны были и сказанные выше слова, потому что они постоянно мне напоминали, что я имела страшный грех и, следовательно, должна постоянно молиться о том, чтобы Господь Бог простил его и даже не помянул.

А чтобы не быть в неведении, я решилась учиться грамоте. Но кого мне взять в учителя? Кто решится учить уже зрелую женщину? Жребий пал на моего старшего сына. Он-то выучил меня чтению и письму. С тех пор я читаю духовные книги и в них нахожу назидание и утешение, благодаря Бога, пославшего мне Свою неизреченную милость.

Так окончила дама свой рассказ, прибавив:

— Господи, грех юности моей…

Я, в свою очередь, поблагодарил ее за интересную для меня историю ее жизни и просил позволения передать ее, если это будет можно, в назидание другим.

— Хотя, — ответила она, — об этом чудесном случае знают многие, но прошу вас передать его во всеуслышание после моей смерти.

На днях я узнал от ее почтенного сына, что она уже умерла.