Есть вещи, которые чуть-чуть — и станут святынями. Моя знакомая трогательно называет такие «немножко освященными». Изобилие икон, журналов, масел несколько смещает оптику — начинаешь привязываться к вещам. Глаза разбегаются, и восприятие притупляется. Помню, как радовалась, как девчонка, когда впервые увидела на Афонском подворье пакетик с пластиковым крестом и высохшим листочком от оливы, растущей в Свято-Пантелеимоновом монастыре. То была не просто человеческая радость, как, скажем, от подаренного украшения. А нечто совсем другое. Крест цел (сколько я их потом передарила!), листок тоже.

Святыни очень разные. Есть и такие, которые на первый взгляд и не похожи на святыни. Но дух в их присутствии оживляется, веет небесной свежестью, и вообще становится светлее, как будто они на самом деле излучают свет. Одна из таких неявных святынь для меня… рождественская ель.

Декабрь — месяц, когда почти во всех домах появляется нарядное хвойное дерево — будь то лиственница, пихта или сосна (что удается купить на елочном базаре). Но чаще всего это, конечно, ель, и многие выбирают именно ель. Эта неистребимая любовь к рождественской ели идет из глубины столетий. Две недели заботливо выбранная и тщательно лелеемая лесная красавица, под лапами которой прячутся подарки — в шерстяных мешках в виде сапожка, в красивых пакетах или нарядной бумаге с бантами, или просто лежащие на хвое — радует глаз, а потом ее тихо выносят на свалку. Остаются фотографии, воспоминания и подарки, которые это дерево скрывало. Некоторые любители новогодней ели устраивают свою питомицу так, что она стоит целый месяц, а то и больше. Уже прошло Богоявление, а ель все красуется в емкости с сырым песком или водой. Случается, что даже пускает корни. Живая, привезенная из чащи леса елочка — лучший подарок на праздник Рождества Христова. Ее аромат преображает потускневшее жилое пространство. Елочка становится центром небольшой домашней вселенной.

Но откуда взялся сам обычай? Почему именно ель стала любимицей человека и его верной подругой в новогодних праздниках? И отчего христианство, отказавшееся от многих языческих обычаев, так тщательно сохраняет это рождественское древо, имеющее, кажется, прямое родство с языческим майским?

Сначала — две красивых легенды. Согласно первой, в рождественскую ночь все деревья отправились на поклонение Божественному Младенцу-Христу. Скорее всех прибыли высокие пальмы. За ними потянулись платаны, буки, липы и березы. Отправилась на поклонение и маленькая ель. Деревьев было так много и они были такими высокими, что ель среди них не было видно. К тому же всем хотелось поскорее увидеть Богомладенца — ель просто отталкивали от вертепа. И тогда ель сказала: «Господи! Как же я хочу Тебя увидеть! Но если не получится — знай, что я здесь, что я пришла к Тебе!». И тогда на небе произошло движение. Ангелы услышали голосок ели, услышал его и Божественный Младенец. Ангелы сняли с неба звезды и украсили ими ветви ели. Она засияла так, что перед нею расступились деревья, и она смогла увидеть своего Господа. И была назначена Рождественским древом.

Согласно другой легенде, Ангелы в ночь Рождества решили украсить скромный вертеп, в котором родился Господь, и пошли в лес, чтобы выбрать дерево. Дуб поразил их своей мощью и красотой. Но один Ангел сказал, что древесина дуба мягкая и хрупкая. К тому же из нее будут делать кресты на могилах. Стройная липа также не подошла — ее листва рано увядает, а цвет древесины слишком мрачный. Прекрасную березу отвергли за то, что ее гибкие ветви используют как орудие для наказаний — розги. Отказали иве, буку, вязу и многим другим деревьям. Наконец, Ангелы вошли в северные страны и увидели симметричное, вечнозеленое дерево, источавшее приятный смолистый аромат. «Ну конечно, ель!» — единогласно воскликнули Ангелы и украсили ее звездами, светляками, цветами и плодами. И отнесли к вертепу.

Может быть, обе эти легенды — лишь красивые истории, которые так приятно рассказывать в рождественские дни. Но в них есть общее и действительно глубокое, почти богословское понятие о мировом древе, о центре мира. Украшенная руками человека ель прообразует… и крест Господень, расцветший в Горнем Иерусалиме, и Древо Жизни, возраставшее в Эдеме. Кстати, в некоторых странах Европы есть обычай — ухаживать за молодым плодовым деревцем так, чтобы к Рождеству оно было покрыто цветами. Апостол говорит о «древе крестном» и о славе Животворящего Креста Господня. Что лучше может выразить Славу, чем плоды и цветы?

Ель входит в пантеон священных деревьев как у кельтов, так и у германцев. Она символизирует вечность и щедрость. Германцы видели в ели символ мирового дерева. Ель по праву считалась царицей германских лесов. Накануне торжеств выбиралось подходящее дерево, и к нему в день праздника отправлялась процессия со жрецом во главе. Дерево украшалось, и вокруг него совершался ритуал поклонения.

Со временем дерево стали украшать свечами. Крещеные святым Ульфиллой германцы не хотели расставаться с любимым деревом, и ель вполне органично стала символом вертепа, скрывающего ясли с Богомладенцем от воинов Ирода. Волхвы шли вслед за необычной звездою — ель стали украшать свечами, а маковку — особенным крупным украшением, в знак Вифлеемской звезды. Еще позже — выбранное дерево стали переносить в дом. Первая рождественская елка появилась предположительно в Эльзасе, на границе Франции и Германии, в шестнадцатом столетии. Есть достоверные сведения, что Мартин Лютер — основатель и глава протестантизма в Германии — всячески приветствовал использование ели в рождественские праздники, предполагая, что такие торжества могут послужить к обращению заблудших душ.

В Россию обычай украшать хвойными ветвями и елью дом в преддверии Нового Года пытался ввести Петр Первый, но этот обычай долго не приживался. Ни у Пушкина, ни у Гоголя не найдем упоминаний о новогодней ели. Но во второй половине девятнадцатого столетия этот обычай почти вдруг и очень широко распространяется. И не просто распространяется, а укореняется так глубоко, что советской власти ничего другого не оставалось делать, после нескольких лет борьбы с «пережитком», как заменить рождественскую ель — новогодней елкой.

Что всколыхнуло чувства человека? Что пробудила зимняя лесная красавица? Вот как размышляет на эту тему священник Алексий Тимаков на страницах журнала «Альфа и Омега» — в опусе «Апология рождественской ели» (№ 1 за 2006 г.).

«Для уяснения этой проблемы необходимо погрузиться в систему мышления мифологического, которое, хотим мы того или не хотим, но присутствует в глубинах нашего сознания и пронизывает все народное творчество. Поэтому, если миф есть попытка прочтения человеком Божьего замысля об истории и судьбе человека, то и запись этого Божественного текста издревле искали в сферах горнего бытия, то есть на небе. Ведь для человека, мыслящего мифологическими категориями, ничего случайного в мире и жизни быть не может, и расположение звезд на небе должно рассказывать о многом. Вспомним, хотя бы, к примеру, халдейских мудрецов, которые, узрев необычайное свечение на небе, пошли на его зов и нашли Вифлеемские Ясли (см. Мф. 2, 1–12).

Очень полезным для меня оказалось посещение с моими детьми Московского Планетария в конце 80-х годов, где читалась лекция с явным неоязыческим подтекстом „Небо в русских сказках“. Там, на примере „Гусей-Лебедей“, разбиралась символика всей сказочной атрибутики и показывалось, как человек поверял свою жизнь небесными знаками, внимательно вглядываясь в расположения звезд. Довольно аргументировано доказывалось, что наш древний предок усмотрел коварных гусей в очертаниях созвездия Лебедь, а защитниками бедолаг Машеньки и Ивашки от происков Бабы-Яги и этих страшно шипящих пернатых явились Млечный Путь — „Молочная речка, кисельные берега“ и звездное небо — „Яблонька“, где звезды являются собственно яблоками. Действительно, астрофизики утверждают, что по форме наша спиралевидная галактика представляет из себя вид обоюдовыпуклой тарелки, где расстояние между противоположными краями этой тарелки значительно превышает расстояние между ее куполами. Таким образом, если находиться где-то ближе к центру этой галактики, то при взгляде в сторону купола будут видны отдельные звезды, вполне ассоциирующиеся с яблоками на ярком ночном небе, а если смотреть в сторону края, то великое количество звезд на огромном расстоянии, проекционно сливаясь друг с другом, образуют видимость туманного пути. Если учесть, что вся наша галактика носит название этого самого пути, который виден с нашей планеты туманной дорогой, являющейся периферией этой звездной системы, а видимое звездное небо — ее куполами, то понятно, что речь идет обо всей вселенной, читай — природе, которая отвечает человеку добром на его внимание и доброделание. Ведь Машенька очень внимательно отнеслась к просьбам этих своих будущих покровителей, несмотря на явную нехватку времени и опасность. И те на обратном пути благосклонно прятали ее и брата от происков коварных птиц.

Таким образом, все видимое нами звездное небо отождествляется в этой русской сказке с яблоней, деревом. Но известно, что древнееврейское словосочетание „добро-и-зло“ являлось идиоматическим и означало „все-на-свете“. То есть древо познания добра и зла, которое росло в райском саду и с которого запрещено было человеку вкушать плод, чтобы не быть причастным злу, является образом всей вселенной. Посреди Эдема росло два дерева, и второе называлось древом жизни, что вполне соотносится с двумя куполами галактики и показывает, что не сама природа является источником зла, а исключительно потребительское отношение к ней „царя природы“. Интересно, что само Священное Писание никак не называет это древо, но уже в наше сознание, воспитанное на основах христианской культуры, прочно вошло соотнесение этого дерева с яблоней. И здесь мы наблюдаем, как две не связанные друг с другом мифологические системы находят общую точку соприкосновения, ибо по нашему разумению исходят из одного корня.

И теперь мне бы хотелось обратить внимание еще на одну иллюстрацию, связанную со спасительной функцией этого дерева. В балете Чайковского „Щелкунчик“, поставленного по либретто Мариуса Петипа, есть существенное добавление, отсутствующее в самой сказке Гофмана. Основой декорации второй и третьей картин балета является елка. Это очень хорошо подмечено также и в мультипликационном фильме, поставленном на музыку великого русского композитора. После победы над крысиным королем, являющимся образом зла, преисподней, Щелкунчик и Маша садятся в лодку в виде полумесяца (а луна и корабль издревле являются христианскими символами Церкви) и плывут (считайте — по Молочной речке, кисельные берега) к вершине — заветной звезде, где исполняются все детские желания. Только путем небесного восхождения на церковном корабле можно достичь этой звезды. И все радостные танцы этого произведения ассоциируются с детским представлением о сладости рая».

А вот прямое свидетельство из тридцатых годов дочери новомученика, священника Михаила Шика, опубликованное в № 1 за 1997 г (номер по счету 12) «АиО»: «Вообще детство не только не было „ущербным“ из-за неодинаковости со сверстниками, — оно было радостным, полнокровным. Вспоминается, как папа в редкие свободные вечера читал нам, собравшимся в „большой“ комнате за круглым столом под керосиновой лампой „Молния“ или Слово Божие, или что-то из художественной литературы (так была прочитана вся трилогия А. К. Толстого „Иван Грозный“, „Царь Федор Иоаннович“, „Борис Годунов“), а мы рукодельничали, или клеили украшения для елки (тогда елки преследовались как „дореволюционный пережиток“ и игрушки не продавались), или готовили костюмы для очередного домашнего спектакля (я целую зиму вышивала бисером кокошник для царевны Ксении Годуновой, когда мы в 1936 г. в преддверии Пушкинского юбилея ставили „сцену с детьми“ из „Бориса Годунова“. Я вытерпела много насмешек за возню с кокошником, но получила вознаграждение, когда брат Дима, игравший царевича Димитрия, после спектакля сказал: „Я посмотрел — а ты как настоящая царевна“).

В этих делах, как и в домашних богослужениях, участвовала и еще одна семья — священника отца Николая Бруни, в то время уже находившегося в концлагере. Там было шестеро детей, и каждому из нас, пятерых, были сверстники».

Ель не зацветает по весне, как вишня или яблоня — дерево, особенное и для кельтов, и для славян. Ель не приносит плодов, как та же яблоня. У нее ничего нет, кроме вечнозеленой хвои и несъедобных шишек. Но, украшенная Славой Господней посредством рук человека, ель превозмогает свое природное естество: она зацветает и плодоносит. Она становится напоминанием — живым напоминанием! — о райском древе. И о расцветшем с Воскресением Христовым Древе Крестном. Певга — одно из названий ели. Певга входила в состав Лотова дерева, состоявшего из трех деревьев, из которого, по велению Первосвященника, был сделан крест для Господа.

Украшая ель к празднику, христианин не участвует в языческой мистерии. Он совершает нечто подобное молитве, свидетельствуя веру в Боговоплощение и Воскресение из мертвых Богочеловека.