Благодарности
Без поддержки и консультаций моего сына Роберта Эллсберга этот проект вряд ли когда-нибудь завершился. Когда Роберт обнаружил полтора года назад, что я фактически застрял, он отложил свои дела и довольно долго выполнял роль наставника, руководителя проекта, редактора и менеджера. (Я очень благодарен также и его партнеру Монике Олсон, которая привнесла в наше дело свой энтузиазм.)
При работе над рядом заключительных глав – в частности, над той, что посвящена Кубе, и над последней, – где мне было очень трудно справиться с многочисленными меморандумами и проектами и я не знал, как сложить их в единое целое, он собственноручно вырезал части из моих файлов и компоновал из них заготовки, которые позволяли мне двигаться вперед. Ближе к завершению проекта мы практически ежедневно обсуждали рукопись и намечали цели. Роберт не давал мне впасть в уныние, советовал, что оставить, а что выбросить. Короче говоря, он поставил свой редакторский талант на службу своему отцу.
Эта книга охватывает очень большой период времени: фактически всю ядерную эру до сегодняшнего дня, с того самого момента, когда я впервые услышал об U-235 осенью 1944 г. За это время каждый, кто был упомянут в книге в той или иной связи, внес свой вклад в мое нынешнее, постоянно углубляющееся понимание ядерной опасности. Я благодарен всем им за это. В их число определенно входят мои бывшие наставники, коллеги и друзья по RAND и Пентагону, независимо от того, насколько наши взгляды разошлись в последующие годы.
Среди них также наставники, коллеги и друзья, появившиеся в последние 50 лет, которые разделяли мою двойную приверженность антивоенному и антиядерному движению: Гар Альперовиц, Ноам Хомски, Джим и Шелли Дуглас, Дуглас Дауд, Морт Халперин, Дэвид Хартсоу, Рэнди Келер, Питер Кузник, Стив Лэдд, Роберт Лифтон, Грег Митчелл, Роберт Мьюсил, Коди Ширер, Гари Снайдер, Норман Соломон, Джанаки Тшаннерл, Брайан Уиллсон и Говард Зинн. Я очень ценю то, что узнал от каждого из названных намного больше, чем знания, полученные в Гарварде.
Я также очень ценю контакты, какими бы краткими они ни были, со многими тысячами людей, с которыми жизнь сводила меня во время тюремного заключения за акции ненасильственного гражданского неповиновения в ходе протестов против ядерной политики или неправомерного вмешательства. Это относится, в частности, к членам группы Rocky Flats Truth Force (включая Фрэнка Кордаро, Джея Диллона, Марион Дауб, Ивана Фрейрича, Елену Клейвер, Патрика Малоуна, Лероя Мура, Чета Тчозевски и Роя Янга). У меня все это началось под влиянием Джанаки Тшаннерла, Рэнди Келера и Боба Итона, которые (наряду с публикациями Барбары Деминг) заразили меня идеей высказывания правды как формы ненасильственного сопротивления в духе Ганди.
Именно в этом духе я хочу отдать должное моим коллегам-разоблачителям, в частности Мордехаю Вануну (пророку ядерной эры, который заплатил гигантскую цену за раскрытие информации об израильской ядерной программе – включая полтора десятка лет в одиночном заключении – и который до сих пор находится в ссылке в Израиле), Фрэнку Серпико (пожалуй, первому современному разоблачителю, который также заплатил высокую реальную цену) и моим сравнительно новым героям, Челси Мэннинг и Эду Сноудену. Аналогичным образом я выражаю свое восхищение и уважение борцам за правду: Уильяму Бинни, Тому Дрейку, Сайбел Эдмондс, Мелвину Гудману, Фрэнку Гривилу, Катарине Ган, Джону Кириакоу, Эдварду Лумису, Рею Макговерну, Джесселин Радак, Колин Роули, Томасу Тамму, Расселлу Тайсу, Дж. Кирку Уиби, Джозефу Уилсону и Энн Райт (а также другим, с кем я знаком не так близко).
В этом контексте Мортон Халперин заслуживает особого упоминания, как один из нескольких моих друзей со времен RAND и Пентагона – где все мои коллеги имели доступ к секретным материалам, – дружба с которыми не прекратилась после публикации документов Пентагона и которые поддержали мои действия. (В числе других остались лишь Бернард Броуди, Том Шеллинг и Мелвин Гуртов.) Как абсолютно незаменимый член группы моей защиты, Морт рисковал лишиться допуска к секретам и, как результат, разрушить свою карьеру. С той поры он является неутомимым борцом против неправомерных вмешательств и защитником юридических прав разоблачителей. (Он с 1960 г. входит в число самых первых сторонников публичного отстаивания «отказа от первого использования» ядерного оружия.)
Я глубоко признателен за дружбу и поддержку моей работы Маркеллу Бруксу, Дейди Доннелли, Джуди Эрлих, Джоди Эвансу, Вероне Фонте, Рику Голдсмиту, Хилари и Дэнни Голдстайн, Клэр Гринсфелдер, Сьюзан Гриффин, Эди Хартсхорну, Мартину и Дороти Хеллман, Саю и Лиз Херш, Барбаре Коуппел, Дэвиду и Кароли Кригер, Питеру и Симки Кузник, Джоанне Мейси, Джеффри и Лейле Массон, Джулии Пасетти, Линде и Стюарту Ресник, Питеру Дейлу Скотту (моему близкому другу и наставнику со времен судебного разбирательства в связи с публикацией документов Пентагона), а также Ронне Кабацник, Берту Шнейдеру, Ллойду и Марве Ширер, Стэнли и Бетти Шейнбаум, Джереми Шерману и его родителям Гордону и Кейт, Дэну Смиту и Джоан Малер, Ли Свенсону и Виджайе Нагараян. Каждый год, начиная с 1982 г., участники ежегодного семинара Роберта Лифтона в Веллфлите радушно принимают меня в своем интеллектуальном сообществе.
Я получал исследовательские гранты от фонда Элтона Джонса, фонда Джона и Катерины Макартур, а также стипендию от фонда Right Livelihood Foundation (2006 г.). Более того, у меня была возможность работать над этой книгой в усадьбе Mesa Refuge (в Пойнт-Рейес-Стейшн, штат Калифорния) и в Институте глобального блага им. Кери (Ренссалаэрвиль, штат Нью-Йорк). Фонд мира в ядерный век Дэвида Кригера, где я являюсь старшим научным сотрудником, был неиссякаемым источником средств для моей работы (в частности, от Маркелла Брукса). Всем им я говорю большое спасибо.
Аналогично я выражаю глубокую признательность Дэвиду Кригеру и его коллегам по фонду – наряду с давними поборниками запрета ядерного оружия, в том числе моими друзьями Хелен Калдикотт (которая возродила организацию «Врачи за социальную ответственность»), Алис Слейтер (Abolition 2000), Джеки Кабассо, Джоном Берровсом и Эндрю Лихтерманом (Western States Legal Foundation), Брюсом Блэром (Global Zero), Джонатаном Граноффом (Global Security Institute), Аароном Товишом (Mayors for Peace) и Эйлин Вэар («Парламентарии за нераспространение ядерного оружия и разоружение») – за поддержку движения за тотальное уничтожение ядерного оружия. Все эти организации заслуживают внимания и поддержки со стороны читателей этой книги точно так же, как ICAN (Международная кампания за запрещение ядерного оружия), Федерация американских ученых, Ассоциация контроля над вооружениями, Гринпис и Международная сеть ученых и инженеров за глобальную ответственность, Институт энергетики и окружающей среды Арджуна Махиджани, а также Движение за ядерное разоружение. Я узнал очень много за последние 40 лет от этих людей и организаций, а особенно от моего друга Кристофера Пейна (Комитет по защите национальных ресурсов).
Мой младший сын Майкл сыграл критически важную роль в формулировании предложения по созданию книги, которое я передал своему выдающемуся агенту Энди Россу. Упорство Энди позволило – после 17 отказов по коммерческим соображениям – пристроить рукопись в издательстве Bloomsbury благодаря редактору Питеру Джинна (которому я, конечно, очень признателен). В Bloomsbury мой превосходный редактор Нэнси Миллер не теряла энтузиазма, не глядя на продолжительные задержки и переносы сроков, заставляла меня двигаться вперед и очень здорово улучшила текст, как и корректорская работа Лоры Филлипс и ее команды. Моя помощница Номи Йа была совершенно незаменимой на протяжении 13 лет. Майкл Мэк, волшебник во всем, что касается Macintosh, пережил массу компьютерных кризисов. Том Рейфер, Аллен Пиетробон и Уильям Бэрр отыскали бесчисленное число статей, на которые есть ссылки.
Бесценные комментарии и предложения внесли следующие читатели отдельных частей или всей рукописи: Дэвид Бараш, Уильям Берр, Линда Берстин, Мартин Хеллман, Фрэнк фон Хиппель, Джудит Липтон, Бенуа Пелопидас, Тед Постол, Алан Робок, Эрик Шлоссер, Дэниел Смит, Норман Соломон, Тревор Тимм, Брайан Тун и Аарон Товиш. Некоторые из них так тщательно штудировали рукопись, что назвать их здесь было бы равносильно возложению на них ответственности за пропущенные ошибки. Я благодарен Алану Робоку и Брайану Туну за то, что они поделились со мной своими документами по ядерной зиме, в том числе рядом еще не опубликованных работ, а также за то, что они терпеливо отвечали на все мои вопросы.
Поскольку это моя последняя книга – я надеюсь на это (моя жена говорит, что я не одинок в таком желании), – я хочу более детально рассказать о том, насколько обязан и признателен тем, кто находится рядом со мной долгое время, моей семье (в которую фактически входит Том Рейфер).
Начну с Тома: в январе 1984 г., когда я задал вопрос на первой сессии курса по ядерной политике, который я вел в Калифорнийском университете в Ирвайне, только один из четырех сотен слушателей поднял руку и дал правильный ответ. Я был поражен и спросил его имя. Когда выяснилось, что Том был также единственным студентом, который прочитал большой объем дополнительной рекомендованной литературы, я допустил его на свой семинар для аспирантов по той же теме. Очень скоро стало понятно, что он – выдающийся участник дискуссий.
Чего я не знал в то время, так это того, что Том не поступал в Ирвайн или в какой-либо другой университет. Ему было 16 лет – мальчишка, бросивший школу, у которого не было официально среднего образования. Он удрал из дому, где была плохая обстановка, в 13 лет и бродяжничал, пока сестра не приобщила его к движению за двустороннее замораживание ядерных вооружений, организованному Рэнди Келером и Рэндаллом Форсбергом. Поработав моим помощником на курсе (по ходу дела он сдал тест за курс средней школы и заслужил рекомендательное письмо от меня), он отправился получать степени бакалавра и магистра по социологии в Калифорнийский университет в Санта-Крузе, а потом степень доктора философии в Университет штата Нью-Йорк в Бингемтоне. Сейчас Том штатный профессор социологии в Университете Сан-Диего. Его новаторская диссертация, построенная на мир-системном подходе, ожидает публикации – после выдержки, сравнимой по времени с этой книгой, – под названием «Законоведы, пушки и деньги: Уолл-стрит и американский век».
Том – мой близкий друг на протяжении почти трети века с того момента, как он поступил на мой курс, однако если в первые 10 лет он был фактически моим студентом, то в последние 20 лет – больше наставником. Этот текст является отражением как минимум 1000 часов активных дискуссий с ним, причем не только о ядерной политике (я очень признателен Керстин Ланхам за ту готовность, с которой она расшифровывала записи этих диалогов для меня). Только представьте, что значила для меня эта круглосуточная помощь в последние месяцы в подборке ссылок и примечаний для этой книги!
Теперь мои старшие дети, Роберт Бойд и Мэри Кэрролл Эллсберг. Я не мог сказать им, почему так много отсутствовал дома в Вашингтоне, когда они были маленькими, поскольку у них не было допуска. Не знали они и содержания документов Пентагона, которые помогали мне копировать ночи напролет: Роберт в 13 лет подбирал страницы, а Мэри, которой было 10, отрезала ножницами пометки «Совершенно секретно» вверху и внизу страниц. (Я хотел показать им, что занимаюсь делом, спокойно и сознательно, которое было, на мой взгляд, правильным, независимо от того, что могут сказать другие, если меня посадят в тюрьму.)
Этот опыт, очевидно, пошел им на пользу. Они оправдали самые смелые надежды своего отца в плане карьеры и образа жизни. Роберт, прирожденный редактор и автор, долгие годы является главным редактором и издателем Orbis Books, издательского отделения религиозного братства «Мэрикнолл». Мэри, после связанной с большим риском работы в сандинистском центре грамотности и здравоохранения в Никарагуа, получила степень доктора философии в области здравоохранения в Университете Умео, Швеция, за исследование эпидемиологических последствий насилия против женщин в Никарагуа, получившее международное признание. В настоящее время она – директор Глобального женского института и профессор глобального здравоохранения в Университете Джорджа Вашингтона.
В моей первой книге в 1972 г. я представлял свою жену Патришу как партнера, любимого человека и ближайшего друга. За прошедшие 45 лет ничего не изменилось. Прошло 52 года с нашего первого свидания 16 апреля 1965 г., когда она сделала мне предложение, от которого я не мог отказаться: сопровождать ее на следующий день в первом марше протеста против войны во Вьетнаме. (Это был мой первый субботний выходной в Пентагоне за девять месяцев, где я занимался шесть с половиной дней в неделю вопросами эскалации этой войны.) Через два вечера после этого я влюбился в нее и люблю с той поры до сего дня.
Патриша была не привлеченной к суду соучастницей финального копирования и распространения документов Пентагона. (К суду ее не привлекли, как оказалось, потому, что у нее никогда не снимали отпечатки пальцев в отличие от меня и моего соответчика Тони Руссо; ФБР не могло идентифицировать ее отпечатки на документах.) Это заняло первый год нашей семейной жизни, за которым последовали два года судебного разбирательства и еще два года антивоенной деятельности.
В первые годы замужества Патриша не знала того, что написано во введении в эту книгу, о «других документах Пентагона», связанных с ядерным оружием, из-за моих опасений нового судебного разбирательства и перспективы провести за решеткой всю оставшуюся жизнь. А когда такой вариант отпал (благодаря тропическому циклону «Дориа»), она не подозревала, что ей придется мириться еще 40 лет с моей новой борьбой. Ей, конечно, следовало бы было знать все это, когда она принимала мое предложение в 1970 г., но я не мог сказать об этом, не подвергая ее опасности.
С 1975 г. Патрише пришлось свыкнуться с моим периодическим погружением в работу над этой книгой. Это относится и к моему младшему сыну Майклу Габриэлю (ему сейчас 40), который, как его мать, выслушивал бесконечные монологи по этому и еще одному невеселому вопросу. День публикации будет великим освобождением для Майкла и Патриши (хотя Майкл и возьмет на себя администрирование моего сайта). То, что Патриша оставалась моим любящим партнером на протяжении этого бесконечного марафона… настоящее чудо, которое вселяет в меня надежду на этот мир.
Одним из самых сложных дней в нашей совместной жизни был первый день рождения моего младшего сына Майкла 12 мая 1978 г. Вместо того, чтобы праздновать это событие дома в Сан-Франциско, я сидел с Робертом – в то время уже редактором газеты Catholic Worker, – который приехал из Колорадо, на рельсах железной дороги, ведущей к заводу по производству ядерного оружия Rocky Flats, в ожидании ареста, четвертого для меня и первого для него.
Когда нас в наручниках везли в полицейском фургоне в тюрьму, Роберт посмотрел на рельсы, вдоль которых мы ехали, и сказал: «Знаешь, точно так же люди должны были сидеть на рельсах, ведущих в Освенцим».
Пока Роберт был в тюрьме, его место на рельсах занимала Мэри. Ее потряс вид брата в суде на объявлении приговора 27 мая. Он провел 16 дней, отказываясь от пищи, в одиночном заключении (в изоляции от остальных до этого утра), и ему пришлось в какой-то момент даже покинуть зал суда из-за головокружения и приступа тошноты. Однако его голос был на удивление твердым, когда дело дошло оглашения обращения к суду, которое он написал предыдущей ночью.
Последние слова в этой книге принадлежат Роберту, они были произнесены в том заявлении (которое я привожу в сокращенном виде):
Десяток, два десятка, даже сотня человек, заблокировавших железнодорожные пути к заводу Rocky Flats, конечно, не могут остановить производство плутониевых сердечников там. Однако мы хотим показать, что у нас, как у народа, если захотеть и решиться, достаточно силы – силы изменить себя и историю, – что мы, как народ, можем закрыть завод Rocky Flats, и именно это мы обязаны сделать. Мы не отрицаем, что цель всемирного разоружения не из простых и что это рискованное дело, но наступило время взять на себя наконец риски борьбы за мир – ведь мы так долго мирились с рисками войны…
Для нас выбор абсолютно ясен.
Завод Rocky Flats – это Освенцим нашего времени. За колючей проволокой и запертыми дверями умные, достойные семейные люди в белой спецодежде и с электронными пропусками осуществляют техническую подготовку к Окончательному решению Проблемы жизни. В каждой бомбе, изготовленной в Rocky Flats, заключен очередной холокост – возможно, для детей в Москве, Пекине, Ханое, – те, кто делает их, не знают, для кого они предназначены.
В одном из немецких концентрационных лагерей – по-моему, это был Дахау – американские военные, которые участвовали в освобождении, заставили жителей города пойти и посмотреть на этот лагерь – на истощенных оставшихся в живых узников, на горы трупов, на печи для сжигания мертвых. Конечно, тех потрясло увиденное, они говорили: «Мы не знали – мы не знали, что везли в этих товарных вагонах, мы не знали, что за дым шел из этих труб».
Мы хотим избавить народ этого округа, этого штата всей нашей страны от подобного – именно поэтому мы кричим, пытаемся рассказать людям о том, что грузы, которые возят по этим рельсам в запечатанных товарных вагонах, убивают и калечат ваших нерожденных детей, повышая уровни заболеваемости раком, лейкемией и генетических мутаций – даже если сами бомбы никогда не будут пущены в ход.
И мы делаем больше, чем это. Есть люди, которые прямо сейчас блокируют эти железнодорожные пути. Есть группа людей – когда-нибудь их будут благодарить, а сейчас они в заключении, – которые говорят: «Вы производите свои бомбы, продолжаете вести свой обычный бизнес в этом лагере смерти, но мы против, и вам придется делать это только через наши трупы».
Они говорят, что в этой стране больше не будет возможности производить ядерные бомбы без арестов американцев. И когда я узнал, что в Колорадо есть люди, готовые говорить так и действовать в соответствии со сказанным, я не мог не прийти сюда, поскольку знал, что это именно те люди, с которыми мне хочется познакомиться, к которым хочется присоединиться и с которыми хочется быть вместе.
После того, как Роберт произнес последние слова, он повернулся спиной к судье и поблагодарил своих соответчиков, заполнивших небольшой зал суда, за то, что они позволили ему находиться в их обществе. Мы все встали и приветствовали эти слова криками и аплодисментами, а судья, который предупреждал нас о недопустимости демонстраций, приказал судебным приставам очистить зал.
