Глава 22

Вино оказалось неплохим. То есть, хорошим. То есть… Я не очень разбираюсь в винах, только то и знал, что местные их делать совсем не умеют. А это на вкус не вызывало желания побыстрее прогнать его через рот и пищевод в желудок ради быстрого опьянения. Вино Унмэ хотелось подержать во рту, чувствуя на кончике языка солнечные виноградины и теплый ветерок, покачивающий тяжелые грозди ягод. Оно будто бы рассказывало истории о своем созревании, но делало это не словами, а оттенками вкусов. Даже не представлял раньше, что обычный перебродивший сок винограда на такое способен!

Терри подарок оценил. А уж историю, с которой я его вручил — тем более. Хохотал, как ребенок. Но потом вдруг посуровел и очень серьезно сказал мне.

— Больше так никогда не делайте, Янак. Вы понятия не имеете, с какими силами игрались! Это, может, и выглядит забавно, но на деле, силы в процесс вовлеченные, пугают даже меня. А вы, Янак, что тогда, в моей лаборатории, что сейчас, ведете себя, как ребенок со спичками у танкера с нефтью!

— Ну что вы в самом деле, Александр! У вас день рождение, а вы вспоминаете обиды!

— Никаких обид! — ученый даже приложил руку к груди, уверяя, что все забыл и зла на меня не держит. — Более того, я вам благодарен за тот инцидент в моей лаборатории! Это во-первых. Если бы не вы, сколько всего удивительного и волнующего так и осталось для меня непознанным! Просто страшно представить! Но, подумайте головой! Это же квантовая физика! Пусть и реализованная на принципиально отличных от классической науки платформе, но, руку готов отдать на отсечение — именно квантовая физика! Этот раздел науки в нашем мире еще никто не понимает, включая и меня! Тычемся слепыми кутятами! И то что мастера могут активировать перенос объекта с сохранением его исходных характеристик, не используя для этого никаких приборов, не дает вам права использовать эту способность для похода по магазинам! Есть мнение, его высказывал еще дома мой оппонент Карл Родно, что переноса объекта, как такого не происходит. Точнее, происходит, но не самого объекта, а его точной копии. В то время как оригинал в точке отправки уничтожается, чтобы быть воссозданным в точке прибытия. Антинаучный бред, как по мне, что я и заявил ему тогда! Но, повторюсь, данный раздел науки…

— А во-вторых? — не выдержав, перебил его я. Если его сейчас не остановить, то пиши пропало. Весь вечер будем говорить о науке. Что само по себе, может, и неплохо, но меня уже утомило. Давно.

— Что “во-вторых”? — сбился с ритма профессор.

— Вы сказали — "это во-первых…"

Ученый прикрыл глаза и, готов поклясться, восстановил весь наш разговор с точностью до каждого слова ровно до того момента, как он произнес эту фразу.

— Действительно, говорил… А во-вторых, Янак, я вас пригласил не на мои именины. А на день рождения нас с вами в этом мире. Сегодня исполнилось ровно девять месяцев, как мы с вами здесь оказались.

— Девять месяцев? — я не знал — смеяться или плакать. — Вы решили отметить девять месяцев?

— Это очень символично, не находите? Именно такой срок нужен женщине, чтобы выносить новую жизнь.

— Я знаю о сроках беременности! Но черт вас дери, Терри! Я, этот подарок добывая, через такой кошмар прошел, а вы просто решили устроить посиделки в честь девяти месяцев нашего здесь пребывания?! Вы безумны, вот что я вам скажу, дорогой профессор!

— Не меньше чем вы, мой друг! — совершенно не обиделся профессор. — Это надо же такое придумать — использовать пространственный перенос, чтобы презентовать мне кувшин с вином!

— Вообще-то, восемь кувшинов!

— Но вино преотличное, должен признать!

— Чтоб вас! Девять месяцев!

— Но согласитесь, Янак! Со всеми взваленными на себя заботами мы уже забыли, когда последний раз нормально общались. Не на бегу, я имею в виду, и не по рабочим вопросам, а просто так.

Тут крыть было нечем. Мы и вправду стали видеться только по неотложным делам. Каждый вспахивал свое поле. А ведь мы единственные здесь земляки. Если разобраться, родственные узы послабее будут, чем те, что нас связывают.

— Ладно! Я не сержусь. Больше для вида.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь! Еще вина?

— Не откажусь.

К заходу солнца мы оба уже лыка не вязали. Опьянение от вина было полностью отличным от того, что я испытывал, пытаясь утопить свои душевные терзания на дне кувшина местной браги. Язык не заплетался, голова была ясная и свежая, мысли выстраивались ровнехонькими шеренгами, будто солдаты на плацу. Разве что тело порой отказывалось слушаться, налившись приятной тяжестью. Но это не помешало нам каким-то образом подняться на крышу дворца, чтобы там, в саду, продолжить дружескую попойку, совмещая ее с разглядыванием засыпающего Кетига.

— Я много думал…

— Вы так постоянно делаете, Александр! Это порой раздражает.

— Прекратите меня перебивать, проклятый вы неуч! Должен сказать, Янак, у вас отсутствует уважение к собеседнику!

— Только если он многословен, как профессор на лекции.

— Но я и есть профессор!

— Точно! Так что вы хотели сказать?

— Что я хотел сказать?.. Ну вот! Забыл! А нет, вспомнил! Только не перебивайте меня, я, кажется, плохо могу удерживать мысль из-за этого вина.

— Отличное, кстати, вино!

— Прекрасное, Янак! И вы большой молодец!.. Ну я же просил не перебивать!

Ветерок принес из порта запах рыбы и йода. Я откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и дал себе слова не вмешиваться в монолог профессора. Даже если он будет нести полную чушь. С другой стороны, а что он сейчас способен еще нести? Пьяный до изумления? Только чушь.

Некоторое время профессор молчал. Я даже подумал, что он заснул в кресле. А вслед за этим подумал, что сон на крыше дворца сатрапии — отличная идея. И сам стал проваливаться в его теплые объятия. Откуда голос ученого меня и выдернул.

— А что бы вы сказали, мой друг, предложи я вам вернуться домой?

— Сказал бы, что у вас дурацкие шуточки, Александр. — буркнул я, не открывая глаз.

Разумеется, я думал о возвращении домой. Точнее, даже не так — я вспоминал родной мир. Но со временем эти мысли стали неким фоном к происходящему в реальности. Картинками, образами, запахами. Иногда я сравнивал быт горожан Побережья и титанийцев, находя его, в сущности, одинаковым. Порой тосковал по зимнему ветру и обжигающему морозу — холода в этих широтах очень не хватало. Изредка, особенно вечерами, вспоминал о чистом электрическом свете, при котором читать не в пример удобнее, чем в неверном освещении масляной лампы. Но и все, пожалуй.

Душу не рвала ностальгия, требуя немедленно искать способ возвращения на родину, не снились ночами березы. Я врос в новый мир. Не сразу, но все же сообразил, что здесь я куда более свой, чем в том месте, где появился на свет. И, что важнее, здесь я куда больше нужен, чем там.

Ведь если подумать — что я там такого делал? Взрывал, убивал, грабил. Горстями сеял страх и террор. Бегал от погони, пересекал страну из края в край, пытаясь сбросить с хвоста полицию и безопасников. Неделями прятался на конспиративных квартирах, ожидая новой акции или облавы. Общался со всяким отребьем, которому плевать кого убивать — лишь бы деньги платили! Я что, вправду думал, что эти мои действия способны нанести хоть какой-то вред бюрократической и военной машине Титанийской империи? Приблизить некое светлое завтра? Наивный мечтатель.

А здесь… Здесь я на своем месте. Впервые, может быть, в жизни, я делаю то, для чего родился на свет. Для чего прошел весь свой жизненный путь там, обрел необходимый именно здесь опыт и навыки. Мой дом тут — это я уже понял. И возвращаться к прежней жизни я не желал. Хотя бы потому что здесь теплее, ха-ха!

Я повел плечами, устраиваясь поудобнее, и окончательно решил, что пора спать. Но у Терри было другое мнение на сей счет. Выждав, наверняка специально, когда я погружусь в приятную полудрему, он снова заговорил.

— А все-таки, Янак? Хотели бы вернуться?

Только чтобы он отстал, я ответил:

— Нет.

— Вот и я нет. Раньше хотел, а теперь, когда способ найден, не хочу.

“Ну и молодец!” — хотел было сказать я, после чего пожелать трепачу-профессору спокойной ночи, но вовремя ухватился за окончание его фразы. Сонливость разом пропала, будто в лицо плеснули колодезной водой.

— Вы нашли способ вернуться?

Повернувшись в кресле, я в упор глянул на ученого.

— Да.

— Как давно?

— Дней десять.

— И молчали?

— Проверял. Не хотел дарить несбыточную надежду.

— Надежду на что? Я же сказал, что не хочу возвращаться.

— Это вы сейчас сказали, Янак. А до этого я о вашем нежелании не знал.

Хм. Ну да. Точно. Мы ведь с Терри этот вопрос никогда не обсуждали. Он вполне мог решить, что я жажду возвращения.

— И как?

— Вам, правда, интересно? — с деланным удивлением спросил ученый.

— Ну, в общих чертах. — признал я. Нарываться на полноценную лекцию не хотелось при всем интересе к предмету.

Ученый с какой-то грустью хохотнул. Так может смеяться человек, уже давно сообразивший, что проблемы, кажущиеся ему невероятно важными, остальной мир практически не интересуют.

— Я постараюсь не углубляться в теорию. Начнем вот с чего — вы помните мою работу в нашем мире? Дверь?

— Как такое можно забыть, Александр!

— Ну так вот. Никто из моих коллег и учеников об этом не знал, но в разработке своей теории я опирался не только на классическую науку, но и на то, что в научных кругах принято называть “бабкиными сказками”. Некие “знания” неких “древних”, если вы понимаете о чем я говорю.

— Нет. Не понимаю. Какие еще древние?

— Кхм… Все время забываю, что вы выходец из совершенно иной среды. Скажем так, определенная часть научного сообщества империи, да и всего мира, считает, что наша цивилизация не первая на старушке Волде. Что были и другие, по меньшей мере одна — точно. И она, эта цивилизация, превосходила нашу на голову. Могла то, о чем мы сейчас только мечтаем. Но по непонятным причинам погибла. То ли стихийное бедствие, то ли уничтожила сама себя — тут мнения поклонников этой теории расходятся.

— Вы сами в это верите?

Я постарался, чтобы в моем вопросе не прозвучало ни капли иронии. Как по мне, теория была слишком бредовой. И я не мог поверить, что сам Александр Терри, автор “Аэродинамики” и еще бог знает какого количества научных трудов, ее придерживался.

— Господи, нет! — возмущенно вскричал тот и замахал на меня руками. — Конечно же нет, Янак!

Затем скорчил смущенную гримасу и поправился.

— Ну… совсем немного. То есть, я хочу сказать, что в определенный период моей жизни, я тогда бился над совершенно неразрешимым вопросом в своих исследования, она пришлась ко двору. И многое объяснила.

Я ничего не сказал, но что-то в моем лице заставило профессора зачастить оправдывающимся голосом.

— Я прочел огромное количество разного рода научных апокрифов, встречался с людьми, которым бы раньше и руки не подал, ездил в экспедиции, выдаваемые за этнографические, но бывшие лишь ширмой для моего настоящего интереса. Я не мог признаться всем и каждому, что ищу отголоски знаний этих самых древних — меня бы просто подняли на смех! И моя карьера в науке была бы закончена! А без этих знаний, по крайней мере, тогда я себя в этом уверил, моя работа стояла на месте.

— Это вы про Дверь?

— Тур. Да. Мой прибор. Однажды, еще будучи совсем молодым, я наткнулся на одно странное место в Священном Писании…

— Вы его читали? — вот это меня удивило посильнее всяких “древних”. Знаменитый ученый, открыто заявлявший о Церкви, как о пережитке, вдруг говорит “наткнулся в Священном Писании”.

— Любой образованный человек обязан прочесть Писание от корки до корки хотя бы один раз в жизни! — наставительно поднял палец Терри. — Иначе он не имеет права называть себя образованным. И неважно, верит он во все эти поповские бредни или нет. Важно, прежде всего, что Писание является самым древним историческим документом из ныне сохранившихся. И подлинность его сомнений не вызывает.

— Все-все! Я — неуч! А вы продолжайте.

— Заинтересовавший меня отрывок Писания описывал Малабарскую Казнь. Самый широко тиражируемый жрецами отрывок, призванный ввергнуть сердца верующих в смятение и страх божий. Вы ведь в курсе, о чем там говорится?

— Церковь посещал. Пока не появилась возможность этого не делать.

По уверениям наших попов, конец света, который неизвестно, когда случится, но произойдет обязательно, будет на Малабаре. Полуострове, на котором только в новейшей истории Волде отгремело уже шесть больших войн. Я не особенное хорошо помнил Писание, но этот кусочек, со схождением огня с небес и прочих ужасов, в память врезался навсегда. На что, вероятно, и был поповский расчет.

— Ну так вот! Я тогда впервые взглянул на строчки древней книги глазами человека науки, а не адепта религии. И увидел там довольно толковое описание разного рода устройств. Мощнейшего оружия. Средств связи. И устройства мгновенного перемещения человека из одной точки в другую. Последнее очень меня впечатлило. Тем более к тому времени я уже был уверен, что такое в теории возможно.

Слушая ученого, я будто бы проваливался в его рассказ. Впечатлительность мне обычно не свойственна, да и таланты рассказчика тут ни при чем. Скорее всего, винить нужно было обилие выпитого вина. Но я будто сам стал Александром Терри. Молодым еще ученым, который увидел в Священном Писании указание на самое важное изобретение своей жизни. Еще не сделанное.

Я видел и будто бы сам раскладывал на составные части взволновавший его (меня) текст. Может, и не понимал всего, но находил подтверждения своей (его) теории. И обретал вместе с ним уверенность, что избранный путь — верен. Я пробежался по его жизни, как призрак по облаку. Видя и понимая каждое сделанное ученым открытие не как отдельное событие, а составную часть целого. Неизмеримо сложного плана. На вершине которого стояла Цель. Черт, он действительно шел к этому всю свою жизнь!

В древнем храме на Юге Терри нашел недостающую часть ключа в своих исследованиях. Некие каменные таблички на мертвом языке. А в них, с помощью чудом найденного специалиста по этому языку, и указание на ошибку в своих расчетах. Ту, из-за которой упрямый прибор, тогда еще не носящий имя “Тур”, отказывался делать то, что от него требовали.

— Моя теория была верна. Пространственный прокол был возможен! Но никаким прибором его нельзя было сделать, если не знать мест, где он будет работать. Представляете, Янак? Мест! Проклятых мест! Вот как это можно было предусмотреть?

Около пяти лет у него ушло на то, чтобы одно из этих мест вычислить. И обнаружить, что оно находится в подвале старого здания в двух шагах от Императорской академии наук. Возведенной на месте ныне снесенных средневековых построек. Ирония? Скорее, закономерность — решил ученый. И еще год добивался правдами и неправдами о выделении подвала под лабораторию.

Никто из его коллег и лаборантов не знал, почему им приходится ставить эксперименты с установкой “Тур” в глубоком подземелье. Судачили, конечно, но неизменно приходили к заключению, что это из соображений секретности. А от данного предположения к другому — что работал профессор над новейшим и мощнейшим оружием для империи.

— В процессе доведения “Тура” до ума я пришел к очень неприятному для меня, как для ученого, выводу. Ничего я не изобретал! Открывал — да, но не изобретал! Все было придумано до нас и замечательным образом работало! Эти самые сакральные места, одно из которых я обнаружил, они же не сами по себе возникли! Их создали, понимаете, Янак. Соз-да-ли! Кто-то, превосходящий нас настолько, насколько мы, в технологическом плане, превосходим местных!

Впрочем, и установленная на место, установка работать отказывалась. То есть, пространственный прокол она делала, но далеко не всегда, а всего-то пару раз за сотни включений. И никак не удавалось выявить закономерности удачных экспериментов. Терри скрупулёзно вел дневник, внося туда любую мелочь, которая могла повлиять на работу прибора: от простуды лаборанта, до уровня влажности в помещении. А потом появился я с мешком взрывчатки я.

— До недавнего времени я считал, что именно сила взрыва вошла во взаимодействие с энергетическим контуром “Тура”. Проверить, понятное дело, возможности не было, но и придумать иного объяснения не получалось. А недавно имел беседу с мастером Нго и тот мне все объяснил. Вот так вот: колдун из другого мира на пальцах рассказывает ученому принцип работы пространственного прокола! Над которым ученый, на минуточку, работал всю свою жизнь!Как вам это понравится?

Я покачал головой, уверяя собеседника, что нравится мне это не слишком. Но он, кажется, даже не заметил моего движения, продолжая рассказ.

— Мастера, кстати, называют проколы иначе. Норами. В некотором роде их определение даже точнее моего. И еще, забавный факт! У них есть модель!

Терри снял с руки браслет и протянул мне. Бусы. Ну или четки. Такие я видел у жрецов в нашем мире. Перебирая бусины, нанизанные на веревку, они здорово помогали святошам уходить от прямых вопросов прихожан. На мой вопросительный взгляд ученый ответил с усмешкой.

— Модель мироздания, по мнению Круга. Каждая бусина — отдельный мир. Веревка их соединяющая — проходы между мирами. Норы. Черная бусина с двумя красными точками — этот мир. А по соседству с ним — серенькая, с символом эллипса — наш. Очень просто и понятно — в духе мастеров! Хотя... Вопросы все же остаются. Чего я не могу понять, да и мастера об этом не знают, являются ли наши миры разными измерениями, о которых так любит рассуждать тот талантливый мальчишка, как его? Этьен Лорино! Да! Измерениями или разными планетами? Я склоняюсь к последнему, но, как вы понимаете, строить такие предположения можно с тем же успехом, что и рисовать пальцем в дыму.

На долгое время ученый замолчал. Ушел, что называется, в себя. Прикрыл глаза и его дыхание стало глубоким и расслабленным. Как у спящего человека. Я было решил, что Терри, выговорившись, как и положено накачавшемуся вином человеку, уснул, но он вдруг снова заговорил.

— Поэтому я и не хочу возвращаться. Здесь такой простор для человека науки, что поневоле увидишь руку Творца в нашем здесь появлении. По крайней мере, я не считаю его, как прежде, случайностью. И еще, знаете… Я бы очень хотел побывать на других бусинах. Пройти норой еще раз или два, но осознанно, а не сбегая от взрыва сумасшедшего революционера.

Я улыбнулся его последней фразе. И понял, что тоже был бы не против пройти и посмотреть другой мир. Отличный от Волде или здешнего.

— Если это возможно для мастеров, то почему тогда они не путешествуют по мирам? — спросил я.

— Во-первых, кто вам сказал, что они этого не делают? Помните, еще Ади, когда мы его допрашивали после взятия Омпата, говорил о путешествиях между мирами.

— Кстати, да!

— Просто мало кто это знает, вероятно. Да и расскажи вам раньше кто, что горстка полуголых колдунов способна перемещаться между мирами — вы бы поверили? А во-вторых, есть огромная разница между отправкой вас за вином в Элам и проходом в другой мир. Мастер Нго говорит, что сами проходы не созданы ими, а лишь обнаружены. Как я и предполагал! Они могут их активировать и использовать. Но не способны творить проходы куда им вздумается. Но могут применять схожий метод в рамках своего мира.

— Вот! А как они это делают? Самое интересное-то вы не сказали. Если не мой взрыв нас сюда зашвырнул, то что тогда?

Александр посмотрел на меня странным взглядом, в котором мне увиделось осуждение. Такого рода: “ну как же, Янак! Все ведь на поверхности лежит! Неужели еще не сообразили?”

— Вера. — вслух ответил он.

Я хмыкнул. Ученый развел руками. Мол, ну вот так. Сам, признаться, потрясен.

— Как говорит мастер Нго, вера — это энергия. Как и прочие другие, с которыми, в том числе я, работал и в Волде. Звучит немного мистически, согласен, но все же склоняюсь к тому, чтобы принять эту теорию. Сейчас, восстанавливая в памяти все события того злосчастного дня, я могу с уверенностью сказать, что именно моя вера заставила установку “Тур” сработать. Я просто поверил, что на этот раз все получится. Что Тур сработает, как надо. Я отказывался погибать, пока не закончу свою работу. И вот результат.

— Вы как жрец сейчас рассуждаете! — с легкой укоризной заметил я.

— Может быть. — удивительно покладисто откликнулся Терри. — Но, скажите, Янак, когда вы оказывались в тупике, в полном отсутствии выбора между жизнью и смертью, что помогало выжить? Помощь друзей? Запасной план спасения?

— Лучшая подготовка…

— Воля к жизни, быть может? Полное нежелание умирать? И вера в то, что все закончится хорошо?

Я взмахнул руками.

— Все, вы окончательно ожречились, Александр! Вино и общение с мастерами, как мы выяснили, для вас смертельно опасно! Нужно выбрать что-то одно. Заканчивайте, правда! Вера, подумать только! Я вас продолжаю слушать, только потому, что так же пьян, как и вы!

Говоря все это, я тем не менее внутренне соглашался с ним. Раньше, до встречи с колдовством, и слушать такого не стал. Вера — энергия! Ха! Но насмотрелся тут уже. Ничего не удивляет. Да и потом — я ведь и правда столько раз оставался живым, только потому, что страстно хотел жить. Верил, что выживу. Скрипел зубами, рвал жилы, но по-прежнему копчу небо, теперь уже чужое. Я на полную использовал все отпущенные природой данные и приобретенные навыки. И выживал. Но что запускало эти навыки?

Если воспринимать веру, как энергию — именно энергию, а не поповские сказки про старика на тучке! — то почему нет! Графа Эрцо, отца электричества, тоже ведь когда-то считали сумасшедшим. И довольно долго, кстати! А сейчас города империи освещены энергией, которую раньше маститые ученые считали выдумкой! Так почему бы вере не запускать прибор Терри? Противоречит науке? В этом мире я уже насмотрелся на противоречия!

Ученый лишь пожал плечами, против обыкновения, не начиная контратаковать своими аргументами и риторикой. То ли он не хотел меня убеждать, то ли понимал, что убеждать и не нужно. Сидел себе и смотрел на ночное небо, сверкающее чужими звездами.

— Я столько узнал. И понял, что ничего не знаю. — сообщил он звездам. И столько в его голосе было тоски, что я понял — тему нашего разговора нужно менять. Причем, срочно. Как ведут себя пьяные, все их стадии я знаю, как священник — молитвослов. И уровень интеллекта роли тут не играет.

— Ну, кое-что мы знаем. Скоро здесь будут корабли империи Рэй.

— Ах да! Наши северные экспансионисты… Ну, не так чтобы скоро. Нас они точно не застанут.

Проигнорировав его последнюю фразу, я продолжил.

— И, знаете, Терри, у меня тут появилась одна интересная идея.