Глава 9

Возвращение было эпичным, неприятным, болезненным и чересчур реальным. Сказочный изумрудный зал для переговоров, портал – черный, какой-то живой, скачки между странными клиньями света – и моя однокомнатная квартира на пятом этаже десятиэтажки.

Просторная гостиная после огромных залов дворцов ларров, замка Грассарда показалась тесной и неуютной. Деревянная кровать – маленькой и узкой, плоский телевизор – динозавром по сравнению с чудо-экраном принцев. За окнами серело хмурое небо и время от времени разряжалось в жителей города молниями. Зеленые макушки деревьев ерошил порывистый ветер. Собирался дождь, будто оплакивал наше прекрасное будущее в другом измерении.

Щербатые тротуары норовили укусить машину или чью-то обувь зазубренами мелких повреждений. Солнце стыдливо выглядывало из-за туч и пряталось, словно боялась вопроса: а где же лето. Я даже поежилась.

Икеевский шкаф-солдатик, пара видавших виды кресел с трещинами на кожаной обивке, несколько стульев, дверь в ванную со стеклянной вставкой, усеянной грубыми декоративными каплями. Казалось, из дворца переехала в хибару, в какой-нибудь пригород для бедноты. Впрочем, так оно и случилось. Если сравнивать то, что я променяла на то, к чему в итоге вернулась.

Лена коснулась плеча, приводя меня в чувство. Подруга не выглядела такой же растерянной. Скорее собранной, готовой действовать. Сунула в руку записку, в которой знакомым убористым почерком Макса значилось: «Не знаю уж куда ты там запропастилась. Вера Матвеевна в седьмой горбольнице. Диагноз: обширный инфаркт. Будем надеяться на лучшее. Я дежурю там каждый вечер. Заходи на огонек. Посетителей пускают с четырех».

Хм… Я настолько растерялась, что едва не села прямо на пол: благо деревянный паркет, выложенный простенькой елочкой, казался вполне подходящим для приземления. Макс? Заботится о тете Вере? Что это на него нашло? После нашей ссоры на Юге, я была уверена, что он и видеть меня не захочет. А уж моих родственников – и подавно.

Казалось – Макс вычеркнул меня из собственной жизни, окончательно и бесповоротно. Почему же он этого не сделал? Я беспомощно оглянулась на Лену. Подруга пожала плечами и отправилась на кухню…

… Спустя несколько минут мы пили чай в непривычно аскетичной и бедной обстановке. Да! К хорошему привыкаешь быстро. А мы с Леной уже считали замок ларров родным домом. И, что удивительно, здесь, в привычной реальности, на Земле, где провела столько лет, я не ощущала себя дома, на месте. Напротив, все выглядело каким-то чужим, неправильным, не таким как надо. Мир волшебства, оборотней и колдовских зелий воспринимался мной совершенно естественно, как весенний дождь или зимний снег. А земная обыденность казалась ненастоящей – декорацией к прежней, оставленной жизни.

И переключиться никак не получалось.

Лена покачала головой и налила нам крепкого чая из стеклянного цилиндрического чайника с металлической сеточкой внутри. В высоком белом холодильнике обнаружились еще «живые» сосиски. Пока я старалась прийти в себя и немного взбодриться перед временем посещений – круглые икеевские часы на стене показывали двенадцать – подруга суетилась на кухне. И я опять вспомнила – за что так люблю ее. За неуемную энергию и способность не унывать даже в самых тяжелых обстоятельствах. Лена верила в лучшее и «лучшее» будто нарочно старалось соответствовать. Я впадала в депрессию, закатывала истерики, а Лена действовала, решительно, хотя и не всегда благоразумно. Но благоразумие – это уже про кого-то другого.

На черной газовой плите появилась небольшая округлая кастрюлька, внутри запузырилась вода – закипели рожки.

Холодильник вздрогнул, издал рев мамонта перед походом в лес, и затих. Электричество мигнуло – и все лампочки дружно погасли, а затем вспыхнули вновь. Свет резанул по глазам. Дом, милый дом. Сейчас эта фраза звучала почти издевательски.

– В макароны положу растительное масло, – вороша на сковородке сосиски с жареной морковью, луком и рожками сообщила Лена. – Сливочное, думаю, есть не безопасно. Иначе мы увидим фантастические миры в глюках – после отравления.

Масло потрескивало, шипело полуготовое блюдо в закрытой металлической крышкой сковородке.

Лена оставила стряпню «доходить» и приблизилась, потрепав по плечу:

– Подруга? Ты чего вся расклеилась? Неужели вспомнились чудесные ночки с козлом? После ларров он же просто импотент!

Я грустно посмотрела на приятельницу, вздохнула и не сдержалась, обронила:

– А вдруг обратно не успеем? Я не хочу оставаться тут. С Максом…

– Дак и я не собираюсь бросать Дэкаэля! Жажду узнать помирилась ли Лакоста с матерью, как там наша Арлитта с ее родителями. Планирую посетить племя Мистии! А ну-ка отставить переживать и рефлексировать! Мы же с тобой продвинутые попаданки. Вон как по разным мирам шастаем! Как в гости: туда-сюда-обратно. Другие, из книг – попали – и все. Хана. Принцы, дворцы, пиры, свадьбы. А у нас – что ни день, то либо клетка, либо сетка, либо ядовитый газ, либо драконье пламя. От таких развлечений не бегут!

Она усмехнулась и задорно подмигнула. Я постаралась, как могла, успокоиться. Раз Лена не переживает, то и мне не стоит. Вот если опоздаем – тогда и дам волю нервам.

С таким почти боевым настроем, я перекусила непривычно пресными макаронами с куриными сосисками, на вкус почти как мясо.

Мы с Леной нашли мой старый мобильник – благо, симка еще работала, и подкормив аппарат деньгами с электронного счета, удалось его реанимировать. Я вызвала такси – номер всплыл в памяти сам собой.

Мы переоделись из вечерних платьев, которые почему-то и не думали снимать, в джинсы с толстовками. Капюшоны на головы – и можно смело выйти на улицу.

Зеленые подъездные стены выглядели непривычно шершавыми после чудес техномагии. Холодное парадное, серая лестница, скрипучая дверь подъезда и обшарпанные ступеньки. Все вокруг казалось унылым, бесцветным, как небрежный набросок художника на тему вселенской тоски.

Такси белело у подъезда, справа от распахнутой двери, которую подпирал обломок булыжника. Из него, словно диковинные иглы торчали в разные стороны куски арматуры. Старый знакомый мир выглядел гротескным и странным. Мы с Леной еле успели спрятаться в тесный салон такси, на заднее сиденье, когда с неба хлынул поток воды. Дождь полил стеной. Таксист негромко выругался и завел машину. Я ухватила взглядом мужчину средних лет, с залысинами на темечке, безыскусно прикрытыми зачесанными поверх седыми прядями. Крупный нос, тяжелый подбородок, грузный торс и твердо наметившийся животик. Зеленая футболка навыпуск и синие джинсы. То, что надо, чтобы протрезветь от брутальности ларров, оценить их еще раз и немного соскучиться. Лена посмотрела с таким выражением лица… Она, что, по-прежнему читает мои мысли?

Приятельница немедленно энергично закивала. Ага, способности биольриков при нас остались. Значит ли это, что и остальные не исчезли? Яниссан ведь четко сказал: магия привязана к генам гаргульи. Раньше мы не владели ей, потому что гены не активировались. Фуф. Мы все еще гаргульи. Даже не думала, что открытие приведет к такому облегчению.

Будто сохранность второй ипостаси гарантировала удачное возвращение назад, в наш новый дом. Лена опять кивнула, пока машина пробивалась сквозь водяную стену. С неба словно опрокидывали ведро за ведром. Даже не так – ванну за ванной. Серые улицы опустели мгновенно. Прохожие спрятались – у кого куда получилось. Под прозрачные крыши цветастых остановок, в красно-белые громадины автобусов, в спасительную сухость ближайших открытых зданий.

Дороги наводнили машины, фонтанируя брызгами и заглушая чпоки воды по мокрому тротуару. Здания заблестели влажным глянцем, с крыш полились бурные потоки.

Хм… Я не помню, чтобы в мире ларров шел дождь. Наверное, мы его просто не застали.

Мысли немного отвлекли от цели путешествия. Городская больница номер семь – несколько серо-бежевых корпусов, с каменными переходами – выросла справа от такси в мгновение ока.

Желто-черный шлагбаум дернулся и нехотя поднялся, в полупрозрачной будке показалось усталое лицо сторожа, в синей форме с фуражкой. Кофе в его кружке зазывно дымился, источая аромат шоколада с корицей.

Мы быстро проехали внутренний дворик, оставив позади два овальных газона с рыжими и синими цветами вперемежку, пару зеленых скамеек с закрученными назад спинками, и я наконец-то очнулась от оцепенения.

Расплатилась остатком купюр из кошелька, забытого дома перед отъездом. Попозже еще сниму, со счета в банке. Карточки и остальная наличка затерялись в недрах рыцарского замка, откуда мы прямиком угодили в лес к ларрам.

Ларры… Как они там? Получился ли обряд отторжения пары, в отсутствие таковой? Заключили мир или перемирие враждующие расы? Черт! Потом, все это потом! Сейчас важно другое!

Тетя! Вот что сейчас самое главное. А Макс? Мне любопытно – что он тут делает. Не скрою. Но у меня есть Рамзат. Он мне верит… Во всяком случае, хочется на это надеяться. Романтические воспоминания меня не посещали, мысли о встрече с бывшим не будоражили. Но интерес разгорался. Как он связался с тетей, почему и зачем? Что он тут делает? И откуда такое рвение. Ночевать каждую ночь в больнице, с родственницей девушки, которую давным-давно бросил. Тем более, что произошло это таким безобразным образом. С изменой, наглым заявлением, в стиле: ты никто, а мужик – все, бескомпромиссным и жестоким. Он ведь даже не удосужился выяснить: как я себя чувствую после разрыва. Может пью беспробудно или заболела? А то и вовсе пустилась во все тяжкие с арабами, мулатами и прочими страстными южанами. Которым бы только «завалить» русскую туристку, а потом отправить домой с кучей венерологических болячек и ворохом ненужных впечатлений.

По счастью, дождь уже закончился – ливни долгими не бывают – но влажный воздух холодил тело даже под толстовкой. Каменный холл больницы тепла не добавил.

Я притормозила, оглядываясь в поисках указателя: куда идти и что делать. Макс не написал ни отделения, ни номера палаты. По логике можно предположить, что тетя в кардиологии. Все-таки сердце. Но так ли это? Может, она в реанимации или в терапии?

Я растерянно крутила головой. Полная охранница за коричневым деревянным столом, зябко куталась в старый пуховый платок, поверх синего синтетического платья. В узком прямоугольном окошке регистратуры мелькали деловитые девушки в белых халатах. Одна говорила по большому, новому мобильнику с сенсорным экраном, вторая, подперев голову ладонью, что-то искала в истории болезни. Посетителей было не особенно много. Пожилая женщина, в темно-коричневом пальто не по погоде прижимала к груди черную сумочку. Высокая женщина средних лет с длинной светлой косой и густой челкой, поправляла вязаную крючком бежевую кофту и переминалась с ноги на ногу – видимо, нервничала. Мужчина лет сорока, в костюме и черном дождевике с капюшоном, просто застыл – уперся взглядом в одну точку и ожидал. Девушка со смешной короткой стрижкой, ярким макияжем совершенно не в тон зеленого платья, тянула шею к регистраторше, в ожидании ее вердикта.

Холод и лекарственные запахи окутывали, впитывались в одежду, дурманили.

Все вокруг знали, что делать – все, кроме меня.

Лена выждала несколько минут и решительно двинулась к регистратуре. Как всегда ее дерзкого настроя хватило на нас двоих. И, слава богу.

Спустя полчаса, благодаря моему российскому паспорту – заграничный канул в Лету на курорте – мы знали все.

Вера Матвеевна Ланцева лежит в кардиологии, в пятой палате, на четвертом этаже этого корпуса. Временный пропуск нам выписали быстро. Гулко шлепнули круглую печать – и готово.

Лена потянула меня к коричневым дверям лифта, обрамленным серыми металлическими полосками.

Просторная кабинка показалась тесной и неуютной. То ли дело – стартануть сразу порталом. Весь мой старый, немагический мир выглядел каким-то неправильным и сложным в использовании.

Отделение кардиологии за выкрашенными в белую краску деревянными дверями, казалось каким-то унылым, нерадостным. Кабинеты врачей и процедурка по одну сторону, палаты – по другую. На экваторе – несколько тумб с пышными пальмами, большой плоский телевизор, экраном к старым, вытертым диванам и креслам, гулкий каменный пол.

Лена потянула меня вперед, мимо суровой медсестры, лет сорока пяти с биксами наперевес. Палатная дверь отворилась бесшумно. Четыре койки занимали женщины разного возраста. Но все гораздо старше нас. Бабушка, лет семидесяти, не меньше, с крючковатым носом с бородавкой по центру, спала, скрючившись в позе зародыша и тяжело дышала даже во сне. Упитанная женщина средних лет, моложавая, но седая как лунь, читала книгу с розово-гламурной обложкой: что-то незамысловато-любовное, романтическую сказку, наверное. Жгучая брюнетка, не старше тридцати пяти, с миловидным лицом и сильно отекшими веками, сосредоточенно переписывалась с кем-то в смартфоне.

Тетя повернулась в мою сторону и… Макс тоже. Он скрючился возле ее постели в три погибели и о чем-то перешептывался с «Верой Матвеевной».

Оба воззрились на нас с Леной с удивлением. Тетя выглядела бледной и осунувшейся. Под миндалевидными темно-карими глазами пролегли черные тени, как-то внезапно и вдруг появились новые морщинки – на лбу и на переносице. Я заметила, что руки у тети трясутся, губы синюшные, а кожа белее снега. Стало даже страшно, что могла не успеть, не застать… Колючий ком подкатился к горлу, веки защипало. Я подскочила к кровати и сжала маленькие ледяные ладошки.

– Что с-лучилось? – выдавила с трудом, сдерживая слезы.

Вера Матвеевна приподнялась и Макс с какой-то нарочитой заботой поправил ее подушку.

– Ариночка! Ты жива! Я так рада…

С минуту я смотрела в лицо тети и вдруг поняла – да это же я виновата! Она переживала за меня, племянницу, объявленную как пропавшая без вести…

Пока я жила и наслаждалась сказкой…

Стыд сдавил грудь стальными тисками, сердце екнуло, я присела на край кровати и затихла. И только Ленина рука на плече немного поддерживала, утешала и успокаивала.

Несколько минут длилась немая сцена. Сколько именно я не поняла. Затем Вера Матвеевна потянулась, я наклонилась, и тетя поцеловала прохладными губами.

– Слава богу, все в порядке, – даже лицо ее немного разрумянилось.

– Выйдем, поговорим? – предложил Макс с неожиданным напором.

Я только кивнула.

Лена пожала плечо.

– Я подожду. Останусь с Верой Матвеевной.

Я встала и на неверных ногах вышла из палаты. Пересекла холл и опустилась на диван, напротив телевизора. Тот жалобно скрипнул – пожаловался, что пенсия не скоро, а кости уже ломит.

Макс решительно пристроился рядом, попытался взять за руку, но я отняла ладонь – и «козел» настаивать не стал. Немного помолчал, и произнес:

– Я виноват. Боялся, что ты погибла или что-то еще. Замок, куда вы ушли с Леной, развалился прямо на глазах. Вот так вот – стоял себе сотни лет и – хрясть – превратился в руины.

Я еле сдержала удивленный возглас. Похоже, портал доконал хлипкую постройку. Макс, тем временем, продолжал, с каким-то жаром, непривычным пылом:

– В тот день я передумал все. Пересмотрел всю свою жизнь и понял… что люблю тебя.

Он замолчал, видимо, в ожидании оваций, или хотя бы радости с моей стороны. Еще бы! Бросил, послал на все четыре стороны. А потом, внезапно, его осенило! Но я смотрела на Макса, слушала его признания и думала о Рамзате, который не подводил и не бросал ни разу. Никогда не оставлял в беде, не произносил речей о вечной любви, но всегда поддерживал и помогал. Вот он какой, настоящий мужчина. Не тот, что сладко поет о чувствах, а тот, кто молча работает над отношениями.

– Вас искали в руинах, но не нашли. Решили, что вас завалило в подвале и объявили пропавшими без вести. По факту погибшими. Я вернулся домой, сообщил Вере Матвеевне, а через два дня у нее случился приступ. Мне позвонили из больницы. Тебя считали погибшей, а мой телефон оставался последним, на который звонила Вера Матвеевна. С тех пор я помогаю ей выкарабкиваться. Вроде бы идет на поправку. Врачи обещают почти полную реабилитацию. А теперь, когда ты вернулась, думаю, дело совсем наладится. Где ты была? Как добралась до дома? Что случилось?

Он сыпал вопросами, беспокоился, дергался, а я думала лишь об одном – как сообщить тете, которая недавно была при смерти, о том, что я не человек и не собираюсь задерживаться на Земле. Убедить отправиться со мной, поверить, что я не сумасшедшая, в реальность иных миров и магических рас?

Макс больше не казался мне близким человеком – так, картонной фигурой певца или актера на фоне какого-нибудь модного бутика. Красивой, в ярко-красной рубашке с черными джинсами, белокурыми волосами, но не настоящей. Далекой, ненужной, так, чисто эстетически привлекательной. И сколько бы ни распинался бывший, ничего другого в голову не приходило.

Макс бубнил что-то еще, бешено жестикулировал, интонации его голоса ясно говорили о заинтересованности. Но никаких эмоций у меня не возникало. Наверное, так слушали дамы высшего света серенады нелюбимых рыцарей под окнами.

Когда поток красноречия бывшего иссяк, я решительно встала и отчеканила:

– Большое спасибо за помощь с Верой Матвеевной. Теперь я сама ее вылечу и выхожу. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

С этими словами я решительно двинулась прочь, спиной чувствуя взгляд Макса – он просто прожигал мне лопатки. Слава богу, у бывшего хватило ума не догонять меня и ни на чем не настаивать. Позади раздались гулкие шаги, затерялись в недрах каменного пола, чуть слышно открылась входная дверь и хлопнула, закрываясь за бывшим.

Я вернулась в палату и около часа мы с тетей беседовали ни о чем: улыбались и хихикали. Затем явилась медсестра с градусником и капельницей, а мы с Леной вышли в коридор.

– Скажем сейчас или пару дней обождем? Судя по словам Веры Матвеевны, ее планируют вот-вот выписать… Освободить койку, оставить на больничном. Но в мире ларров, возможно, ее вылечат намного быстрее. А?

Я понимала нетерпение подруги, помнила о портале, что вот-вот захлопнется. Но как сообщить тете ошеломительные новости, не доведя ее до очередного инфаркта? Вот так вот просто взять – и огорошить?

Тетя, я не человек, а гаргулья. Нет, я не сбежала из дурдома и не получила контузию, сотрясение мозга при обрушении древнего рыцарского замка. Я, действительно, оборотень… Несколько минут в голове крутились варианты, идеи и предположения. Но последнее показалось самым действенным. Если, конечно, все получится. На этом я и успокоилась.

Дальше мы с Леной занялись делами насущными. Уволились с работы задним числом. Благо после обрушения замка и объявления нас пропавшими без вести, нас и так исключили из штата любимых рекламных агентств. Собрали дорогие сердцу вещицы. Лена – мамины драгоценности: три жемчужных ожерелья и сережки с огромными белыми камушками. Я – письма, фотографии, отцовский старый загранпаспорт, недействительный на момент его смерти, и поэтому оставленный мне в качестве памяти.

Прощаться ни с кем не хотелось. Да и не так много мы нажили друзей-приятелей. Вере Матвеевне мы помогали регулярно, в течение трех дней, вплоть до выписки.

Потом Лена отправилась за ней на такси, а я осталась дома, в ожидании.

Пока они добирались по русским пробкам и дорогам, меня заметно потряхивало. Но главная цель, которую хотелось добиться, выглядела вполне достижимой. Я несколько раз обратилась – совершенно спокойно, легко, и без всяких усилий. На том и успокоилась, до поры до времени.

Щелкнул с металлическим лязгом замок, дверь открылась, неспешно застучали подошвы. Я скинула халат и встретила тетю голой. Не успела Вера Матвеевна удивиться тому, что племянница внезапно стала эксбиционисткой, как перед ней очутилась гаргулья. Тетя села, на очень вовремя подставленный Леной стул. И пока она переваривала увиденное, приятельница разделась и обратилась.

Я ожидала истерик, криков ужаса, возможно, новых проблем с сердцем, но Вера Матвеевна отнеслась ко всему до странности спокойно и даже позитивно.

– А я знала… Вернее, верила. Прабабка рассказывала, что мы – ведьмы, потомственные и какие-то очень необычные. Никто в роду не верил, а я верила.

Теперь дело оставалось за малым. Отправиться с нами тетя согласилась сразу же. Даже не раздумывала, не просила времени на сборы. А может, хотела лично убедиться, что детские сказки, действительно, реальны. Мы вышли на кухню, я прикрыла глаза и попыталась найти то самое место. Знакомый портал никак не проявлялся. Я силилась вызвать его и так, и сяк. Нащупать, почувствовать, как в замке ларров, но снова и снова терпела фиаско. Судя по тяжким вздохам Лены, ее старания также успехом не увенчались.

Я устало опустилась на стул, хотела сказать тете, что все напрасно, когда ощутила это… снова…

Портал мигнул, будто проявился, потянул, поманил – и пропал окончательно. Я снова встала на нужное место, жестом позвала Лену и тетю Веру. Несколько минут мы ждали, почти не дыша, боясь пошевелиться и даже проморгаться. Затем почувствовали, как летим куда-то. Портал затянул, закрутил в своих недрах и быстро понес в неведомом направлении. Я уже было искренне обрадовалась, расслабилась, ожидая приземления в лесу, или в замке Рамзата с Дэкаэлем. Ну а чем черт не шутит? Яниссан ведь обещал пронизать наш путь собственными порталами, сделать так, чтобы часть дороги в мирах мы проделали с их помощью, а не пешеходами.

Невесомость удерживала в центре темного марева – на сей раз почему-то не совсем черного и не настолько густого, как предыдущие. Дыхание оборвалось, сердце подпрыгнуло, я увидела впереди луч света, казалось – вот оно, прибыли, все в порядке…

Я зажмурилась, почувствовала толчок в спину – и… очутилась снова на собственной кухне…

Лена выругалась так, что Вера Матвеевна только покачала головой и вздохнула. Мы молча расселись за столом, и приятельница налила всем чаю.

– Значит, портал древних гаргулий захлопнулся и больше не работает? Остались только порталы Яниссана? Мы добрались до основного, но он закрылся? – спросила тетя так, словно всю жизнь только и путешествовала подобным волшебным образом.

Я пожала плечами, Лена мотнула головой. Говорить не хотелось, слова застревали в горле, катались на языке вместе с горьким привкусом неудачи. Я больше не увижу Рамзата… Пожалуй, это сильнее всего расстраивало. Я вполне могла жить и здесь, в царстве серых многоэтажек. Устроиться в надоевший до тошноты офис. Вставать каждое утро на работу, возвращаться домой по пробкам после тяжких трудовых будней.

Я много чего могла… В конце концов – Земля неплохая планета, а Россия страна парадоксов, но ведь этим и прекрасна. Развивает чувство юмора и вестибулярный аппарат. Где еще так помотаешься внутри общественного транспорта – космонавтам не снилось, ухнешь посреди улицы в яму или в канаву? Где еще требуется проявлять столько смекалки даже чтобы просто извлечь из автомата пакетик чипсов или сухариков. Выяснять – где погладить, а где почесать металлическую заразу?

Я привыкла к холодному северному городу, что весной наряжался в бело-сиреневое платье цветения, и медовый запах наполнял воздух. Вот только мужчину, как Рамзат, я вряд ли второй раз встречу. Не чудовище с клыками, крыльями и когтями, не принца, что управляет большой страной, не мага, что способен продемонстрировать событие на другом конце планеты. Нет. Мужчину, который полюбит так, что примет любой. И даже думая, что я равнодушна, будет поддерживать, спасать, помогать. Не изменит от скуки, как подлец Макс, не заставит содержать его, как многие мужчины, что приносят домой только то, что в плавках. И вовсе не спрятанный в потаенный кармашек миллион долларов.

Я сидела в оцепенении, понимая, что личное счастье осталось где-то там, в недоступной части вселенной. В сказке, которую я покинула. Нет больше невесты принца Рамзата, есть лишь Арина, девушка из ветреного северного города. А здесь и сейчас мне достанется какой-нибудь Макс… и ничего лучше.

Лена пила чашку чая за чашкой. Вера Матвеевна включила телевизор и прибавила звук, чтобы мы слышали какое-то юмористическое шоу.

Минуты капали, а мы не могли прийти в себя и смириться. Хотя с каждым мгновением Рамзат с Дэкаэлем, чудесный мир сказок, новые подруги и племя гаргулий становились все дальше. Сизые сумерки подернули город. Включились желтые, кислотные фонари, привлекая сонмы мошек, загудели друг другу автомобили на улице, напоминая, что наши водители никогда и никому не уступят дорогу.

Жизнь вокруг стремительно набирала темп, и только мы замерли, словно жуки в янтаре. И постепенно отмирали, понимая, что все равно нет другого выхода.