Телефонный звонок раздался около девяти вечера. Галина почувствовала, как что-то екнуло в ее сердце. Своей звериной интуицией она почувствовала беду.

— Мам, у бабушки плохо с сердцем. Мы с папой вызвали скорую. — Голос у Полины был очень встревоженный.

— Давно ей стало плохо?

— После обеда она пожаловалась на слабость и тяжесть в сердце. Приняла свои сердечные таблетки. Ей вроде стало получше. Она подремала. А вечером боль стала усиливаться.

— Почему сразу не вызвали скорую? — грозно пошла в атаку Галина.

Но в следующий момент сама же себя осекла, услышав дрожащий голос дочери.

— Бабушка просила не беспокоиться. Говорила, что все нормально, сейчас таблетки сработают и все успокоится…

— Да, бабушка у нас в своем репертуаре. Главное — только никого не побеспокоить, — с долей сарказма пробурчала Галина.

Теперь ее гнев пошел на свекровь. Она глубоко вдохнула и постаралась унять свою агрессию.

— Полина, не паникуй. Скорая сейчас приедет. Я к вам прямо сейчас еду, — попыталась она немного успокоить дочку.

В следующий момент Галина стремительно накинула на себя плащ, схватила сумку с документами и ключи от машины.

«Черт, я же выпила вина!» — вспомнила она и почувствовала, как снова внутри поднимается волна раздражения. Только теперь уже на себя. «Не надо было пить!» — как будто услышала она внутри себя отвратительный скрипучий голос.

Внутренний цензор, ее негативный родитель застал ее врасплох и попытался наказать, размазать за «ошибку», за то, что она не предусмотрела все. Но Галина вспомнила слова своего терапевта — «не давай себя в обиду». «Не хочу больше никого обвинять!» — утвердилась она в своем новом решении.

Теперь она не на шутку разозлилась на своего внутреннего цензора. Она прямо увидела напряженное и злое лицо отца. Содрогнулась. А потом с огромным удовольствием внутренне послала его ко всем чертям сразу. Стало легче. Она собралась с мыслями, успокоила себя. В следующее мгновение решение было найдено. Она вызвала «Яндекс. Такси» и побежала на улицу.

Дорога показалась ей вечностью. «Чертова Рублевка! Опять какой-то “пупырь” едет, а все остальные должны стоять как бараны!» Всю дорогу она в нетерпении ерзала на сиденье и ругалась. Похоже, ей было легче ругаться, чем прикоснуться к своим настоящим чувствам. К страху.

Во дворе стояли два реанимобиля. Галина влетела в дом. В комнате Марии Ильиничны пронзительно ярко горел свет, толпились медики. Кто-то держал ее безжизненную кисть, готовя очередную инъекцию.

Старушка услышала голос Галины и приоткрыла глаза.

— Детка, как хорошо, что ты приехала… Ну вот, вы все рядом.

Она когда будто ждала этого момента, чтобы умереть. Тихо и светло.

Дальше все было как в тумане. Какие-то люди, какие-то документы, организация похорон. Наконец все затихло.

Галина вышла на веранду, поежилась и вдруг, словно по какому-то наитию, села на дощатый пол и забилась в самый дальний угол. Только в этот момент ее наконец настигли чувства. Она ощутила себя совсем маленькой девочкой в опустевшем и жестоком мире. Ее пронзили одиночество и ужас брошенного ребенка. Ужас, потому что ушло тепло, ушла любовь. Она никому больше не нужна. Конец.

Она сидела и безутешно плакала, иногда тихонько подвывая. В этот момент все смешалось. Она оплакивала человека, которого любила, свою невыплаканную детскую боль, а может, она оплакивала всю свою не очень счастливую жизнь. Раза два к ней подходил Олег. Он так и не решился ничего сказать, просто укрыл ее пледом и тихонько погладил по голове. Два боксера верно лежали все это время подле Галины. Они то и дело с грустью и тревогой поглядывали на свою всхлипывающую хозяйку.

Светало. Полина с заплаканным лицом выглянула на веранду и с удивлением увидела свернувшуюся клубочком и плачущую мать. Ей стало ее жалко. Она тихонько подошла к ней и встала рядом. Галина продолжала безутешно плакать.

— Боже мой, моя жизнь пролетела бесполезно! Никто меня не может выносить, кроме моего психотерапевта да собак. Никому я больше не нужна, — словно маленький ребенок, бормотала Галина.

— Мам, не плачь. Зачем ты так говоришь? Ты папе нужна и… мне. Пойдем домой. Папа сварил кофе и сделал тосты.

Галина встрепенулась и, не веря своим ушам, настороженно глянула на дочь. В серых глазах этой хрупкой девочки было столько сочувствия и теплоты! Внезапно Галину пробило жгучее чувство вины. Она никогда раньше не заглядывала в глаза своей дочки, которая так нуждалась в ней, в ее близости. Все происходило очень быстро, как в мультфильме. После вины пришла сильная боль. Она физически чувствовала ее за грудиной. Ей стало трудно дышать. Галина больше не могла себя сдерживать. Это было выше ее сил.

— Детка, моя детка, прости меня, пожалуйста! — стон вырвался откуда-то из самой глубины ее души. — Ты мой единственный, любимый и родной человечек. Прости меня, что я никогда не могла быть тебе нормальной мамой, — шептала Галина и гладила дочку по рукам.

— Мам, и ты меня прости, — робко сказала Полина. Инстинктивно она встала на коленки рядом и заплакала, всем телом прижавшись к матери.

В этот момент что-то произошло. Галина почти физически ощутила, как внутренняя пружина, державшая ее в напряжении, лопнула. Еще десять минут назад ей казалось, что жизнь больше не имеет смысла. А сейчас она обнимала своего ребенка и чувствовала, как ее душу стремительно заполняют нежность и любовь. Она услышала запах свежего, ароматного кофе. Она захотела есть. Она захотела жить.