Этот эпизод сильно изменил Катю.

Мне трудно передать словами собственные ощущения, но, уже только увидев в дверном проеме мою клиентку, пришедшую на очередную нашу встречу, я поняла, что ко мне пришел другой человек. Новая Катя.

Она словно как-то раскрылась, преобразилась.

В ходе разговора мое смутное впечатление постепенно приобрело четкие очертания. Будучи маленькой девочкой, Катя обесценила любовь отца. В дальнейшем это вылилось в потерю надежды на близость с мужчинами, с людьми в целом. Сама идея чувственной близости, понимания, слияния с другим человеком оказалась для Кати как бы вынесенной за скобки — в область несуществующего. Это делало мою клиентку закрытой, жесткой, требовательной, взыскательной и как следствие — холодной.

Теперь же, после необыкновенного, качественно нового контакта с любимым человеком, к Кате словно бы вернулась присущая ей от природы нежность. Нечто трогательное, тонкое, женственное открылось внутри этой девушки.

В ночь сразу после поворотного разговора с Дэвидом Кате приснился сон. Она отметила, что не может в точности определить, насколько сон основан на реальных воспоминаниях, а насколько на пришедших фантазиях. Но это и не было для нее особенно важным. Катю взволновало настроение, с которым она проснулась.

— Я снилась себе четырехлетней где-то… Я — в деревенском доме, на кухне. Бабушка, папина мама, раскатывает на столе тесто. Все залито солнцем. Красиво. Бабушка подбрасывает круг теста, и в воздух поднимается мука. Белая пыль переливается в потоках света. На бабушке красивый, чистый передник. Я играю с мальчиком. И вот тут… Знаете, так странно… но этот мальчик — мой папа.

Образ менялся. Это был одновременно и мой папа, и мой двоюродный брат. Мы пробегали мимо стола и пальцами оставляли вмятины на тесте. Бабушка улыбалась. Понимаете? Она и не думала нас ругать. Она позволяет нам отрывать кусочки сырого теста и есть их на бегу…

— Что вы чувствовали там, на той кухне?

Катя ответила сразу, не думая ни секунды:

— Радость. Мы играли, бегали, перемазались в муке. Бабушка оставалась все время спокойной. Она радовалась вместе с нами. И вот затем был очень яркий момент… Мальчик провел ладонью по моей щеке. Вот, кажется, именно в это мгновение я вдруг понимаю, что мальчик — это мой папа. И сразу проснулась. Часы показывали три двадцать. Я села в постели и… вдруг вспомнила. Вспомнила шершавую руку отца. Теплую. Ласковую. Тут же началось невероятное. Как будто бы в памяти открылся какой-то файл, который до этого годами лежал зашифрованным. В моей голове возникали картинки, одна за другой. Мы с папой едем на машине и поем, мы с папой гуляем в сосновом бору, мы с папой дрессируем Джерри, мы с папой сидим на диване и смотрим огромную книгу, какую-то энциклопедию с фотографиями животных… Столько всего! Я поняла, что больше не могу спать. Я плакала. Но это были особенные слезы. На этот раз я плакала и с болью, но и с радостью, понимаете? Вот здесь, в душе, было тепло.

Катя приложила руки к груди. На глазах ее снова блеснули слезы.

— Вы удивитесь, но я вспомнила вас. И, вспомнив, поняла, что нужно делать. Я вылезла из постели, взяла тетрадь, ручку и начала записывать. Я поняла, что ужасно боюсь забыть эти картины снова. Нельзя было упустить ни одной детали. Я писала до утра.

Катя вытащила из сумки тетрадь и, положив ее на колени, взглянула мне в глаза.

— Не волнуйтесь, Катя. Вы больше никогда этого не забудете. Теперь все ожившие картины не просто останутся в вас навсегда, но и послужат вам мощным внутренним ресурсом.

Открытые воспоминания станут для вас ориентиром. Ведь теперь вы точно знаете, что чувствует тот, кого любят.