Тао

Я вставила ключ в замочную скважину и распахнула дверь, меня встретила сумрачная вечерняя пустота. За моей спиной стояли отец с сыном. Куртки Куаня на вешалке не было. Ботинок тоже.

Я приоткрыла дверь в ванную.

Его полка над раковиной опустела. Лишь белые потеки там, где прежде лежала бритва.

Он уехал, ни слова не сказав. Потому что сам захотел? Или думал, что этого хочется мне? Потому что я напоминала ему о Вей-Вене, подобно тому как все в нем самом напоминало о Вей-Вене мне?

Потому что считал меня виноватой?

Еще один человек, исчезнувший из моей жизни. Но на этот раз искать его мне нельзя. Нельзя расспрашивать о нем или пытаться связаться с ним. Это его выбор, и у меня нет никакого права задавать вопросы. Потому что виновата по-прежнему я.

Отец с сыном стояли в коридоре и вопросительно смотрели на меня. Надо что-то сказать им.

— Можете занять спальню.

Поставив в сторону сумку, я постелила себе в гостиной, прислушиваясь к голосу паренька. Он обсуждал детали, дальнейшую жизнь, и это давало ему силы. Он снова обрел будущее. Тьма у него внутри рассеялась. Или, возможно, я чересчур много попыталась вложить в сказанные ему слова. Попыталась вложить в них все то, что принадлежало мне самой.

Я подошла к окну. Ограда никуда не делась. В воздухе кружил вертолет. Пчелы были взаперти, словно в коконе, чтобы ни одна не вылетела, пока их не станет больше, намного больше, пока люди не научатся контролировать их. Так задумала Сьяра.

Она надеялась одомашнить их. Надеялась, что они спасут нас. Ей хотелось приручить их, подобно тому как она приручила меня. И я не противилась. Так было проще. Повиноваться ей и не думать.

Паренек засмеялся. Я впервые слышала его смех, такой молодой и радостный. Значит, мне удалось отдать им что-то, ему и его отцу. Смех звучал все громче, и мне вдруг стало легче дышать. Когда эти стены в последний раз слышали смех?

Я оглянулась на дорожную сумку, внутри лежала книга, которую я так и не сдала в библиотеку и прочла до конца, от корки до корки. Теперь все эти слова навсегда со мной, но что с ними делать, я не знаю. Это настолько больше меня, что у меня не хватает сил.

Они приводили в порядок площадь, расчищали место, строили сцену, устанавливали камеры. Там работали сразу несколько бригад, а речь мою будут транслировать по всему миру. Энергичная женщина-администратор, заправлявшая работой, велела поставить на сцене огромные корзины с только что собранными грушами. Все эти символы казались мне чересчур тяжелыми, но, возможно, именно так и нужно было.

Мне подобрали гардероб — ко мне явилась женщина с целым ворохом одежды. Ничего особенно роскошного, но все совершенно новое. Простые крой и ткань, немного похоже на прежнюю форму Партии. Словно для того, чтобы напомнить зрителям, что я — одна из них, из народа. Ткань производила впечатление тяжелой, однако оказалась мягкой.

— Это хлопок, — сказала женщина, — переработанный хлопок.

Одежду из хлопка я не носила никогда в жизни. Чтобы купить метр такой ткани, мне нужно месяц работать. Я выбрала синий костюм. Ткань дышала, я почти не ощущала ее. Я оделась и посмотрела в зеркало. Костюм мне шел. Теперь я выглядела как одна из них. Как она, Ли Сьяра, и уж никак не походила на работницу из фруктового сада. На ту, кем я должна была оставаться всю жизнь.

Костюм преобразил меня, превратил в ту, чьей помощи ждала Сьяра. Я повернулась и посмотрела в зеркало через плечо. Пиджак прекрасно сидел, брюки были как раз впору. Я потянула за рукав — ровно той длины, какая и нужна.

Я перехватила свой взгляд. Мои глаза… Как же они похожи на его глаза. И кто я такая? Я отвернулась. У Вей-Веня не было одежды из хлопка. Никогда. У него не было одежды из хлопка, и его маленькая жизнь ничего не значила.

Я заставила себя поднять голову и снова посмотреть в зеркало. На меня смотрела полезная дурочка.

Нет.

Воротник вдруг сдавил мне горло. Я сбросила пиджак, стянула с себя брюки, оставив их лежать на полу.

Я не хочу, чтобы все это было впустую. И я знаю, что надо делать.

Надела свои старые свитер и брюки, обулась.

Затем схватила стоявшую на полу сумку, открыла дверь и вышла на улицу. Отыскав администратора, я остановила ее и спросила:

— Где Ли Сьяра? Мне надо поговорить с ней.

Я нашла ее в здании городской администрации, где ей отвели самый просторный кабинет. При моем появлении охранник выпроводил троих мужчин, хотя совещаться они, судя по всему, еще не закончили.

Сьяра поспешно встала и двинулась мне навстречу. Ее губы сложились в знакомую приветливую улыбку, но на меня она больше не действовала.

— Вот, держите. — Я протянула книгу.

Она взяла, но открывать не стала, даже не взглянула на нее.

— Тао, я жду не дождусь твоего выступления!

— Вы должны ее прочесть.

— Хочешь, мы еще раз отрепетируем речь? Каждое слово. Возможно, некоторые формулировки лучше изменить…

— Я хочу, чтобы вы ее прочли, — повторила я.

Она наконец посмотрела на книгу и провела пальцем по буквам на обложке.

— «Слепой пасечник»?

Я кивнула.

— Пока вы ее не прочтете, я не буду выступать.

Она испуганно уставилась на меня:

— Что ты такое говоришь?

— Вы все делаете неправильно.

Она прищурилась:

— Мы делаем все, что в наших силах.

Не сводя с нее взгляда, я подалась вперед и тихо проговорила:

— Они умрут. Пчелы опять умрут.

Сьяра смотрела на меня. Я ждала ответа, но она молчала. Она размышляет над моими словами? Пытается осмыслить их? Имеют ли мои слова хоть какое-то значение для нее? Во мне вскипела злость. Почему она молчит?

Оставаться там было невыносимо, я развернулась и шагнула к двери. Сьяра наконец опомнилась:

— Подожди!

Она открыла книгу и перелистнула страницу.

— Томас Сэведж, — прочла она. — Американец?

— Это его единственная книга, — быстро ответила я. — Но для нас важнее книги не найти.

Сьяра подняла голову и опять посмотрела на меня.

А затем кивнула:

— Садись. И рассказывай.

Сначала я спешила, рассказывала сбивчиво, путала хронологию, но вскоре поняла, что Сьяра не торопит меня. В дверь несколько раз стучали, интересовались, когда она освободится, но она всех просила подождать, и я мало-помалу успокоилась.

Я рассказала об авторе, Томасе Сэведже. В основу книги легла его собственная история, события, им пережитые. Сэведжи были потомственными пасечниками, их семья занималась пчеловодством на протяжении многих поколений. Отец Сэведжа одним из первых пострадал в результате Синдрома, но бросил пчеловодство одним из последних. Томас Сэведж работал вместе с отцом до самого конца. Они очень быстро переключились на органическое пчеловодство, этого потребовал Томас Сэведж, — перестали вывозить пчел для опыления в другие регионы и меда забирали ровно столько, сколько было необходимо, чтобы выжить. И тем не менее это их не спасло. Пчелы умирали. Снова и снова. В конце концов пришлось продать ферму и все хозяйство. Лишь тогда Сэведж, уже пятидесятилетний, написал книгу, в которой увековечил весь свой опыт и поделился соображениями о будущем человечества. «Слепой пасечник» оказалась книгой пророческой, но повествование при этом было очень ясным и четким, так как основывалось на опыте самого писателя.

Книга вышла в 2037 году, всего за восемь лет до Коллапса. В книге Сэведж предсказал в числе прочего и гибель человечества. Помимо интересных сведений, там содержались советы тем, кто попытается возродить человеческий род.

Когда я закончила рассказ, Сьяра долго молчала. Она неподвижно сидела, положив руки на книгу, и задумчиво смотрела на меня.

— Можешь идти.

Все-таки решила меня выпроводить? И если я заартачусь, вызовет охрану и прикажет отвести меня домой и запереть там до нужного момента? А потом потребует, чтобы я выступила с речью, и еще с одной, и опять, и снова, и я против моей воли буду исполнять ее приказы.

Но Сьяра поступила иначе. Она открыла книгу и углубилась в чтение.

Я встала, она скользнула по мне взглядом, кивнула на дверь:

— Пожалуйста, оставь меня.

— Но…

Она положила ладонь на раскрытую книгу, словно желая защитить ее, и тихо сказала:

— У меня тоже есть дети.