Тао
— Раз, два, три — прыг!
Мы шагали по дороге, стараясь не сходить с колеи. Я и Куань, а между нами — Вей-Вень. Шею он обмотал моим старым красным шарфом. Малыш его обожал и, будь его воля, вообще не снимал бы, но мы разрешали ему надевать этот шарф, только если никто из посторонних его не видел. Шарф был не просто элементом одежды, а наградой, хотя мне нравилось, когда Вей-Вень его повязывал. Я надеялась, что, возможно, ему самому тоже захочется когда-нибудь получить подобный.
Вей-Вень держал нас за руки и требовал, чтобы мы приподнимали его над землей и несли. Желательно подольше.
— Еще! Еще!
Шарф наползал ему на лицо, лез в нос и глаза, и малыш мотал головой.
— Глядите! — кричал он то и дело. — Глядите! — Он показывал пальцем на деревья, на небо, на цветы. Вей-Вень оказался здесь впервые, прежде он смотрел на деревья из окна лишь по утрам, пока его не выгоняли из-за стола и не отводили в школу, и по вечерам, перед сном.
Мы решили дойти до небольшого холма неподалеку от опушки леса, а там сделать привал и перекусить. Этот холм хорошо просматривался из окна нашей квартиры, идти до него было метров триста, так что устать Вей-Вень не успеет. К тому же оттуда, мы знали, открывается красивый вид на поселок и на сады. Мы взяли с собой жареный рис, чай, плед и коробку консервированных слив, которую берегли для особого случая. Поедим, а потом вытащим учебники, сядем в теньке и позанимаемся. Мне хотелось выучить его первым десяти цифрам. Сегодня мне будет проще: Вей-Вень отдохнул, и я тоже.
— Раз, два, три — прыг!
Мы снова, в пятый или шестой раз, приподняли его над землей.
— Выше! — закричал он.
Мы немного расстроенно переглянулись, а потом опять потянули его за руки. Мы понимали, что это ему никогда не надоест. Таковы трехлетки — им никогда ничего не надоедает. А Вей-Вень, ко всему прочему, привык получать желаемое.
— Ты только представь, каково ему будет, когда он перестанет быть единственным, — сказала я Куаню.
— Ему нелегко придется, — улыбнулся муж.
Еще несколько месяцев — и денег у нас накопится достаточно. Мы старались тратить поменьше, а сэкономленное складывали в копилку, стоявшую в серванте на кухне. Когда мы сможем доказать, что денег у нас достаточно, то получим наконец разрешение. Тридцать шесть тысяч юаней — столько нам требовалось. Сейчас же у нас накопилось тридцать две тысячи четыреста семьдесят шесть. И время поджимало, еще немного — и мы уже не пройдем по возрасту. Нам обоим было по двадцать восемь, а соискателям должно быть не больше тридцати.
Я попыталась отпустить его руку.
— Вей-Вень, давай ты сам немножко пройдешь.
— Нет!
— Немножко. Вон до того дерева. — Я показала на растущее метрах в пятидесяти от нас дерево.
— До какого?
— Вон того.
— Но они все одинаковые.
Я не смогла удержаться от улыбки. А ведь малыш прав. Я взглянула на Куаня. Он смеялся, радостно и искренне, и ничуть не жалел, что мы пришли сюда. Куань, как и я, решил, что сегодняшний день во что бы то ни стало будет хорошим.
— На ручки! — запищал Вей-Вень, вцепившись мне в ногу.
Я осторожно высвободилась из его объятий.
— Давай ладошку.
Но он захныкал:
— Нет! На ручки!!
Куань легко подхватил его и посадил себе на плечи.
— Ну-ка, поехали! Давай как будто я верблюд, а ты едешь на мне верхом!
— Верблюд — это что?
— Ну ладно, не верблюд, а лошадь. — Он заржал, в Вей-Вень расхохотался.
— Лошадка, скачи!
Куань сделал несколько шагов, но остановился.
— Нет, эта лошадка старая, она устала. И ей не хочется убегать от мамы-лошадки.
— Кобыла, — поправила я. — Это называется не мама-лошадка, а кобыла.
— Как скажешь.
Они с Вей-Венем двинулись вперед. Куань сперва взял было меня за руку, и мы даже прошли так несколько метров, но Вей-Вень опасно накренился, и Куаню пришлось придерживать его. Вей-Вень раскачивался и вертел головой. Вскоре он понял, что оттуда, сверху, все выглядит совсем иначе.
— Я самый высокий! — Он улыбался во весь рот, сам себе, как умеют только трехлетки.
Мы добрались до вершины холма. Прямо перед нами, чуть ниже, раскинулись бесконечные рощи фруктовых деревьев. Ровные, точно по линейке вычерченные ряды одинаковых белых шариков на коричневой земле и сгнившей прошлогодней листве, сквозь которую пробивалась трава.
Всего в паре сотен метров от нас виднелся лес, темный и разросшийся. Людям от него не было никакой пользы, поэтому его собирались вырубить и посадить на его месте плодовые деревья.
Я повернулась. На севере ряды фруктовых деревьев тянулись до самого горизонта. Длинные линии, три ряда, потом дорога, потом опять три ряда. Я читала, что в прежние времена люди — их называли туристами — специально приезжали весной издалека, чтобы увидеть подобное зрелище. Приезжали только ради цветущих фруктовых садов. Красиво ли это? Я не знала. Это была моя работа. Каждое дерево означало для меня труд, долгий и изнуряющий. Глядя на деревья, я думала, что вскоре на них появятся фрукты и нам придется вновь лезть наверх. Осторожно, как и во время опыления, срывать каждую грушу и заворачивать ее в бумагу. Беречь плоды, словно те сделаны из золота. Бесконечное, непреодолимое множество груш, деревьев, часов, лет.
Однако сегодня мы пришли именно сюда. Потому что мне так захотелось.
Куань расстелил на земле плед, и мы разложили еду. Вей-Вень ел торопливо и весь выпачкался. Как правило, ел он быстро и мало, считал это занятие скучным, и еда ему не нравилась, хотя, если ему хотелось вдруг добавки, мы всегда готовы были поделиться с ним своей порцией.
Когда очередь дошла до консервированных слив, малыш успокоился — может, оттого что мы с Куанем молчали. Мы поставили баночку на плед, Куань воткнул в крышку консервный нож, медленно открыл банку, отогнул крышку в сторону, и мы увидели под ней желтые круглые плоды, источавшие легкий сладковатый запах. Я осторожно подцепила вилкой одну сливу и положила ее на тарелочку Вей-Веня.
— Что это? — спросил он.
— Слива, — ответила я.
— Я не люблю сливу!
— Ты сначала попробуй.
Наклонившись над тарелочкой, он лизнул кончиком языка сливу. На секунду задумался. И улыбнулся. А потом, словно голодный щенок, затолкал в рот целиком. В уголках рта выступили капельки сока.
— Есть еще? — спросил он, не успев прожевать.
Я показала ему баночку. В ней было пусто. По одной сливе каждому, и больше не осталось.
— Забирай мою. — Я переложила свою сливу на тарелку Вей-Веня.
Куань укоризненно посмотрел на меня.
— Тебе тоже нужен витамин С, — тихо проговорил он.
Я пожала плечами:
— Съем одну — и захочется еще. Лучше уж вообще не начинать.
* * *
— Ясно. — Куань улыбнулся и наклонил свое блюдце, так что теперь и его слива лежала перед Вей-Венем.
Всего две минуты — и Вей-Вень расправился с фруктами и вскочил. Теперь ему хотелось забраться на дерево.
Мы попытались остановить его:
— Ты сломаешь ветку.
— Нет! Хочу!
Я открыла рюкзак — хотела отыскать тетрадь и ручку.
— Давай-ка лучше поиграем в числа.
Куань закатил глаза. Вей-Вень, похоже, вообще пропустил мои слова мимо ушей.
— Смотри, лодка! — Малыш поднял с земли щепку. — Отличная лодка! — согласился Куань. — А вот и море, — он показал на лужу неподалеку.
— Да! — обрадовался Вей-Вень и побежал к луже.
Я молча убрала тетрадь в рюкзак и отвернулась. Куань погладил меня по голове:
— День сегодня длинный.
— Уже середина дня.
— Иди сюда. — Он потянул меня вниз, на плед. — Смотри, как хорошо — просто лежишь и не думаешь ни о чем.
Я вдруг заметила, что улыбаюсь.
— Ладно.
Он взял меня за руку и осторожно сжал ее, а я в ответ осторожно сдавила его руку. Он снова сжал мою руку. Мы рассмеялись. Сегодня, когда вокруг никто не бормотал, здесь было совсем тихо.
Я перевернулась на спину и потянулась, не боясь, что перерыв вдруг закончится и мне надо будет возвращаться к работе. В глаза било солнце. Я прикрыла один глаз, и мир стал плоским. Яркая голубизна неба слилась с белыми цветами дерева над нами. Все вокруг словно лишилось объема. Небо просачивалось между лепестками, и со временем фон и передний план поменялись местами. Небо превратилось в голубой дырявый ковер, брошенный на белую поверхность.
Я закрыла глаза, по-прежнему сжимая теплую руку Куаня, неподвижно лежавшего рядом. Мы могли бы обсудить что-нибудь. Могли бы заняться любовью. Но нам обоим просто хотелось лежать вот так. Неподалеку, пуская по луже кораблики, лепетал Вей-Вень. Вскоре мне захотелось лечь поудобнее. Лопатки больно упирались в землю, позвоночник ныл, я перевернулась набок и подперла голову рукой. Куань спал, тихонько похрапывая. Разреши ему — и он проспит так неделю. Мой муж всегда был чересчур худым и бледным, его телу вечно всего не хватало. Спал он меньше, чем ему хотелось, а ел так мало, что полученных калорий недоставало. Несмотря на это, работал он дольше меня и никогда не жаловался. Он всегда был полон радости.
Как же здесь тихо… Когда вокруг не было других людей, тишина казалась особенной. Даже Вей-Вень умолк и забросил кораблик. Ветер стих, и я утонула в тишине и пустоте.
Я резко села. Где он? Я повернулась к луже. Коричневая жижа весело блестела, но Вей-Веня возле нее не было.
Я встала.
— Вей-Вень! — Ответа я не дождалась. — Вей-Вень, ты где?
Натолкнувшись на стену из тишины, мой крик умолк всего в нескольких метрах от меня. Я сделала несколько шагов в сторону. Отсюда мне было лучше видно окрестности.
Его нигде не было.
— Вей-Вень?
От моих криков проснулся Куань. Он поднялся и тоже начал оглядывать окрестности.
— Ты его видишь?
Он покачал головой.
Лишь сейчас я осознала, насколько огромен этот сад. И насколько здесь все одинаковое. Бесконечные ряды грушевых деревьев. И больше никаких ориентиров. Только солнце и лес. И где-то там — наш трехлетний малыш…
Мы подошли к луже. Щепка наполовину утонула в воде.
— Посмотри там, а я обойду все здесь. — Голос Куаня звучал повседневно и по-деловому.
Я кивнула.
— Просто заигрался где-нибудь, — продолжал он, — далеко он вряд ли ушел.
Я заспешила вниз по колее. Точно, он наверняка просто заигрался, нашел что-нибудь интересное и не слышит наших криков.
— Вей-Вень! Вей-Вень!
Может, ему повезло и он наткнулся на какого-нибудь мелкого зверька или нашел жучка. Или похожий на дракона пенек. И замечтался, забылся в своем желании познать нечто новое. Червяк. Птичье гнездо. Муравейник.
— Вей-Вень! Ты где? Вей-Вень? — Я старалась, чтобы голос звучал ласково и мягко, но слышала, как мой полный ужаса крик разбивает тишину.
Вдали послышался голос Куаня:
— Вей-Вень? Ты где? — Его голос, в отличие от моего, казался спокойным.
Я ухватилась за это спокойствие и начала подражать Куаню. Он здесь. Ну конечно же, здесь. Сидит где-нибудь и играет. Просто заигрался.
— Вей-Вень?
Лучи солнца били мне прямо в спину.
— Вей-Вень! Малыш!
Всего за несколько минут здесь будто стало жарче.
— Вей-Вень, солнышко, ты где?
Лишь мое дыхание. Неровное и сбивчивое. Я обернулась и увидела, что холм остался в паре сотен метров позади. Вей-Вень едва ли ушел бы так далеко. Я побежала было назад, но потом немного изменила направление, ориентируясь на колею.
Мне вспомнилось вдруг, что на нем красный шарф. Вей-Вень обмотал шею красным шарфом. Заметить его будет несложно. Вокруг лишь коричневая земля, зеленая трава и белые лепестки — красный шарф сразу же бросится в глаза.
— Тао! Иди сюда!
Куань. Только голос незнакомый и резкий.
— Ты нашел его?
— Быстрей!
Я свернула и побежала на голос. С каждым вздохом дышать становилось все тяжелее, горло сдавило, и воздух, казалось, не мог пробиться к легким.
Между деревьев я увидела Куаня. Он бежал ко мне со стороны леса, высокой темной стеной встававшего за ним. Он был в лесу? Неужели Вей-Вень убежал туда?
— Что случилось? Все в порядке? — спросила я. Голос звучал сдавленно и напряженно.
А потом я разглядела мужа как следует. Куань двигался очень быстро, лицо его обратилось в маску, глаза едва не выскакивали из орбит. В руках он нес что-то.
Красный шарф.
Ножка в ботинке, подрагивающая в такт шагам Куаня. И болтающаяся голова — маленькая и темноволосая.
Ботинок. Детская головка.
Я подбежала к Куаню.
У меня вырвался сдавленный крик.
Дышал Вей-Вень с трудом. А лицо его под темной челкой было белым как бумага. В глазах светилась мольба. Он что, сломал себе что-нибудь? Поранился? У него течет кровь? Нет. Его будто парализовало.
Куань сказал что-то, но слов я не слышала, видела лишь, что губы его шевелятся, вот только звуки не могли ко мне пробиться.
Не останавливаясь, Куань пробежал мимо.
Я крикнула ему что-то. Вещи! Наши вещи! Как будто я считала это важным. Но Куань мчался прочь, прижимая к себе Вей-Веня.
Я бросилась следом — к домам, к тем, кто мог помочь. Маленькая ножка подрагивала. Ветер трепал красный шарф. Ни разу не остановившись, мы добежали до поселка. По пути я не отрываясь смотрела на Вей-Веня, в его большие и испуганные глаза. Бежать — единственное, что мне оставалось.
Я снова и снова повторяла его имя.
Но он больше не откликался.
Тело обмякло. Малыш побледнел еще сильнее, на лбу выступили капельки пота.
Он закрыл глаза.
Почему мы так долго бежим? Как же далеко мы ушли! Неужели здесь и правда так далеко?
Наконец перед нами появились дома. Однако вышли мы с другой стороны — перепутали тропинки.
Тишина. Куда же все подевались?
Наконец-то. Человек. Пожилая женщина. Она явно принарядилась и шла на праздник. Это я поняла. Эта женщина накрасила губы и надела платье.
— Стойте! — закричал Куань. — Стойте! Помогите! Женщина растерялась. А потом она заметила нашего малыша.
Всего через несколько минут приехала неотложка. За машиной тянулся пыльный след, пыль поднималась в воздух и оседала на волосах Вей-Веня, его ботинках и ресницах. Из машины выскочили одетые в белое врачи. Они осторожно забрали малыша и унесли его внутрь. Его ладошка выскользнула из руки врача и безжизненно повисла. Больше мы его не видели. Нас с Куанем провели к машине, но посадили не рядом с Вей-Венем, а на переднее сиденье. Кто-то велел нам пристегнуться.
Пристегнуться. Словно это имело какое-то значение.