Когда лидер не знает, куда направляется, отказывается слушать то, чего слышать не хочет, или полагается на ложную информацию, ничего хорошего ждать не приходится. Если никто не задает трудных вопросов или не отвечает на них, ошибочные предположения могут остаться незамеченными или неисправленными. Колин Пауэлл и сам познал темную сторону принятия решений, когда ни он, ни кто-либо другой не сумел задать достаточно жестких вопросов в преддверии второй иракской войны.

После террористических атак 11 сентября 2001 г. Пауэлла, уже занимавшего пост госсекретаря, окружали сторонники жестких мер под предводительством вице-президента Дика Чейни, министра обороны Дональда Рамсфелда и ряда других влиятельных высокопоставленных лиц. Чейни и его сторонники выступали за решительный ответ военными средствами. После Афганистана, родного дома «Аль-Каиды», очевидной мишенью казался Ирак. Его обвиняли в нарушении договоренности об уничтожении оружия массового поражения, достигнутой после первой Войны в заливе.

Общественность, все еще потрясенная терактами в Нью-Йорке и Вашингтоне, горячо поддержала планы администрации по военному воздействию на Ирак. Правительство США убеждало мир, что данным разведки можно доверять и Ирак действительно обладает оружием массового поражения. Но за кулисами не приветствовались настоящие, жесткие стратегические вопросы, которые следовало задать.

Полностью ли и честно проанализированы риски и издержки?

Полностью ли рассмотрены все возможные последствия наших действий?

Есть ли у нас четко сформулированная и достижимая цель?

Те вопросы, которые задавал Пауэлл еще накануне первой войны с Ираком, были важны как никогда, но на этот раз они остались без внимания или на них просто не пожелали отвечать. Пауэлл сам внес вклад в поднятую военную шумиху, выступив в 2003 г. в ООН. «Мы даже не рассматриваем возможность того, чтобы оставить Саддама Хусейна в покое еще на несколько месяцев или лет, зная, что он владеет оружием массового поражения, — заявил Пауэлл. — Только не после 11 сентября».

Однако, как выяснилось впоследствии, у Саддама не было никакого оружия массового поражения. Данные разведки оказались ложными. Администрация не задала правильных вопросов правильным людям. Я спросил у Пауэлла, какую цену он и Америка были вынуждены заплатить за эту ошибку. Впервые за наш в остальном дружеский разговор он пришел в негодование. Он сказал, что получал недостоверную информацию. Она поступила в конгресс за четыре месяца до его выступления в ООН. Конгресс видел официальную разведывательную сводку, полный отчет, подготовленный ЦРУ, и пришел к тем же выводам. Влиятельные сенаторы от обеих партий, в том числе Джон Керри, Хиллари Клинтон, Джон Маккейн и председатель сенатской Комиссии по разведке Джей Рокфеллер, безоговорочно доверяли этому отчету. Президент цитировал его в своем докладе о положении в стране. Вице-президент Дик Чейни выступил на национальном телевидении с информацией из того же отчета. Кондолиза Райс, советник по национальной безопасности, также ссылалась на него, когда говорила на CNN, что Саддам Хусейн подошел к созданию собственного ядерного оружия ближе, чем все думают. «Мы знаем, что у него есть необходимая инфраструктура и ученые-ядерщики, чтобы создать ядерное оружие, — сказала Райс, а затем мрачно добавила: — Мы не хотим, чтобы дымящийся ствол превратился в атомный гриб».

«Все они утверждали, что информация точна, и полностью верили ей», — сказал мне Пауэлл.

И все они ошибались.

Особенно вопиющим было утверждение о том, что у Ирака есть мобильные лаборатории по разработке биологического оружия, которые можно перемещать и прятать от военных инспекторов и спутников-шпионов. Это было главным доводом ЦРУ. Но эта информация основывалась на показаниях одного-единственного человека, иракского перебежчика под кодовым именем Крученый. Он рассказал свою историю немецкой разведке. Американские агенты сами ни разу не допрашивали его. Только после вторжения в Ирак мы узнали, что Крученый лгал.

Почему никто не заметил, что в его рассказе полно дыр? Какие вопросы следовало задать и кто это должен был сделать? Почему никто не насторожился, когда официальные лица узнали, что Крученого не допрашивали американские агенты? Хотя прошло уже больше десяти лет, Пауэлл продолжал кипеть от возмущения.

«Чертов директор ЦРУ должен был спросить! Он должен был спросить у своих людей: „Что нам на самом деле об этом известно?.. Откуда взялась такая информация? Подтверждают ли ее разные источники?“»

Пауэлл, занимавший пост государственного секретаря, не слишком активно выражал свое несогласие. Окончательные решения зависели от сильнейших игроков — вице-президента, министра обороны и прочих. Но они тоже не задали нужных вопросов. Американская миссия в Ираке превратилась в дорогостоящее и чрезмерно затянувшееся предприятие с непредсказуемыми последствиями и страшными потерями, результат которого оказался печальным и неубедительным для США.

«Да, на моем выступлении в ООН навсегда остался ярлык провала, ошибки, — писал Пауэлл в своей книге „У меня это сработало“ (It Worked for Me). — Я злюсь в первую очередь на себя, потому что не смог почуять проблему. Мои инстинкты меня подвели».

В своем кабинете, вдали от камер и софитов, отставной генерал и бывший государственный секретарь выглядел подавленным и горько сожалеющим о том, что его репутация человека, долго и преданно служившего государству, разрушавшего барьеры, отстаивавшего справедливость и честь, оказалась запятнана из-за миссии, которую он и другие не подвергли тщательной проверке и стратегическому исследованию. Воспоминания о его выступлении в ООН и иных заявлениях о том, что Саддам Хусейн представляет собой явную угрозу, до сих пор мучают его.

«В конечном счете все это свалили на меня одного, и об этом продолжат вспоминать, когда я умру, — сказал он мне. — Что ж, так тому и быть».

Вашингтон — город больших амбиций и великого самомнения. Здесь люди оценивают вас по вашим связям и вашей близости к власти и ваша значимость определяется вашей последней должностью и тем, в каких кругах вы вращаетесь. Людям тут редко свойственно брать на себя ответственность за неудачи и проколы. Проще простого обвинить кого-то другого, избежать непростых вопросов или сменить тему. Пауэлл никогда не поступал так. Он признал свою неправоту, когда дела оказались плохи, и взял на себя ответственность там, где это было нужно. Ему следовало более активно заявлять о своей позиции и настаивать на том, чтобы сложные, но очень важные стратегические вопросы были заданы. Стал бы кто-нибудь его слушать — другой вопрос. Но он знает, что ему следовало попытаться. Это урок, который должны выучить все мы.