Филька на поле брани
Ноги уже не шли, но Филька все шагал, проваливаясь в сугробы.
– Я успею! Я успею! – твердил себе разбойник.
Пробираясь по зимнему лесу, Филька старался почти не останавливаться. Кто знает, может, именно этой секунды или минуты не хватит? Не раз лихой человек уходил от погони, но никогда он так не спешил. Но тогда он спасал только свою шкуру, а сейчас – жизни людей, которые пошли на смерть ради Отечества.
Наступало утро. Сколько я не спал, задумался Филька, очередной раз перебираясь через завалившееся дерево. Сутки, двое? Ничего, потом высплюсь! Будет время, как земельку кинут да как в нее положат, отосплюсь, а сейчас надо бежать. Я и так срезал вон сколько. Если я не ошибаюсь, то, как лес закончится, я и следы дружины увижу. Дай Господь, чтобы Евпатий Львович хоть на день остановился, хоть на полдня! Если все верно, то я всего на день от него отстаю. Здесь он должен был проходить, когда я из деревни вышел.
Филька не ошибся. Когда кончился лес, то он и впрямь увидел, что здесь прошло войско. Судя по тому, что следы не замело, ехали они здесь вчера днем.
Филька повалился на землю. Надо хоть минут десять полежать и дальше спешить. Если Евпатий Львович остановится, то все будет в порядке и он успеет рассказать ему об иуде.
Полежав немного на снегу, Филька продолжил свой путь. Идти не по сугробам, а по протоптанной дороге было куда легче. Филька не останавливался. Быстро шагая путем, которым прошли ратники, разбойник надеялся за каждым поворотом увидеть стан или дозор.
Покрытое телами поле предстало перед глазами Фильки. Сотни тел лежали вперемешку, и степняки стаскивали их в одну большую кучу, намереваясь предать огню.
– Нет! Я опоздал! – завопил Филька, совсем не страшась монголов. – Если бы я не отдыхал, я мог бы успеть! Если бы я, дурак, не шагал, а бежал без остановки, то успел бы! Нет!
Монгольские воины окружили его. Филька понял, что не сможет убить ни одного из них, так как силы совсем оставили его. Не было у разбойника ни меча, ни кинжала, чтобы разменять свою жизнь на жизнь ворога.
Монголы скрутили Филиппа и потащили. Вот так вот, подумал разбойник. Столько раз я по лесу спасался, из полона ушел, а даже умереть в битве не судьба.
Филиппа бросили перед ханом Батыем, который стоял рядом с камнем, сразившим Евпатия Львовича.
– Ты – воин полка Евпатьева, я тебя помню! Ты ушел из полона, – сказал хан Батый.
– Хан, – тяжело дыша, проговорил Филька, – прошу тебя, позволь мне похоронить тело боярина Евпатия Коловрата. А после казни меня лютой смертью. Я хочу лишь умереть!
– О Евпатий, если бы ты был моим воином, я держал бы тебя у самого сердца! Ты возьмешь тело этого воителя, которого так никто и не сразил, отвезешь его в город Рязань и там похоронишь, – сказал хан Батый Фильке, – мне не нужна твоя жизнь, служить мне ты все равно не будешь, так что я и предлагать тебе это не стану. Держать тебя в полоне смысла нет: ты либо убежишь, либо умрешь. Как похоронишь Евпатия, так иди куда пожелаешь. Я дам тебе двух коней, чтобы ты мог довезти тело этого воина до Рязани.
Филька закрыл глаза и подумал: «Что ж, мне еще и впрямь пожить надо. Есть еще один должок, который я должен уплатить!»
– Только, хан, не проси меня потом о милости твоей вспомнить. Я все равно тебе враг, и, если бы сейчас у меня в руках был меч, я пробил бы им тебя насквозь!
– Ты воин, я уважаю воинов. Я думаю, когда-нибудь о нашем разговоре будут петь песни. И если я не отпущу тебя с телом этого великого богатыря, то и мои потомки будут меня злословить и видеть во мне трусливого человека, а больше всего мне не хочется остаться в памяти трусом!
Хан Батый долго смотрел на Фильку, который казался ему последним из живых мертвецов, и размышлял, как бы научить своих людей такой выносливости. Он знал, что этот человек не спал более двух суток, так как знал, когда тот бежал из полона. Бежать пробовали многие, но только у этого воина получилось. Знал, что он прошел огромное расстояние и даже сейчас сохранил силу духа.
– Послушай, воин, ты, конечно, можешь забрать тело и уйти, но я бы посоветовал тебе выспаться.
– Благодарствую, великий царь и хан. Вот как все дела поделаю, так и отосплюсь.
Хан Батый ничего не ответил. Он не мог больше тратить время на разговор с этим, бесспорно, отважным человеком.
