Глава 10
«Восточный вал»
Офицер приказал:
– Покажи!
Илья замок расстегнул, достал несколько папок.
– Так здесь на немецком!
Илья чертыхнулся про себя. А что хотел капитан увидеть? Русский перевод, специально для таких, как он?
– Сдайте оружие и в кузов!
Спорить с командиром не стоит, тем более у «Студебеккера» целое отделение солдат, а вернее, орудийный расчёт, к фаркопу прицеплена пушка – гаубица МЛ-20. Оружие отдали, залезли в кузов, следом артиллеристы. На Илью и бойцов смотрят подозрительно. Американский грузовик шёл быстро, не полуторке чета. Час, и они уже въехали в Кричев. Город недавно освобождён от немцев. Есть дома разрушенные, есть и целые. «Студебеккер» остановился на перекрёстке. Капитан спросил у регулировщицы:
– Скажи, красавица, где СМЕРШ в городе располагается?
– Направо почти до конца улицы. Увидите дом из красного кирпича, на крыльце часовой.
– Спасибо.
Капитан бдительность решил проявить. Илья и бойцы разговор слышали. За себя Илья не боялся. Проверят – отпустят. «Студер» остановился у здания, где находился СМЕРШ. Капитан сам сходил, вернулся с офицером.
– Вылазьте! – приказал капитан. – Сергеев, отнеси оружие задержанных за товарищем старшим лейтенантом.
Сам капитан баул прихватил, нёс с гордым видом, как будто его заслуга была в захвате баула. Баул и оружие в комнату занесли, а задержанных в коридоре оставили под присмотром караульного. Капитан и его боец ушли. Первым вызвали Илью.
– Документы ваши!
Илья предъявил.
– Доложите по сути.
Илья всё пересказал – про госпиталь, обстрел грузовика, преследование немцев, баул у эсэсовца. Старлей выслушал, стал крутить ручку полевого телефона. Только после долгого времени ему удалось соединиться с медсанбатом, факт нахождения и выписки Сафронова и двух бойцов подтвердили. Старлей вызвал по телефону переводчика:
– Ознакомься бегло и доложи. Я пока прокачусь. Старшина, за мной.
На улице старлей оседлал мотоцикл с коляской, явно трофейный.
– Садись в коляску.
Старлей гнал, как будто у него две жизни в запасе. Илья уже опасаться стал, доедут ли целыми. Старлей прокричал:
– Покажи место, где обстреляли!
– Там полуторка стоит. Да вон она!
У полуторки уже хлопотали люди из автороты. Когда мотоцикл подъехал, старлей предъявил удостоверение.
– Ваша машина?
– Наша, водителя жалко, наповал его.
Технари заменили пробитое правое переднее колесо полуторки на запасное.
– Откуда стреляли?
– От тех деревьев.
– Веди.
Илья показал гильзы, потом следы и капли крови. Старлей не погнушался пройти весь путь, осмотрел всех трёх.
– Ну что, старшина, действовал ты правильно и бойцов организовал. Сейчас в отделе переводчик скажет, стоило ли башку под пули подставлять. Думаю, немец не зря баул тащил, бумаги ценность представлять должны.
В отделе старлею переводчик доложил, что документы в бауле – это часть бумаг по строительству вала «Пантера». Старлей руки потёр. Старшина, сам не ведая, захватил важные документы. Бойцов отпустили. Илья спросил:
– Товарищ старший лейтенант, не подскажете, где наш штаб и разведотдел?
– Спроси чего полегче, старшина! Управление фронта перебазируется, генерал Попов с сегодняшнего дня – командующий вторым Прибалтийским фронтом, а Брянский фронт расформирован. Так что ты официально за штатом.
Такого в жизни Ильи, ни прежней, ни нынешней, не было. Видя его некоторую растерянность, «смершевец» посоветовал:
– Иди на железнодорожную станцию, там военный комендант ОВС должен быть. У них чётко расписано, где и какие подразделения дислоцируются.
ОВС – отдел военных сообщений, военные железнодорожники. Да вот только скажет ли старшине комендант, куда перебазируется управление фронта? Старлей успокоил:
– Я позвоню, скажу, что после проверки, не шпион немецкий.
И на том спасибо! Илья забрал свой автомат и пустой «сидор», направился к железнодорожной станции. Здание вокзала с одного крыла разрушено. В комнате военного коменданта накурено, хоть топор вешай, и военных посетителей полно. Кто-то требует, чтобы вагоны с его грузом в тупик загнали для разгрузки, у другого в руке воинские проездные документы, требует отправить его ближайшим поездом в Москву. Все ругаются, шум. Илья протолкался, сказал:
– Вам из СМЕРШа звонили?
В комнате сразу тишина наступила, вокруг Ильи образовалось свободное место. СМЕРШ в войсках уважали и побаивались. Комендант поднял на Илью покрасневшие от недосыпа глаза:
– Телефонировали. Чем могу помочь?
– Мне нужно управление Второго Прибалтийского фронта.
– Старшина, не морочь мне голову! Управление никуда не уехало, находится в Климовичах.
Илья смутился. Находясь в медсанбате, он не знал, где штаб фронта. Рядом со штабом всегда разведотдел. Илью быстро оттеснили от стола коменданта. Он выбрался из прокуренной комнаты на перрон. Была бы карта, всё было бы просто и понятно. Остановил железнодорожника в форме:
– Товарищ, не подскажете, где Климовичи?
– В ту сторону, – махнул рукой железнодорожник. Двадцать четыре километра. Имейте в виду, пассажирские поезда не ходят.
Зато на станцию приходили и уходили воинские эшелоны. С востока – с военной техникой и солдатами, на восток – пустые. Как раз прибыл эшелон сплошь из пустых платформ. Паровозная бригада принялась заливать воду в паровоз. Недолго думая, Илья влез на платформу и улёгся. Борта платформы укрыли его от посторонних глаз. На платформы влезли ещё несколько человек. Однако такие «пассажиры» воспрещались. Кое-кого охрана успела ссадить, не исключено, что и до Ильи бы дошли, но поезд дёрнулся, и эшелон покатил со станции. Илье не повезло. Он полагал, что доберётся до Климовичей, первой железнодорожной станции. И даже если поезд не остановится, спрыгнет на ходу, скорости-то невелики. Но от Кричева железная дорога разделялась на две ветки. Одна – на юго-восток, на Климовичи, Костюковичи и на Унечу. И вторая ветка почти строго на восток, на Рославль. Прозрение наступило через час, когда увидел на маленьком железнодорожном полустанке название – Киселёва Буда. Какая Буда? Недалеко отсюда, на шоссе, их грузовик обстреляли! Недолго думая, спрыгнул. Состав по станции медленно шёл. Получалось, в тыл ехал и за день к разведотделу фронта не приблизился. Прямо заколдованный круг какой-то. На полустанке здания вокзала нет, переночевать негде, только техническое помещение для персонала. Пешком возвращаться в Кричев? К утру придёт. Решил – утро вечера мудренее. Постучал в одну из изб, попросился у хозяйки-старушки переночевать. В избе съестным не пахло. Да как же тут люди выживают?
– Хозяйка, чугунок есть? Гороховую кашу варить будем.
При выписке из госпиталя Илья получил сухой паёк на сутки – пачку сухарей, два брикета гороховой каши и банку рыбных консервов. Брикеты всухомятку не угрызёшь, зубы беречь надо, а сварить – вполне съедобные становились. Печь по прохладному времени года топилась. Долго ли воду вскипятить? Когда забулькала вода в чугунке, оба брикета бросили, предварительно на мелкие куски раздробив. Дальше уже хозяйка помешивала. Илья тем временем банку консервов ножом вскрыл, сухари на бумажке разложил. Запах от котелка пошёл аппетитный. В другое время, может быть, и не соблазнился. А сейчас голоден был. Утром в медсанбате чай с куском хлеба и куском пилёного сахара пил и больше за день не ел, а хотелось сильно.
Хозяйка ловко ухватом чугунок из печи вытащила, по чашкам разложила, вручила деревянную ложку. Что удобно, в отличие от алюминиевой, деревянная губы не обжигает, но есть непривычно. Илья консервы поровну поделил, разложив в миски с горохом. Илье попроще, сухари ржаные хрустят на зубах, а хозяйка сухарь сначала размачивала в воде, потом откусывала. Непритязательная еда, а съели быстро и подчистую.
Хозяйка Илье постелила. Давно он на кровати не спал. То топчаны жёсткие, то вовсе на земле, да и подушки на фронте только в госпитале видел. В землянках вместо подушки ватник. Выспавшись, поблагодарил хозяйку, водички кружку выпил – и в путь. Пешком, напрямик, как хозяйка показала. Шесть часов бодрого марша – и он уже в Климовичи вошёл. И снова неудача, прямо какой-то злой рок. Только что ушла последняя машина с сотрудниками штаба. Куда – гражданские не знают, да и кто им скажет? Выматерился витиевато, в несколько коленец, что делал нечасто, присел на лавку. Надо обдумать ситуацию. Получилось по поговорке – была бы шея, а хомут найдётся. К лавке подкатил «Додж» три четверти. Офицер, сидевший на пассажирском сиденье, крикнул:
– Боец! Ко мне!
Илья подбежал, вытянулся по стойке «смирно».
– Старшина Сафронов!
– Как на Кричев проехать?
– Разрешите показать? Мне туда же надо.
– Садись.
Илья в кузов забрался. «Додж» был похож на увеличенный «Виллис», только задние сиденья вдоль бортов шли и грузоподъёмность 750 килограммов или три четверти тонны, отсюда и прозвище.
– Ты откуда, старшина?
– Из госпиталя в свою часть добираюсь, а ни части, ни фронта, и где искать, не знаю, – вырвалось у Ильи.
Не привык он жаловаться – вырвалось. Не зря китайцы говорили – не дай вам бог жить в эпоху перемен.
– А где служил-то? В пехоте?
Это капитан на петлицы мимолётный взгляд бросил. В разведке особых обозначений не было, как у вермахта.
– Фронтовая разведка, Брянский фронт. А теперь переименовали во Второй Прибалтийский, и разведотдел сегодня утром из Климовичей уехал.
– Я бы хотел посмотреть документы.
Илья протянул все, что были, – красноармейскую книжку, справку из медсанбата.
– В разведке давно?
– Можно сказать, с начала войны с перерывами на госпитали.
– Это тебе ещё повезло.
Капитан вернул документы.
– А давай-ка ты ко мне! В списки части внесём, всё чин чином.
– Это куда же?
– Восьмой стрелковый корпус, разведотдел. Наш корпус тоже во Второй Прибалтийский фронт вошёл. Так что начальник у нас один – генерал Чекмазов.
– Полковник.
– Отстал ты от жизни, старшина. Простительно, в медсанбате был. Почти месяц, как он генерал-майор.
– Не знал.
– Что решил? Не слышу ответа.
Служба одна и та же, что во фронтовой разведке, что в разведотделе корпуса. Те же поиски и рейды в тыл врага, только не столь большой глубины, уровень немногим более дивизионной разведки.
– Согласен.
– Пока ты в медсанбате был, Сафронов, половина твоих сослуживцев поменялась, как не более. Когда наступление, потери всегда большие. У меня в роте большая часть новички, из пополнения. А ты уже с опытом, мне такие позарез нужны, командиром группы будешь.
Вовсе не Кричев капитану был нужен – это транзитный город, а Мстиславль. Как понял Илья, там располагался штаб корпуса. А где штаб, там и разведотдел, это глаза и уши командования.
По прибытии капитан Текутьев представил Илью командиру разведки, подполковнику. Оказалось, тот многих знал из разведотдела Брянского тогда ещё фронта.
Вот что Илья заметил, когда перезнакомился с солдатами взвода, – это изменилось настроение бойцов. В сорок первом – сорок втором угнетены были, почти всё время армия отступала, немец пёр неудержимо. На один наш пушечный выстрел десятком отвечал, а у Красной армии и снарядов-то не было. Другое дело сейчас. Крупное контрнаступление немцев отбили с большими потерями для гитлеровцев в живой силе и боевой технике. А потом сами в наступление перешли. Совинформбюро каждый день передаёт перечень освобождённых населённых пунктов. Если раньше диктор говорил «идут упорные оборонительные бои у села Вельяминово», то теперь-то сёла почти не объявляют, их десятки, счёт на города идёт, районные центры. И отступает немец, сила силу ломит. А высокий моральный дух бойца – не последнее дело.
Сколько командиров Красной армии в сорок первом пулю в висок себе пустили, впав в отчаяние в окружении или будучи разбиты наголову в бою! Илья воочию видел перемены, и они радовали. Новая боевая техника, мощная, быстроходная появилась, способная на равных противостоять немцам. Бойцы в сорок третьем впервые увидели в небе в массовом количестве наши самолёты. Те же пикировщики Ю-87 уже не висели над нашими позициями безнаказанно, а их «мессеры» не гонялись за нашими бойцами, обстреливая из пулемётов.
В армии уверенность появилась в своих силах, в грядущей победе. В 1941–1942 годах политруки внушали – враг будет разбит, победа будет за нами. А бойцы видели, что отступает армия, нет техники, не хватает боеприпасов, топлива, да всего. И уныние было, и неверие в победу. Сколько сомневающихся в плен сдалось или дезертировало. Коли слаб духом человек, не видать победы. А ещё злость на гитлеровцев появилась. Когда отступали, то по своей земле, ещё не тронутой врагом. А наступать начали и увидели обезлюдевшие сёла, разрушенные города, места массовых казней, услышали рассказы очевидцев о зверствах. Не столько вермахт отличился, как тыловые службы – СД, СС, гестапо, а ещё предатели из полиции и националистические подразделения – из украинцев, прибалтов, кавказцев. Позорная страница, чёрная, горькая.
Во взводе одни новички. Желание воевать есть, а знаний и опыта нет. Натаскивать бойцов начал – стрельба из отечественного и трофейного оружия, маскировка, минное дело, звания в немецкой армии, да мало ли чего. Пока Илья обучал новичков, в рейды и поиски ходили разведгруппы из других взводов. Месяц всего на обучение дали. Хотя и занимался Илья от завтрака и до отбоя, а не всё успел. В разведотделе приказали самому группу подобрать – четыре-пять человек – и возглавить поиск. Предполагалось наступление на Полоцк и Витебск, как всегда, «язык» был нужен. Обычно в группе двое-трое опытных бойцов и один-два новичка. А сейчас из опытных он один, во всех взводах потери. И так новичков не трогали, давали время освоиться, подучиться. Сплошной передовой с нашей и немецкой стороны не было.
Леса, зачастую глухие, болота, многочисленные реки, ручьи, озёра делали невозможной сплошную передовую. Даже траншеи были мелкими, в пояс, ибо окопы полного профиля заполнялись водой, бурой, болотистой, вонючей.
Немцы болот боялись. На их картах они числились непроходимыми. Но их легко проходили жители местных деревень, среди которых можно сыскать проводника. Причём болота и в морозы не замерзали, поэтому рассчитывать на извечного русского союзника не стоило. Прежде чем отправиться в поиск, Илья поговорил с двумя дедами в деревне. Один сказал, что проходил по Вороньему болоту не единожды, и если идти со слегой, не переть внаглую, то и без проводника пройти можно почти в любом направлении. Второй, помоложе, вызвался провести. Илья авансом отдал ему две банки тушёнки из НЗ. Картошка, или бульба по-белорусски, в этих местах урожаи давала хорошие. Но картошкой сыт не будешь. А с мясцом вполне. Тем более тушёнка американская, жилованная, вкусная.
Вышли в поиск, против обыкновения, днём. Проводник сказал, что на переход к твёрдой земле уйдёт часа четыре. Получается, к сумеркам. В самый раз, да ещё и днём по болоту идти безопаснее, хоть что-то видно. Не хотелось никому лезть в жижу, а другие варианты значительно опаснее. Немцы у болот, считая их непроходимыми, даже караулы не ставили. Немцы – педанты. Написано и обозначено на карте – непроходимо, стало быть, так и есть, никто в вермахте не сомневался. А ещё чисто практическое наблюдение – к болоту ни одна тропинка не шла.
Командование интересовал Невель, центр автомобильных и железных дорог, транспортный узел на северо-востоке Белоруссии. Тяжёлая техника по слабым и болотистым грунтам не пройдёт, поэтому захват и удержание дорог давали воюющим сторонам выигрыш в мобильности, способности маневрировать войсками. Вернее, узел на территории Псковской области, на границе с Белоруссией, но он – ключ к дальнейшему продвижению на Полоцк и Витебск.
Как понимал Илья, наступать предполагалось со стороны Великих Лук, со стороны Усвят – полоса наступления Третьего Белорусского фронта.
Перед тем как в болото вошли, под руководством проводника Василия срезали каждый по слеге – молодому деревцу с прямым стволом. От веток очистили. Проводник предупредил – идти след в след, в сторону не отклоняемся, огнём не пользоваться, ибо может загореться болотный газ. И не пугаться, если рядом пузырь с этим газом лопнет. В случае если оступился кто-то, на помощь не кидаться, а протянуть слегу и с её помощью товарища выручить. Вроде правила простые, выработанные жизнью. Слушали внимательно. Болото – вот оно, в десятке метров, и ошибок оно не прощает. Умереть, захлебнувшись в бурой жиже, никому не хотелось. Да ещё и проводник «приободрил»:
– Ноне холодно, пиявок и прочей нечисти нет.
Парни молодые, друг перед другом страха не показывают, а боязно всем. Первым в болото проводник вошёл, потом, с дистанцией четыре-пять метров, разведчики. Замыкал цепочку Илья. Наиболее опытный боец на марше зачастую замыкающим идёт – помочь отстающему, оценить опасность, поддержать огнём отход при внезапном появлении противника. Тяжело пришлось. Сыро, холодно, страшно. Проводник вёл уверенно, ориентируясь по приметам. О них разведчику говорил, что за ним шёл, тот по цепочке следующему. Ведь выбираться обратно разведгруппе предстояло самим, проводник сразу назад пойдёт. Вода доходила до пояса, иногда немного выше. Но под ногами не чувствовалось тверди, колыхалось нечто киселеобразное, не дававшее уверенности в опоре. И неизвестно, сколько под этим «киселём» глубины. Знать не хотелось, да и кто ответит? Пару раз молодые разведчики падали, им протягивали слегу. Проводник шипел сердито:
– Не стоять на месте! Не стоять! Засосёт!
Часа за четыре одолели, но вымотались, как после долгого марша. А по карте судить – километров пять прошли. Проводник сразу назад пошёл, пожелав удачи. Разведчики по приказу Ильи разделись, отжали сколько могли обмундирование, воду из сапог вылили. Из рассказов проводника Илья знал, что немцев здесь, на другой стороне болота, нет до Пономарёво. Это верных шесть километров. Поэтому, когда оделись, побежали. Лучший способ просушить одежду – пробежка. Иначе бойцы простудятся. Для разведчика простуда – заболевание смертельно опасное. Покашляет боец при переходе вражеской траншеи, и вся группа может погибнуть.
За время пробежки согрелись, потом пот пробил. К концу марш-броска пыхтели все как паровозы. Да оно и понятно, что в тылу питание скудное, тощеваты бойцы, что в действующей армии – по нормативам, только редко так бывало. Еда два раза в день, а в наступлении кухни не поспевали, иной раз всухомятку ели, и не каждый день. Тут уж трофеи выручали. Захватят позиции, а у немцев иной раз котлы на полевой кухне полны супом или кашей, да с мясом. Бойцы старались своим котелком зачерпнуть да поесть горячего да сытного. Политруки в это время криком исходили. Надо наступление продолжать, а оно застопорилось. Даже приказы издавали – захваченную у немцев провизию не есть, якобы немцы специально её отравляют. Ели и не травились. Один случай Илья знал, когда выпили спирта из железнодорожной цистерны и померли, поскольку спирт метиловый оказался. Так то не еда.
Жалко Илье парней было: недокормлены, мышечной массы не нарастили в подростковом возрасте, когда пацаны в рост идут.
От Пономарёво к Невелю по темноте уже пешком шли, по грунтовой дороге. На перекрёстке, с шоссе Невель – Пустошка, пост. Дозор или заслон, а скорее, пост полевой полиции. Вовремя узрели по лучам фонариков, стороной обошли. Взять в плен можно было, но смысл? Что могут знать солдаты или полицейские на посту на перекрёстке дорог? Командира взвода и роты и ничего о схеме обороны. Нужен офицер, и желательно не ниже командира батальона должностью.
К самому Невелю подошли к утру. Илья выбрал место для лёжки, довольно удобное, недалеко от опушки. Парни спать улеглись, а он, как рассвело, взобрался на дерево. В бинокль северная часть Невеля видна и укрепления. Вполне серьёзные – ДОТы, капониры для пушек, ряды траншей и ходов сообщения. Увиденное старался запомнить, чтобы потом на бумагу перенести. Судя по укреплениям, немцы Невель собирались серьёзно оборонять.
После полудня Илья заметил, как в их сторону три гитлеровца идут. Своих разведчиков поднял. Как немцы ближе подошли, стало понятно – связисты. У одного за плечами на лямках катушка телефонного полевого кабеля, связь тянут. Один из троих – фельдфебель. Не велика птица, но связисты – народ осведомлённый.
– Парни, работаем ножами. Солдат уничтожить, фельдфебеля живым взять. Вы двое – по фрицу с катушкой работаете, вы – по другому гитлеровцу. А мы с Поветьевым фельдфебеля возьмём. Не стрелять ни в коем случае. Иначе немцев всполошим, нам потом не уйти. Прячьтесь, нападение по сигналу кукушкой.
Илья не знал, улетают ли кукушки осенью на юг или где-то прячутся в дуплах, но не кукарекать же? Откуда петух в лесу?
Немцы, переговариваясь, прошли мимо Ильи и Поветьева. Шаг, второй, третий. Пора. Илья закуковал. Из-за стволов деревьев, а один разведчик прямо из земли буквально вырос. Солдаты сообразить ничего не успели, как упали под ударами ножей. А фельдфебель замер, поскольку Илья сзади одним прыжком подскочил и лезвие к шее приставил. Аргумент убедительный: фельдфебель, лапнувший кобуру, не успел её даже расстегнуть. Илья пистолет вытащил, к себе в карман переложил. С фельдфебеля сумку командирскую снял, расстегнул клапан. Ого! Да здесь карта. Развернул. Карандашные пунктиры идут – красные, синие. Вроде линии связи, по крайней мере, очень похожи. А подходят к кружочкам. Спросить бы, да немецким ни Илья, ни его разведчики не владели. Конечно, взять офицера было бы лучше, но этот связист линию обороны знает, иначе как бы эти пунктиры на карте появились? Надо к своим доставить пленного, пусть допросят, в разведотделе переводчики есть. И упираться немец не будет, карта с обозначениями вот, в командирской сумке. А что не нанесено, скажет, вымаливая себе жизнь. Дальнейшая судьба от самого немца зависит. Будет молчать – расстреляют в соседнем овраге или у болота. А начнёт «петь», спровадят в лагерь для военнопленных. Не курорт, но выжить шансы есть. Насколько знал Илья, последний пленный покинул СССР в 1954 году.
Илья показал на катушку с кабелем:
– Поветьев, отрежь кусок, свяжи ему руки спереди и рот кляпом заткни.
Если связать сзади, идти немцу тяжело и в случае падения лицо себе разобьёт. От места, где расправились с солдатами, пришлось уходить. Предварительно трупы в ложбинку стащили, забросали еловыми ветками. Шли по компасу строго на север. Слева в нескольких километрах грунтовая дорога шла, изредка проезжали машины. Немец вёл себя покорно. К болоту подошли уже в сумерках. Илья помнил совет проводника – не пытаться пройти ночью, даже местные не рискуют. Костёр бы разжечь, согреться, да нельзя. Если огонь не увидят, так учуют дым, опасно. Поели всухомятку, поделились с немцем. Не альтруистические помыслы двигали, а прагматум. Для того чтобы пройти болото, нужны силы. Немца тащить на себе – занятие опасное, зыбкая трясина может не выдержать. Немца на ночь привязали к стволу дерева, караульного приставили. Утром со стороны болота послышались звуки пугающие, жутковатые. Лопались с шумом газовые пузыри, кричала истошно какая-то птица. Только фильмы ужасов здесь снимать, а идти придётся. Срезали слегу для немца. Руки ему пришлось развязать. Первым вошёл в болотную воду разведчик, за ним другой. Потом Илья показал немцу на болото:
– Форвертс! Пошёл-пошёл!
Немец сделал шаг и остановился, рукой показал на болото.
– Алес капут!
– Нихт, найн капут. Мы перешли же!
Один из разведчиков дал ему пинка. Немец по инерции сделал шаг, и одна нога оказалась в воде.
– Давай, давай, фриц! Не задерживай!
Выбора у фельдфебеля нет. Не пойдёт – зарежут, а пойдёт – есть шанс выжить. Всё же эти страшные русские на самоубийц не похожи, двое из них впереди идут. Медленно, палками щупают перед собой дно. Пошёл немец. Не дурак был, это точно, поскольку точно за разведчиком двигался, по раздвинутой болотной ряске, как судно следует за ледоколом в ледовом поле. Медленно продвигались, уже середины болота достигли, как разведчик, что перед немцем шёл, оступился, ушёл под воду с головой, шумно отплёвываясь.
– Дна не чую! – испуганно крикнул парень. – Слегу подайте!
Разведчик, что впереди шёл, протянул свою слегу, да неудобно ему. Назад надо сдавать. Как ни странно, немец на помощь пришёл, он ближе всех был. Протянул свою слегу, разведчик уцепился, выбрался на относительно плотное дно. В болоте барахтаться опасно: чем сильнее бьёшься, тем быстрее засосёт.
– Виктор, про свою слегу не забывай! – прикрикнул Илья.
Разведчик, которого немец вытащил, забрал у немца слегу, ею подцепил свою, подтянул. Без слеги по болоту идти – верный способ утонуть, сгинуть смертью жуткой, когда ни трупа, ни могилы. Был человек, и не осталось ничего. На болотах даже зверьё не водится, обходит стороной.
И снова вперёд, очень медленно. Замёрзли все, уж пальцы на ногах не чувствуют ничего. Всё же выбрались. Что может быть надёжнее и лучше родной земли? Разделись донага, отжали обмундирование. Немец, глядя на русских, сделал то же самое. Потом побежали, но недолго, до первой воинской части. Часовых здесь тоже не было. Уж если русские перебираться через болото рисковали в единичных случаях, с проводником, то немцы в болото не совались.
Согрелись в избе, у топящейся печи, пока Илья по полевому телефону с командованием связывался. Машина через час пришла, немца сдали в разведотдел. И на кухню. Повара носами крутят:
– Хоть бы постирались, как с нужника вылезли.
Запах у болотной воды, у ила особенный: затхлостью, тиной, гнильём пахнет. Поев, дружно в банно-прачечный отряд направились. Одежду в стирку, сами мыться. Вода с них коричневая текла. Исподнее другое выдали – чистое, отглаженное, как и портянки.
А через несколько дней оказалось, все их старания прахом пошли. Командование оценило укрепления Невеля, в лоб штурмовать не стали. Первый Прибалтийский фронт с севера ударил, а Третий Белорусский – с юга. Оборону прорвали, вперёд двумя клиньями устремились. Немцы поняли: классические клещи. Сейчас сойдутся, и получится кольцо кружения. Чем кончаются окружения, знали по опыту – русскому и своему. Быстро войска вывели по уцелевшим дорогам. Просиди немного, русские дороги перережут, тогда технику, артиллерию бросать придётся из-за лесов и болот. Получился выступ, как торчащий палец, с Невелем в центре – уменьшенная копия Курского «балкона».
Для 8-го отдельного корпуса снова перемены. С 15 октября корпус входил в состав 2-го Прибалтийского фронта, а с 18 ноября переведён в состав 1-го Прибалтийского. А с апреля 11-я гвардейская армия, в состав которой входил корпус, выводится в резерв Ставки, с передовой – в тыл, где пополняется, получает новую технику, после чего с 27 мая передаётся в состав 3-го Белорусского фронта. Для командиров плохо – надо взаимодействие с соседями налаживать, осваивать выделенные районы дислокации. А рядовому составу как всегда: рыть окопы и траншеи, капониры для техники и пушек. Уж сколько за войну земли перерыто было – не сосчитать.
Для Ильи занятно, приходилось наступать по тем местам, по которым отступал, вёл свою, одиночную войну, когда Красная армия отходила с тяжёлыми боями. А ныне немцы пятятся, огрызаясь огнём. Сильны ещё, но уже тех резервов, которые у Курского «выступа» собрали, в помине нет. И до конца войны локальные наступления и операции проводили, но стратегических уже не было.
До сорок четвёртого немцы свято верили в гений фюрера, в мощь армии. А потом стали бояться за близкое будущее, за жизнь своих семей в далёком тылу. Американцы и англичане стали проводить массовые бомбардировки. Не столько заводы бомбили, сколько жилые кварталы. На передовую летели письма с описанием гибели родственников от бомбёжек. Бодрости и стойкости духа камрадам это не добавляло. Война пришла туда, откуда выплеснулась в Европу.
1 ноября войска 1-го Прибалтийского фронта (переименован из Калининградского) вместе со 2-м Прибалтийским начали наступление на полоцко-витебском направлении. Местами удалось вклиниться во вражескую оборону на 40–55 километров и охватить Витебскую и Городокскую группировки. Однако пошедшие дожди, а потом ударившие морозы сделали землю непроходимой для техники. В тех местах вдоль дорог или где не было болот немцы поставили сильную противотанковую оборону. Без танков наступление невозможно, и армии обоих фронтов на время остановились.
Для разведки время наступления – это постоянная передислокация вслед за линией фронта. Когда же фронт замирает по разным причинам, разведка активизируется.
Группа Ильи в составе шести человек получила задание взять «языка» на городокском направлении. Был такой город, в тридцати пяти километрах от Витебска, назывался Городок. Небольшой районный центр, но являлся защитным бастионом для Витебска с северного направления. Группа по льду замёрзшего озера за деревней Антоненки ночью перешла линию фронта. Рискованно: лёд ещё тонкий, местами предательски трещал, и через трещины выступала вода. Но не было мин, и немцы не рисковали выходить на лёд. Если ползком, то лёд вес человека держал, а стоять не получалось: проламывался. Выбрались перед деревней Яново.
Белорусы деревни вёсками называли. Судя по карте, прямо на восток – шоссе Невель – Городок – Витебск. К шоссе и направились. На фоне снега в белых маскировочных костюмах не выделялись. Небольшой мороз, по ощущениям, восемь-десять градусов, ветерок, позёмка снежная. Лицо мёрзнет, зато следы на снегу быстро заметает. Зимой следы на снегу разведчиков выдают. И не только потому, что в голом поле немцы не ходят и следов быть не должно, а потому, что немцы летом и зимой в сапогах, а наши бойцы зимой в валенках. Сколько портянок на ногу ни наматывай, а в сапогах ноги коченеют быстро. Очень непросто сутками на снегу находиться. Валенки дают шанс ноги не отморозить, однако бегать в них затруднительно.
К утру вышли к перекрёстку у деревни Вархи на шоссе, залегли в сотне метров. Понаблюдать надо: в деревне немцы на постое стоят, поскольку у изб – окрашенные в белое грузовики и одно штурмовое орудие вроде самоходки. Немцы носа из изб не показывали – не любят морозов. Да и то, обмундирование на зиму европейскую рассчитано. Шинели тонкие, шапок вообще не предусмотрено. Тулупы и меховые кепи только егерям положены. Тут уж каждый солдат как может выкручивается. Кто-то у местных жителей отнимает валенки, меховые жилеты, шапки. Другие поверх формы платками или шерстяными одеялами обвязываются. Без нужды из изб не выходят. А двигатели боевой и транспортной техники круглые сутки на холостом ходу молотят, иначе потом не заведёшь. Вот только топлива уходит много, и моторесурс расходуется.
Парни в группе Ильи уже пообтёрлись немного, по две-три ходки в немецкий тыл сделали, не мандражируют при виде немца с оружием в нескольких метрах от себя. Илью почитают не меньше ротного, что ни одного бойца не потерял ещё, а в других группах убыль. Стало быть, везучий, удачливый командир, что для боевых действий немаловажно. Только удачу не Господь посылает, а вдумчивая работа командира, трезвый расчёт.
Около полудня, как по команде, из изб вышли водители и уехали колонной. Илье интересно было, что здесь делает штурмовое орудие? Если бы оборону занимало, стояло в капонире. Маршем к условленному приказом месту следует? Тогда почему прохлаждаются, даже двигатель не работает? Всё же танкисты показались. Механик-водитель запустил предпусковой подогреватель вроде большой паяльной лампы. У немцев самоходчики относились к танковым войскам, и малое подразделение называлось ротой, по-танковому.
В Красной армии самоходчики относились к артиллерии, подразделения именовались батареями, более крупные – дивизионами. Такое разделение ухудшало взаимодействие, ведь в наступлении танки идут в первом эшелоне, а самоходки во втором, поддерживая танкистов огнём.
Немцы самоходку завели, было слышно, как взревел двигатель. Илья поднёс к глазам бинокль. Э, да самоходка-то хода лишена! По правому борту гусеницы нет, и к буксирным крюкам трос присоединён. Видимо, ждут, пока подъедет буксир. Обычно в танковых или самоходных частях тягачом служил однотипный танк или самоходка, лишённая пушки. Так проще с запчастями. Вместо пушки обычно установлен подъёмный кран – гусь, не имеющий поворотной стрелы.
У Ильи идея возникла: взять «языком» командира самоходки, экипаж вырезать, чтобы не шуметь. У командира наверняка карта должна быть, да и сам в качестве «языка» многое рассказать об обороне сможет. Сейчас действовать? А если тягач в самый ненужный момент подъедет? Штурмовое орудие на базе танка Т-III, пушкой воспользоваться не сможет, поскольку лишено хода, а поворотной башни нет. На тягаче пушки нет, как и пулемёта. У экипажа и орудия, и тягача на вооружении пистолеты. Шансы взять есть.
Самоходчики, как будто дразня, ушли в избу. Илья принял решение быстро:
– Парни, поодиночке к самоходке, укрыться за забором. Приготовиться работать ножами. Командира экипажа не трогать, остальных в расход!
Один разведчик пополз к деревне, через несколько минут – второй. Да, ловко получается, даже Илья, знающий о разведчиках, не увидел их на снегу. Первый уже забора достиг, Илья последним пополз. Вот уже штурмовое орудие. Передний каток по правому борту разбит. На немецких танках и самоходках он является ведущим и направляющим, а на советской бронетехнике ведущий каток – задний, менее уязвимый. Илья видел, как ремонтные бригады устраняют такие повреждения в полевых условиях за час-полтора. Тем более у «штурмгевер» запасные катки приторочены к броне.
Илья через щели в заборе осмотрел двор. Справа изба, слева – хозпостройки: амбар, коровник, дровяник. Судя по тому, что двери распахнуты, живности там уже нет. Оккупанты сожрали или вывезли в фатерланд. А ведь удобное место для засады и нападения. Неожиданно открылась дверь, вышел танкист. Судя по красной физиономии, пьяненький. Прошёл в дровяник, вернулся с поленьями дров в избу. Как же, печь подтопить – замёрзли.
– Парни, в дровяник, поодиночке, ползком.
Главное, чтобы из окон не увидели. Цепочкой в дровяник перебрались. Из избы выскочил немец, поёжился, справил малую нужду прямо у крыльца и в избу вернулся.
– Вот гад! – чертыхнулся Манков. – Небось в своей Германии себя цивильно ведёт.
Снова хлопнула дверь, из избы в дровяник засеменил немец. Илья показал Панкратову, что за притолокой стоял, жест, понятный всем, – ребром кисти по шее провёл.
Немец в сарай вошёл, сделал шаг, за ним разведчик возник, ударил сверху в подключичную ямку ножом. Немец даже не вскрикнул, упал. Двое разведчиков его под руки подхватили, оттащили в дальний тёмный угол, забросали пустыми мешками. Манков ногами пыль сгрёб на пятна крови. Через четверть часа на крыльце появился ещё один самоходчик:
– Гюнтер! Гюнтер!
Ага, звал того, что убит. Не услышав ответа, сам пошёл в дровяник. Илья снова показал Панкратову жест – режь. И второго убили тихо, оттащили к первому. Манков спросил:
– Сколько человек в экипаже?
– Материальную часть противника знать надо, Манков! – прошипел Поветьев. – Четверо! Двоих минусовали, в хате двое.
– Командира взять живым! – напомнил Илья. Послышался рёв мотора, звук явно приближался.
– Поветьев, за мной в избу! Остальным сидеть в сарае. Если немцы подъедут и в избу пойдут, действовать по обстановке – ножами или пистолетами, но это крайний случай.
Илья рванулся к крыльцу, за ним Поветьев. Илья на ходу из кармана пистолет вытащил, затвор трофейного «Вальтера РР» передёрнул. Выстрел в избе приглушённым получится, а подъезжающий тягач рёвом мотора всё заглушит.
На крыльце Илья ногами постучал, вроде снег отряхивал, дверь распахнул. Маленькие сени, за ними дверь в саму избу. Поветьев дверь распахнул, Илья пистолет вскинул. Один немец за столом в шёлковой нижней рубахе, второй в расстёгнутой курточке. Шёлковое бельё носили только офицеры. Илья выстрелил в голову танкисту в курточке. Брызги крови попали на лицо и рубашку офицера. Он в ступор впал, таращил глаза и начал икать. К нему подскочил Поветьев, вытащил из кобуры пистолет, в свой карман определил.
– Свяжи его и рот заткни.
Связали руки брючным ремнём, вытянутым из шлёвок галифе убитого. В рот затолкали кусок полотенца.
– Виктор, стереги!
Илья выскочил во двор. Рядом со Stug III остановился тягач, из которого выбрались два немца в комбинезонах, явно технари, не вояки. Один гаечным ключом постучал по боковой стенке рубки повреждённой самоходки. Второй что-то сказал, оба весело заржали. Один направился к избе. Вошёл в калитку, успел сделать пару шагов. За немцем Манков возник, ударил ножом под левую лопатку. Немец упал. К нему подскочил Валиев, татарин казанский. Вместе с Манковым уволокли убитого в дровяник. Второй ремонтник обошёл подбитую самоходку, задержался на несколько минут у повреждённого катка, покачал головой. Подошёл к тягачу, открыл железный ящик сбоку, достал здоровенные ключи, кувалду. Потоптался, закурил сигарету. Вероятно, ожидал, когда вернётся второй ремонтник. А того всё нет. Докурив, сплюнул, тихо ругаться начал и направился к калитке. Сообразить ничего не успел, как убит был, и тело перекочевало в дровяник. Илья на часы посмотрел. Пятнадцать часов. До темноты ещё верных два часа. Шальная мысль мелькнула – вот бы на тягаче поближе к озеру. До Яново, деревушки у озера, верный десяток километров, места глухие. Позиции немцев по обеим сторонам озера. К озеру можно не подъезжать, бросить тягач за пару километров. Подумав, отверг соблазнительную мысль. Разведгруппа и пленный просто не влезут в тягач. Семь человек в тесном отсеке не поместятся, там и экипажу в четыре человека тесновато. Решил отсидеться часок в тёплой избе. Немцев хватятся не скоро, до темноты уж точно.
Разведчики – народ разбитной. Пока ждали сумерек, успели съесть всё съестное, что нашли в избе, а немцы запасы имели приличные. Выпивку не тронули, но аккуратно перелили в свои фляжки вместо воды. Как начало смеркаться, вышли из избы, пошли гуськом по своему следу. Перед тем как выйти, позволили офицеру надеть свою форму, чтобы не замёрз да кашлять не начал. Илья нашёл в хозяйском чулане старую простыню, вырезал ножом посредине отверстие, нацепил на самоходчика. Получилось вроде пончо. Зато белого цвета, маскирует.
Где шли, местами ползли, но к замёрзшему озеру подобрались к полуночи. Кое-где виднелись полузасыпанные следы от группы, когда ещё к немцам шли. По ним же и двинулись.
Озеро узкое, вытянутое. Ночью на фоне снега в маскировочных костюмах разведчики с тридцати шагов не видны. Почему и откуда мина прилетела, Илья не понял. Когда летит снаряд из пушки, его не слышно, скорость сверхзвуковая. А миномётная мина летит медленно, её даже видно в полёте и слышно. Илья звук характерный заслышал. Сам упал и немца ногами подбил. Другие разведчики тоже попадали. Снаряд бы тонкий лёд пробил и взорвался подо льдом, не причинив вреда. А мина взорвалась, едва коснувшись ледяного панциря. Большая часть осколков немцу досталась, его изрешетило. Ещё одного разведчика убило. Илья, лежавший за немцем, не получил ни одной царапины, но был контужен. Из обоих ушей кровь текла, не слышал ничего, кроме звона в голове. Сам идти не мог, его раскачивало, как пьяного. Двое разведчиков волокли за маскхалат тело убитого разведчика, ещё один вёл под руку Илью. Лучше вести – ноги Илья переставлял, чем нести или волочить. Илье обидно. Одна мина, выпущенная то ли немцами, то ли нашими, наверняка наугад, поскольку других не было, а сколько бед натворила! Ничего, главное – жив.
