Судя по тому, как выглядела спина Саймона, когда на следующий день я вошла в аудиторию для занятий музыкой, до прощения с его стороны было далеко.

– Извини, – прошептала я, когда мисс Пауэлл начала читать лекцию. – У меня возникли проблемы дома.

Саймон даже не шелохнулся. Исходивший от него холод стал практически осязаемым. Наклонившись к Бри, он что-то промурлыкал ей на ухо. Она захихикала, и мисс Пауэлл сердито посмотрела из-под очков в нашу сторону.

– Так, меняем план занятия, – сказала она. – Даю всем пятнадцать минут на то, чтобы пообщаться со своим напарником.

Все встали и заходили по аудитории, меняясь местами. Саймон продолжал сидеть.

– Эй! – Я похлопала его по плечу. – Я ведь извинилась.

– У вас все в порядке? – поинтересовалась мисс Пауэлл, скрестив руки на груди.

– У меня все прекрасно, – ответила я.

– А у вас, Саймон?

– У меня ужасно.

Он поудобнее устроился на своем стуле.

– Похоже на то, – сухо бросила мисс Пауэлл и двинулась вдоль стены, обходя аудиторию по периметру.

– Ты не можешь игнорировать меня на протяжении всего проекта, – заявила я.

– Ты меня кинула! – сердито воскликнул Саймон, резко обернувшись.

Вид у него был скорее шокированный, чем возмущенный. Для него, избалованного вниманием девушек, случившееся, наверное, казалось чем-то вроде внезапного исчезновения гравитации.

– Это было не нарочно. Я находилась со своей семьей и потеряла счет времени. И потом, я же извинилась.

– Тоже мне объяснение! Не зря все говорят, что ты порядочная дрянь.

Чувство вины в моей душе сменилось вспышкой гнева.

– Все? Или Бри? Кстати, как прошла вечеринка?

На щеке Саймон дрогнул мускул.

– Ты меня кинула из-за того, что я не взял тебя с собой на вечеринку?

– Вот еще! Плевала я на нее.

– Тогда почему ты меня бортанула?

– Я вовсе этого не хотела! Я должна была выполнить кое-какую работу вместе с сестрой, но все затянулось. Вот, держи. Я трудилась над этим ночью. – И я протянула Саймону лист нотной бумаги.

– Вообще-то мы должны делать это вдвоем, – заметил он, взяв лист в руки.

– Отлично. В таком случае напиши продолжение. А я пока вздремну немного. Это предложение о мире, болван.

Саймон тупо уставился на нотные знаки:

– Я такие иероглифы не понимаю. Что, это действительно хорошо звучит?

– Разумеется. – Я подошла к пианино миссис Пауэлл, перед которым стоял концертный стул, рассчитанный на двоих, и села. Саймон с недоверчивым видом устроился рядом. Подняв крышку клавиатуры, я проиграла несколько тактов.

– Здорово, – признал Саймон. – Это звучит, как… Не знаю, с чем сравнить. Как шум ночного дождя.

– Пожалуй.

На самом деле я взяла мелодию, которую слышала в кофейне «Грандис» и, поимпровизировав немного, изменила ее таким образом, что она показалась Саймону новой и в то же время смутно знакомой.

– Вечеринка, кстати, получилась отстойная, – сообщил он.

– Жаль, – кивнула я, не сумев скрыть удовлетворение от такой оценки.

– Но она была бы гораздо лучше, если бы на ней присутствовала ты.

– Меня туда не приглашали.

– Извини. Наверное, мне следовало…

– Ладно, будем считать, что мы квиты, – сказала я и дернула плечом.

– Договорились. – Взгляд синих глаз Саймона стал задумчивым. – Слушай, сыграй это еще раз.

Пока я играла, Саймон смотрел на ноты. А я вспоминала прикосновение его пальцев к моей щеке, когда мы стояли с ним под дождем. Точнее, с его отражением.

– Как тебе удается записать мелодию, когда она разделяется на две или на три? – удивился Саймон.

– Абсолютный слух. И потом, умею держать ноты в голове. Ну, то есть представлять мелодию в виде нот. Это врожденное качество. К тому же я с четырех лет играю на скрипке.

– Значит, ты феномен, – покачал головой Саймон. – У вас, наверное, вся семья музыкальная? У твоей сестры тоже есть такие способности?

– Адди хороша во всем, за что бы она ни взялась – ответил я, но тут же уточнила: – Нет, она во всем идеальна.

Я давно привыкла к мысли, что способность Путешествовать в параллельных мирах дана мне, как и моим родственникам, от рождения. Однако вопрос Саймона внезапно заставил меня задуматься: почему же я часто чувствую себя чужой в собственной семье?

– Мог бы написать эту музыку человек, который во всем идеален? Вряд ли, – продолжила я. – В совершенстве есть нечто скучное. Совершенству невозможно бросить вызов. А вызов – как раз то, что мне нужно. Я это люблю.

Я слишком разволновалась и решила сменить тему разговора:

– Ну, а ты? У тебя есть братья или сестры?

– Нет. Я единственный ребенок в семье, – промолвил Саймон с едва уловимой ноткой грусти в голосе. – А было бы здорово, если бы у меня был брат или сестренка. Особенно теперь.

– Почему?

Он легонько толкнул меня плечом, и уголки его рта поползли вверх.

– Они могли бы делать за меня домашние задания.

Я взглянула на листы нотной бумаги с недописанной мелодией.

– Не проблема. Я могу закончить с этим дома.

– Нет, так не годится. – Саймон схватил листы и потряс ими. – Это ведь задание, которое мы должны выполнять совместно. А ты не очень ладишь с другими, верно?

Элиот, сидящий в нескольких футах от нас, фыркнул – судя по всему, он хотел рассмеяться, но сдержался. Повернувшись, я бросила на него рассерженный взгляд. Он поднял ладони извиняющимся жестом и сделал вид, будто его внимание поглощено Бри.

– Я прекрасно лажу со всеми, но легко обхожусь без посторонней помощи, – процедила я сквозь зубы.

– Рад это слышать, – как ни в чем не бывало заявил Саймон. – Но здесь, знаешь ли, мы никогда с этим не закончим. Слишком много отвлекающих факторов. Давай встретимся в таком месте, где нам никто не будет мешать, и напишем какую-нибудь прекрасную музыку. – И он озорно улыбнулся.

Я выхватила у него листы нотной бумаги, свернула их в трубку и стукнула его по голове, хмуро бросив:

– Очень смешно!

– Извини, не смог удержаться, – сказал Саймон и, выхватив у меня бумажную «дубинку», ответил мне ударом на удар. – Понимаешь, Дэл, мне нужна хорошая оценка.

– Кому, тебе? Ты и так будешь в шоколаде. Все говорят, что любой университет с радостью даст тебе стипендию, чтобы ты играл в его баскетбольной команде. Кто будет смотреть на твою оценку по музыке?

– Моя мама, – произнес Саймон, и в его глазах мелькнула озабоченность. – Как насчет четверга? На этой неделе у меня три игры, а в остальные дни по вечерам я очень занят.

– Вечером я вынуждена заниматься с сестрой. А как насчет субботы?

– У нас матч, – извиняющимся тоном ответил Саймон. – Может, в воскресенье?

Это означало, что в следующий раз я увижу Саймона не на занятиях только через неделю. Меня захлестнуло разочарование, и мне стоило немалых усилий его скрыть.

– Что ж, ладно, но только днем. Снова в библиотеке?

– Но ведь нам понадобится пианино. Может, встретимся у тебя дома?

Мне не хотелось знакомить Саймона со своими родственниками.

– Пианино у меня нет.

Саймон быстро простучал карандашом по крышке стола несколько тактов из довольно сложной партии ударных инструментов. Похоже, с чувством ритма проблем у него не было.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я приходил к тебе домой. Что же ты скрываешь, Дэланси Салливан?

– Ничего.

Я не привыкла общаться с людьми в домашней обстановке. Дома, что бы я ни делала, главным была работа моих родителей и успехи Адди. В школе я держалась особняком – девочка с пышными, всегда растрепанными волосами, непослушная и своевольная. Моя изоляция от остальных являлась для меня своего рода защитой.

Но Саймон, похоже, разглядел меня. И в Главном Мире, и в параллельных он увидел во мне нечто такое, чего не замечали другие, – и не отвернулся. На мгновение мне вдруг стало страшно – а если он увидит слишком много, рассмотрит что-то такое, о чем ему не положено знать?

– Ну, положим, о тебе тоже не скажешь, что ты прямо-таки излучаешь гостеприимство, – усмехнулась я. – И что же скрываешь ты?

Карандаш Саймона порхал над листком бумаги – мне показалось, будто он делает какой-то набросок.

– Ничего, – ответил он.

Не пытайся надуть мошенника, любил говорить Монти. Однако я улыбнулась так, словно поверила Саймону.

– Что ж, ладно. Значит, в воскресенье у меня дома.

– Ага, в воскресенье, – кивнул он, и уголки его губ поползли вверх. – И учти, это свидание.