12.45. Эсминец «Базилисса Ольга», мостик
Контр-адмирал Стратос искренне завидует русскому помполиту – вот у кого фактура создана для выжидания в засаде. Установить себя поустойчивее, козырек фуражки на глаза, нижнюю челюсть вперед – и никто не заподозрит, что у твердокаменного монумента есть нервы. Другое дело, когда на мостике пытается изображать спокойствие и невозмутимость среднего роста человек с ранней лысиной. Судьба страны сейчас в его руках… пальцы не дрожат?
Афины страшно, мертво, молчат. Хорошо, метаксистский командующий армией, генерал Папагос, при начале канонады был вне города. Где арестовали, там и оказался. Договориться с ним удалось лишь после итальянского ультиматума, но как только, то сразу. Он снова командующий, уже выехал на Эпирский фронт. Армия будет сражаться, но без промышленности, без портов, с морем, на котором господствует враг, она сможет сохранить лишь честь, а не страну и народ.
Позади, в Салониках, Клио отправляет на помощь разрушенной столице поезд за поездом. Будет ли им куда вернуться?
Впереди, на мысу, из-за которого Теологосу не видно врага – уже стреляет береговая батарея. Если верить докладам, хорошо стреляет. «Триесте» приложили уже второй раз -на этот раз по надстройке. Русские подтверждают: мол, от немолодого крейсера аж клочья летят, снесло одну из башен, он прекратил радиообмен – верно, зацепило рубку или смело антенны… Итальянцы уже не могут толком обстреливать «Фрунзе», он идет к халкидскому берегу, он близко, но с наводкой на израненном корабле плохо. Впрочем, батарею они не видят совсем, вот и бьют по тому, в кого есть хоть какой-то шанс попасть.
Врага Теологос не видит, зато союзники как на ладони. На «Михаила Фрунзе» страшно смотреть: пылает от носа до кормы, от нарядной окраски не осталось и следа, борта посерели от сгоревшей краски, чернеют провалами пробоин. На запросы по радио отвечает: «повреждения носят поверхностный характер». Они, черт бы их побрал, себя со стороны не видят! Да их хваленый атлантический нос напоминает незрелый сыр: много-много мелких рваных дыр. Почему и отчего восьмидюймовые фугасы не проделывают в небронированных оконечностях многометровые «ворота» для воды, непонятно. Но сейчас советский крейсер, пусть и погрузнел, осел в воду – в силах мчаться на добрых двадцати пяти узлах. Перед носом – пенный бурун, вокруг – фонтаны разрывов, флаг порван осколками, во второй трубе зияет сквозная пробоина. Как он ухитряется держать такую скорость? И стрелять?
Между тем береговая батарея хвалится успехами. Вот он, их успех, идет меж фугасных всплесков. Все лучшие стволы противника бьют по «Фрунзе», зато греки могут вести бой в идеальных условиях. И пока линейный крейсер нормально держится – основной удар наносить рано.