Глава 10

Я беру в руки перо, макаю его в чернила, и вывожу несколько символов на листе бумаге. Теперь на нём красуется моя подпись. Затем возвращаю документ низенькому щуплому старичку, а тот взамен протягивает мне следующий лист. Принимаю его и подписываю, даже не прочитав.

Как бы беспечно не выглядело подобное действие, во мне живёт непоколебимая уверенность в том, что ничего страшного быть в этих бумажках не может. Чего я могу лишиться, оставив подпись не там где нужно? У меня нет имущества, нет и денег, кроме тех, которые мне будет платить граф. Читать же текст, растянутый на нескольких страниц, я не хочу.

И не стану.

Я подписал уже с десяток документов, но, судя по стопке, которая лежит рядом с работником канцелярии, мне предстоит оставить свою подпись ещё примерно на стольких же.

Кто бы мог подумать, что поступление на службу к графу повлечёт за собой столько бумажной волокиты! Так вот, значит, как в наше время функционирует законодательная система? Чтобы выполнять чьи-то приказы, тебе для начала нужно расписаться десяток раз. Неужели без этого никак не обойтись? Ведь были времена, когда для служения достаточно было преклонить колено и принести клятву. Какой толк во всех этих документах, если указанные в них предписания человек может нарушить точно так же, как и принесенную клятву?

Посещение канцелярии подпортило мне настроение, а проливной дождь, зарядивший за окном небольшого кабинета, его лишь ухудшил. Канцелярия графа располагается в соседнем городе, которым также управлял Виктор. Поэтому мне приходится проделать обратный путь под проливным дождём.

В замок я возвращаюсь понурый и промокший до нитки. Небольшим утешением становится сообщение от Марии о том, что завтрак вскоре будет подан.

В главном зале я встречаю Кристину. Она сменила вчерашнее платье на свою повседневную одежду. Серые волосы, наперекор своей хозяйке, вновь топорщатся во все стороны.

– Ты откуда такой мокрый? – спрашивает девушка, критически меня осматривая.

– Только что вернулся из канцелярии. Тебе разве туда не нужно?

– Я уже была там, ещё утром. Проснись ты на пару часов раньше, то смог бы составить мне компанию, а не мокнуть под дождём.

– Уж прости меня за желание выспаться, – бурчу в ответ.

– Ладно, не ворчи, – неожиданно примирительным тоном отвечает девушка. – Сходи-ка лучше переоденься, а то ещё простудишься.

Я не нахожусь с ответом. Куда привычней слышать от неё шутки или колкие замечания. Нет, я вовсе не расстроен их отсутствием в это утро. Только лишь удивлён.

Кивнув в знак согласия, я оставляю девушку в главном зале, а сам поднимаюсь наверх, в свою комнату. Переодеваюсь во всё сухое, а промокшую одежду развешиваю на стульях. Нужно будет попросить Марию позаботиться об их просушке. Всё-таки хорошо жить в замке с прислугой!

Спустившись на первый этаж, я направляюсь в столовую. На стол уже накрывают, а за ним сидят лишь два человека – Кристина и Лирим, жена графа. Несмотря на обещание Виктора познакомиться с женщиной во время званной трапезы нам так и не удалось. Тогда всё ограничилось лишь обменом имён и вежливыми поклонами.

Дамы ведут неспешную беседу. Я подхожу к столу и сажусь на один из свободных стульев, не забыв при этом поздороваться.

– Здравствуй, Саймон. Рада тебя видеть, – говорит Лирим, приветливо улыбаясь. – А мы как раз говорили о тебе?

Жену графа нельзя назвать красавицей в общепринятом смысле. Она стройна, но у неё широкие плечи, такое же и лицо, нос чуть с горбинкой, а на лбу несколько крупных шрамов от ветряной оспы. Но ей присуща та красота, которую возможно заметить не сразу, но уж если ты её разглядел, то отвести взгляд становиться очень трудно. Лирим располагает к себе, она приветлива и доброжелательна.

– Правда? – спрашиваю я.

– Да. Кристина говорит, что ты родился на Северной равнине. А в какой именно деревне?

– Тихое Заречье.

– Удивительно! – восклицает женщина. – Я ведь сама оттуда родом! Моя семья переехала, когда мне было лет шесть. Но я иногда наведываюсь туда, чтобы увидеться со своей тётей.

– Вы бываете в деревне? – спрашиваю я, стараясь не выдать своего волнения.

– Ты хочешь знать, в порядке ли твоя семья? – с пониманием спрашивает Лирим. – К сожалению, я не знакома с Трантами. Однако, на следующей неделе я планирую отправиться к тёте, и могу справиться о благополучии твоих родных. Может им передать какую-нибудь весточку?

– Не стоит.

– Но почему? – удивляется жена графа.

– В Академии могут узнать об этом. Я ведь только покинул её стены. За моими действиями будут следить, – поясняю я.

– За тобой, Саймон, – говорит Кристина, – за тобой, и за мной. Они следят за нами, но не за нашими семьями. И не за леди Лирим.

– Обещаю, что о моём визите никто не узнает, – заверяет жена графа.

– Спасибо, – киваю я. – Если мои мама и сестра живы, если с ними всё в порядке, то передайте им… скажите им, что со мной тоже всё в порядке.

– Обязательно передам.

Вскоре стол уже полнится едой и напитками. Сервировка не такая броская, как вчера, да и количество блюд тоже значительно меньше, но не будь я Игроком, если подобную трапезу нельзя назвать роскошной.

Не менее двенадцати разных кушаний, несколько видов закусок, и более пяти сортов вин. Вот такое «скромное» сегодня меню. Тарелки и столовые приборы все из серебра, а бокалы из горного хрусталя. Судя по всему, молва о богатстве и высоком положении графа правдива.

– Кстати, Лирим, а где ваш сын? – спрашивает Кристина.

– Не сын, а дочь. Кейт спит. Знаешь, меня ведь отговаривали рожать в моём возрасте. И не одна повитуха, а сразу три. А вторил им ещё и личный лекарь моего мужа. Но вот моей малышке идёт уже второй год.

– Но граф сказал, что в его роду девочка рождалась лишь однажды, и это была его тётя. И ещё он сказал мне, что у вас родился сын! – удивляется Кристина.

– Ещё бы он так не говорил! – смеётся Лирим. – Ему стыдно признаться, что он лишь второй правитель этих земель, у кого в семье рождается дочь. Но это только одна из причин. Всё дело в страхе. Виктор боится, что если все узнают о существовании его дочери, то малышка может повторить судьбу его тёти. Знаю, глупо звучит. Но я не стану винить его за подобные предрассудки. Он безумно любит Кейт, и мне этого достаточно.

– Но он же не собирается прятать девочку всю жизнь?! – ужасается Кристина.

– Конечно же, нет! Я не позволю этому случиться, – улыбается женщина. – Но пока есть такая возможность, пусть всё будет так, как он решил.

– Но его тётя погибла в семилетнем возрасте, не в младенчестве, – замечаю я.

– Дело не в том, как и когда она рассталась с жизнью. Виктор старается не показывать это окружающим, но он очень суеверный человек. И он полагает, что Илия – его тётя, погибла лишь потому, что она была девочкой. Первой в роду. Поэтому и Кейт может оказаться в опасности, если о ней узнают, пока она не выросла. Это… сложно объяснить. Я и сама не до конца понимаю.

– Главное, чтобы девочка от этого не страдала, – говорит Кристина.

– В этом мы с мужем солидарны.

– А где, кстати, он сам? – спрашиваю я.

– Отъехал по делам. Обещал вернуться к вечеру, чтобы успеть к вашему отъезду.

– Мы куда то уезжаем? – удивляется Кристина.

– А Виктор вам не сказал? В таком случае мне не стоит поднимать эту тему. Всё-таки вы служите моему мужу, а не мне. Если же он не поспеет, вам всё расскажет Люф.

– Люф? – Кристина, кажется, удивлена не меньше моего.

– Да. А вот и он, – говорит Лирим, переводя взгляд на дверь.

В столовую действительно входит знаменитый Странствующий Игрок. В отличие от вчерашнего дня он не принимается нагребать еду, чтобы унести её с собой, а садиться за стол. Он занимает место в его дальнем конце, подальше от нас, и принимается есть руками, подвигая к себе интересующие его блюда, и напрочь игнорируя лежащие рядом с ним столовые приборы.

– Люф, дорогой, где же твои манеры! – делает ему замечание жена графа.

– У меня их никогда не было, – ворчит в ответ Игрок.

– Вы что прожили всю жизнь в пещере? Проявите хоть каплю уважения, перед вами сидят сразу две леди! – заявляет Кристина.

Девушка произносит это таким повелительным тоном, что я невольно застываю в ожидании реакции со стороны Люфа. И, похоже, что в этот момент знаменитый Игрок едва не подавился.

Он медленно пережёвывает всё, что уже успел отправить в рот, при этом как-то странно поглядывая на Кристину. На его лице отражается возмущение, но также и неподдельный интерес. Когда его рот освобождается, он надменно фыркает, но всё же берёт в руки столовые приборы.

– Довольно ли Ваше Величество? – скривившись, будто съел целиком лимон, спрашивает Люф.

– Вполне, – невозмутимым тоном парирует девушка.

Мы приступаем к завтраку.

Я, Кристина и Лирим поддерживаем беседу. Темы для разговора выбираем самые банальные: от погоды, до мировых новостей. Проведя столько лет в Академии Игр, приятно узнать о том, что сейчас творится в Обозримых Землях. Кто и каким городом правит, какие отношения поддерживает с соседями, и как живётся людям внутри его стен. Конечно, вести доходили и до Академии; я не стану утверждать, что мы жили там, словно на необитаемом острове. Но все они сводились к сухим фактам с весьма скудными подробностями, а зачастую и вовсе без таковых.

Люф на протяжении всего завтрака не проронил ни слова, жадно уплетая за обе щёки всё, до чего дотягивался. Создаётся впечатление, что он не ел по меньшей мере год.

– А как вы с графом познакомились? – спрашивает Кристина Лирим, когда с новостями Обозримых Земель было покончено.

– На ярмарке, – вдруг произносит Люф, а затем вновь умолкает.

И зря Кристина ожидала продолжения истории от странствующего Игрока, ибо тот вновь утратил всяческий интерес к беседе. Удивительно, что он вообще у него возник.

– Мы с Виктором познакомились на ярмарке, в Салоне, – продолжает историю Лирим. – Было это лет десять назад. Виктор приехал в город по делам. Заключал торговые контракты с местными купцами, искал к себе на службу новых людей. По отъезду граф решил посетить ярмарку, где среди прочих шатров был и мой. Высокий, цвета ясного неба, с ярко-красными звёздами по краям. Я развлекала публику метанием ножей. В детстве отец научил меня обращаться с оружием. Мой помощник завязывал мне глаза, и я должна была поражать вращающуюся мишень. Зрители загадывали числа, указанные на мишенях, и если я промахивалась, они получали призы. Ну а если мои броски были точны, зрители удивлённо восклицали и аплодировали. И оставались при этом ни с чем.

Надо сказать, что владелец ярмарки платил всего ничего, а деньги мне были нужны – моя мама умирала, а цены на погребальные услуги в Салоне были очень высокие. Конечно, я могла просто сжечь её на костре за городом, а пепел развеять. Но это было бы просто не по-человечески, я бы так ни за что не поступила.

В тот день среди зрителей был и Виктор. Боги, я до сих пор помню, как он тогда выглядел, будто это было только вчера! Думаю, он положил на меня глаз, едва увидев. Да и мне, не стану лгать, он тоже приглянулся. Виктор загадал число, сказав, что если я не попаду, то вместо приза попросит встречи со мной. Ни здесь, под пологом шатра, а в хорошем заведении. Поэтому если он мне не интересен, и у меня нет желания узнать его получше, то я должна непременно поразить названное им число.

Я промахнулась. Специально. Виктор, он… всегда умел обольщать. И я тогда поддалась его чарам.

– И граф женился на вас? – спрашивает Кристина.

– Далеко не сразу. Мы встретились в тот день, а затем и на следующий день. Мы общались целую неделю. Он признался мне, что не хочет покидать Салон без меня. Узнав же о моей проблеме, он предложил помочь мне деньгами. Но я отказалась. Не из гордости, но из уважения к этому красивому галантному человеку. В итоге мы пришли к соглашению. Он дал мне нужную сумму денег, а я после похорон своей мамы прибыла к нему в замок, чтобы честно их отработать. Причём работу я выбрала сама.

– И долго вы работали на графа?

– Несколько месяцев. Платил Виктор своим работникам всегда очень щедро, поэтому нужную сумму я заработала быстро. Хотя мой будущий супруг и пытался всячески хитрить. Например, едва ли не каждый день предлагал повысить мне жалование. А я отказывалась. «Я человек слова», – отвечала ему я. Романтические отношения между нами завязались уже тогда. Другие работники графа шушукались у нас за спинами, но нам было всё равно. Когда же я отработала свой долг, то он взял меня в законные жёны.

– Замечательная история! – говорит Кристина.

– Замечательный завтрак, – эхом вторит Люф и поднимается со стола.

– Люф, дорогой, ты не хочешь рассказать молодым людям о вашем с Виктором предприятии? – спрашивает его Лирим.

– Нет, – отрезает тот, поморщившись. – Пусть Виктор сам с ними нянчиться.

После этих слов Странствующий Игрок покидает замок.

– Он всегда такой? – интересуется Кристина.

– Сейчас он ещё в хорошем расположении духа, – улыбается Лирим.

– Люф с графом давно знакомы? – в свою очередь спрашиваю я.

– Дольше, чем мы с Виктором. Они познакомились случайно, а их отношения сложно назвать дружескими. Но у них общая тяга к истории древности, которая и связывает их друг с другом. Люф частый гость в нашем замке. Знаю, добряком его не назовёшь, но я верю, что под всем этим невежеством и грубостью, которые находятся на поверхности, скрывается душа хорошего человека.

– Хороший он или нет, но разговаривать с нами точно не намерен, – приходит к выводу Кристина.

– Подождём возвращения Виктора, – предлагаю я, и девушка соглашается.

Глава 11

Вечером в замок возвращается запыхавшийся граф. Прежде чем заговорить, ему приходится отдышаться.

– Вы зря так спешили, Виктор, – говорит Кристина. Мы с ней вот уже как час сидим в главной зале.

– Отчего же? – спрашивает граф, приведя наконец своё дыхание в порядок. – Я боялся не застать вас в замке!

– Мы действительно уже собрались в дорогу, но…

– Мы не знаем, куда держим путь, – насмешливым тоном добавляет девушка.

– А разве Люф не…

– Люф объявился около часа назад, и, велев нам срочно собираться, исчез, – поясняю я.

– Старый… – судя по всему Виктор хочет добавить бранное слово, но самообладание берёт вверх над эмоциями, и он завершает фразу несколько иначе, – грубиян.

– Мы с Саймоном решили дождаться вас. Не идти же нам незнамо куда.

– Это верно. Послушайте, мне жаль, что ваша служба начинается вот так…

– Ничего, мы всё понимаем, – заверяю я графа. – Так куда мы отправляемся? В те самые руины, о которых вы говорили?

– Да, именно. Под развалинами города есть катакомбы, их вам и нужно исследовать. Под землёй вы во всём будете подчиняться Люфу, но у меня для вас тоже будет задание. Запоминайте всё, что увидите. Обращайте внимание даже на самые незначительные мелочи. Любая информация, принесённая вами из катакомб, может оказаться бесценной.

– Звучит достаточно просто, – отмечает Кристина.

– Не совсем, – граф качает головой. – Видите ли, мы уже посылали под землю группу исследователей.

– И что они нашли?

– Не знаю, что они нашли, но их самих отыскали через пару дней. У самого входа лежали их истерзанные останки.

– Порождения ночи.

– Да, мы тоже так решили. Поэтому идти вызвался Люф. Но эти катакомбы, они могут быть настоящим лабиринтом. Вот почему вы идёте вместе с ним. У троих Игроков шансов на успех больше, чем у одного. Даже если этот Игрок – Люф. Прикрывайте друг друга, и старайтесь держать глаза открытыми, запоминайте всё, что видите. Больше от вас ничего не требуется.

Странствующего Игрока удаётся обнаружить в нескольких милях от замка. Он стоит, закутавшись в свой кожаный плащ, и взор его устремлён на север.

– Люф, – произносит граф, чтобы привлечь его внимание.

Вечернее небо затягивают зловещие чёрные тучи. В полутьме, окутавшей окружающий мир, холодный ветер гонит их на запад.

– Виктор, – отвечает Странствующий Игрок, повернувшись.

– Ты бросил своих спутников одних в замке.

– Мне не нужны спутники, – ворчит Люф и его лоб прорезают глубокие морщины.

– Нет, нужны! – непреклонным тоном отрезает граф. – Либо вы идёте вместе, либо не идёте вовсе.

– Я твоих приказов не исполняю, Виктор.

– Верно, но это всё ещё моя земля, следовательно, эти руины находятся в моём ведении.

Из уст Люфа срывается рык, а его лицо становится похожим на оскал разъярённого хищника. Но затем он всё же берёт себя в руки, и черты его лица смягчаются.

– Ладно, будь по-твоему. Пусть твои питомцы идут со мной.

– Я могу ожидать от тебя благонадёжности?

– Да-да, конечно. Я не брошу их под землёй умирать. Это ты хотел услышать? Надеюсь, ты навязал мне в компанию тех, кто хоть на что-то способен.

– Не сомневайся, Люф.

– А я вот как раз сомневаюсь. Они же дети, Виктор!

– Люф, это он, – говорит граф, полуобернувшись ко мне.

Мы с Кристиной переглядываемся. Последняя фраза была сказана Виктором в пол голоса, но недостаточно тихо, чтобы мы не услышали его слов.

– Ты что, шутишь?! – восклицает Люф, и его тяжёлый взгляд тут же упирается мне в грудь.

С минуту Игрок разглядывает меня с ног до головы, будто пытается высмотреть во мне что-то такое, чего не замечал раньше. Затем, он подходит ко мне так близко, что его нос едва ли не упирается мне в лицо. Он вновь осматривает меня, не переставая кривиться и морщиться.

– Саймон Трант, надо полагать? – произносит мужчина.

К своей чести мне удаётся не только выдержать направленный на меня столь пристальный взгляд, но и ответить таким же холодным тоном:

– Да.

Люф неопределённо хмыкает и отходит.

– Хорошо, пусть Саймон и эта барышня идут со мной, – говорит Игрок Виктору. – Ты объяснил им, что в катакомбах они должны следовать моим приказам?

– Да, Люф. Они прикроют тебе спину, а ты сделаешь своё дело.

– Тогда выдвигаемся. Сейчас же!

– Возьмите лошадей, их уже…

– Никаких животных. Мы отправимся пешком. Здесь всего несколько лиг. Идём! – выкрикивает Люф отрывистые фразы, а затем первым устремляется на север.

Мощный порыв ветра едва не сбивает нас с ног. Кристина наклоняется ко мне, и шёпотом спрашивает:

– Это, что сейчас было?

– Если б я только знал, – растеряно отвечаю я.

Распрощавшись с графом, и выслушав его последние наставления, мы закидываем на плечи небольшие мешки с припасами и спешим догнать Люфа. Сделать это удаётся далеко не сразу. Странствующий Игрок на поверку оказывается весьма шустрым. Шаг у него размашистый и быстрый.

Ни я, ни Кристина, не горим желанием идти рядом с Люфом, поэтому мы пристраиваемся позади него так, чтобы нас с ним разделяло всего несколько шагов. Мы продолжаем путь, стараясь идти с той же скоростью, что и нас спутник. Это позволяет нам не отстать от него.

Ветер тем временем немного утихает, зато начинает накрапывать очень мелкий дождь, капли которого жалят подобно назойливым насекомым.

– Кстати, чуть не забыла, – говорит Кристина, доставая какой-то предмет из своего плаща и протягивая его мне. – Это тебе.

Я беру в руки предложенный предмет. Это небольшой мешочек, заполненный кусочками сухофруктов.

– Лирим передала, – поясняет девушка.

– У меня в мешке есть всё необходимое.

– Знаю, но всё равно возьми. Например, на случай непредвиденной ситуации.

– Хорошо, – соглашаюсь я, и прячу мешочек во внутреннем кармане плаща.

Мы двигаемся строго на север. Холмистая равнина тянется, покуда хватает глаз, и лишь на горизонте переходит в лесистые насаждения. Нам предстоит пройти лишь несколько лиг, но мой взор устремляется ещё дальше, гораздо дальше нашей цели.

Туда, где за рекой Полноводной, которая берёт своё начало в горах на западе, пересекает северную равнину и течёт вдоль Серых гор, впадая, в конечном счете, в море Кракенов, расположено небольшое селение. В нём всего десяток дворов, и народ в них живёт простой. Они работают в поле, рыбачат, разводят скот. Местные жители по большей части добрые, немного наивные, общительные, и сердца их открыты миру.

Называется это место Тихое Заречье, и не случалось в нём отродясь ничего примечательного, пока однажды в одной семье у маленького мальчика не проявился магический дар Игрока…

Это был мой дом. Его образ практически стёрся из моей памяти. Я едва могу вспомнить, как выглядит моя мать и моя младшая сестрёнка. Точнее сказать, выглядели в тот год, когда меня забрали в Академию.

Я невольно задумываюсь над словами Кристины. О том, что однажды она станет Странствующим Игроком, и тогда повидает своих родных. Может она права, и мне тоже стоит рассмотреть подобный вариант? Но перед глазами упорно маячит чёрный плащ Люфа, а вместе с ним и сама его личность, как возможная альтернатива. И я говорю сейчас не о его характере, а о том образе жизни, который он для себя избрал. Он одиночка, человек, который ставит превыше любых ценностей собственные интересы и собственное же выживание.

И это работает, ведь Люф даже спустя стольких лет борьбы с ночными тварями по-прежнему жив.

Возможно, ректорат поступает верно, что берёт с нас клятвы оборвать все близкие связи. Вероятно, что всегда сохранять холодный рассудок удаётся лишь тем, кто не беспокоиться по-настоящему о других. У таких людей нет сомнений, они не сожалеют о своей судьбе, и их не мучает совесть за то, что они сделали в своей жизни. Им никто не нужен, и их не печалят смерти других.

В этом есть определённый смысл. Наверное, так всё и должно быть.

Но разве же это жизнь?

Когда мы достигаем пункта назначения, вновь поднимается ветер. Но его возвращение становится скорее благословением, нежели проклятием, ибо он уносит вереницу чёрных туч подальше от нас. Ночное небо проясняется, и на нём, точно око неведомой богини, разгорается бледным светом луна, к которой тянутся тёмными шпилями руины города.

Колонны, куски стен и фундамента – все это сплошь чёрноё, обгоревшее и обуглившееся. Остатки древней архитектуры торчат из земли подобно сломанным зубам гигантского монстра. И не только постройки, но и сама земля, причём не только в границах города, но и вокруг него, несёт на себе следы пламени. Когда-то в этом месте случилось что-то ужасное, и тогда голодный до жертв огонь поглотил и пожрал всё, до чего только смог дотянуться.

Несмотря на всяческие возражения Кристины, Люф решает заночевать рядом с руинами. Девушка даже предлагает продолжить путь и спуститься в катакомбы под покровом ночи. Но Странствующий Игрок остаётся непреклонен. Также он наотрез отказывается разводить костёр, и строго настрого запрещает делать это нам. Огонь, и тепло, что от него исходит, по его заверениям может привлечь порождений ночи.

– А запаха нашей крови им разве недостаточно? – удивляется Кристина, но это замечание наш спутник попросту игнорирует.

Люф заворачивается в плащ, и ложиться прямо на землю. Всего через минуту по округе уже разносится его храп.

– Ну прям вампир из древних легенд, – смеётся девушка. – Не понимаю, почему нам нельзя развести костёр? Ночных тварей скорее привлечёт его храп, а не горящие паленья.

– Мы должны следовать его приказам, помнишь? – отвечаю я, пожав плечами.

Нам ничего не остаётся, кроме как повторить действия Люфа. Мы ложимся рядом и прижимаемся друг к другу, чтобы сохранить тепло наших тел. Всё-таки ночь достаточно холодная.

– Как думаешь, – говорю я, – что имел в виду граф, когда сказал, что я – это он?

– Не знаю, – отзывается Кристина. – Может это означает: «крайне ворчливый человек»? Поэтому, когда граф сказал Люфу, что ты это «он», наш бесстрашный лидер ответил: «ты что шутишь?» А про себя добавил, что это он тут самый недовольный Игрок, и тебе до него далеко!

– Очень смешно.

– А если серьёзно, то я думаю, что граф наводил о тебе справки, когда брал на службу. И у Странствующих Игроков наверняка свои источники в Академии есть. Сам посуди, ты ведь был лучшим на курсе, а закончил Академию без рекомендаций. Может, они это имели в виду?

– Вот именно! Если я был лучшим, то почему же мне тогда не дали рекомендаций? Ты ведь знаешь, что такого не случилось в Академии много лет. Я хочу узнать, почему.

– Сегодня ты точно ответов не получишь. Так что давай спать. Нам ведь завтра в катакомбы спускаться.

– Да, ты права. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Саймон.

При солнечном свете руины выглядят ещё более жутко. Каждый их элемент, каждая даже самая маленькая частичка выжжена до черноты. Но самое удивительное – то, как хорошо сохранились отдельные части города. На кусках колон, например, можно увидеть гравировку, настолько чёткую, что с трудом верилось в то, что огонь мог оставить её нетронутой.

– Что же здесь случилось? – спрашивает Кристина.

Девушка ни к кому конкретно не обращалась, но Люф к нашему удивлению отрывает взгляд от своего скудного завтрака, и, проглотив кусок, отвечает:

– Здесь случился огонь.

Голос Игрока звучит иначе. Изменения эти не радикальные и их не так просто охарактеризовать. Перемены происходят не только в голосе мужчины, но в нём самом. Он будто в один миг становится гораздо спокойнее и собраннее.

– Это не похоже на обычный пожар, – возражает Кристина.

– А это и не он, – качает головой Игрок.

– Тогда что же это?

– Драконье пламя, – отвечает Люф, глядя на обгоревшие кости города. – Только оно способно причинить столько ущерба, сохранив при этом в целости то, что должно было превратиться в горстку пепла.

– Разве драконы не вымерли?

–Да, они погибли вместе с магией. Этому городу больше тысячи лет. И посмотри, насколько хорошо сохранились его руины. Обычное пожарище бы за такой срок давно сравняла с землёй природа. Этот же памятник истории стоит здесь, и по сей день.

Закончив завтрак, мы отправляемся на поиски входа в подземную часть города. Сгоревшая до черноты земля слегка хрустит под ногами, но не теряет форму. Мы осматриваемся, пытаясь отыскать вход. Хотя, по правде, я даже не знаю, что именно нужно искать. Дверь, люк, отодвигающуюся плиту, потайной проход, открывающийся с помощью хитрого механизма, или просто зияющую в земле дыру?

Вскоре выясняется, что последний названный мной вариант соответствует истине. Квадратное отверстие примерно четырёх футов шириной открывает взору каменные ступени, уводящие вниз под землю.

Люф забирает наши заплечные мешки и начинает перебирать их содержимое. Остановив свой выбор на моём бурдюке с водой, он кладёт его в свой мешок, а всё остальное складывает около входа в катакомбы прямо на землю. Затем мужчина передаёт свой мешок Кристине.

– Ты, – Люф указывает на девушку пальцем, – закидывай мешок на плечо, и держи карты в руке. Будь готова оживить их в любой момент. В случае нападения создашь вокруг нас физический щит.

– Ясно, – без возражений соглашается Кристина.

– А ты, – теперь указывающий перст Игрока упирается мне в грудь, – освещай нам путь. Как только почувствуешь, что устал удерживать заклинание, поменяешься с барышней ролями.

После того, как я начинаю Игру, и над нами появляется шар, испускающий лучи белого света, мы спускаемся по ступеням в подземные катакомбы.

Широкий коридор (а его мы достигаем, миновав не меньше сотни ступеней) выводит нас в просторное помещенье. Здесь мы видим нечто поистине удивительное: каменный лес. Карликовые деревья вытесаны из серого камня с поразительной точностью. Каждая ветка, каждый листок, даже трещины на коре – всё выглядит настолько реалистичным, что с трудом вериться, будто кому-то удалось создать нечто подобное из голого камня.

Среди деревьев бродят звери, а на ветках сидят грациозные птицы. Они тоже высечены из камня как, впрочем, и весь лес.

Рядом с этим неподвижным великолепием витает нехарактерная для подземелий свежесть; стоит только закрыть глаза, как ты сможешь услышать переливчатые трели птиц, и шум листвы на ветру.

Люф долго изучает каменный лес, придирчиво осматривая каждый его элемент. Затем, когда в помещении не остается, пожалуй, ни дюйма пространства, на которое не пал взгляд Странствующего Игрока, он утвердительно кивает своим мыслям, и мы продолжаем путь.

Из этого зала ведёт, по меньшей мере, восемь проходов. Мы начинаем исследовать их все по порядку.

Нам удаётся отыскать много интересного, и Люф полностью погружается в изучение всего, что попадается на нашем пути. Я не сомневаюсь, что сейчас он даже не вспоминает о нашем существовании.

В одной комнате обнаруживается оружейная мастерская. Она не похожа на привычную глазу наших современников кузницу, и я даже не берусь предполагать, как работают или для чего предназначены все эти причудливые на вид приспособления и станки. Также в этой оружейной имеется уже изготовленное оружие. Мечи, луки, и множество древкового оружия с различными наконечниками. Я не знаю названия и половины из них.

В другом зале рядами стоят причудливые угловатые колоны. Они совсем низкие, и едва достают мне до плеч. На верху каждой из них покоится стеклянный куб. Внутри эти фигуры пусты, а на их прозрачной поверхности острым предметом вырезаны какие-то непонятные символы.

Ещё в одном помещении мы видим нечто вроде личных покоев. Широкая кровать застелена кроваво-красным покрывалом, в углах стоят шкафы, полные книг, а также пустые металлические вешалки. Удивительно, но ни на одном предмете в этой комнате нет ни следа пыли, словно здесь по-прежнему кто-то следит за порядком.

Люф внимательно изучает каждую из книг, расставленных на полках ровными рядами. Вчитывается в некоторые из них, а другие пролистывает по десятку за раз. Он так увлечён процессом, что даже не замечает, как я подхожу к нему и тоже заглядываю в один из раскрытых томов. Правда, в отличие от Странствующего Игрока, я не могу прочесть не слова – страницы покрывают аккуратные ряды не знакомых мне рун.

Изучив содержание всех книг, Люф останавливает свой выбор только на двух. По-видимому, они представляют наибольшую ценность с исторической точки зрения. Мужчина, не задумываясь, отправляет на вид довольно увесистые книги в заплечный мешок Кристины. Девушка покорно принимает новую ношу, не сказав ни слова. Она лишь закатывает глаза под лоб в знак немого протеста.

Один из коридоров гораздо длиннее остальных. Кроме того, в отличие от них, он идёт не по прямой линии; его стены извиваются, а кое-где на их каменной поверхности виднеются руны, вырезанные чем-то острым.

– Этот город построили люди? – в пол голоса спрашивает Кристина, и это были первые слова, произнесённые одним из нас с того самого момента, как мы спустились в катакомбы.

Люф не отвечает. Мы продолжаем идти по коридору.

Через десяток другой шагов, когда уже кажется, что Кристина так и не получит ответа, Игрок вдруг произносит:

– Нет, это город эльфов.

– Разве эльфы жили под землёй? – удивляется девушка.

– Их города стояли повсеместно. На равнинах, в болотах, лесах, пустынях. А некоторые, как этот, даже под землёй. Но строили его определенно не они. Думаю, что тут не обошлось без гномов.

– Я думал, что эльфы с гномами были врагами, – замечаю я, вспомнив уроки истории древних рас в Академии.

– Это лишь домыслы людей, которые всю свою жизнь не высовывает носа из уютных кабинетов, но при этом считает себя великим историками! Народы эти были очень разными, это верно. Но они не конфликтовали, напротив – сосуществовали на взаимовыгодных условиях. Гномы, например, ковали эльфам доспехи и оружие, а от них они переняли множество культурных ценностей, фольклор, и даже религию. Вот, можете сами взглянуть!

Люф показывает на группу рун, начертанных на стене коридора.

– Видите первую строчку? Символы витиеватые с плавными изгибами. Это альдуин, эльфийская рунная вязь. Теперь посмотрите на следующую надпись.

– Руны более громоздкие, с обилием прямых углов, – тут же подмечаю я различия между символами.

– Верно. Только это не руны вовсе. Это гадрахан, гномий алфавит.

– А что здесь написано? – спрашивает Кристина.

– Альдуин я знаю плохо, а вот гадраханом я владею практически в совершенстве, – с гордостью отвечает Игрок. – Дословно здесь сказано: «Путь к силе».

– И что это значит?

– Сейчас мы это и выясним!

Мы продолжаем следовать по коридору, его стены изгибаются всё сильнеё. Наконец он выводит нас к лестнице, гораздо более древней на вид, чем всё это место. Её ступени испещрены глубокими трещинами. Мы ступаем на них и начинаем спуск.

Удивительно, но чем ниже мы спускаемся, тем, кажется, свежее становиться воздух. До сего дня я не имел опыта исследования подземелий, но я больше чем уверен, что в подобных местах всё должно быть как раз наоборот. Замкнутое пространство предполагает наличие тяжёлого застоявшегося воздуха.

Но здесь всё ни так. Воздух свеж, и даже более разряжен, чем на поверхности. Будто бы мы не спускаемся под землю, а поднимаемся в горы.

– Не нравиться мне эта часть катакомб, – говорит Люф, вторя моим собственным мыслям. – Будьте на чеку, – добавляет он, доставая свою колоду.

Кристина решает оживить свои карты.

Мы проходим примерно пол мили, но коридор всё никак не кончается. Проход широк, света, созданного моей картой едва хватает, чтобы выхватить из темноты противоположные стены.

Здесь давно не ступала нога человека. Пол и стены покрывает слой пыли, а кое-где с невысокого потолка свешиваются рваные грозди паутины. Но, несмотря на явное запустение этого прохода, в нём всё ещё чувствуется свежий воздух. Дышится легко и свободно, и, несмотря на очевидность замкнутости пространства, таковым оно не воспринимается.

Я решаю предложить Кристине поменяться ролями, чтобы немного передохнуть. К тому же, в случае столкновения с неприятелем лучше бы вступить в бой мне, а не ей. Я лучше чувствую карты, в особенности атакующие заклинания.

Но я не успеваю ничего сказать.

Рядом слышится какой-то невнятный шум и Люф, который идёт по коридору чуть впереди нас, оживляет свою колоду карт. Это последнее, что он успевает сделать в своей жизни. На наших с Кристиной глазах в самого известного и опытного Игрока своей эпохи вонзаются острые когти.

Монстр появляется внезапно – словно бы ниоткуда. Ещё мгновение назад поблизости никого не было, а в следующую секунду рядом с нашим спутником уже возникает из темноты высокое существо с неестественно длинными конечностями. Его рука вспарывает Люфу живот, глубоко погружаясь в человеческую плоть.

Странствующий Игрок не успевает даже вскрикнуть, он погибает практически мгновенно. Колдовские карты умирают вместе со своим хозяином, сгорая, объятые жарким пламенем.

Я понимаю, что счёт идёт на секунды, поэтому возвращаю карту «Источник света» обратно в колоду, дабы иметь возможность сыграть атакующее заклинание. Едва я принял решение, как осознал свою ошибку. Теперь мы останемся в кромешной тьме, один на один со смертельно опасной тварью!

Но света оказывается достаточно, чтобы увидеть, как порождение ночи, издав низкий гортанный звук, с упоением вонзает в Люфа вторую руку и разрывает тело Игрока на части. Сама кожа монстра светится, источая ровный белый свет.

Я перетасовываю колоду, и, вытащив две карты, выбираю левую. С её поверхности срывается ветвистая молния.

Заклинание должно было поразить противника, испепелить его прежде, чем ему выпадет шанс убить нас. Но этого не происходит. В нужный момент тварь вскидывает руку, будто отмахиваясь от назойливого насекомого, и молния отклоняется в сторону, попав в потолок прямо над нами.

Раздается грохот и сверху падает несколько каменных обломков. Я успеваю отскочить, но один из них задевает Кристину. Девушка не успевает ни уйти из опасной зоны, ни сыграть нужную карту. Камень бьёт её по левой руке. Тишину катакомб разрывает вскрик боли и хруст ломаемых костей. Кристина теряет сознание, и её безвольное тело падает на пол.

Время для меня замедляется, становится медленным и тягучим, как древесная смола. Голова любимого человека ещё не успевает коснуться каменного пола, а я уже оцениваю ситуацию.

Я осознаю, что у меня нет шансов одолеть противника с помощью магии. Даже если я успею разыграть карту, то порождение ночи просто отразит заклинание, так же как и молнию до этого. Поэтому необходимо альтернативное решение.

И я нахожу его.

Не знаю, помогла ли в этот момент интуиция, или мне банально повезло, но я замечаю в полу позади монстра зияющую дыру. Её размер достаточно большой, чтобы скинуть в него убийцу Люфа, который, судя по всему, именно из неё и появился.

В этот момент я не задумываюсь о том, получится ли у меня сделать нечто подобное. А о том, что может находиться внутри этого тёмного колодца, я запрещаю себе даже думать. И я не знаю, сможет ли Кристина одна, со сломанной рукой, выжить и найти выход из катакомб, если я погибну.

Но я точно знаю, что у неё нет шансов на выживание, пока рядом находится порождение ночи, разорвавшее нашего коллегу надвое.

Резким движением я заканчиваю Игру и прыгаю прямо на тварь.

Я вцепляюсь в липкое тело монстра, заключив его в крепкие объятия, и вместе с ним падаю во тьму.

Глава 12

Тьма повсюду. Она заполняет собой всё доступное пространство.

И не только пространство. Воспоминания, мысли, разум – всё оказывается во власти ужасающей чёрноты. Здесь нет ни единого даже самого крошечного островка жизни. Мрак не потерпит такого соседства, он уничтожит любую преграду на пути к всеобъемлющему господству.

Так вот как, значит, чувствуют себя создания, противостоять которым я призван? Денно и нощно они находятся в кромешной тьме без надежды узреть свет. И им остаётся лишь смириться с тем, что они больше никогда не смогут греться под ласковыми лучами солнца, а всё, что будут видеть их глаза, это абсолютную, непроницаемую темень.

Воистину незавидная участь! Теперь я это понимаю, на собственной шкуре ощутив то, с чем приходиться жить этим сущностям.

Чтобы выжить под покровом ночи мало одного лишь желания или силы воли. Нет, этого будет недостаточно, каким бы стойким ты ни был. Необходимо слиться с тьмой, стать её частью, образовав нечто новое. Стать с ней единым целым.

Симбиоз. Сосуществование.

Отринуть свою суть, свою личность. То, кем ты был, и кем мог стать. Открыться черноте, позволить ей поглотить себя. Всего, без остатка. И тогда ты сможешь выжить.

Да, только так, и никак иначе.

Придётся сутками напролёт сходить с ума от голода. Набравшись терпения, прятаться в ожидании добычи, остерегаться светлого дня и тех, кто способен причинить тебе вред. Прятаться, бежать. И наградой за эти лишения станет бесценный дар – жизнь.

Но что это? Мысли вдруг возрождаются, а разум, отринув темноту, тянется к чему-то иному – дивному белому свету. Такому мёртвенно-тусклому и невыносимо яркому одновременно. Наваждение разгоняет тягучий мрак, пробуждает память, возрождает личность.

Однако же ночь не хочет отпускать свою добычу. Может, в итоге она и потерпит неудачу, но без боя точно не сдастся.

Свет под натиском тьмы крошится, распадается на мелкие хрупкие искорки. Но каждая из них вновь озаряет чёрное пространство белёсым сиянием.

Мигнёт, и пропадёт – тьма душит его, уничтожает. И всё же свет достигает меня. Слабым и едва заметным, но неописуемо прекрасным и дивным цветком предстаёт для меня это свечение. Нежданное спасение дышит на меня могильный холодом, и я словно наяву слышу её печальный, разочарованный вздох. Вечной темноте неведомы злоба и гнев, но огорчением стала для неё потеря возможной добычи.

Мне удаётся вырваться из её цепких сетей. Наваждение отступает, видение рассеивается, испаряясь невесомой туманной дымкой.

Я прихожу в себя и открываю глаза.

Полусвет, царящий вокруг, выхватывает из темноты отдельные образы. Каменную кладку стен, на которой виднеются витиеватые письмена, потолок, чей размытый образ едва угадывается в вышине.

Моя голова раскалывается на части. Я с трудом приподнимаюсь на локте, но тут же едва не падаю обратно на спину из-за сильного головокружения. Меня мутит. Я чудом успеваю перевернуться на живот, и меня рвёт прямо на пол.

Откинувшись на спину, вновь теряю сознание.

Второе возвращение в реальный мир приносит радости не больше, чем предыдущее. Всё те же стены и потолок, к которым теперь прибавляются цветные круги, пляшущие в каком-то диком танце перед глазами. Головная боль настолько сильная, что лишь благодаря огромному усилию мне удаётся удержать своё сознание от очередного падения в омут беспамятства.

Похоже, что у меня сотрясение мозга.

Что ж, могло быть и хуже. По крайней мере, я жив!

Аккуратно ощупываю затылок. Обнаруживаю кровь, а рана при прикосновении отзывается острой болью.

Необходимо заняться своим лечением. Если я буду падать в обморок при каждом резком движении, то далеко не уйду. Карт в руках нет, но они должны быть где-то поблизости. Игрок не может лишиться своей колоды.

Я устремляю свои мысли к ним, и колдовские карты тут же откликаются, заслышав зов своего хозяина.

Они всего в нескольких дюймах от меня.

Оставаясь лежать на спине, шарю рукой по холодному полу, пока не нахожу то, что ищу. Для оживления колоды и розыгрыша карты «Полное исцеление» приходиться сесть. На это уходят едва ли не все оставшиеся силы. Последним усилием я начинаю Игру, и когда с выбранной карты срывается зеленоватое свечение, моё сознание вновь ускользает от меня.

На этот раз пробуждение приносит несказанное облегчение. Всё ещё болит голова и подташнивает, но, по крайней мере, я могу подняться на ноги без риска тут же грохнуться наземь или извергнуть на себя половину своих внутренностей.

Я снимаю порванный в двух местах и перепачканный плащ. Затем отрываю от рубашки длинный лоскут и делаю из него повязку. Шипя от боли, я кое-как накрываю рану на затылке и туго перевязываю. Жаль, что заклинание «Полное исцеление» направлено лишь на устранение всевозможных хворей и функциональных отклонений организма, вроде растяжений, или сотрясения мозга. Для заживления же ран и повреждений необходимо соответствующее заклинание, имевшееся в арсенале некоторых Игроков.

К несчастью, в моей колоде такой карты нет.

Как в этом случае не вспомнить колоду Люфа, которая насчитывала больше шестидесяти карт. И которая сгорела, превратившись в кучку пепла.

Отнять колдовские карты у Игрока можно только одним способом – одолеть его в поединке. Не думаю, что смог бы победить Люфа в честном бою.

Осознание его смерти не вызывает у меня никаких чувств. Я не успел проникнуться к нему симпатией, и я не знал его как личность. Конечно, мне всё равно жаль Странствующего Игрока, ведь никто не заслуживает такой смерти. Погибнуть от когтей хищника в тёмном подземелье – не самая завидная участь.

Но такова судьба многих из нас. Игроки призваны защищать род людской от порождений ночи, и не всегда это противостояние заканчивается в нашу пользу.

Кстати о монстре, убившем Люфа. Занимаясь своим лечением, я совершенно забыл про него.

А вот и он, лежит на каменном полу в паре шагов от меня. Он не шевелится, и, кажется, даже не дышит. Скорее всего, он мёртв.

Именно от этой сущности исходит бледное свечение, пред которым неохотно, но всё же расступается кромешная темнота катакомб. Его бледно-серая кожа продолжает источать свет даже после смерти. Куда более ярко мерцает кровь монстра, лужа которой образовалась под его затылком. Существо лежит на спине, раскинув длиннющие руки в стороны.

У монстра худое телосложение, мускулистые короткие ноги, и голая без единого волоса кожа. Трудно сказать есть ли у существа конкретный пол – гениталии ему заменяет округлая кость вроде коленной чашечки. По пять пальцев на руках и ногах, как и у людей, разве что вместо ногтей длинные острые когти. И лицо, практически человеческое, только более изящное и вытянутое, внешний вид которого портит лишь ряд острых клыков, торчащих из раскрытой пасти.

Главная же черта этого порождения ночи, сразу бросающаяся в глаза – это его уши. Длинные и тонкие. Если верить преданиям, то за всю историю нашего мира только у представителей одной расы были такие уши.

У эльфов.

Страшная догадка заставляет меня отступить от тела на шаг. Что если магические расы – эльфы, гномы, тролли и прочие – вовсе не погибли, а, утратив свою магическую суть, превратились в ужасных тварей, живущих под покровом ночи?

Я всегда считал, что меня учили магии, дабы я истреблял кровожадных монстров. А на деле они лишь несчастные заложники обстоятельств, жертвы богов, покинувших мир.

Теперь я по-новому гляжу на труп монстра. Когда-то он мог быть гордым эльфом, живущим свой век в мире и покое. Но он пал, изуродованный и одинокий, погиб, пытаясь добыть себе пропитание. И в то же время я не вовсе не забыл, чему стал свидетелем. Тварь не просто убила Люфа. Она разорвала его на части, и в тот момент, я уверен, наслаждалась этим действом.

Была ли эта сущность в прошлом эльфом, или нет – я не знаю. И вряд ли когда-то смогу это выяснить. Но я понимаю: кем бы не были порождения ночи раньше, сейчас они смертоносные монстры. Их век прошёл, землю унаследовали люди. И жизни их необходимо защищать. Защищать от таких тварей, как эта, которой при падении повезло меньше, чем мне.

Я разыгрываю карту «Источник света», чтобы осмотреться.

Передо мной длинный просторный коридор. Позади – лестница, или, точнее сказать, то, что от неё осталось. Сплошные обломки и камни. Устремляю взгляд к потолку (высокому, навскидку не меньше пяти ярдов) и вижу, что разрушения тянутся к отверстию, из которого появилась тварь, и в которое позже мы с ней упали, полностью перекрывая его.

Не знаю, что произошло там, наверху, пока я был без сознания. Возможно, Кристина отбивалась от порождений ночи, и обрушила потолок. Просто чудо, что не один из обломков не размозжил мне голову, пока я лежал на полу без чувств!

Что бы не случилось этажом выше, надеюсь, что Кристина в порядке. Моё сердце подсказывает мне, что она жива. Она сильная, возможно даже сильнее меня. Я верю, что она справиться, сможет выжить. По крайней мере, я очень на это надеюсь…

Не без труда мне удаётся подавить желание окликнуть её. Девушки может уже не быть на том месте, где я видел её в последний раз, зато мой голос вполне вероятно привлечёт нежеланных гостей. Гостей с клыками и когтями.

В любом случае, как бы не хотелось мне помочь дорогому человеку, я отрезан от неё, а значит необходимо двигаться дальше в поисках выхода на поверхность. Если Кристине нужна помощь, то я смогу прийти ей на выручку не раньше, чем выберусь отсюда.

Кто знает, сколько ещё тварей в этих катакомбах? Я должен быть готов в любой момент использовать магию. Но если я буду удерживать сыгранной карту «Источник света», то физически могу не успеть вытащить нужную карту. К тому же, вернув в колоду заклинание, обеспечивающее свет, я рискую в самый разгар сражения остаться в кромешной темноте на радость кровожадным чудищам.

Не придумав ничего лучшего, я подбираю с пола камень и обмакиваю его в кровь поверженного монстра, которая ещё не успела засохнуть. Затем, оторвав от рубахи ещё одну полоску, я кладу в неё камень. Немного подумав, вымазываю в кровь и саму ткань. Концы полоски завязываю вокруг шеи.

Теперь у меня на груди имеется источник света. Пусть его и не хватит, чтобы в достаточной мере осветить всё окружающее пространство, но теперь я, по крайней мере, смогу видеть всё вокруг себя на расстоянии пяти футов. К тому же, камень можно использовать как элементарную пращу. Вряд ли обломком такого размера удастся сразить даже самого слабого из порождений ночи, но отказываться от оружия, сколь бы незначительным оно не казалось, точно не стоит.

Затаив дыхание, прислушиваюсь, пытаясь уловить хоть какие то звуки.

Ничего. Абсолютная и пугающая тишина.

Глубоко вздохнув, я надеваю свой кожаный плащ и начинаю медленно двигаться вперёд.

Коридор ведёт прямо, никуда не сворачивая. Отчасти я рад этому – мне не придется решать, в каком направлении продолжать движение.

Стены покрывает рунная вязь. Многочисленные символы тянуться на обеих стенах тремя рядами. Можно даже заметить некоторую закономерность. Похоже, что руны повторяются. Текст, начертанный на противоположных стенах, полностью идентичен. Мне не удаётся обнаружить никаких отличий.

Но, если подумать, что мне это даёт? Я лишь знаю благодаря Люфу, что это альдуин – эльфийские руны. Я не могу прочесть надписи и понять их смысл. Только вглядываться в их округлые изгибы, снова и снова замечая уже известные символы. Не понятен мне и смысл того, зачем исписывать стены длинного коридора одними и теми же словами (или предложениями).

Впрочем, если это писали эльфы, то об этом не стоит и задумываться. Они были существами магическими, а магия (мне ли не знать) сложна в понимании, и порой её законы противоречат здравому смыслу.

Поначалу я двигаюсь медленно, но по мере того, как во мне крепнет уверенность, я ускоряю шаг. Не то, чтобы я перестал опасаться нападения ночных монстров, но всё указывает на то, что в коридоре кроме меня никого нет.

Мои шаги гулким эхом разносятся от стен, оглашая пространство. А ведь я ступаю осторожно – настолько бесшумно, насколько могу. Думаю, что кто бы не решил полакомиться мной на ужин, беззвучно ему ко мне не подобраться.

Возможно, я слишком самоуверен, делая подобные выводы. Всё-таки тварь, убившая Люфа, выскочила из дыры в полу, издавая шума не больше, чем человек во время дыхания. Тем не менее, я добираюсь до перекрёстка без приключений.

Тут-то и наступает время принимать сложное решение. Я могу продолжать путь в трёх направлениях: прямо, свернуть направо или налево.

Я осматриваю проходы, пытаясь найти хоть какие-то подсказки, указывающие на то, какое из направлений мне стоит выбрать.

Ничего. Мне не удается найти ни единого знака. Все три прохода выглядят точь-в-точь как тот, по которому я двигался до этого, и на вид ничем от него не отличаются. Высокий потолок, пол, и стены, на которых всё та же последовательность эльфийских символов.

Заглянув ещё раз в каждый из коридоров, я решаю двигаться по тому, что уводит направо. Надеюсь, я не ошибся.

Дальнейшая часть пути мало чем отличается от предыдущего. Просторный коридор, звук моих шагов, а пространство всё также озаряет бледный свет, исходящий от пропитанных кровью вещей, висящих у меня на груди. Не могу точно сказать, сколько проходит времени, когда я достигаю того места, где коридор заворачивает под прямым углом, и проход устремляется налево.

Пройдя примерно такое же расстояние, я выхожу к ещё одной развилке. На этот раз коридор разветвляется надвое. Один ход ведёт вперёд, в том же направлении, что двигаюсь, а второй уводит налево.

Вполне возможно, что второй ход пересекается с центральным коридором, оставленным мной на первой развилке. Тогда я принял решение двигаться направо, поэтому я отклоняю возможность свернуть и продолжаю идти прямо.

По-прежнему мне я не встречаю ни единой душ. Может, здесь и нет никого, кроме меня, а та тварь, что убила Люфа, была единственной? Но на это не стоит даже надеяться, только не с моей удачей.

Хотя, должен признать, что за всё время пребывания в катакомбах она меня ещё не подводила. Я пережил падение с высоты, а после меня каким то не засыпало обломками разрушенной лестницы. Возможно, мне повезёт и сейчас, и я никого не встречу на своём пути.

Вскоре я дохожу ещё до одного прямого угла, который заворачивает путь влево, а через время дохожу до развилки, которая идентична предыдущей. Похоже, что я блуждаю по кругу. Точнее, по квадрату, учитывая углы в девяносто градусов.

Решая проверить свою догадку, отправляюсь напрямик, и, миновав ещё один угол, через некоторое время выхожу к четвёртой, последней развилки. Четыре коридора расходятся в разные стороны. Тот, что справа, судя по всему, должен быть тем самым проходом, по которому я пришёл к первому разветвлению пути.

Если всё верно, то выбор у меня не большой. Возвращаться обратно к обвалу, ещё раз пройти по квадратному коридору, или идти в центр, туда, где сходятся все проходы.

Там что-то есть, не может не быть! Надеюсь, что мне удастся обнаружить лестницу на поверхность, или хотя бы на верхний этаж.

Я едва не задаю этот вопрос вслух, но вовремя прикусываю язык. Неизвестно ещё, что или кто ждёт меня в центральном зале. Незачем поднимать шум, и обнаруживать себя раньше времени.

Отправляюсь навстречу неизвестной опасности, держа колоду колдовских карт наготове. Пройдя некоторое расстояние по центральному ходу, я едва успеваю вытащить из колоды две карты и ткнуть в одну из них наугад.

Я отскакиваю в сторону, а огненный шар, сорвавшийся с поверхности сыгранной карты, врезается в появившегося из темноты монстра. Правда, вреда порождению ночи это не причинило. В нужный момент оно вскинуло длинную руку, и магический огонь распался на множество искр, которые тут же потухли.

Эльф! Такой же, как тот, что убил Люфа. Он ниже своего сородича не целую голову, а руки его не такие длинные. Но вряд ли это делает его менее опасным.

Я поспешно, насколько позволяет ситуация, прокручиваю в голове все возможные действия. Как одолеть магией существо, способное эту самую магию отклонять и рассеивать?

Ответ приходит практически мгновенно: его нужно отвлечь!

Тварь тем временем приближается. Движения её медленные, неторопливые. Длинный язык высовывается из раскрытого рта, облизывает острые клыки. Монстру незачем спешить, ведь перед ним беспомощная жертва, не способная дать отпор, и он может растягивать удовольствие, смакуя каждый момент до того, как накинутся на добычу. Но если порождение ночи действительно так думает, то оно сильно ошибается!

Я срываю с шеи тряпку с камнем, и, раскрутив над головой, разжимаю пальцы. Тварь не успевает увернуться, или же просто не видит в брошенном в неё предмете никакой угрозы. Камень попадает монстру в лицо, а липкая от крови тряпка, точно колючий терновник, вцепляется в его голову.

Порождение ночи достаточно быстро избавляется от импровизированной пращи, но лишь с тем, чтобы умереть в следующий момент от каменной стрелы, пронзившей его горло. Монстр-эльф посчитал, что легко справиться с незадачливым человеком, который по глупости вступил в его, заполненные мраком, владения. За подобную беспечность он расплатился собственной жизнью.

Какое-то время я стою на месте, ожидая ещё одного нападения, но его так и не следует. Убедившись, что опасность миновала, я разыгрываю карту «Призыв дождя», после чего задираю голову и раскрываю рот, жадно глотая крупные капли, падающие из недр появившейся под потолком тучи. Вдоволь напившись и промокнув до нитки, я возвращаю карту в колоду и заканчиваю Игру.

Возможно, я и не успею оживить карты в случае ещё одного нападения. Но это будет не важно, если я не отдохну. Магия отнимает силы, а их у меня осталось немного.

Я сажусь прямо на пол, припав спиной к каменной стене. Намокнув под дождём, свет, исходящий от моей пращи начинает тускнеть. Кровь же моего недавнего знакомца, как и его кожа, почему-то не источают света, как у его сородича. Это значит, что совсем скоро я останусь в темноте, и пока этого не произошло, я решаю заняться своим затылком.

Осторожно снимаю ткань с раны, и накладываю на ней новую. Первая повязка не полностью пропиталась кровью. Это хорошо. Рана не настолько серьёзная, как я опасался, раз нет сильного кровотечения.

Такое известие обнадёживает. Но и хорошего в этой новости не так уж много, потому что после короткого сражения рана стала сильно саднить, вернулись головокружение и тошнота.

Я излечил свой организм от сотрясения мозга – последствия удара головой, но первопричина осталась без лечения, и поэтому часть симптомов не смогла нейтрализовать даже магия. Я не могу осмотреть рану, но, по всей видимости, её нужно зашить, чего сделать в текущих условиях не представляется возможным.

Это означает, что в любой момент края раны могут разойтись, и я вновь начну терять кровь.

Перед тем, как бледный свет окончательно погас, мне удаётся отыскать во внутреннем кармане маленький пакетик с сухофруктами. Помнится, Кристина настояла, чтобы я спрятал их там, на случай «непредвиденной ситуации». Что ж, происходящее со мной вполне можно охарактеризовать, как непредвиденную ситуацию.

Трапезничать приходится в полной темноте. Я вслушиваюсь в окружающую меня тишину, медленно и основательно пережёвывая кругляши высушенных фруктов. Если на этом уровне катакомб и были другие порождения ночи, пока что они себя не показывали.

Однако же это вовсе не говорит об их отсутствии. Тварь, таившаяся в центральном проходе, тоже до поры оставалась на месте, а ведь она наверняка слышала меня, и могла попытаться напасть со спины, или устроить засаду за одним из углов квадратного коридора. Вместо этого она решила подождать, пока я сам не навещу её.

Покончив со скудным запасом еды, я не спешу подниматься или пробуждать колдовские карты. Как я и сказал: мне необходим отдых. Так что я не сдвинусь с места, пока не восстановлю силы.

Потянулись долгие минуты ожидания.

Я смотрю во все глаза перед собой. Не удаётся даже рассмотреть собственной руки. В одной книжке я однажды прочитал, что глаза могут со временем привыкнуть к темноте. Теперь мне предельно ясно, что книги врут! Для подобного нужен хоть какой-то источник света, самый маленький, самый крошечный, но без него никак не обойтись. В противном случае тьма заполняет собой всё пространство, и смотри на неё хоть несколько часов, хоть целый день – ты так ничего и не сможешь различить во мраке.

Что таится там, за покровом черноты? Что ждёт меня в центральном помещении, в котором сходятся все боковые коридоры? Долгожданное спасение? Или безнадёжный тупик?

Нет! Я отказываюсь верить в безысходность. Всегда есть надежда, из любой ситуации можно найти выход. Нужно лишь знать – где и как искать.

А ещё необходимо верить. Не в успех своего начинания, и уж точно не в слепую удачу, но в самого себя, и собственные же силы.

К сожалению, словами и мыслями делу не поможешь, поэтому, когда я решаю, что достаточно отдохнул, то оживляю колоду и вытаскиваю карту «Источник света». Коридор озаряется ровным тёплым светом. Я даже не придаю значения тому факту, что вместо привычных двух карт, на этот раз вытащил четыре.

Я выбрал нужное заклинание, а остальное неважно.

Поднявшись на ноги, продолжаю путь по коридору. Один шаг, за ним другой. Я не тороплюсь. Подобравшись всем телом, ожидаю очередной атаки. Мне должно хватить скорости и мастерства, чтобы вовремя вернуть сыгранную карту в колоду, перетасовать её, а затем вытащить следующую – с необходимым заклинанием.

Иначе я разделю участь Люфа. Возможность того, что в живых нет и Кристины, я даже не рассматриваю. Сейчас мне не до переживаний. К тому же, хоть я и волнуюсь о её благополучии больше, чем о собственной сохранности, я уверен – она жива.

Впереди ни звука, позади тоже. Я тяжело и прерывисто дышу. Не понимаю, как вообще можно оставаться хладнокровным в подобных ситуациях? «Игрок должен очистить свой разум от посторонних мыслей и сосредоточиться». Ха, легко сказать!

Путь занимает больше времени, чем я ожидал. Я и сам не заметил, как стал идти ещё медленнее.

И вот, предо мной открывается простор широкого зала. Его стены расходятся в стороны на большое расстояние – света от карты не хватает, чтобы обозреть помещение полностью.

Первым делом я исследую зал на предмет врагов. Таковых не обнаруживается, и тогда, отринув страх, я внимательно изучаю помещение.

В целом это лишь большая квадратная комната, в которой нет ничего кроме статуй. Но что это за статуи! Массивные каменные изваяния, ростом около десяти футов каждая, выстроились в два ряда у противоположных стен. И каждая из них изображает бога. Под их неживым взглядом я будто бы съеживаюсь и уменьшаюсь в размерах, осознавая свою незначительность. Их окутывает аура величия.

Если подобные чувства вызывают лишь образы богов, запечатлённые на мёртвом камне, то, что же тогда ощущали смертные в присутствии всемогущих сущностей из плоти и крови?!

Возле каждой статуи на стене имеются несколько надписей, и в отличие от стен коридоров, здесь использованы не только эльфийские руны. Под текстом, написанным на альдуине, тянутся также ровные строки массивных символов, образованных многочисленными прямыми линиями и углами. Кажется, Люф говорил, что так выглядит письмо гномов – Гадрахан.

Но это ещё не всё. Внизу, почти у самых стоп каменных богов можно обнаружить чёткие записи на языке Королевства! Не веря своим глазам, я перехожу от одного изваяния к другому. И читаю тексты, оставленные на стенах этого зала неизвестным автором, переводя то и дело взгляд на изображения всемогущих сущностей, которых так правдоподобно смог изготовить из камня неизвестный скульптор.

Читаю и смотрю.

Вот Эл, высокий статный мужчина с пышной гривой волос. Тело бугрится мышцами, а в обеих руках оружие. Это бог доблести и чести, покровитель воинов, защитников родных земель.

А это Ка, бог стихийных начал. Его конечности окутаны четырьмя основополагающими стихиями – водой, огнём, воздухом и землёй. Он изменчив как погода, и постоянен как столпы мироздания.

Бог Рэ, что зовётся «справедливым», ибо справедливость и есть его вотчина. Покровительствует он таким добродетелям, как честность и правда. Он выглядит простым человеком, но взор его пронизывает тебя насквозь, выискивая в самых глубинах твоей души потаённые мысли и скрытые чувства.

Ли, низкорослый пухлый мужчина, бог благополучия, богатства и достатка. Надпись гласит, что в его силах решать, кому жить вольно и сытно, а кому прозябать в нищете. Одна его рука носит на себе с десяток драгоценных браслетов, а каждый из пальцев увенчан несколькими перстнями, тогда как другая худощава, словно рука голодранца – лишь кости, обтянутые тонкой кожей.

Замыкают ряд две прекрасных богини – Ун и Аз. Первая, Ун, держит на руках младенца. Она оберегает материнство и саму суть продолжения рода. Также ей ведомы все тайны одного из сильнейших чувств из всех, доступных смертным – любви. Аз же, тонкая как осина и величественная как солнце, благоволит доброте, милосердию и состраданию.

Шесть богов, пантеон всемогущих властителей мира. До наших дней дошли лишь отрывистые упоминания о них, и я, наверное, один из немногих на свете, кому посчастливилось увидеть их воочию. Не их самих, конечно, но их достаточно точное (как мне кажется) изображение.

Но очень может быть, что все известные представления о былых временах, когда миром правили эти сущности, ничтожны. Ведь в этом зале, статуй было не шесть. А двенадцать.

У противоположной стены стоят, высясь надо мной, ещё шесть каменных изваяний. И это тоже боги, если верить надписям, сопровождающим их неживое величие. Не похожи они на своих более известных собратьев. И всё потому, что они – тёмные боги.

Шит, Эрд, Жаг, Зэр, Гэр и Дэз. Тёмны их лики и таковы же сущности, что кроются за ними. Ужасная внешность отталкивает и пугает. Они похожи на людей, но лишь отчасти. У Эрда, например, шесть рук, а у Жага три головы. Гэр имеет два крыла, а Дэз паучье тело вместо ног.

В какой-то момент, не отдавая отчёт тому, что делаю, я опускаюсь перед статуями на колени. Злоба, исходящая от камня сгибает спину, заставляет склонить голову.

Если светлые боги внушают благоговейный трепет, то их тёмные собратья – лишь страх. И силы, которыми повелевала эта шестерка, были под стать их тёмной сущности – сомнения и грусть, боль и страдания, болезни, стихийные бедствия, и даже сама смерть.

Но вскоре страх сменяется настоящим ужасом, и бывшие владыки мира здесь ни при чём. Я наконец-то понимаю, что в зале нет выхода.

Это конец! Отныне комната с каменными статуями богов, которая была многие столетия сокрыта под землёй, станет моей могилой.

Меня охватывает паника. Издав истошный вопль, я бросаюсь в один из коридоров и бегу без оглядки, не разбирая дороги.

Глава 13

В первые минуты мной овладевает отчаяние.

Спасения нет. Я в ловушке.

Я забиваюсь в самый тёмный угол катакомб. Обхватываю голову руками, в одной из которых всё ещё судорожно сжимаю колдовские карты. Я ничего не могу изменить, ни как Саймон Трант, ни как Игрок. Мне суждено провести остаток свой недолгой жизни в этой подземной темницы.

Наверное, я бы так и умер, сидя на холодном полу, прижавшись спиной к стене. Слабый, сломленный, безвольный. Но в памяти всплывает образ Кристины. Её лицо, глаза, улыбка. И словно по волшебству охватившая меня паника исчезает, подобно мимолётному миражу.

Я должен выжить, а для этого мне необходимо выбраться отсюда. Я сделаю для этого всё возможное. Если не ради себя, то ради Кристины.

Мне не ведомо, если есть выход из катакомб, где и как его искать? Но я точно уверен, что не стану опускать руки.

Собрав в кулак всю оставшуюся во мне волю, я поднимаюсь на ноги, и, оживив колоду, вновь разгоняю окружающую тьму магическим светом.

Решаю начать поиски с того, что вновь исследую квадратный коридор. Изучаю каждый дюйм стен и пола. Я ищу хоть что-нибудь. Трещины, выемки, может, ложную стену или сдвигающиеся в сторону камни. Осматриваю, прощупываю.

И ничего не нахожу.

После этого принимаюсь за исследование тех коридоров, что ведут в центральный зал, и особое внимание уделяю комнате с каменными богами. Находиться здесь тяжело, эмоции, которые испытываешь под взором статуй, трудно описать. Каждая из статуй пробуждает определённые чувства – от страха до восторга, от уныния до безудержной радости. И все они сливаются в один, неповторимый напиток, каждое испитее которого истощает тебя физически и духовно.

Несмотря ни на что я не отступаю. Прохожусь руками по статуям и по стенам за ними, ощупываю вырезанные в камне буквы и руны.

Ничего. Никаких подсказок или указаний на то, как отсюда выбраться.

Неужели те, кто строил катакомбы, соорудили этот этаж с одним единственным входом – тем самым, что обвалился?

Нечего было и думать о том, чтобы разобрать этот завал голыми руками, к тому же в одиночку. Конечно, я бы мог попытаться применять левитацию на каждый каменный обломок, чтобы поднять его в воздух и перенести подальше от остатков лестницы. Вот только разыгрывать одно и тоже заклинание много раз подряд очень опасно. С каждым разом будет увеличиваться число побочных карт, и шанс выбрать из них совсем не ту, которая необходима. Поэтому мне пришлось бы перед каждым следующим применением «Левитации» заканчивать Игру, и начинать её заново. Это, в свою очередь, очень быстро истощит мои силы, и на отдых уйдёт ни один час, а ведь у меня нет никакой еды.

Сжав кулаки до хруста, я собираюсь с духом и вновь отправляюсь исследовать квадратный коридор. Я провожу всё те же манипуляции – осмотр, прощупывание, простукивание – и они всё также не приносят результата.

Когда все мои усилия так ни к чему не приводят, я совершаю богохульный поступок. Сыграв карту «Рубящий удар», слушаю, как голова одного из тёмных богов падает на пол. Издав громоподобный звук, она разбивается на множество осколков. Что ж, у Жага осталось ещё две головы, так что, думаю, он не пропадёт.

Жаль, что в темноте мне этого зрелища было не разглядеть.

Затем огненный шар врезается в голову ещё одному тёмному божеству, и она плавится у меня на глазах, охваченная пламенем. Его яркие всполохи окрашивают каменные тела соседних статуй в красноватый цвет.

Я решаю также потревожить и представителя светлого пантеона. Выбор мой падает на Ли, самого упитанного представителя божественной шестёрки. Ветвистая молния вспарывает его тело, и на месте некогда внушительного живота появляется обугленная дыра.

Теперь, если боги и вправду существуют, то меня, судя по всему, ждёт не самое радостное посмертие. Но для этого нужно сперва умереть, а расставаться с жизнью я пока не планирую.

Вскоре мои труды приносят плоды. Правда, совсем не такие, на которые я рассчитывал. Хотя, по правде сказать, я и сам точно не знаю, какого результата ожидал, решив уничтожить парочку статуй.

Где-то там, в одном из коридоров слышится шум. Точнее голос. Почти что человеческий, но с преобладающими звериными нотками.

И я слишком хорошо знаю, кому принадлежит этот голос. Порождению ночи.

Это не эльф, которого поразила скверна после гибели старого мира, а обычная, привычная для любого Игрока тварь. Монстр, который не умеет отражать направленные в него заклинания, а во время охоты рассчитывает лишь на скрытность и собственные когти.

Правда, этот конкретный обитатель темноты скрываться явно не намерен. Голод толкает его на необдуманные действия, заставляет спешить, забыть об осторожности.

Это мне на руку. И не только это, но об этом можно подумать позже. Для начала нужно уничтожить противника.

Я встаю поближе к статуе; каменные останки её головы всё ещё догорают. Огненные блики не освещают всего помещения, но дают хоть какую-то видимость.

Потянувшись мысленно к своей колоде, я тут же чувствую отклик колдовских карт. Они будто бы предвкушают предстоящее сражение, и с нетерпением ожидают моих приказов.

Или же они хотят меня убить, подсунув смертельно опасную побочную карту.

Тварь врывается в помещение подобно урагану, но, достигнув границы освещённой области, неожиданно останавливается. Я могу различать лишь её нечёткий силуэт, но и этого мне вполне достаточно.

Вот он, враг, прямо передо мной. Нас разделяет не больше десятка шагов. Я вытаскиваю из колоды две карты, и они зависают напротив меня. Теперь дело за ним, за этим монстром. Ошибка может стоить мне жизни, а за неё я решил цепляться всеми доступными способами.

И порождение ночи не заставляет себя ждать. Оно вытягивается как струна, распластавшись в невообразимом прыжке. В отсвете магического пламени мелькнули острые когти и раскрытая пасть, полная не менее острых зубов. Но вместо того, чтобы вонзить всё это в моё горло, существо падает на пол, пронзённое ледяным копьём. Я едва успеваю отскочить в последний момент в сторону – в противном случае тело монстра, продолжавшее движение по инерции, врезалось бы прямо в меня.

Отринув брезгливость, я перетаскиваю тело поближе к огню. Опускаюсь на колени и внимательно осматриваю его.

Я исследовал этаж от и до, но так и не сумел найти выхода. Даже осматривал потолок, высота которого не позволяла до него дотянуться. На этом уровне катакомб никого не было, никого кроме меня.

В этом я уверен.

И вот, стоило мне поднять шум, как явился незваный гость. Значит, выбраться отсюда всё-таки возможно. Как-то же эта тварь забралась сюда?

Думаю, что нет смысла прочёсывать этаж в очередной этаж. Что если дело не в помещении, а в его обитателях? Внимательно изучив тело монстра, я вскоре нахожу то, что искал. На левой руке имеются несколько порезов, один под другим. И самый нижний из них – свежий.

Чтобы проверить свою догадку, мне приходиться взять другую руку существа, и одним из его когтей полоснуть по левой руке. На коже остаётся похожий порез.

Кровь! Вот, что открывает потайную дверь! Вопрос лишь в том, нужна ли именно кровь порождения ночи, или же сгодится и моя? И что именно ей окропить на этом чёртовом этаже?!

«Рубящим ударом» отсекаю левую руку монстра, и, взяв её с собой, отправляясь на очередные поиски. Вновь обшариваю центральный зал и каждый из коридоров. Но мне так и не удаётся найти ни следа крови.

Ну, конечно же!

Я бью себя по лбу с досады. Рана на затылке отзывается острой болью, но я не обращаю на это внимание. С этой стороны и не должно быть никакой крови, ведь дверь была отворена тварью с другой стороны. Значит, есть что-то ещё. Может опробовать тот символ, со сколом у основания? Я заметил его ещё при первом осмотре, но не придал этому значения. Тем более я попробовал тогда надавить на него, или передвинуть – ничего из этого вышло.

Я легко обнаруживаю его, ведь он находится у одного из углов квадратного коридора. С помощью пореза на руке, позаимствованной у порождения ночи, макаю указательный палец в кровь, и наношу её на руну.

Часть меня ожидает провала. Будто сейчас совершенно ничего не произойдёт, и я останусь в этих катакомбах навечно, совсем скоро умерев от голода. Другая часть меня, напротив, не желает терять надежду и намеревается тут же отправиться на дельнейшие поиски, если я ошибся на счёт этого символа.

Но я не ошибся.

Эльфийская руна испускает бледно-голубоватое свечение, и часть стены, бесшумно оторвавшись от пола, поднимается вверх. Не высоко, но образовавшегося прохода вполне хватает, чтобы пролезть под ним.

Что я и делаю без промедлений.

Едва я оказываюсь по другую сторону, скрытая дверь также тихо, как поднялась, опускается вниз и занимает своё исконное место.

Мне удалось выбраться!

Ликованию моему нет предела. Я спешу вперёд, надеясь в скором времени найти путь на поверхность. И хотя впереди меня может ждать ещё немало опасностей, меня не покидает уверенность в собственных силах.

Если бы я в этот момент знал, что ждёт меня по выходу из катакомб, то от моей уверенности не осталось бы и следа.

Ход петляет и извивается, не желая следовать по прямой линии. Это уже не те коридоры, которые я только что покинул. Неровные, лишённые чёткой симметрии, проходы. Стены здесь не несут на себе никаких надписей, а в некоторых местах и вовсе представляют собой грубый необтёсанный камень.

И всё же это путь на поверхность. По крайней мере, я на это надеюсь.

«Источник света» освещает пространство, не позволяя мраку объять меня, а, значит, зубастым хищникам не подобраться ко мне незамеченным.

Дважды на меня нападают, и оба раза мне лишь чудом удаётся остаться невредимым. Моё везение заключается ещё и в том, что это были не эльфы. Иначе не знаю, чем бы обернулось наша встреча – победой для меня, или сытной пищей для них.

Впрочем, сытной ли? Сколько времени я уже провёл в этих катакомбах? Пол дня, может, день? Если судить по ощущениям, то, по меньшей мере, неделю. И единственное, что меня сейчас волнует – это поскорее увидеть небо над головой. Я даже запрещаю себе думать о Кристине. Сперва нужно выжить самому.

Но всё же трудно ни о чём не думать, когда твой желудок сжимается от голода. Я и до катакомб не мог похвастаться статным телосложением, а сейчас, пожалуй, выгляжу не краше ходячего мертвеца.

Хотя твари, если судить по их атакам, воспринимают меня не иначе, как желанное угощение. Интересно, а чем они питались здесь всё это время?

Первое порождение ночи выскакивает из темноты, тщась в прыжке вонзить в меня когти. Оно падает на пол. Его кисти и ступни падают туда же, но отдельно от остального тела. Карта «Распятие» справляется со своей задачей.

Я решаю не добивать тварь, и оставляю истекать её кровью. Не хочу тратить драгоценные силы. Завывания монстра ещё долго разносятся по извилистому проходу, тревожа мой слух.

Второе порождение ночи спрыгивает на меня с потолка, который в этом коридоре в отличие от предыдущих помещений не такой высокий, и больше походит на свод пещеры. Кое-где даже встречаются сталактиты. За одним из них и пряталась тварь.

Я успеваю отскочить и разыграть заклинание «Удар молнии». Стоит признать, что я смог это сделать лишь потому, что глупый монстр перед самым прыжком разинул пасть и издал победоносный крик. Молния отбрасывает его в сторону, и он всей своей тушей врезается в стену. Мысленно я благодарю древних строителей за то, что стены этого места выдержали такой удар.

Для повторной атаки тварь уже не поднимается. Она мертва.

Я бы должен порадоваться собственному успеху, но вместо этого во мне лишь растёт беспокойство. Да, мне дважды удаётся вернуть «Магический свет» обратно в колоду, а затем вытащить и сыграть следующую карту прежде, чем когти или зубы оборвут мою жизнь. Но сколько ещё подобных нападений я смогу пережить, прежде чем мне изменит удача или не достанет мастерства и скорости? Люф был одним из опытнейших Игроком в мире, но это не помешало осквернённому эльфу разорвать его на куски.

Неужели меня ждёт такая же участь? Если это всё же произойдёт, я надеюсь, что мои останки когда-нибудь найдут и сожгут, а прах захоронят в могиле, как это принято на моей родине.

Задумавшись, я не сразу замечаю, что ход выводит меня в обширную залу, потолок в котором поддерживает ряд гладких колонн. А среди них…

В помещении не меньше десятка порождений ночи. И у каждого из них вытянутые уши с острым концом.

Эльфы.

Они стоят кругом, заключив в кольцо какой-то постамент, на котором смутно угадывается нечто вроде золотой сферы. И под сводами зала раздаются их голоса. Одни шипящие и тихие, другие громкие, рычащие. Похоже, это не просто бессвязные звуки, какие издают многие звери. Это больше походит на осмысленную речь. Очень странную, но всё речь.

Порождения ночи переговариваются, а взоры их устремлены на сферический предмет. Точнее, были устремлены. До того самого момента, как я, погружённый в тягостные мысли, совершенно не таясь, вваливаюсь в помещение. Чем в немалой степени удивляю обитателей катакомб.

Моё появление их явно разозлило.

Один из них рычит, обнажив острые клыки. Он указывает на меня длинным пальцем, заканчивающимся внушительных размеров загнутым когтем, и что-то не то шипит, не то рычит. Вряд ли это означает что-то хорошее.

За эти секунды я судорожно перебираю в мыслях атакующие заклинаниями, имеющиеся в моей колоде. Но не одно из них не поможет справиться с таким количеством порождений ночи разом. Не стоит также забывать, что каждый из моих противников умеет отражать и рассеивать направленную в него магию.

Что же делать?

Ответ приходит сам собой, когда монстры уже срываются в атаку, а я замечаю боковой проход, уводящий прочь от комнаты с колоннами. Именно в него я и бегу. Так быстро, как не бегал никогда прежде.

Твари устремляются за мной в погоню.

Ноги несут меня вперёд с немыслимой скоростью. Я и представить не мог, что способен передвигаться так быстро! Только мои преследователи тоже не собираются медлить.

Понимая, что монстры рано или поздно меня нагонят – а случись это, на их стороне будет численное превосходство – я решаюсь на отчаянный шаг. Полуобернувшись на ходу, я вытаскиваю из колоды три карты и выбираю центральную. Едва с карты срывается ветвистая молния, как я поспешно возвращаю вытащенные карты наверх колоды, и продолжаю бежать.

Молния бьёт не в преследователей, а в потолок, как я того и пожелал. Своды коридора оглашает грохот и вниз, прямо тварей падают осколки сталактитов.

Я снова сосредотачиваю всё своё внимание на коридоре. Погоня продолжается, и мне остаётся лишь надеяться, что каменные обломки убили хотя бы нескольких эльфов.

На бегу разыгрываю «Источник света», чтобы во тьме не налететь на стену, или не споткнуться. Магический свет озаряет пространство впереди меня, а вместе с ним и монстра, что мчится мне навстречу.

Я делаю единственное, что может спасти мне жизнь в этой ситуации – останавливаюсь и падаю навзничь. Порождение ночи, прыгнувшее в атаку, пролетает прямо надо мной, а затем, судя по звуку, врезается в одного из сородичей. Спину обжигает резкой болью. Кажется, монстр задел меня когтями.

Вскочив на ноги, и стараясь не обращать внимания на новое ранение (как назло, тут же напоминает о себе первая рана), продолжаю бежать дальше. Хорошо, что я сумел удержать карту с магическим светом сыгранной, иначе бы я вновь остался в полной темноте.

Ноги наливаются тяжестью, каждый шаг даётся с трудом. Не стоит и надеяться, что ночные чудища тоже могут уставать. Нужно рассчитывать только на собственные силы и продолжать бежать.

Неожиданно ощутимый удар в спину заставляет меня потерять равновесие. Падая, каким-то образом я умудряюсь вернуть карту в колоду, затем перетасовать её, и вытащить следующие карты. И когда я оказываюсь на каменном полу, больно ударившись плечом, позади меня вспыхивает одна из стен коридора. Я успеваю сыграть карту «Воспламенение» в последнее мгновение.

Я не могу объяснить, как смог совершить подобное. Верно говорят, что перед лицом смерти человек, не поддавшийся страху, способен на немыслимые поступки.

Пламя останавливает тварей, и, похоже, они не способны его погасить. На их месте я бы миновал огонь, прижавшись к противоположной стене. Но я ни за что не стану подсказывать эльфам, как им поскорее добраться до меня. Они визжат и рычат, приближаются к пламени, и тут же от него отскакивают.

Чтобы закрепить успех, я решаю сыграть ещё одно «Воспламенение». Вытащив из колоды шесть карт, я долго (кажется, целую вечность) обдумываю предстоящий выбор. Мне совсем не хочется закончить свою жизнь, как та тварь, которую я лишил запястий и ступней. К тому же, надо спешить! Противники могут быть и впереди меня.

В конце концов, доверившись интуиции, я выбираю вторую карту слева, и ещё одну стену охватывает жаркий огонь. Теперь уже монстры забеспокоились всерьёз и отступают от преграды ещё дальше.

Сыграв «Источник света», продолжаю путь. На бег перейти не удаётся, и я попросту бреду вперёд. Силы на исходе, и совсем скоро мне придётся остановиться, иначе я рискую потерять сознание.

Положение не из лучших. Рана на голове снова начала кровоточить, да и сама голова отзывается болезненными спазмами. Порезы от когтей, оставленные на моей спине порождением ночи, горят огнём. Саднит ушибленное плечо, а перед глазами плывут разноцветные круги.

Я продолжаю идти, едва переставляя ноги, когда натыкаюсь на развилку. Из двух боковых проходов слышатся нечеловеческие голоса местных обитателей, а центральный коридор резко забирает вверх. Неужели, это выход не поверхность?

Я бросаюсь бежать. И откуда только берутся новые силы! Быть может, именно такое состояние принято называть вторым дыханием?

Новый коридор лишён изгибов, а его стены выложены каменными плитами с начертанным на нём альдуином – эльфийскими рунами. А позади меня уже слышатся рычание и шипение, что яснее ясного свидетельствует о приближении преследователей. И, кажется, они приближаются.

Коридор продолжает идти в гору, а в какой-то момент и вовсе переходит в ступеньки. А возле них в стене я обнаруживаю рычаг.

Для чего он здесь? Впрочем, на раздумья нет времени, поэтому я просто опускаю его вниз до упора.

Не проходит и нескольких секунд, как с потолка опускается плита и перекрывает коридор. За образовавшейся преградой раздаются голоса, полные злобы и разочарования. Порождения ночи упустили свою добычу. Когти скребут по камню, но вряд ли они смогут разрушить его, сколько бы их там не было.

Я спасён. Возможно, что лишь на время. Но и этого мне сейчас достаточно.

Опустившись на ступеньки, я закрываю глаза и моментально забываюсь тревожным сном.

Глава 14

Я просыпаюсь, и, подскочив, словно от удара плетью, задыхаюсь от боли, скрутившей всё тело. Глаза впиваются в темноту, пытаясь выхватить из неё хоть что-то, на чём можно сфокусировать взгляд. Но вокруг меня лишь чернота, зрению не за что зацепиться.

Поднявшись на ноги, спускаюсь вниз, держась рукой за стену. Преодолев несколько ступеней, я останавливаюсь и прислоняюсь спиной к шершавой поверхности каменной плиты, перекрывшей коридор.

Интересно, сколько времени я проспал? И тот факт, что за этот срок меня не превратили в кровавые ошметки вражеские когти, говорит о том, что поблизости нет порождений ночи.

Рядом раздаются чьи-то приглушённые голоса. Источник звука находится по другую сторону плиты. Я припадаю ухом к холодному камню, и, затаив дыхание, пытаюсь хоть что-то разобрать. Вскоре мне удаётся услышать обрывок диалога.

– У-пус-с-ти-ли, у-пус-с-ти-ли, – кому бы не принадлежал это голос, он очень странный. Человек (или кто-то другой) растягивает слова по слогам, дублируя некоторые из звуков.

– Най-ти, най-ти, – отвечает первому голосу второй, гораздо более грубый.

– Он жи-во-ой, жи-во-ой.

– Не-ет! Ра-зор-р-вать! Ра-зор-р-вать! – у меня невольно перехватывает дыхание от того, с какой злобой произносят эти слова.

– Нель-з-зя, нель-з-зя, и-на-че мы та-ки-е на-в-сег-да-а.

– Гр-р-р-р-рр! – один из голосов окончательно срывается на звериный рык, и, судя по шуму, разговор сменяется схваткой не на жизнь, а на смерть.

Я отползаю от стены и вновь замираю, обдумывая услышанное.

Похоже, что мне только что довелось подслушать разговор порождений ночи. Больше то в этих катакомбах разговаривать некому. Но ведь это просто монстры, они физически не способны на разумную речь! Или всё же способны?

«А много ли мы знаем о них, об этих ночных созданиях?» – задаюсь я невольным вопросом. В Академии Игр будущих Игроков учат, что монстров нужно истреблять без сомнений, без колебаний. Но при этом никто и словом ни обмолвился о том, что некоторые из них в прошлом были эльфами, а иные, как та парочка за стеной, и вовсе умеют разговаривать!

О боги, зачем я понадобился этим тварям живым?! Впрочем, не всем из них. Даже эта группа не смогла прийти к единому мнению – один хотел схватить меня живым, а другой разорвать. Как Люфа. Я ещё не забыл, что сделал с моим коллегой один из местных обитателей.

Мне кажется, что их речь и способность отражать направленную в них магию как-то связаны с этим местом, ведь оно было построено в честь двенадцати богов. Также, немалую роль в этой истории может играть тот странный сферический предмет, вокруг которого стояли порождения ночи, склонившись пред ним, будто он был некой святыней.

Что это? Какой-то артефакт из древних времён? Или что-то такое, что может принести в Обозримые Земли неисчислимые беды, попади оно не в те руки. И не за этим ли предметом спускался сюда Люф, не его ли желал добыть граф Дедавинский?

И вновь вопросы кружат надо мной, подобно рою пчёл, и у меня нет ответа ни на один из них. А тем временем я всё ещё заперт в катакомбах, а Кристина где-то там, наверху, раненая и, скорее всего, нуждается в моей помощи.

Я оживляю колоду колдовских карт и первым делом разыгрываю карту «Призыв дождя». Смочив пересохшее горло, я использую «Источник света», и когда тьма на лестнице отступает обратно в своё незримое логово, я начинаю подъём. Жаль, что с помощью магии нельзя утолить ещё и голод!

Раны саднят, а некоторые из них ещё и кровоточат, но я стараюсь не обращать на них внимание. Голова немного кружится, но в целом я уверенно стою на ногах.

Коридор широкий, ступени целые, без видимых повреждений, которые бы могли замедлить продвижение или вовсе ему помешать. Место рун на стенах заменяют странные символы, похожие на какие-то чертежи. Конечно, я не забыл наказ графа: запоминать всё, что увижу. Но вряд ли я смогу запомнить рисунки, смысл которых я не понимаю. Да и состояние моё к этому не располагает. Когда борешься за собственную жизнь, тебе не до разглядывания настенной живописи. Полагаю, что Виктор с пониманием отнесётся к этому вопросу.

Вверх и вверх. Лестница уверенно направляет меня к поверхности. Или, по крайней мере, приближает к ней.

Несколько раз на пути попадаются развилки, но я просто игнорирую их. Мне нужно выбраться отсюда, а не продолжать исследования. Да и кто знает, сколько монстров может скрываться в этих коридорах?

Я продолжаю подъём, и с каждой новой ступенькой, оставленной позади, надежда вновь оказаться под безграничным небосводом перерастает в нечто большее – становится целью, реальной и достижимой

Если только мой путь не окончится очередным тупиком.

Этого не случается.

Через некоторое время я ощущаю лёгкое дуновение холодного воздуха, и, подняв глаза, вижу окончание лестницы, а за ним – прямоугольник черноты, в котором угадывается серебристая россыпь звёзд.

Я заканчиваю Игру и со всех ног бросаюсь к выходу. С моих губ срывается смех. На деле он оборачивается едва различимым хрипом, но это совсем неважно, ведь в нём отражается вся моя радость, которую я сейчас испытываю.

Ноги сами несут меня наверх, безошибочно находя в темноте очередную ступеньку. Я играючи преодолеваю оставшееся расстояние, забыв напрочь об усталости и осторожности…

Именно это не позволило мне почувствовать таившуюся на поверхности угрозу. И вот, когда я вылетаю из катакомб, словно стрела, эта угроза настигает меня.

Земля уходит из-под ног, и я падаю, перевернувшись в воздухе всем телом. Из разбитого носа брызжет кровь. Я трясу головой, пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя.

– А я уж тебя здесь заждался, – звучит в шаге от меня чей-то громкий басовитый голос.

Я размазываю рукавом кровь по лицу, и кое-как поднимаюсь.

– Проклятье, а ты неважно выглядишь, юноша! Изрядно же тебя потрепали внизу, изрядно!

Говоривший был Игроком. На это указывает его чёрный кожаный плащ, и та аура магии, что окружает его. Пока я пытаюсь выпрямиться, неизвестный подходит к входу в катакомбы, который снаружи представляет собой какой-то древний склеп. Мужчина надавливает на один из каменных блоков у основания постройки, тут же снизу поднимается каменная плита и полностью перекрывает проход.

– Теперь туда никто не войдёт, и оттуда никто не выйдет, – говорит мужчина и поворачивается ко мне.

Он высок, намного выше меня. Его лицо обрамляет настоящая грива иссиня чёрных волос, которые блестят в лунном свете – на поверхности наступила ночь. Игрок выглядит благородно, даже красиво. Ему присущи аристократичные черты, да и сам мужчина держится, как человек благородных кровей.

– Кто ты? – спрашиваю я хриплым голосом.

– Кто я? И действительно, где же мои манеры? Ведь даже худший из злодеев должен найти время на то, чтобы представиться. Прошу не судить меня строго за бестактность. Меня зовут Спендрик Ливел, и я – Тёмный Игрок.

– Тёмных Игроков не существует, – неуверенно отвечаю я.

Сказать по правде, после того, что я увидел в катакомбах, мне трудно быть уверенным хоть в чём-то.

– Не существует? Что за вздор! – говорит мужчина таким тоном, будто оскорбился до глубины души. – А как же я, и все мои собратья?

Тёмный Игрок откидывает полу плаща, и достаёт из внутреннего кармана колоду колдовских карт. Вот только их рубашка не бежевого цвета, как у моей колоды, а чёрная. Именно такого цвета по легендам были тёмные карты.

– Как видишь, мои карты доказывают мою реальность. Позволь задать вопрос: кто утверждает, будто бы мы сгинули сотни лет назад? Ваша драгоценная Академия Игр? Её управители прекрасно знают о нашем существовании, но ничего не могут с этим поделать. Поэтому им приходиться лгать о нашем существовании. Они делают это из страха, что вы, их главная надежда, захотите примкнуть к нам, узнав, что даже могущественный ректорат не может уничтожить наш орден. Хотя, должен признать, что в их руках сосредоточена немалая сила, и потому нам тоже не удаётся их одолеть…

– Чего ты от меня хочешь? – спрашиваю я, перебив пылкую речь Тёмного Игрока.

– Вот так, сразу к делу? Что ж, хорошо. Я посланник своего ордена, и у меня две задачи. Первая – переманить тебя на нашу сторону, а вторая – в случае отказа убить тебя. Знаешь, я уверен, что мои слова не склонят тебя к сотрудничеству, поэтому предлагаю сразу перейти к тому месту, где я лишаю тебя жизни. Видишь ли, даже если ты станешь одним из нас и добьёшься успеха, то я рискую потерять всё, чем обладаю, и тем самым лишусь смысла к существованию. А мне нравится моя жизнь, я совсем не готов променять её на нечто столь неопределённое. Поэтому, я убью тебя. Обещаю, что сделаю всё быстро, выбрав для тебя самый малоболезненный способ убийства. Итак…

– Я вызываю тебя на поединок, – говорю я, оживляя свою колоду карт.

– Что ты сказал? – лицо Спендрика искажает злоба, оно более не выглядит красиво, напротив – теперь оно отвратительно.

– Ты не станешь моим палачом, – мой голос крепнет вместе с решимостью сражаться за свою жизнь.

Неважно, зачем я понадобился Тёмным Игрокам – они меня не получат! Ни живым, ни мёртвым.

– Ты что не мог спокойно принять смерть, щенок?! – Спендрик срывается на крик. – Я всё равно убью тебя! Но теперь твоя смерть будет медленной и мучительной!

Тёмный Игрок оживляет свои чёрные карты.

Магический поединок отличается от любого другого применения колдовских карт. Сражающиеся стороны разыгрывают карты одновременно за один ход. Игрок может сыграть защитное заклинание или атакующее. При этом ходы чередуются – нельзя использовать карты одного типа два хода подряд.

Например, если вы разыграли карту с атакующим заклинанием, то в свой следующий ход вы сможете только защищаться. Тот же, кто вызвал соперника на поединок, в свой первый ход не может играть защитные заклинания. В начале сражения он должен атаковать.

Игрок не может отказаться от участия в поединке. Как только прозвучал вызов, назад пути уже нет. Ни для того, кто бросает вызов, ни для того, кому он был брошен. Также невозможно нарушить правила поединка, созданные, возможно, самими богами – колдовские карты не позволят этому случиться.

Вот почему господин Спендрик Ливел так разозлился, когда я вызвал его на поединок. Он рассчитывал убить меня одним единственным заклинанием, раньше, чем я сумею защититься. Но он просчитался, решив, что я буду безвольно стоять и внимать его речам, ожидая пока он прикончит меня с помощью своих чёрных карт.

Есть и ещё одна очень важная деталь поединка – Игроки не могут видеть лицевую сторону карт противника, во время сражения для них она предстает обычным белым прямоугольником. Именно так выглядят колдовские карты в глазах людей без дара.

В Академии Игр практиковались поединки. Правда, проводились они не насмерть, как настоящие. И эта дисциплина всегда была моей слабой стороной. Даже перед самым выпуском я проигрывал семь поединков из десяти. Мне несказанно повезло, что они не были вынесены на итоговый экзамен.

Но когда выяснилось, что Тёмный Игрок поджидал меня у выхода из катакомб, чтобы убить, мне стало ясно – вызвать его на поединок это единственный выход из ситуации.

Как я и сказал Спендрику, он не станет моим палачом. Может ему и удастся одолеть меня, и моя жизнь закончится здесь и сейчас. Но я точно знаю, что выбрался из подземного лабиринта, кишащего порождениями ночи, вовсе не для того, чтобы меня казнили, словно безвольное животное. Если мне и суждено сегодня покинуть этот мир, то только не так.

Без боя я не сдамся!

Спендрик Ливел первым выбирает карту, и теперь она вместе с побочной висит в воздухе. Я знаю, что это защитное заклинание, но вот какое именно – могу лишь догадываться. Мне даже неизвестно, из каких именно карт может состоять тёмная колода.

Сглотнув застрявший в горле комок, я вытаскиваю из своей колоды пару карт, и выбираю одну из них. Это «Огненный шар».

Заклинание срывается с карты и устремляется к Тёмному Игроку, но сыгранная им карта защищает его от магического пламени. Будто сама тьма на мгновение окутала высокого мужчину своим покровом, отводя в сторону устремлённый в него огонь.

– Неплохая попытка! – усмехается мой оппонент. – А теперь моя очередь!

Он перетасовывает колоду и вновь достаёт из неё две карты, без раздумий касаясь той, что слева.

Я повторяю те же действия, но вместо двух карт вытаскиваю три. Улыбка расползается по лицу Тёмного Игрока. А вот мне не до смеха. Лишь одна из карт это нужное мне заклинание – магический щит, а две другие… кто знает?

Я долго раздумываю, что не приходится по вкусу Ливелу.

– У меня на тебя не весь день, юноша, поторопись! – говорит он возмущенным тоном.

Чем дольше я колеблюсь, не в состоянии принять решение, тем больше мне кажется, что я могу сделать неправильный выбор. В конечном счете, я выбираю центральную карту. Ей оказывается «Магический щит».

По крайней мере, я не ошибся.

Призрачное свечение заключает моё тело в непроницаемый для магических атак кокон, но карта, которую выбрал Тёмный Игрок, создаёт обычный с виду человеческий череп. Тот без труда минует выставленную мной защиту и врезается мне в грудь.

Меня отбрасывает назад, и я падаю в мокрую после дождя траву.

Из моих лёгких будто бы выпустили весь кислород. Я с трудом поднимаюсь на локте и захожусь в приступе кровавого кашля.

– Я же сказал, что буду убивать тебя медленно! – с упоением в голосе говорит Спендрик.

Не без труда, но мне всё же удаётся встать на ноги. Игра ещё не окончена, и теперь моя очередь атаковать.

Я возвращаю обратно в колоду вытащенные ранее карты и перетасовываю её. Тёмный Игрок совершает те же действия, но нарочито медленно, словно, растягивая удовольствие, которое ему приносит процесс поединка.

Этот Спендрик силён и уверен в себе. Возможно, даже слишком уверен. Но, чтобы использовать его заносчивость себе на пользу, мне и самому необходимо выбирать подходящие карты. Чем же мне его атаковать, какое заклинание выбрать?

Я решаю опробовать молнию и касаюсь колоды кончиками двух пальцев. И с ужасом наблюдаю, как из колоды вылетают не меньше десяти карт.

Из моего рта вырывает вскрик удивления и ужаса, мой же соперник сопровождает неудачное действие громким смехом.

– Не понимаю, чего с тобой так все носятся? – говорит он сквозь смех. – Ты не тот, кем тебя считают, Саймон Трант. Посмотри на себя! Ты даже не в силах одолеть противника в поединке!

Повинуясь неожиданному порыву, я вскидываю правую руку вверх, и вместо того, чтобы коснуться одной из карт, тем самым, выбрав её, я резким движением сжимаю пальцы в кулак.

Не знаю, кто удивился больше – я или Спендрик. Все десять карт переворачиваются ко мне лицевой стороной.

Тёмный Игрок перестаёт смеяться. Теперь уже на его лице отражаются страх и изумление. Он судорожно достаёт из колоды две карты, и вновь, как и в первом раунде выбирает левую.

Я касаюсь нужной карты, и ветвистая молния, вспоров воздух, устремляется Ливелу прямо в грудь. Но его вновь окутывает магический щит, на этот раз состоящий из всполохов ядовито зелёного цвета.

Ход завершён, но мои карты остаются висеть передо мной. Каким-то образом я уже знаю, что перед тем, как вернуть их в колоду, смогу сыграть каждую них. Не считая заклинаний, которые могли причинить вред мне (таких как «Самовозгорание» и «Острая боль»), есть здесь несколько карт с атакующими заклинаниями.

Сперва я касаюсь «Огненного шара», затем «Воспламенения», «Каменной стрелы», и, напоследок, карты «Рубящий удар». Один за другим заклинания уносятся прочь от карт, создавших их, и поражают Тёмного Игрока, который не имеет возможности защититься. Охваченного пламенем, его пронзает каменная стрела, а затем, будто под ударом исполинского топора, его тело распадется надвое.

Уже вернув карты обратно в колоду и завершив Игру, я ещё долго смотрю на убитого мной человека. Я никогда раньше не отнимал чью-то жизнь. Неважно, что он был плохим и пытался убить меня. В первую очередь он был человеком, а это не то же самое, что истреблять порождений ночи.

Когда пламя погасает, успев превратить тело в обугленные останки, я подхожу к тому, что осталось от Спендрика Ливела. Единственная часть тела, которую не затронул огонь – кисть его левой руки, пальцы которой всё ещё сжимают колоду колдовских карт.

Тёмных карт.

Я должен принять решение – забрать карты на правах победителя, или отказаться от них, и тогда колода сгорит в пламени, не менее жарком, чем то, которое поглотило их хозяина.

После недолгих раздумий я нагибаюсь и забираю из горячих пальцев колоду карт с чёрной как смоль рубашкой.

– Теперь вы мои, – говорю я пустоте, но карты, будто расслышав каждоё слово, отзываются лёгкой дрожью.

Я прячу тёмную колоду в одном из внутренних карманов своего плаща и покидаю место поединка. Подняв голову вверх, вижу сверкающие бисеринки звёзд, и невольно улыбаюсь.

Затем я опускаю взгляд и продолжаю идти, не разбирая пути.

Глава 15

Некоторое время я пребываю в беспамятстве. Ноги несут меня неведомо куда, и мне кажется, что моей власти над ними больше нет. Теперь они, подобно разумным существам, сами принимают решения. Мне же остаётся лишь подчиниться, не имея возможности вернуть утраченный контроль.

Руки мои безвольными плетьми висят вдоль тела. Нет, они не обрели собственной воли подобно ногам, но и подчиняться мне более не хотят. Колдовские карты же, тёмные и светлые, бесполезные, спящие лежат во внутренних карманах кожаного плаща. Я не могу их оживить, пока жизнь не вернётся в моё собственное тело, а разум, сломленный и истощенный, не воспрянет.

Мимо помутившегося взора проплывают картины окрестностей, но память не сохраняет их в своих недрах, и потому едва увиденные образы испаряются из мыслей подобно мимолётному мареву.

Время то замедляется, то начинает бежать с немыслимой скоростью, как будто за ним гонится сотня кровожадных порождений ночи. И, в конечном счете, время сливается в единый тягучий миг – эпоху полусознания.

Я падаю, но затем поднимаюсь на ноги. Вновь оказываюсь на земле и снова встаю. В какой-то момент моему взбунтовавшемуся телу наскучивает этот процесс (или же у него просто заканчиваются силы), и оно остаётся лежать на земле.

Отчасти я виню его в беспомощности. «Нужно продолжать борьбу!» – твержу я ему. Но отчасти мнё всё же радостно, что это сражение наконец-то закончится.

«Пора остановиться и отдохнуть», – отвечает кто-то внутри меня. «Но это означает верную смерть!» – ужасаюсь я. «Ну и пусть», – следует обречённый ответ. Мне мнится, что невидимый собеседник даже пожал плечами.

Последним усилием мне удаётся приподнять голову, но я тут же захожусь сильным кашлем. Ощущения такие, словно я только что выплюнул все свои внутренности. Через разноцветную пелену мне удаётся разглядеть прямо перед моим лицом кровавые пятна на коротко стриженой траве.

Чья это кровь? Похоже, что моя.

Я невольно вспоминаю всех тех, с кем была связана моя жизнь, тех, кого я знал, кем дорожил, и кого любил. Кристину, маму и младшую сестру, отца, которого я едва помню, своих сокурсников, преподавателей и своего куратора, графа Дедавинского и его жену, даже Люфа, от которого за время нашего знакомства я не услышал ни единого доброго слова.

И вспомнив их, я уронил голову в собственную же кровь, позволив своему сознанию уплыть в неведомую даль.

Часть вторая. Вопросы и ответы

«Судьба тасует карты, а мы играем» (Артур Шопенгауэр).

Глава 16

Квирк-квик-квирк-квик, квирк-квик-квирк-квик.

Что это за звук?

Квирк-квик-квирк-квик, и вновь – квирк-квик-квирк-квик.

Я могу ошибаться, но кажется, что это колесо, причём оно явно в не самом хорошем состоянии. Впрочем, к какому бы транспорту оно не было прилажено, это средство передвижения определённо на ходу. И я двигаюсь вместе с ним.

Кто и куда меня везёт? Может, это Тёмные Игроки добрались до меня, и, скрутив по рукам и ногам, теперь намереваются доставить меня в свои чёрные владения? Или это сам Вестник Смерти, который по легендам сопровождает душу умершего в Чертоги Безмолвия?

– Милорд, прошу вас, не шевелитесь! Я накладываю швы, – над самым моим ухом раздаётся приятный женский голос.

Нет, это точно не Вестник, и не Тёмные Игроки. Ни те, ни другие не стали бы обращаться ко мне «милорд». По крайней мере, я так думаю.

«Не шевелитесь» – просит меня голос. Хотел бы я иметь возможность сдвинуться хоть на дюйм, разжать или сжать пальцы, или хотя бы повернуть голову. Моё тело – оно словно бы не здесь, а где-то очень далеко. А я…

– Ну вот, готово, – тот же голос прерывает ход моих мыслей.

Он излучает тепло, и оттого его звуки ласкают мой слух подобно музыке.

Не ведаю как, но мне удаётся поднять непомерно тяжёлые веки и открыть глаза. Яркий свет тут же слепит их, но я заставляю себя лишь немного сощуриться, не позволяя глазам вновь закрыться.

Голубое небо – вот, что я вижу. А ещё облака. Такие пушистые и такие белоснежные, что у меня невольно захватывает дух. Похоже, они пришли на смену серым мрачным тучам, которые затягивали небо, когда я глядел на него в последний раз.

Сколько же я времени провёл под землёй?

– Не знаю, милорд. Но, судя по ране на голове, которая была получена вами раньше остальных, могу предположить, что дня три-четыре, – отвечает мне всё тот же приятный женский голос.

Всего три-четыре дня! А по ощущениям прошло не меньше месяца. И сколько времени из этого срока я уже брожу по поверхности, находясь в полуобморочном состоянии? И как, интересно знать, моя собеседница прочла мои мысли? Наверное, я говорил неосознанно.

– а….э….у… – пытаюсь я заговорить, но вместо этого издаю лишь нечленораздельные звуки.

И как же я ранее умудрился задать незнакомке вопрос о сроке своего заточения под землёй, если не могу произнести ни слова?

– Вот, выпейте, – тут же отвечает женщина. – Осторожнее, не подавитесь, – добавляет она.

Мне помогают открыть рот и проглотить, не поднимая головы, вязкую горячую жидкость. Горло тут же обжигает огнём, а во рту надолго поселяется отвратительная и ни с чем не сравнимая горечь.

– о…э…о? – хриплю я.

– Что это? – переспрашивает голос. – Это целебный отвар из тринадцати трав и десяти корений по моему личному рецепту. Утоляет жажду и голод, а, кроме того, помогает организму восполнить силы. Конечно, настоящую еду он не заменит, но вы сейчас не совладаете даже с жидким супом.

Так вот, как она разобрала мой первый вопрос! Думаю, что она умеет читать по губам.

– А…и…о… – произношу я.

– Не за что, милорд. Я рада, что смогла вам помочь.

На мгновение небо затмевает собой лицо красивой женщины. Ей не больше сорока лет, а кожа на скулах усыпана бледными веснушками. Рыжие волосы собраны в пучок и перехвачены тонким обручем. На лице играет лёгкая улыбка.

Вскоре женщина пропадает из виду. Я пытаюсь повернуть голову, чтобы ещё раз взглянуть на свою спасительницу, но тело по-прежнему не слушается меня.

Тут моего лба касается что-то прохладное, источающее приятный душистый аромат.

– «Что это?» – спрашиваю я, двигая губами, чтобы моя собеседница могла понять смысл моих слов.

– Целебная мазь. Тоже мой рецепт. Снимает боль и расслабляет тело.

– «Как вы меня нашли?»

– Это вы нашли меня, а не я вас, – судя по тому, как меняется интонации её голоса, женщина вновь улыбается. – Вы, милорд, упали прямо перед моим домом.

– «А где находится ваш дом?»

– Мой дом стоит на краю небольшого селения Королевства. Ирил зовётся оно.

– «Мы на западе?»

– Нет, милорд. Ирил и ещё несколько деревень находятся восточнее земель графа Дедавинского. Когда-то наши земли тоже принадлежали ему, но он передал их Королевству. Вы ведь служите графу, верно? Он ищет вас.

– «Как вы узнали обо мне?»

– Графские гонцы на днях объезжали все земли, примыкающие к графству. Они сообщали всем, что пропал придворный Игрок. Мы сейчас направляемся в его замок.

– «Кристину нашли? Она в порядке?»

– Кто такая Кристина? Она тоже Игрок, как вы?

– «Да, мы были вместе, пока не разделились».

– Я точно не знаю, милорд. Но гонцы говорили только о вас. Если ваша коллега тоже пропала, но о ней люди графа не обмолвились не словом, значит, её нашли.

– «Она жива?»

– Я не знаю, милорд, но мне кажется, что вы её ещё увидите!

– «Почему я не могу нормально говорить?»

– Это следствие вашего состояния. Я думаю, что в последнее время, вы слишком часто использовали колдовские карты, а ещё долгое время держали некоторые из них сыгранными.

– «Не понимаю, какая связь между колдовскими картами и моим здоровьем?»

– Связь здесь самая что ни на есть прямая. Ваша магия – ваше оружие. Чтобы им пользоваться, нужно затрачивать определённое количество энергии, прилагать необходимые усилия. Представьте, что вы будете целый день напролёт махать тяжёлым топором. Ваши руки устанут, и это в лучшем случае. Вы можете потянуть связки, надорвать мышцы, и так далее. Также и с магией. Ваше тело истощено её применением.

– «И поэтому я теперь могу произносить лишь гласные звуки?»

– Да, именно так, – лицо женщины вновь появляется перед моим взором.

– «Это пройдёт?»

– Да. К концу дня вы сможете произносить отдельные слоги, а завтра, не позже, чем к полудню, сможете уже говорить чётко и понятно. Таков мой прогноз.

– «А когда я смогу двигаться?»

– Сроки примерно те же. Ваше тело будет восстанавливаться в комплексе, а мой отвар и моя мазь ускорят этот процесс.

– «Спасибо вам … простите, не знаю вашего имени?»

– Не за что, милорд. А зовут меня Уна.

– «Как богиню?».

– Да, как богиню Ун. Моя мама была очень религиозным человеком.

– «Где вы научились лечить Игроков?»

– В Академии Игр. Там, где вас обучали владеть магией, я училась лечить Игроков.

– «Мне не знакомо ваше лицо. А лазарет я посещал не редко».

– Я работала только с девочками, в отдельном крыле, – поясняет Уна. – В лазарете Аадемии я проработала около пяти лет. Потом ушла. Не смогла спокойно смотреть на детские страдания. Я сама лишилась родителей в довольно юном возрасте. Но они умерли от чумы, а это совсем другое. Будущих Игроков же забирают от живых семей, и запрещают им видеться с ними под страхом смерти. Как им жить после этого?

– «Смириться», – я сам удивляюсь своему ответу.

– Смириться? Да, наверное, это выход. Но я не смогла. Последней каплей стала одна девочка. Её привезли в Академию с сильнейшей аллергией на множество внешних возбудителей. Бедняжка проучилась не больше месяца, пока не скончалась.

– «Мне жаль».

– Да, мне тоже. Поэтому я и ушла из Академии, и нисколько об этом не жалею. Как, впрочем, не жалею и о времени, проведённом в ней. Иначе, я бы не смогла спасти вас, милорд Саймон.

– «Вы знаете, как меня зовут?»

– Разумеется. Ваше имя гонцы графа повторяли множество раз.

Вдруг откуда-то слева раздаётся перестук копыт.

– Он жив? – спрашивает некто, судя по ломкому голосу – юноша лет пятнадцати.

– Да, и уже пришёл в сознание, – отвечает Уна мягким голосом.

– Милорд! Ангон Диорт к вашим услугам, милорд! – звучит вновь голос молодого человека, и его полнит не скрываемая гордость.

– «Рад с тобой познакомится», – отвечаю я.

Правда вместо слов юноша слышит лишь череду гласных звуков.

– Что он говорит? – шёпотом спрашивает Ангон у моей сиделки.

Шёпот у него выходит таким громкий, что мне без труда удаётся расслышать сказанное им.

– Что он рад познакомиться с тобой, – поясняет женщина.

– А уж я то как рад, милорд Игрок! – заявляет юноша.

– Ты нашёл следы? – спрашивает Уна.

– Да, они вели к заброшенному кладбищу. Один из склепов заперт наглухо камнем, а рядом следы борьбы, и ещё… обугленные останки.

– Останки монстра?

– Нет, мам, человека.

–«Плохого человека», – отзываюсь я.

– Плохого человека, – эхом повторяет Уна. – Он тоже Игрок, верно?

– «Да».

– Я так и думала. Ушиб грудной клетки у вас слишком не характерный. Я сразу решила, что здесь не обошлось без магии карт. Но что там произошло?

– «Он напал на меня, когда я выбрался на поверхность. Мне пришлось защищаться», – уклончиво отвечаю я.

– Но зачем одному Игроку пытаться убить другого?

– «Я не знаю», – говорю я, решив не вдаваться в подробности.

Я безмерно благодарен этим людям за помощь, и именно поэтому им лучше не знать о существовании Тёмных Игроков. Для их же безопасности.

– Скачи в замок графа и передай ему, что мы направляемся к ним вместе с Саймоном Трантом. Пусть вышлют навстречу транспорт. Боюсь, что с Инессой наш путь растянется на несколько дней.

– Хорошо, мам. Ещё раз спасибо вам, милорд! – после этих слов, юноша, судя по звукам, направляет свою лошадь по дороге, в том же направлении куда двигаемся и мы.

Вскоре звук копыт стихает.

– Надеюсь, мой сын не был слишком «навязчивым»? – говорит Уна, особо выделяя последнее слово.

– «Нисколько», – отвечаю я.

– Просто он чуть ли боготворит вас, Игроков.

– «Но почему?»

– Это произошло несколько лет назад. Ночью на Ирил напала группа монстров. Говорят, такие как они охотятся по одиночке, но эти держались группой – три или четыре существа. Они успели убить несколько семей, прежде чем сами пали от магии Странствующего Игрока. Не знаю, судьба ли послала ту девушку в наше селение, или нам просто повезло, что она проезжала мимо. Я знаю лишь одно: эти твари уже ломились в наш дом, перед тем как Игрок атаковала их. Сын всё видел, и знает, благодаря кому мы с ним живы. Любой Игрок для Ангона – всё равно, что король. Он считает честью даже просто находиться рядом с представителем вашей профессии.

– «Уна, вы сказали своего сыну, что наш путь с Инессой может занять много времени? А кто это, Инесса?»

– Наша ослица, – смеётся Уна. – Инесса тянет повозку, а вместе с ней и нас с вами. Животное она крепкое, но не особо торопливое.

– «Спасибо за помощь, Инесса!» – произношу я как можно громче.

Словно поняв, что благодарят именно её, ослица выдаёт набор звуков, причём таких же неразборчивых, как те, что произнёс я.

Глава 17

Примерно через пару часов нас встретили люди графа.

Меня перекладывают в просторную карету, специально оборудованную под транспортировку раненных. Уна остаётся возле меня, чтобы иметь возможность поить своим настоем и обрабатывать раны мазью. Люди графа благодарят её, и с радостью принимают предложенную помощь.

К этому времени я уже в состоянии поворачивать голову на несколько дюймов. Скосив взгляд, чтобы рассмотреть людей графа, я вижу полностью экипированных солдат, в одном из которых с удивлением узнаю человека, который сопровождал нас с Кристиной в нашей первой поездки в замок графа.

– Рад, что вы живы, милорд, – говорит он, встретившись со мной взглядами.

И вновь звучит уже знакомое «квирк-квик», но теперь источник звук находится гораздо дальше от меня. По всей видимости, один из людей графа правит повозкой, взяв шефство над Инессой; они пристроились в хвосте нашей маленькой процессии.

Всего карету сопровождают шесть солдат. В лёгких доспехах и при оружии, на лицах их застыла непоколебимая решительность отразить любую угрозу, буде таковая возникнет. Интересно, чтобы они сделают, если перед ними из придорожных кустов выскочит Тёмный Игрок?

Тогда все умрут, вот что.

Силы постепенно возвращаются ко мне. Я уже могу двигать ногами и руками, приподнимать голову. Речь тоже постепенно восстанавливается.

Ещё несколько часов пути и впереди (я уже могу сидеть и выглядывать в окно кареты) вырисовывается очертания графского замка.

Вот и дом. Может, я и не родился в этих стенах, а Виктор совершенно чужой мне человек, но сейчас, и особенно после всего случившегося, это место воспринимается как нечто близкое сердцу.

У главных ворот нас встречает сам граф и его жена Лирим, а также многочисленная прислуга замка. Мне становится немного неловко. Такой приём устаивают для вернувшихся с сечи героев, не меньше. А я…

Я просто сумел выжить.

Солдаты вместе с Уной перекладывают меня на носилки и несут к замку. Граф встречает меня улыбкой и отеческим жестом кладёт руку мне на плечо. Теплотой лучится и взгляд Лирим, участие и сопереживание читается во взглядах прислуги.

– С возвращением, – говорит граф с улыбкой.

Я пытаюсь что-то ответить, но понимаю, что рот пересох настолько, что мне не удастся произнести ни звука. Сейчас бы не помешало горькое зелье по рецепту Уны.

– Несите милорда в его комнату, – распоряжается граф. – Отдыхай и набирайся сил, Саймон, – добавляет Виктор, обращаясь ко мне.

Я киваю, и меня заносят в замок. Граф просит Уну задержаться хотя бы на один день и поделиться своим опытом с его лекарем. Женщина соглашается, но лишь с тем условием, что в этот срок окажут должный уход её ослице

– Она практически член семьи, – объясняет свою просьбу Уна.

Виктор соглашается без промедлений, и тут же отдаёт прислуге соответствующие распоряжения.

До конца дня и весь следующий день я провожу в своей комнате, и к концу этого срока начинаю воспринимать её как темницу. Лишь несколько раз мне позволяют выйти в связи с природными потребностями (в уборную), но и тогда меня сопровождают Уна с лекарем графа, высоким статным мужчиной по имени Серкит. Они охроняют меня точно стража, не позволяя даже осмотреть замок. За эти краткие переходы по его коридорам я верчу головой во все стороны, но мне так и не удаётся заметить того, о ком я не перестаю беспокоиться.

Посетителей ко мне не пускают, и единственной моей надеждой становиться Уна. Я прошу её разузнать о судьбе Кристины и затем рассказать мне. После этого между ней и Серкитом возникает жаркий спор по поводу того, как те или иные вести могут повлиять на выздоровление пациента.

Я изнемогаю от нетерпения, пока длится эта дискуссия. Когда спор сходит на нет, женщине удаётся таки убедить лекаря, что новости, если они хорошие, не могут плохо сказаться на моём здоровье. Сдавшись, Серкит признаётся, что лично курировал Кристину после того, как её нашли у изначального входа в катакомбы.

Лекарь наверняка тут же пожалел о сказанном, потому что я заваливаю его вопросами о самочувствии девушки. Но мужчина непоколебим точно скала и от всех моих расспросов открещивается одной лишь фразой: «миледи жива, и её жизни ничего не угрожает».

Мне совершенно не нравиться, как это звучит. Я безумно рад, что Кристина жива, но никто не говорит о здоровом человеке: «её жизни ничего не угрожает». Вероятно, она ранена, или ещё хуже. Я должен её увидеть!

Однако претворить желание в реальность не представляется возможным. По внешнему виду Серкита не трудно догадаться, что если понадобиться, то он способен удержать меня в комнате силой. Поэтому мне ничего не остаётся, как отдыхать и набираться сил, чтобы моё состояние как можно скорее убедило лекаря допустить ко мне посетителей, или позволить мне покинуть свою «темницу».

На исходе второго дня моё тело крепнет в достаточной мере, чтобы я мог свободно передвигаться сам. Кроме того, я вновь начинаю говорить, как обычный человек, и переводчик в лице Уны мне больше не требуется.

К слову, женщина покинула замок к середине следующего дня. Она, как и обещала графу, поделилась с Серкитом всеми знаниями о физиологии Игроков, полученными ею в Академии Игр. Лекарь может, человеком и чёрствый, но с большой благодарностью отнёсся к подобному дару, и внимал каждому слову дамы. А вот когда речь заходила об общих принципах и методиках лечения, мужчина отстаивал правильность своей точки зрения с таким рвением, что чуть волосы на себе рвал.

Ночью того же дня, когда Уна уже покинула замок, а Серкит отправился спать, я решаю выбраться из своей комнаты, и, если у дверей не стоят надзором с десяток вооружённых стражников, отправиться искать Кристину.

Однако, как выясняется, не только я помышлял о подобном. Едва я решил выскользнуть из комнаты, как некто осторожно отворил дверь, и тенью юркнул внутрь.

Я зажигаю лампу и с удивлением вижу Кристину. Девушка выглядит здоровой, если не считать левой руки, висящей на тугой перевязи.

Я бросаюсь к ней на шею, стараясь не задеть травмированную руку, и заключаю её в объятия. Она отвечает на них, обвив меня здоровой рукой.

– Как же я рад тебя видеть, – говорю я сквозь слёзы.

– А я тебя, – отвечает она едва слышно и всхлипывает.

Долго ещё мы стоим, не решаясь разъять объятий. Нам кажется, что отпусти мы сейчас друг друга, и каждый из нас тут же исчезнет, словно мираж.

И потекли, подобно спокойной реке, дни восстановления. Когда я увидел себя в зеркале, то понял, что мои раны намного серьёзней, чем представлялись в кромешной тьме. На затылке красуется здоровенная шишка – то, что осталось от гематомы, полученной мною при падении, сразу после смерти Люфа. Уна смогла снять припухлость, но воспаление ещё предстояло устранить.

Не намного лучше выглядит и рана на спине. Длинные, от поясницы до правой лопатки, порезы – следы когтей – были умело зашиты Уной, но всё ещё сильно болели, а их рваные края, то и дело воспалялись. Просто удивительно, как я пролежал на спине пол дня в её повозке. Наверное, стоит сказать спасибо за то, что я практически не чувствовал своё тело. Не менее удивительно, по словам Серкита и то, что я не истёк кровью ещё в катакомбах.

Не стоит забывать и об ушибе грудной клетки. Размером с человеческий череп лиловый синяк располагается на моей груди, и время от времени мешает нормально дышать, вызывая болевые спазмы.

Если же посмотреться в зеркало, то можно увидеть и распухшие синяки под глазами, впалые щеки и остро выдающиеся скулы – явные признаки истощения.

Но, несмотря ни на что, я иду на поправку. Раны затягиваются, а тело крепнет. А уж отъедаюсь я на славу, уплетая за обе щёки всё, что подают на стол. Лирим даже как-то сказала, что я стал похож на Люфа, после чего замолчала, надолго погрузившись в тягостные мысли. По странствующему Игроку в замке всё ещё скорбели.

У Кристины дела были немногим лучше. У неё был двойной перелом лучевой кости, а также перелом запястья. Кроме того, осколок кости разорвал мышечные ткани. Серкиту и его помощникам пришлось потрудиться, чтобы собрать руку заново, и подстегнуть её излечение.

Время от времени девушку мучили сильные боли в руке, но в остальном она была здорова.

В скором времени я узнаю от неё, как она выбралась из катакомб. Оказывается, когда девушка очнулась, ей каким-то чудом удалось оживить карты, невзирая на изувеченную руку, и сыграть карту «Поиск пути». Признаться, я даже не знал, что в её колоде есть такое заклинание – у меня, например, его нет, а ведь моя колода на шесть карт больше, чем у Кристины.

Так девушка вышла обратно к выходу, где и упала полуживая без чувств. И умереть бы ей на том самом месте, если бы её не отыскали люди графа, которых он отправил на поиски, так как от нас не было никаких вестей.

Теперь мы с Кристиной много времени проводим вместе. Нам строго настрого запрещено пользоваться картами, а наши плащи остаются пылиться в шкафах. С моего же одеяния даже не свели пятна крови – никто, даже такой влиятельный человек, как Виктор Дедавинский, не имеет право прикасаться к плащу Игрока без его дозволения,

И это хорошо, иначе бы кто-нибудь мог обнаружить в моём внутреннем кармане колоду Тёмного Игрока. Кончено, бывают исключения. Например, Уне пришлось стащить с меня плащ, чтобы обработать раны. Но это, согласитесь, совсем другое.

Вместе с Кристиной мы часами гуляем по саду графа. Здесь пышной роскошью изобилуют различные растения и цветы. Некоторые из них настоящие диковинки, как, например, пышная зелёная лиана, обвивающаяся вокруг колонны, и на теле которой красуются большие ярко-голубые цветы, источающие дивный аромат. К тому же сад графа являет собой одно из немногих мест в Обозримых Землях, где всё ещё царствует летняя зелень. В остальном же мире растительность активно желтеет, знаменую осеннюю пору.

Мы беседуем на самые разные темы, будто не можем наговориться. Нам радостно от возможности видеть друг друга, и находиться рядом столько, сколько захотим.

На седьмой день после того, как я вернулся в замок, в мою комнату приходит граф. Мы с Виктором виделись и до этого, например, во время трапез, но мы практически не говорили, лишь обменивались общими, нечего не значащими фразами. Словно ничего не произошло – ни в одном из разговоров не упоминались недавние события. По крайней мере, о них не говорили вслух.

Но они подобно ранам всё ещё кровоточили в памяти некоторых из нас.

В одну из ночей обитателей замка разбудил крик Кристины. В её комнату сбежались все, кто был на ногах. Оказалось, что девушке приснился кошмар. Она отказалась говорить о нём, как и оставаться одна. Я настоял на том, чтобы побыть с ней до утра, и Виктор вывел всех из комнаты, оставив нас вдвоём.

Вскоре девушка мирно уснула, а я просидел возле её кровати до самого утра, так и не сомкнув глаз. В последствии Кристина так и не призналась, что заставило её неистово кричать посреди ночи, но о природе её кошмаров было не трудно догадаться.

Их видел и я.

Мне снились катакомбы, их обитатели, и темнота, царившая повсюду. В этих снах ко мне являлись боги. Тёмные и светлые, они обступали меня, беря в кольцо, а их взгляды прожигали меня насквозь. Они словно бы говорили, что я должен что-то сделать. Но я не понимал, что именно хотят от меня некогда всемогущие сущности.

И тогда я просыпался, но не с криком, как Кристина. Я возвращался в реальный мир, задыхаясь и обливаясь потом, а в голове набатом стучал призыв богов.

«Мы ждём», – твердили они.

И вот в мою комнату приходит Виктор. На лице его беспокойство, и что-то ещё. Вскоре становится понятно, что именно – чувство вины.

Граф поведал, что когда мы пропали, и Кристину нашли возле входа, из катакомб появилось порождение ночи. Прежде чем солдатам удалось хоть что-то предпринять, тварь убила двоих из них, а третьего утащила в темноту подземелья. И это средь бела дня, когда обычно ночные существа не смеют появляться на поверхности!

После того, как выжившие вернулись в замок и сообщили о случившемся, граф принял тяжёлое решение – обвалить вход в катакомбы, оставив меня и Люфа внутри. Позже, когда Кристина пришла в себя, она рассказала Виктору о смерти Люфа, но о моей судьбе она ничего не знала. И как бы графу не хотелось прийти ко мне на выручку, он уже не мог ничего сделать. Большой отряд из солдат и рабочих сделал всё возможное, чтобы входом в подземелье больше никто и никогда не смог воспользоваться.

Но даже после этого граф не прекратил поиски. Его люди разъехались во все стороны света, и сообщали всем, кому могли, о моей пропаже, и о том, что я могу объявиться в их землях. Виктор верил, что у подобных катакомб всегда есть второй выход, и если я жив, то могу выбраться с помощью него.

Назад: Глава 9

На главную: Предисловие