Самым поразительным фактом в истории Китая считается то, что она уходит в такую глубокую древность. Китайцы, пользующиеся китайским языком, существуют около 3,5 тысячи лет. Единое центральное правительство, по крайней мере на словах, воспринималось в Китае как нормальное положение вещей, прерывавшееся периодами досадного дробления государства. Как у цивилизации у Китая накопился такой продолжительный опыт, что с ним может тягаться один только Древний Египет, и эта историческая долговечность служит ключом к китайскому историческому своеобразию. Китай, прежде всего, являл собой культурную ценность, обладающую большой привлекательностью для его соседей. На примере Индии наглядно видно, насколько культура может быть важнее правительства, и в Китае просматривается та же самая истина, только с несколько другой стороны; там, внутри страны, культура облегчала формирование и существование единого правительства. Так или иначе, в очень глубокой древности, в Китае возникли некие ведомства и отношения, отличавшиеся большой стойкостью только потому, что прекрасно подходили условиям данной страны. Некоторые из этих положений явно превосходят по своей важности даже революции, случившиеся в XX столетии.

Нам следует начать с самой китайской земли, и на первый взгляд ее рельеф не слишком располагает к единству государства. Физически театр, где разыгралась драма китайской истории, весьма просторный. Китай сегодня по протяженности территории превосходит Соединенные Штаты Америки, и в настоящее время в КНР проживает в четыре раза больше народа, чем в США. Великая Китайская стена, предназначенная для прикрытия северной границы, в конечном счете составила четыре-пять тысяч километров оборонительных укреплений, возведенных за 1700 с лишним лет. Расстояние из Бейцзина (Пекина) до Гуанчжоу (Кантона), расположенного на самом юге, по прямой составляет более трех тысяч километров. На таком громадном пространстве расположились многочисленные климатические и географические зоны. Прежде всего следует обратить внимание на большие отличия северной и южной частей Китая. Летом северные земли опаляет жара и мучает засуха, тогда как на юге царит влажность и постоянно случаются наводнения;

север выглядит голым и занесенным пылью зимой, зато юг всегда остается зеленым. Одной из главных особенностей ранней китайской истории считается распространение цивилизации, проходившей через переселение или завоевание народов с севера на юг, а также непрерывное стимулирование северной цивилизации притоками народов извне, то есть со стороны Монголии и Центральной Азии.

Основное внутреннее деление территории Китая обусловлено рубежами гор и рек. Все стоки внутри страны собираются тремя системами бассейнов великих рек, несущих воды через всю территорию Китая к морю в основном в направлении с запада на восток. Перечислим эти реки с севера на юг: Хуанхэ, Янцзы и Чжуцзян с их притоками. Вызывает удивление, что в стране, настолько обширной и такой рассеченной естественными рубежами, вообще удалось сформировать некое единство. Все-таки Китай был обособленным миром еще задолго до плейстоцена. Большую часть Китая занимает гористая местность, и кроме самого юга и северо-востока его границы все еще проходят вдоль и поперек больших кряжей и плато. Истоки Янцзы, как и истоки Меконга, лежат в горах Куньлуня, расположенных к северу от Тибета. Эти горные границы считаются практически неприступными. Образуемая ими дуга размыкается только там, где Хуанхэ течет на юг в Китай из Внутренней Монголии, и как раз на берегах этой реки в восточной части ее нынешнего бассейна берет начало предание о цивилизации в Китае.

Окаймляя пустынное плато Ордос, отделенное другой горной цепью от пустынных просторов Гоби, Хуанхэ открывает своего рода трубу в Северный Китай. Через нее вливались люди и осадочные породы; лессовые отложения долины этой реки, легко возделываемые и высокоплодородные, принесенные ветром с севера, послужили почвой для первого крупномасштабного китайского земледелия. Когда-то этот район был густо покрыт лесами и щедро снабжался водными ресурсами, но климат здесь стал холоднее и суше в силу тех преобразований, которые служат фоном первобытных социальных изменений. Доисторический период Китая касается значительно большей территории, чем долина одной реки. Синантроп (Sinanthropus pekinensis – «пекинский человек») как китайский вариант Homo erectus (человека прямоходящего), умевшего пользоваться огнем, появляется приблизительно 600 тысяч лет назад, а следы неандертальца обнаруживаются в бассейнах всех трех великих китайских рек. Тропа от этих предшественников к носителям смутно различимых культур, являющихся их преемниками во времена раннего неолита, приводит нас к Китаю, уже разделенному на две культурные зоны с местом встречи и перемешивания на Хуанхэ. Разобраться в многообразии взаимного культурного влияния, уже существовавшего к тому времени, не получается. Однако на таком неоднородном фоне возникает оседлое земледелие. Охота на носорога и слона на севере велась практически до X века до н. э.

Как и в остальных частях света, появление земледелия в Китае тоже означало революцию. На мелких участках территории между реками Хуанхэ и Янцзы это произошло чуть позже 9 тысяч лет до н. э. На значительно большей территории люди использовали растения для изготовления лыка и добывания продовольствия. Но знаний в этой сфере нам до сих пор катастрофически не хватает. Рис в некоторых областях вдоль Янцзы собирали еще до наступления 8-го тысячелетия до н. э., и доказательства существования земледелия (предположительно, выращивания проса) на землях, находящихся чуть выше уровня паводка Хуанхэ, начинают появляться в то же самое время. Приблизительно так же, как в Древнем Египте, первое китайское земледелие было делом полностью или практически полностью изматывающим для тех, кто им занимался. Участок земли очищали от растительности, возделывали в течение нескольких лет и затем оставляли, и он возвращался в дикое состояние, а земледельцы тем временем обращали свое внимание на новый участок. В районе, названном «срединной областью Северного Китая», разрабатывались приемы ведения земледелия, позже распространившиеся на север, запад и юг страны. Внутри этого района в скором времени появились сложные культуры, носители которых наряду с земледелием научились использовать нефрит и древесину для резьбы, одомашнили тутового шелкопряда, занялись изготовлением обрядовых судов в формах, которые со временем стали традиционными, и, возможно, даже начали пользоваться палочками для еды. Другими словами, уже во времена неолита в данном историческом районе появилось многое из того, что позже отличало китайскую традицию.

Китайское письмо, на котором во многом выстраивалась цивилизация Китая, существовало уже по крайней мере 3,2 тысячи лет назад. Точно так же, как месопотамская клинопись и египетская иероглифика, китайское письмо начиналось с пиктограмм, к которым вскоре добавились еще и фонетики. В отличие от всех остальных великих цивилизаций, однако, символами китайского письма остались монограммы, обозначающие слова, а вот эволюции в фонетическом алфавите не произошло. Иероглиф для обозначения слова «человек»  (сегодня в Северном Китае произносится «жень») остался более или менее без изменений с момента появления китайского письма. Представляющий собой явную пиктограмму этот иероглиф стал означать слово «человек» и как таковой мог входить в состав других иероглифов, основанных на его значении и звучании. Уже во 2-м тысячелетии до н. э. письменный китайский язык обрел гибкую и сложную систему, которая за большой период исторического времени получила признание практически во всех странах Восточной Азии. Вначале китайская письменность использовалась для ворожбы и обозначения кланов, но в скором времени ее внедрили в качестве административного и книжного языка. Для элиты письменная форма китайского языка служила показателем культуры страны, и для огромного числа народа – далеко за пределами любого китайского государства – его освоение превратилось в фактор, определяющий сущность цивилизации.

В эти времена можно обнаружить появление клановой структуры и тотемов с правилами и нормами поведения человека в пределах клана или семьи. Родство представляется практически первым атрибутом общества, роль которого развилась уже в исторические времена. Появление гончарных изделий тоже свидетельствует о некотором усложнении распределения ролей в китайском доисторическом обществе. Осколки глиняной посуды, относящейся приблизительно к 9000-м годам до н. э., удалось обнаружить в нескольких местах раскопок, проводившихся в Северном и Центральном Китае. Эту керамику изготавливали методом подбора глиняных колец, которым придавалась нужная форма, затем их декорировали и обжигали для прочности. К тому же просматриваются явные признаки дифференциации на горшки погрубее для повседневного использования и утонченную, эстетически более совершенную керамику для обрядовых целей. Уже изготавливались предметы, не предназначенные для приготовления еды и ее хранения; стратифицированное общество, как нам представляется, появилось прежде, чем началась историческая эпоха.

Одним из важных признаков будущего Китая, уже очевидном на данном этапе, можно назвать широкое использование проса как зерна, адаптированного к занятию земледелием в подчас засушливом климате севера. Ячмень останется основной продовольственной культурой населения Северного Китая приблизительно до X века н. э., им будут питаться общества, представители которых в отведенное им время постигнут грамоту, освоят великое искусство бронзового литья, основанного на сложной и передовой технологии, овладеют методами изготовления изящной глиняной посуды, намного более тонкой, чем сотворенная где-либо еще в мире, и, прежде всего, преуспеют в создании упорядоченной политической и социальной системы, которая предопределит первую важную эпоху китайской истории. Но следует еще раз напомнить о том, что земледелие, благодаря которому это стало возможным, в течение долгого времени существовало лишь на небольшой части территории Китая и что большая часть этой огромной страны познакомилась с земледелием, когда исторические времена уже начались.

В результате последних археологических раскопок обнаружилось, что начиная приблизительно с 3000-х годов до н. э. на территории Китая существовало множество населенных пунктов, расположенных далеко за пределами долин реки восточной части центральной области. От провинции Сычуань на западе до провинции Хунань на юге и Ляодунского полуострова на севере обитали самостоятельные общины, представители которых постепенно стали общаться друг с другом. Можно заметить, как символы типа дракона и использование определенных материалов, таких как нефрит, распространяются по всей этой территории. Даже притом, что ключевые политические единицы в ранней китайской истории появлялись в основных областях вдоль русел великих рек на севере, практически не приходится сомневаться в том, что ряд культурных элементов из других районов вписан в текст китайского палимпсеста, обогащенного новыми слоями широкого значения, выраженного словом Китай. Возможно, было бы практичнее сосредоточиться на документировании этих обменов вместо того, чтобы пытаться отодвинуть проект китайского политического единства назад, во времена династии Ся, которая, как предполагается, правила в конце 3-го тысячелетия до н. э. Существование династии Ся – дело темное, но оживленные города с тысячами жителей существовали еще до оформления крупного политического образования.

Былину о древних временах добыть очень трудно, но с достаточной достоверностью представить общие их черты все-таки можно. Ученые договорились о том, что история устойчивой цивилизации в Китае берет начало при правителях династии, названной Шан. Имя этой династии, относительно существования которой есть достоверные доказательства, стоит первым в традиционном списке династий, в течение долгого времени служащем основой китайской хронологии. (С конца VIII века до н. э. можно ориентироваться на более точные даты, однако для ранней китайской истории отсутствует хронология столь же надежная, как, скажем, для того же Египта.) Определеннее говорить о том, что где-то около 1700-х годов до н. э. (а столетие в ту и другую сторону считается приемлемым пределом для предположений) Шаны, обладавшие военным превосходством за счет находившихся у них на вооружении боевых колесниц, навязали свою власть своим соседям на значительном протяжении долины Хуанхэ. В конечном счете власть Шанов распространялась на площади около 100 тысяч квадратных километров вокруг Северной Хэнани: по площади это несколько меньше современной Англии, зато их культурное влияние простиралось далеко за пределы их царства. Существуют свидетельства того, что оно достигало Южного Китая и северо-восточного побережья.

Цари династии Шан жили и умирали в роскоши; вместе с ними в глубоких и помпезных склепах хоронили тела рабов и принесенных в жертву людей. При дворе держали архивариусов и писцов, ведь мы имеем дело с первой действительно просвещенной культурой к востоку от Месопотамии. В этом состоит одна из причин верховенства династии Шан; эти люди оказывали культурное влияние, простиравшееся далеко за пределы тех областей, над которыми они имели политическое господство. Политическое устройство владений самих царей Шан внешне зависело от объединения землевладений через обязательства перед царем; воители-землевладельцы, служившие ключевыми фигурами того времени, считались ведущими членами аристократических родов полумифического происхождения. И все-таки правительство Шан находилось на передовом уровне развития, чтобы развивать грамоту и организовать обращение единых денег. Полноту их власти можно оценить по их способности организовывать огромные массы народа на проведение строительных работ по возведению оборонительных укреплений и городов.

Правители династии Шан внесли большой вклад в развитие некоторых других областей, хотя неясно, обеспечили эти достижения сами Шаны или просто позаимствовали их у других китайских общин. При них появился относительно точный календарь, служивший ориентиром для составителей всех китайских календарей вплоть до современного периода. Они сформулировали некую форму религии вокруг высокого бога Ди, к которому на протяжении правления последней династии обращались исключительно как к Небесам. Они установили обряды жертвоприношений Небесам или предкам, а также распорядились изготовить бронзовые сосуды, необходимые для исполнения таких обрядов. Они организовывали подданных на проведение сложных работ, в том числе коллективную расчистку новых участков земли. Но главное их достижение состояло в оформлении централизованной монархии, основанной на власти одного человека – царя, командовавшего своими вооруженными силами, которому соседние государства платили дань. Царство Шан было экспансионистским, но весьма привлекательным для всех других народов государством, отличавшимся передовой культурой и техническим превосходством.

В эпоху Шан, как мы сегодня знаем, существовало множество независимых сообществ, населявших более крупные регионы, включая те, что находились далеко от ядра Шан, в Сычуани на западе. Большинство из них было обнаружено в поясе между великими реками на севере, и, вероятно, некоторые из них достигли уровня развития, равного культуре Шан, хотя в меньшем масштабе и не со столь совершенной властью, как у данной династии. Было бы справедливым считать китайский центр объединением, постепенно укреплявшимся посредством завоевания чужих территорий, с одной стороны, и путем культурной экспансии или переселения народов, с другой. Начались эти процессы приблизительно в середине 2-го тысячелетия до н. э. и постоянно продолжались до наших дней. Конечно же ничего заранее заданного в этом процессе не было, и размер территории Китая увеличивался и уменьшался с укреплением или ослаблением власти в центре, а также в зависимости от степени единства страны. Но с точки зрения культуры его экспансия в определенной степени беспощадна: отдельные, но связанные друг с другом культуры росли вместе, затем захватывали соседние области, вырастали за пределами исходного ядра до тех пор, пока исключительно большое количество народа не ощущало, что принадлежит к одной культуре и разделяет общее наследие. Чтобы такое случилось, культурные элементы, ставшие общими, должны были обладать привлекательностью, а также быть представлены могущественными и властными вождями.

Преобладающий режим, которому суждено было прийти на смену династии Шан в XI веке до н. э., вошел в историю Китая как династия Чжоу. Она сформировалась в виде меньшего царства, платившего дань царям династии Шан, но потом подняла мятеж против более могущественного объединения, когда – согласно китайской традиции – к нему предъявили безрассудные требования. С переходом власти от династии Шан к династии Чжоу в Китае устанавливается шаблон цикличной смены династий: справедливый правитель действует в соответствии с волей Небес и основывает великую династию, которая позже вырождается, и к власти приходят грешники-злодеи. Против такого государства выступает новый праведный правитель, заручившийся волей Небес, и сокрушает его. Так как историю предыдущей династии обычно писали представители династии, пришедшей ей на смену, не трудно себе представить, как с самого начала внедрялся шаблон цикличной смены власти. Что касается свержения правителем Чжоу династии Шан, нам известно о встрече армий двух государств в великой битве при Муе в центральной области Хэнани в 1045 году до н. э. Войско царя Чжоу одержало решающую победу, вероятно, с помощью передовых типов боевых колесниц. «Поле в окрестностях Муе было таким просторным, колесницы из сандалового дерева так блестели, экипажи из четырех воинов так гнали», – сообщает очевидец тех событий. Возможно, правитель царства Чжоу обладал мандатом Небес – это понятие они сами же внедрили, – но передовая военная техника ему совсем не помешала.

Цари династии Чжоу установили в Китае форму государственности, просуществовавшую весьма продолжительное время. Невзирая на существование некоторых других государств, правители которых, с одной стороны, налаживали сотрудничество с Чжоу, а с другой – предпринимали попытки объединиться в борьбе против их господства, эта новая династия стала образцом для любого китайского правительства уже потому, что ее власть сохранялась столь долго (в той или иной степени она существовала до III века до н. э.). Эта династия провела 275 лет в одной и той же столице – городе Фенхао, позже получившем известность под названием Чанань (сегодняшний Сиань), ставшем главной столицей Китая на без малого 2 тысячи лет. Уже при правлении первого поколения династии Чжоу ее цари перенесли свои пределы до самого восточного побережья Китая, создав тем самым намного более крупное государство, какого в этом районе никогда прежде не существовало.

Боцзюэ Чжоу, служивший советником при своем племяннике первом царе Чжоу, сотворил китайский идеал чиновничьего правления, основанного на предоставленном царю мандате Небес. Чтобы его не утратить, царь должен был править справедливо и на благо всего своего государства. Чиновников для такого государства предписывалось готовить на принципах нравственных добродетелей, и они должны были обладать способностями к управленческой деятельности. В интересах упорядочения подготовки чиновников были составлены классические учебники по этике и искусству управления государством. Представители династии Чжоу демонстрировали одержимость созданием действенной меритократии и придавали такое большое значение бумажной работе, что даже распоряжения о назначении чиновников самого низкого звена исполнялись в трех экземплярах (поэтому нам так много известно о них). Они к тому же постепенно провели ревизию обрядов династии Шан, доведя их до уровня масштабных государственных ритуалов, предназначение которых заключалось в наглядной демонстрации праведности правителя, а также его связей с собственным народом и предками. Такой представляется тогдашняя идеология, которую унаследуют приходящие на смену Чжоу империи и станут пользоваться ею, как своей собственной.

Сам принцип распространять влияние, преподавая уроки праведного правления, тоже возник у царей династии Чжоу. Несмотря на то что правители данной династии увеличили свои владения (расширением границ они занимались как минимум до 771 года до н. э.), их главная заслуга в сотворении Китая заключалась в том, что они изобрели контуры построения цивилизованного правительства. «Древнейшие цари, – говорится в одном комментарии, составленном позже, – позаботились о том, чтобы проявить свои высокие духовные качества, тем самым убеждая дальних соседей войти в круг их единомышленников. Правители многочисленных государств принесли им дары, а их вожди приходили из всех палат и встречали посланцев, как близких родственников». Правители династии Чжоу навязывали свое влияние завоеваниями, но они также обладали способностью добиваться культурного господства, которому предстояло намного пережить их собственную политическую гегемонию.

Это культурное господство нашло отражение в искусстве Чжоу, которое представляется на редкость притягательным явлением. Из архитектуры династий Шан и Чжоу мало что дошло до наших дней, так как здания в то время обычно строили из дерева, а по оформлению склепов трудно составить достоверное впечатление. В результате археологических раскопок городов мы имеем представление о достижениях мастеров тех времен в области массовой застройки; они возвели глинобитную стену одной из столиц династии Чжоу высотой 9 и толщиной 12 метров. Предметов более мелких сохранилось в изобилии, и, судя по ним, мастера во времена династии Шан умели изготавливать изящные изделия, прежде всего керамическую посуду, непревзойденную нигде в древнем мире по красоте. Истоки такого мастерства лежат еще во временах неолита. Почетное место тем не менее следует уступить большой серии изделий из бронзы, которые начали изготавливать на заре династии Шан и после этого уже не прекращали. Ремесло литья жертвенных емкостей, горшков, кувшинов для вина, оружия и треног достигло расцвета в 1600-х годах до н. э. И кое-кто из ученых утверждает, будто технология литья по выплавляемым моделям, обеспечившая возможность новых достижений, в эпоху Шан уже широко использовалась. Бронзовое литье появляется настолько неожиданно и ремесло сразу достигает таких высот, что издавна многие пытаются объяснить это заимствованием данного приема извне. Но каких-либо подтверждений заимствования обнаружить не удается, и наиболее вероятное происхождение китайской металлургии видится в ее развитии в нескольких центрах на территории Китая конца неолита.

В древние времена изделия из бронзы не покидали пределов Китая, по крайней мере, ни одно из них не обнаружили где-либо еще раньше середины 1-го тысячелетия до н. э. За пределами Китая найдено совсем немного древних предметов, к которым китайские творцы приложили руку: например, украсили резьбой камни или покрыли затейливыми и прекрасными сюжетами потрясающей твердости нефрит. Помимо того, что китайцы восприняли от своих диких кочевых соседей, им не только мало чему было учиться у внешнего мира вплоть до относительно дальнего погружения в историческую эпоху, им также не приходило в голову, что представители внешнего мира – если они вообще знали о существовании Китая – хотели чему-то у них научиться.

Эпоха династии Чжоу с политической точки зрения в той или иной степени завершилась к 770-м годам до н. э.; эта династия продолжилась как Восточная Чжоу, почитаемая, но все больше политически несостоятельная. Ее столицу, город Фенхао, разрушили дикие племена. В эпоху Чуньцю («Весен и осеней»), продлившуюся до 480-х годов, наблюдалось постепенное развитие системы сосуществования нескольких царств, которая включала объединенные в союзы княжества, никогда не находившиеся под господством династии Чжоу, но к тому времени перенявшие ее формы и обряды правления. В качестве стержня этой системы служили владения-преемники династии Чжоу, называвшиеся «срединными государствами», или «Чжунго», и со временем это название стало китайским обозначением данной страны. Элита этих государств возложила на себя особую ответственность за сохранение в качестве идеала системы правления, сформированной при династии Чжоу, когда дела у нее складывались вполне благополучно. Притом что эти элиты редко отличались военной мощью, они все равно настаивали на том, что продолжение праведного правления в пределах границ каждого китайского государства является их коллективной задачей. Таким своим поведением они, вероятно, много сделали ради поддержания истинного понятия культурного Китая на протяжении смутных времен, чем государства, получившие известность на китайской периферии.

Хотя народу Китая приходилось учиться жить в условиях вражды государств, длившейся больше 500 лет после краха династии Чжоу, концепцию некоей формы единства удалось сохранить, по крайней мере, на некоторое время путем регулярных межгосударственных встреч и через введение должности ба – главного правителя. Эта своеобразная Организация объединенных наций середины 1-го тысячелетия до н. э. явно возникла из желания предотвратить войну, которая рассматривалась как братоубийственная. Несмотря на регулярные вооруженные конфликты, положение равновесия удалось распространить на остальные части Китая, что – как минимум на протяжении около 200 лет – помогало обеспечивать состояние скорее мира, чем войны. Самое поразительное заключалось в том, что при всей разобщенности территории экономические и культурные достижения развивались и распространялись тогда намного шире, чем прежде.

В середине 1-го тысячелетия до н. э. в Китае наблюдалось значительное увеличение производительности земледелия и скотоводства, за счет которых в скором времени появилась возможность прокормить намного более многочисленное население. Главные прорывы удалось сделать в орошении и совершенствовании обработки почвы, что послужило повышению ее урожайности. Активизировалось общение, а с ним и торговля. Попытки отдельных государств поставить торговлю под контроль более чем возмещались потребностями каждой из территорий, и властям этих государств приходилось составлять протекцию своим купцам. Созданию единой хозяйственной системы к тому же способствовало изобретение чеканки монет. Тогда имели хождение много валют, но доверие к ним шло через центральную китайскую область, так как никто не видел интереса в обесценивании металлических денег. Какое-то время после краха династии Чжоу равновесие сил явно служило сразу нескольким целям. Но к V веку до н. э., когда периферийные державы нарастили свое влияние и пошли на обострение отношений друг с другом, стало ясно, что центру власти больше не удержаться и что наследия династии Чжоу недостаточно, чтобы сохранять хоть какую-то видимость стабильности.

В конце периода «Весен и осеней» в Китае появилось глубокое и стойкое ощущение близости социального и политического перелома. В результате активизировались споры по поводу основ власти и этических норм. Данный период остался в истории Китая как эпоха соперничества «Ста школ», когда странствующие философы переходили от одного покровителя к другому, разъясняя им свои учения. Одним из признаков этого нового явления было возникновение школы писателей, известных как «легисты». Говорят, они предлагали, чтобы законодательная власть пришла на смену соблюдению ритуалов в качестве принципа организации государства; закон должен быть единым для всех, а предписывать его и зорко следить за его исполнением должен один правитель. Своей целью легисты ставили создание богатого и мощного государства. Многим их оппонентам такой подход казался не больше чем циничной доктриной власти, но в несколько последующих столетий легисты добились больших успехов, так как царям, по крайней мере, их идеи пришлись по душе. Эти дебаты продолжались относительно долго. Главными противниками легистов в таких спорах выступали последователи наставника, считающегося самым знаменитым из всех китайских мыслителей, – Конфуция. Это имя философа стало привычным, хотя так его назвали в силу латинизации китайского Кун Фу-цзы, или Учитель Кун. Конфуцию суждено было удостоиться глубочайшего уважения в Китае, недостижимого для всех остальных китайских философов. Все, что он сказал, – или считается, будто сказал, – обусловило взгляды его соотечественников на протяжении 2 тысяч лет, и он заслуживает уважения за яростные нападки, которым подверглось его учение со стороны властей первых постконфуцианских китайских государств в XX веке.

При рождении Конфуцию дали имя Кун Цю, а родился он в мелком княжестве Лу (нынешней провинции Шаньдун) в 551 году до н. э. Так как его отец умер, когда Кун Цю был совсем юным, мальчика воспитывала мать, и, вероятно, учился он на счетовода. Знатный род Конфуция дал Китаю много влиятельных ученых и чиновников, и самому Конфуцию пришлось какое-то время послужить распорядителем амбаров, но на высокие посты в государственном аппарате ему явно не приходилось претендовать. Не найдя правителя, готового воплотить в жизнь его рекомендации по формированию справедливого правительства, он обратился к размышлениям и воспитанию учеников; философ ставил перед собой целью разработку рафинированной и более отвлеченной версии доктрины, которую он считал достойной лечь в основу обычаев, позволяющих восстановить целостность натуры и бескорыстное служение правящему классу. Он был консервативным реформатором, стремящимся преподавать ученикам непреходящие истины древних путей (дао), овеществленных и заглушенных установленным рутиной жизни. Где-то в прошлом, думал он, затерялась сказочная эпоха, когда каждый человек знал свое место и исполнял свои обязанности; своей нравственной задачей Конфуций считал возвращение к тому порядку. Он проповедовал принцип порядка – придание его всему на должном месте в великой гамме повседневности. Практическое выражение этого принципа находим в мощной конфуцианской предрасположенности к содействию институции, способной обеспечить порядок – семьи, иерархии, старшинства, – и должном почтении многочисленных, тщательно распределенных обязанностей между людьми.

Приверженцы учения Конфуция должны были уважать традиционную культуру, высоко ценить хорошие манеры и приличное поведение в обществе, а также стремиться к выполнению своего нравственного долга через безупречное исполнение служебных обязанностей. Незамедлительный успех такого учения проявился в том, что многие ученики Конфуция удостоились славы и мирского признания (хотя сам Конфуций учил отказу от умышленного преследования таких целей, призывая к вежливому устранению в тень). Но значительное достижение Конфуция в более широком плане состояло в том, что позже многие поколения китайских государственных чиновников готовили к службе на предписаниях поведения и правления, им самим же сформулированных. «Умение работать с документами, правильное поведение, преданность и честность». Так звучат четыре заповеди, приписываемые ему в качестве руководства к действию по управлению государственными делами, помогавшие на протяжении столетий формировать отряды надежных, бескорыстных и даже человеколюбивых государственных служащих.

В деле восстановления принципов старины главным моментом Конфуций называл обязанность каждого человека совершенствовать свою личность. Но цивилизованному человеку к тому же требовалось подстраивать свое поведение в общении с другими людьми таким образом, чтобы оно соответствовало заповедям, предписанным древними предками. Во многом точно так же, как позже прозвучит в христианской Библии, Конфуций полагал, что в этом отношении поможет принцип взаимного смысла этики; он сказал: «Не делай другому того, чего себе не пожелаешь». Изучение истории он считал ключом к полному нравственному очищению и совершенствованию умения управлять государством. И точно так же, как он настаивал на преданности делу верховной добродетели, он обращал внимание на прямоту, без которой даже в несчастье не обойтись. Попустительство тем, кто издает неправомерные приказы, ведет к крушению страны. «Мудрый не знает волнений, человечный не знает забот, – говорил учитель Кун, – смелый не знает страха».

Позже к трактатам Конфуция стали относиться с неким религиозным трепетом. Его имя придавало престиж всему, с чем его связывали. Говорили, что он составил сборник произведений, получивших название «Тринадцатикнижие» (Ши-сань цзин), свой окончательный вид принявшее в XIII веке н. э. Подобно Ветхому Завету это «Тринадцатикнижие» представляло собой свод разнообразных древних стихов, хроник, некоторых государственных документов, нравственных поучений и теории ранней космогонии, названной «Книгой перемен». Оно использовалось на протяжении многих веков для формирования поколений государственных служащих Китая и правителей, которые воспитывались на предписаниях, как полагалось, одобренных Конфуцием (параллель с использованием Библии, по крайней мере в протестантских странах, здесь тоже выглядит поразительной). Штамп качества проставлен на данный сборник по традиции, с верой в то, что сам Конфуций составил его, и поэтому в нем провозглашена доктрина, в которой воплотилось конфуцианское учение. Кстати, он стимулировал расширенное использование китайского языка, на котором трактаты «Тринадцатикнижия» написаны, в качестве общего языка интеллектуалов Китая; этот сборник послужил еще одной связью, сплачивающей громадную и разнообразную страну на основе общей культуры.

Поразительно, что за оставшуюся свою жизнь (Конфуций умер в 479 году до н. э.) у этого философа нашлось так мало мыслей о сверхъестественном. В привычном значении слова он не был наставником своей «религии» (чем, вероятно, объясняется значительно больший успех религиозных учителей у народных масс). По сути его занимали прагматические нравственные обязательства, и акцент на эти обязательства он разделял с несколькими другими китайскими наставниками V и IV веков до н. э. Возможно, такая печать тогда была потому так твердо поставлена, что представителей китайской философской мысли явно меньше беспокоила отчаянная неуверенность по поводу окружающей действительности или вероятности личного спасения, чем другие традиции, досаждавшие им больше. Уроки прошлого, мудрость прежних времен и поддержание доброго порядка представляли большую важность в его учении, чем разгадывание теологических головоломок или поиск утешения от рук темных богов.

Но все-таки при всем его великом влиянии и более позднем возведении в статус официального культа Конфуций был не единственным творцом китайской интеллектуальной традиции. На самом деле тон китайской интеллектуальной жизни, возможно, задавался представителями не какого-либо одного учения. Конфуцианство разделяет некоторые положения с другими восточными философскими школами, основатели которых делали упор на созерцательном и отражающем действительность подходе, а не на методическом и познавательном, более знакомом европейцам. Формирование знания через систематическую постановку вопросов перед своим сознанием о природе и масштабах собственных способностей не относилось к особенностям деятельности китайских философов. Это не означает, что они проявляли склонность к фантазиям, поскольку конфуцианство представляет собой исключительно практичную теорию. В отличие от нравственных мудрецов иудаизма, христианства и ислама китайские мудрецы предпочитали думать о происходящем здесь и сейчас, обращаться к прагматичным и светским проблемам, а не к богословию и метафизике.

Период, пришедший вслед за кончиной Конфуция и получивший название эпоха Сражающихся царств, с рубежами около 481–221 годов до н. э., во многих отношениях ознаменовал приход правителей, которые придерживались прямо противоположных принципов, чем те, что проповедовал наш великий мудрец. С эпохой раскола пришло время кровавых вооруженных столкновений, так как система, связывавшая отдельные княжества времен заката династии Чжоу, рухнула. Самые могущественные княжества участвовали в серии войн, в ходе которых возникли государственные образования нового типа, то есть максимально милитаризованные. С милитаризацией государств появилась масса новаторских военных изобретений: дугообразные луки и железные копья, отличавшиеся невиданной до того времени прочностью; формирования пехоты, предназначенные для наступательных видов боя; прошедшая передовую выучку конница, усовершенствованные доспехи и шлемы; была разработана тактика ведения осады, после которой от городов и целых княжеств оставались развалины. Самый наглядный трактат того времени принадлежал кисточке отнюдь не одного из многочисленных философов того периода. Зато увидел свет справочник под названием «Искусство войны», составленный стратегом по имени Сунь-цзы (историчность которого вызывает сомнения).

Принципы Сунь-цзы отличаются внутренним единством и двойственностью внешней направленности. Согласно «Искусству войны»:

«Война – это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него всего полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства;

приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если они у него дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает».

Сунь-цзы к тому же рекомендовал централизацию средств, необходимых для ведения войны; сановники должны платить налоги центру и находиться в постоянной готовности последовать за царем в бой. По прошествии времени одни только сановники могли позволить себе приобретение лошадей и более дорогого оружия и доспехов, все в большем количестве поступавших на вооружение. Воин, использующий боевую колесницу в качестве платформы для стрельбы из лука, прежде чем спешиться, чтобы вступить в последнюю стадию сражения, пользуясь бронзовым оружием, в заключительные века перед наступлением христианской эпохи в Европе эволюционировал в члена расчета в составе двух или трех воинов, закованных в доспехи, продвигающихся в сопровождении шестидесяти или семидесяти слуг и помощников, а также боевой повозки, нагруженной тяжелыми доспехами и новым оружием типа выгнутого лука, тяжелого железного копья и меча, необходимых на месте действия. Сановник при такой системе остался той же ключевой фигурой, как в прежние времена.

Вся история Китая отнюдь не сводилась к раздробленности, конфликтам и разрушению, как в весьма смутный период, предшествовавший эпохе Сражающихся царств. Эта эпоха к тому же отмечена появлением великих городов и дворцов, прекрасных произведений искусства, а также достижениями в науке и медицине. Дальнейшее развитие получили ремесла мастеров по изготовлению изделий из бронзы и керамики, но теперь такое развитие сопровождалось сотворением искусных изделий из лака, текстиля и шелка. В результате последних находок в провинции Цзянси миру явились одежды аристократов, сшитые из тонкого шелка, изготовленного с применением поразительных приемов окрашивания и ткачества, намного более совершенных, чем те, которыми китайцы пользовались в предыдущие периоды своей истории. Изваяния из склепов данной эпохи являют собой натуралистические портреты людей и служат наглядным свидетельством громадных достижений китайцев в скульптуре, живописи и рисунке в конце 1-го тысячелетия. К 200 году до н. э. в китайском искусстве появился стиль, господствовавший на протяжении практически всего следующего тысячелетия.

Первые существенные достижения в китайской медицине также приходятся на данный период раздоров и кажущегося политического краха. Древнейший труд по китайской медицине «Трактат Желтого Императора о внутреннем» (Хуан-Ди нэй-цзин) составлен в I веке до н. э., но в его основу легли более древние трактаты, в которых даются рекомендации по постановке диагноза и лечению разнообразных недугов. Он представляет собой подробный медицинский справочник, который определял правильные и неправильные отношения между человеком, природой и Небесами, в общих чертах приводится анатомия и патологии пациента, а также прокладывались пути к правильным диагностическим и терапевтическим решениям. Главное, что в этих трактатах развенчиваются прежние теории знахарства и других форм чародейства, а вместо них даются результаты наблюдений и подтвержденных благоприятных воздействий трав и снадобий. Иглоукалывание вошло в китайскую медицину примерно в то же самое время и с тех пор считается главным ее открытием.

Еще одной областью, получившей бурное развитие в то время, следует назвать астрономию. Ши Шень с коллегами-астрономами составил подробный атлас звезд, а также вел наблюдение за пятнами на Солнце и их изменением. Китайские астрономы открывали и регистрировали кометы и планеты. Уже нашел свое применение простейший компас. Практически все эти открытия пришлось сделать ради составления более точного календаря, обеспечения мореплавания, а также налаживания корректных отношений внутри государства и между княжествами. Китайские астрономы верили в то, что несправедливость и ошибки на Земле отражались в небесном беспорядке, и даже притом, что на небе существовала его собственная действительность, она была связана с действительностью человеческих жизней во всех ее проявлениях. Солнечное затмение или землетрясение предупреждали об ухудшении в судьбе государства, но они также давали ученым шанс наблюдать собственно астрономические и земные явления как таковые. Обычным людям такие наблюдения пользы приносили мало; народ больше занимало то, что им могла дать земля, а не предсказания Небес.

За все, чего руководители Китая добились в развитии цивилизации и государственной власти, заплатило огромное сельское население. Насколько мало нам известно об их бесчисленных жизнях, говорить не приходится; еще меньше информации обнаруживается о безымянных массах тружеников любой древней цивилизации. Этому существовала одна убедительная физическая причина: жизнь китайского земледельца протекала поочередно в его глинобитной лачуге (фанзе) зимой и в полевой времянке, где он проводил летние месяцы, когда требовалось сторожить растущие зерновые культуры и заниматься уходом за ними. От этих фанз и полевых времянок практически не сохранилось следов. В остальном этот земледелец погрузился в неизвестность своей общины, привязанный к земле, иногда покидавший свой надел ради исполнения других повинностей, а также услужения своему господину на войне или на охоте. Литературное творчество и совершение истории оставались уделом носителей власти – мудрецов и чиновников, аристократии и царей.

Притом что ближе к завершению периода Сражающихся царств структура китайского общества должна была приобрести значительно более сложный вид, отличие простого народа от представителей благородного происхождения никуда не девалось. Последствия не заставили себя ждать: представители знати, например, не подвергались наказаниям, таким как нанесение увечья, предписанным законом для простолюдинов; такое положение права сохранилось в более поздние времена, когда представителей аристократии освобождали от порки, которую могли спокойно присудить тому же простолюдину (хотя конечно же за очень тяжкие преступления дворян подвергали достойному и даже жестокому наказанию). Дворянство давно пользовалось исключительным правом на материальные ценности, причем оно пережило его прежнюю монополию на металлическое оружие. Как бы то ни было, эти права не являлись решающими признаками статуса. Главное отличие знати от простолюдинов лежало в плоскости ее особого религиозного положения, основанного на исключительном праве исполнения некоторых ритуальных предписаний. Только знати позволялось участие в культовых обрядах, лежащих в сердцевине китайского понимания родства. Только дворянин мог принадлежать роду, что означало наличие у него предков. Традиция почитания предков и искупительного жертвоприношения их духам существовала задолго до династии Шан, хотя представляется так, что в древнейшие времена совсем немногие предки могли считаться обитателями мира духов. Вероятно, такое счастье выпадало очень немногим душам, принадлежащим особенно выдающимся деятелям; скорее всего, ими слыли правители, происхождение которых, как считалось, восходило к самим богам.

Род появился в результате юридического оформления и подразделения клана, и его фактическая классификация произошла как раз в период правления династии Чжоу. Тогда получили оформление около сотни благородных кланов, браки внутри которых категорически запрещались. Основателем каждого из этих кланов предполагался один из китайских героев или богов. Патриархальные главы клановых родов и семей пользовались особым авторитетом у их членов, в обязанность им вменялось исполнять все обряды и через эти обряды влиять на духов, чтобы те от имени клана выступали в качестве посредников, имеющих выход на силы, управляющие делами мироздания. Практика таких обрядов определяла деятелей, уполномоченных владеть землей или достойных назначения на государственную службу. Кланом предусматривалась своего рода внутренняя демократия: любой член клана мог рассчитывать на назначение на самую высокую должность в нем, так как за ним признавались высокие достоинства богоподобным происхождением. В этом смысле царь числился всего лишь primus inter pares – первым среди равных патрициев.

Деятельность рода поглощала огромные силы религиозного чувства и умственной энергии; его ритуалы были обременительными и отнимающими много времени. Простолюдины, не привлекавшиеся к родовым обрядам, находили выход своему религиозному рвению в поклонении богам, олицетворявшим силы природы и естественные стихии. Этим богам элита всегда уделяла достойное внимание. Поклонение горам и рекам, а также умиротворение их духов являлось важной обязанностью императоров с самых древних времен, но они должны были оказывать влияние на развитие определяющей линии китайской мысли меньше, чем подобные представления в других религиях.

Религия отзывалась громким отголоском в политической сфере китайского государства. Главным аргументом претензии первых правящих домов на всеобщее повиновение они называли их религиозное превосходство. Посредством проведения обрядов они, и только они одни обладали выходом на доброе расположение невидимых сил, о намерениях которых можно было узнать у жрецов. После получения толкований жрецов появлялась возможность упорядочить земледельческую деятельность общины, ведь именно жрецы управляли такими вопросами, как время посева или сбора урожая. Следовательно, многое зависело от духовного положения самого царя; оно представляло первостепенную важность для государства. Данное утверждение подтвердилось в том, что смещение царем Чжоу династии Шан наряду с военным путем произошло и по религиозной линии. Возникла идея о существовании бога, занимавшего более высокое положение, чем родовой бог династии Шан, причем новый бог распоряжался мандатом Небес на управление государством. И этот бог, заявили соответствующие жрецы, постановил, чтобы мандат передали в другие руки. С внедрением такого циклического взгляда на историю пошли разговоры о том, что следует считать признаками, по которым можно признавать владельца нового мандата Небес. Прежде всего это сыновнее благочестие, и с такой позиции подразумевался некий консервативный принцип. Но летописцы династии Чжоу к тому же ввели в обращение понятие, передающееся словом «добродетель». Понятно, что трактование данного понятия было весьма эластичным; по его поводу возможны были разногласия и споры.

Во времена династии Шан все великие государственные и многочисленные мелкие решения принимались после их согласования с жрецами. Жрецы проводили следующий обряд: на черепашьих панцирях или костях лопатки определенных животных гравировали иероглифы, а затем к ним прикладывали раскаленную бронзовую иголку таким образом, чтобы на обратной их стороне появились трещины. Потом изучали направление и длину этих трещин относительно иероглифов, и жрец объявлял их соответствующее толкование царю. Такой ритуал представлялся чрезвычайно важной практикой с точки зрения историков, поскольку подобные предсказания, предположительно, хранились в качестве своеобразных летописей. Они представляются нам свидетельствами основы китайского языка, так как эти знаки на гадальных костях (и на некоторых древних изделиях из бронзы) напоминают классические китайские иероглифы. При династии Шан существовало около 5 тысяч таких иероглифов, хотя не все их можно прочитать.

На протяжении столетий письмо будет оставаться ревностно охраняемой привилегией правящей верхушки. Толкователи предсказаний, или так называемые «ши», послужили предшественниками более позднего класса эрудированного дворянства; их считали бесценными специалистами, обладателями иератических и мистических навыков. В более поздние времена их монополия перешла к намного более широкой прослойке ученых и чиновников. Таким образом, письменный язык остался формой общения относительно немногочисленной элиты, представители которой не только понимали свои привилегии, коренящиеся во владении таким языком, но к тому же видели свой интерес в предохранении его от извращения или видоизменения. Письменный китайский язык играл громадную роль в качестве объединяющего и стабилизирующего средства, потому что он превратился в язык управления и культуры, позволяющий преодолевать деление народов по отличию диалектов, религии и областей проживания. В период Сражающихся царств его применение элитами связало страну в единое целое культурное пространство.

К III веку до н. э., когда Китаю предстояло приобрести новую форму политической организации в виде империи, тем самым определились несколько великих детерминант будущей китайской истории. Такое преобразование наступило после появления растущего числа признаков социальных изменений, сказывающихся на функционировании ведущих общественных учреждений. Удивляться тут нечему; Китай долгое время оставался в основном аграрной страной, а изменения часто возникали в силу нехватки ресурсов для обеспечения потребностей растущего населения. Изменения вызвало открытие методов получения железа, использование которого смогло начаться около 500 года до н. э. В самом начале орудия труда изготавливались методом литья. Об этом можно говорить, так как обнаруженные литейные формы для изготовления лезвий серпа относятся к VI или V векам. На самой заре обращения с новым металлом китайцы владели весьма передовыми приемами. Возможно, через развитие приемов литья бронзы или с помощью экспериментов с печами по обжигу керамики, в которых смогли поднять высокую температуру, но китайцы так или иначе пришли к литью железа приблизительно в то же самое время, когда научились его ковать. Точная очередность технических открытий нам не важна; зато примечательно то, что достаточно высокие температуры для литья железа в других уголках планеты удалось получить 19 или около того веков спустя.

Еще одно важное изменение в данный период китайской раздробленности заключалось в бурном росте городов. Их в большинстве основывали на равнинах около рек, но первый из них, вероятно, приобрел свою форму и местоположение по воле землевладельцев, использовавших храмы в качестве центров управления своими вотчинами. Города тяготели к прочим храмам, посвященным богам, олицетворявшим силы природы и природные стихии, и их жителями становились члены общин этих храмов. Затем с конца династии Чжоу начал проявляться новый масштаб правительства; мы находим мощные крепостные валы и городские стены, кварталы обитания аристократии и придворных особ, а также развалины очень крупных зданий. К концу времен династии Чжоу ее главный город Чэнчжоу (пригород современного Лояна в Хэнани) окружали прямоугольные земляные валы протяженностью почти 3,5 километра каждый.

К 300-м годам до н. э. в Китае появилось уже множество городов, и их распространение обусловило все большее разнообразие состава общества. Многие из них подразделялись на три самостоятельные территории: небольшой огороженный квартал аристократии, квартал побольше для ремесленников и купцов, а также поля за пределами стен, с которых кормилось все население города. Одним из важных новых явлений представляется так называемый торговый класс. Землевладельцы вряд ли высоко ставили данное сословие, зато оно обеспечивало обращение денег, по которому можно судить о значительном усложнении хозяйственной жизни Китая и появлении специалистов в сфере торговли. Кварталы купцов и ремесленников отделялись от кварталов знати стенами и крепостными валами вокруг последнего, но они тоже находились в пределах стен города, который нуждался в защите от нападения извне. На торговых улицах городов периода Сражающихся царств встречались лавки, хозяева которых торговали ювелирными украшениями, сувенирами, едой и одеждой, а также трактиры, игорные заведения и притоны разврата.

Весь конец эпохи 1-го тысячелетия был отмечен отсутствием порядка и растущим неверием в критерии, по которым признавалось право на управление государством. Выживание князей, претендовавших на Китай, требовало правительств понадежнее и вооруженных сил помощнее, и часто они радовались появлению новаторов, готовых игнорировать традицию. То же самое можно сказать о системах взглядов, сторонники которых отвергали конфуцианство, и эти системы возникли в Китае, когда на них возник спрос. Одной из них была теория мыслителя V века до н. э. Мо-цзы, проповедовавшего учение о всеобщей любви; люди должны любить себе подобных, как собственных родственников. Кое-кто из его последователей делал упор на этой стороне его учения, другие – на религиозном усердии, то есть поощрении почитания духов. И оно пользовалось большой популярностью у народа. Другой великий китайский мыслитель по имени Лао-цзы (чья слава затмевает тот факт, что нам о нем фактически ничего не известно) якобы составил трактат, считающийся ключевым документом философской системы, позже названной «даосизмом». Эти учения представляются наиболее очевидными в отрицании конфуцианства, ведь их адепты отстаивали радикальное пренебрежение многим из того, за что выступали конфуцианцы, например: уважение установленного порядка, благопристойность и скрупулезное соблюдение традиции с обрядом.

Даосы предлагали ориентироваться на концепцию, уже существовавшую в китайской философии и знакомую Конфуцию, великого Дао или «пути», то есть космического принципа, на котором строится и поддерживается гармонично организованная вселенная. Практическими результатами всего этого могли явиться политический квиетизм (пассивность) и отрешенность; одним из идеалов продвигавшие его сторонники называли то, что жители каждой деревни должны знать, что остальные деревни существовали потому, что ее обитатели слышат крики их петухов по утрам, но им не следует иметь каких-либо дел с соседями, не вести никакой торговли и не заключать никаких политических договоров, связывающих их. Такая идеализация примитивизма жизни и нищеты вступала в прямое противоречие с имперской политикой и идеей процветания народа, предлагаемых приверженцами конфуцианства.

Руководителям всех школ китайской философии приходилось принимать во внимание конфуцианское учение, настолько высокими были его престиж и влияние. Мудрец более позднего IV века до н. э. Мэн-цзы наставлял людей искать благоденствие человечества в конфуцианском учении. Само следование конфуцианским путем служило бы гарантией того, что в основе своей милосердная натура Человека сама проявит себя. Более того, придерживающийся конфуцианских принципов правитель должен прийти к власти и править всем Китаем. В конечном счете, наряду с буддизмом (который к концу эпохи Сражающихся царств в Китай еще не пришел) и даосизмом конфуцианство по обыкновению будет упоминаться как одно из «трех учений», лежащих в основании китайской культуры.

Всеобщее воздействие таких взглядов уловить сложно, но оно представляется огромным. Трудно сказать, сколько людей непосредственно воспринимали эти доктрины, а в случае с конфуцианством период его мощного влияния к моменту ухода Конфуция из жизни еще ждал своего расцвета в отдаленном будущем. Все же нравственное воздействие конфуцианства с точки зрения направления деятельности элиты Китая следует оценить как грандиозное. Им определялись нормы и идеалы поведения вождей и правителей Китая, существующие и в наши дни. Более того, некоторые его предписания, сыновнее благочестие например, распространялись вниз в народную культуру через предания и традиционные сюжеты изобразительного искусства. Таким образом, конфуцианство послужило дальнейшему сплочению цивилизации, многие наиболее поразительные черты которой фактически сформировались в III веке до н. э. Конечно же его положения подвигли правителей Китая обратиться к прошлому своей страны, что придало характерную направленность китайской историографии, и при этом возникли известные препятствия на пути некоторых форм научного познания. Судя по дошедшим до нас свидетельствам, после V века до н. э. традиция астрономических наблюдений, позволившая делать предсказание лунных затмений, пошла на спад. Кое-кто из ученых видел одну из причин заката традиционной астрологии во влиянии конфуцианства на государство. В целом говоря, великие школы этики Китая представляют собой один поразительный пример того пути, на котором обнаруживаются практически все категории отличия его цивилизации от категорий европейской традиции и, разумеется, от категорий любой другой цивилизации, известной нам. Уникальность китайской цивилизации определяется не столько относительным ее уединением, сколько ее живостью.

Для создания Китая потребовалось объединение двух великих сил. Первой из них было непрерывное распространение китайской культуры за пределы территории бассейна Хуанхэ. Сначала китайская цивилизация представлялась в виде крошечных островов в море дикости. Тем не менее к 500 году до н. э. она принадлежала многочисленным, быть может, сотням, что называется, «государств», рассеянных по китайскому северу, области Янцзы и восточной части Сычуани. Эта цивилизация к тому же постепенно охватывала южные и центральные области, где теперь находится провинция Хунань, северные области провинции Цзянси и провинция Чжэцзян. В том же последнем регионе постепенно расширялась территория одного из государств эпохи Сражающихся царств – царства Чу. Притом что это царство многим обязано было династии Чжоу, у него имелось много собственных языковых, каллиграфических, творческих и религиозных отличительных черт. К завершению периода Сражающихся царств мы оказываемся в точке, начиная с которой сцена китайской истории будет значительно расширяться.

Вторым из этих фундаментальных и продолжающихся процессов при династиях Шан и Чжоу стало установление ориентиров для институтов, которым суждено было сохраниться до новейших времен. Среди них следует назвать разделение китайского общества на владевшую землей элиту и простолюдинов. Хотя форма государства должна была глубоко измениться с появлением первых китайских империй, эти различия остались, наряду с укоренившимися образцами великих родов, вполне похожими на кланы, позже возникшие в Римской империи и в средневековой Европе. Существовала к тому же идея незыблемых моральных устоев и приличия, что должно было предотвращать крупные политические разногласия в китайской истории II века до н. э., когда наступила очередь империи Цинь. К тому времени сошлись вместе идеология, общественная организация и культура, в результате чего возник Китай как общность народа и территории, представляющая в глазах стороннего наблюдателя прочное единство.