Раздраженной и встревоженной Эмили никак не удавалось сосредоточиться на чем-нибудь другом. Хотя внешне она выглядела спокойной, внутри накал ее чувств достиг предела. Этого назначенного дня она боялась пуще смерти. Она послушалась совета Метью, нет, в глубине души она продолжала считать, что он заставил ее подчиниться его воле. Великое воссоединение. Великое прощение. Ну прямо Ялтинская конференция. Одним словом, свидание с матерью.

Не зная, как убить время и утихомирить тревогу, она постучалась в комнату к Ральфу. Сейчас, когда он уже стал для нее хранителем тайн, учителем, руководителем, почти наставником, до этого пугающего ее свидания ей очень хотелось побыть рядом с ним. Может, он знает успокаивающие слова, вспомнит какой-нибудь случай из своих дефиле или из презентации коллекции в какой-нибудь другой стране, что успокоит, рассеет ее тоску? Но на стук никто не ответил, наверное, Ральф уехал в город по своим делам. Ее разочарование сменилось удивлением: почему это теперь он так важен для нее?

В самом деле, их долгие беседы и его пребывание в этой же клинике помогли ей разобраться во многом.

В первую очередь в собственной болезни. Булимия и рвота – два совершенно противоположных приступа. Никогда не знаешь, когда и какой из них подкрадется, но, появляясь одновременно, они некоторым образом уравновешивают друг друга. Вот почему надо, чтобы они наступали одновременно.

Потом, разговоры с кутюрье и с Мэтью помогли ей по-другому взглянуть на события последних недель, она увидела в них совсем другой смысл. Эти двое мужчин, по возрасту годящиеся ей в отцы, каждый на свой лад, приводя свои доводы, советовали ей одно и то же: не бросать учебу. Ральф, как человек, хорошо знакомый с ночной жизнью, сумел убедить ее, что останься она в том клубе, все его посетители из мира светской тусовки скоро надоедят ей хуже горькой редьки, после чего она сама начнет выпивать, путаться со всякими проходимцами и пробовать наркотики. С этим она согласилась, поскольку уже поняла, что интеллектуальный уровень всех работавших в том ночном клубе обратно пропорционален количеству децибел, изрыгаемых музыкальной установкой.

Оставалось не более пяти минут до назначенного времени. Волнение достигло предела. Тоска тоже. Стресс, страх – синонимы, характеризующие ее состояние, за этими словами не скроешь правды: она очень боится встречи с матерью. Сможет ли она удержаться от обвинений, от осуждений? А эта история с любовником, стоит ли ее вспоминать? Еще Эмили с ужасом ожидала вновь встретить ледяной взгляд матери, хотя прекрасно знала, что в душе этой банкирши просыпаются иногда чувства, немного похожие на нежность. Однако, никогда не слышав подтверждающих эти чувства слов и не ощущая прикосновений любящих рук, как поверить в материнскую привязанность, о которой все ей твердят?

Эмили могла бы просто-напросто не спускаться на первый этаж, «просачковать». Такой выход несколькими минутами раньше она сочла бы идеальным решением, но теперь, поразмыслив, отмела его. Побег невозможен: это значило бы признать свое поражение и обмануть Метью. А она не хотела ни того, ни другого. Она не могла поступить так с человеком, который протянул ей руку в трудную минуту, который помог ей подняться, когда жизнь подставила ей подножку. Такой человек заслуживает только уважения.

Если бы Ральф оказался сейчас здесь, что бы он ей посоветовал?

Сосредоточься на своем дыхании, старайся делать вдох и выдох через равные интервалы времени, ты – самая лучшая хозяйка своих эмоций, помни об этом. Не отвечай моментально, поддаваясь первому же порыву, как ты это делала много лет. Когда кто-то говорит тебе неприятные или оскорбительные слова, прежде чем ответить, постарайся понять, почему ты реагируешь именно так. Так говорил ей Метью в тот день, когда она рассказала о стычке с преподавателем на экзамене, после которой ее желание учиться заметно ослабло.

Пора. Машинально она взъерошила волосы, словно специально для того, чтобы разозлить мать, и, прыгая через ступеньки, сбежала вниз, к кабинету Метью.