Глава 30

На следующее утро я поехала в Глен-Коув повидать Джоан. Всю дорогу я ловила себя на мыслях об Эндрю. Как он выглядел в этой небесно-голубой рубашке. Как понял меня и не развернулся и не ушел, когда я обрушила на него свою досаду. И что я почувствовала, когда мы встретились взглядами на пороге. И как мне стало одиноко, когда он ушел. Даже когда я подходила по дорожке к дому Джоан, к дому, в который я столько раз приезжала с Патриком, я видела перед собой лицо не Патрика, но Эндрю. И вины за это, как ни странно, не чувствовала.

Я не позвонила заранее и застала Джоан врасплох.

– Кейт! – воскликнула она. – Какими судьбами?

– Надеюсь, я тебе не очень помешала, – сказала я. – Просто подумала, что давненько тебя не видела, и решила заглянуть.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Что ж, лапонька, заходи.

Она повела меня в гостиную, и, проходя через кухню, я заметила посуду в раковине и несколько тряпок на кухонном столике.

– Что-то стряслось? – спросила я, как только мы устроились на диванчике.

– Откуда ты узнала? – ответила она вопросом на вопрос.

– Что? – Но я уже знала, о чем пойдет речь.

– О раке груди, – тихо напомнила она. – Ты сказала, мне надо провериться. У тебя было предчувствие. И ты оказалась права, Кейт. Два дня назад мне перезвонили. Третья стадия. Нужно как можно скорее начинать лечение. Если опухоль немного уменьшится, можно будет сделать операцию.

– Джоан!

Меня охватило чувство вины. Плохо я за ней присматривала! Но мысль о снах я тотчас отогнала – не могут они быть правдой. Просто совпадение. А вот Джоан давно было пора отправить на маммографию, не дожидаясь указаний во сне. Когда Патрик умер, я дала слово заботиться о его родителях. Я обманула Патрика.

Словно угадав мои мысли, Джоан подалась ко мне и сказала:

– По правде говоря, Кейт, я бы не пошла на маммографию, если б не твоя настойчивость. Я прекрасно себя чувствовала, а ты мой девиз знаешь: не чини, пока не сломалось.

Я кивнула. Джоан – стоик. Она и с гриппом врача не вызовет. Мне следовало догадаться, что на диспансеризацию она не ходит.

– Но ты поправишься, да? Что говорят врачи? Лечение тебе поможет?

Джоан снова уставилась на свои руки, потом выдавила улыбку:

– Они говорят, что на третьей стадии выживаемость составляет примерно сорок процентов. Но другие факторы риска, в том числе возраст, неблагоприятно влияют на прогноз.

Слезы подступили к глазам.

– Все будет хорошо, Джоан. Я знаю.

– Наверное, лапонька. А если не получится, значит, я скоро свижусь с мужем. И с Патриком.

– Нет! – резко ответила я. Порой и мне хотелось уйти отсюда, хотелось поскорее умереть, отправиться к Патрику. Но я умею ценить жизнь и не позволю Джоан так легко сдаться. – Ты должна бороться, Джоан. Бороться и победить.

– Непременно, дорогая. Конечно, я буду все выполнять. Но не сравнивай себя и меня: мне жить уже не для кого.

– Как это! – Я возмутилась. – У тебя есть я.

– Кейт, тебе пора строить собственную жизнь. Не нужно чересчур волноваться из-за бывшей свекрови. Может быть, все к лучшему.

– Ты не бывшая. – Я сделала глубокий вздох. – Ты мне родная, навсегда. И вот что я думаю: лучше тебе пока пожить у меня.

– Ну что ты! – Мое предложение явно застало ее врасплох.

Мысли прыгали. Сны – чем бы они ни были – привели меня сюда, заставили отправить Джоан на маммографию. Сны показали мне, что с Дэном у меня не будет семьи. Из-за них я разобрала гостевую комнату, надеясь поселить в ней Элли. Теперь я понимала, что удочерить Элли мне не было предназначено, значит, наверное, предназначено это. Джоан и есть та семья, о которой я должна в первую очередь позаботиться.

– Послушай, – увереннее заговорила я, – места полно. Дэн съехал, для меня одной квартира великовата. Химиотерапию тебе предстоит проходить в городе. Нельзя же все время мотаться туда-сюда. Поселишься у меня хотя бы на время лечения. Будем бороться плечом к плечу.

– Кейт, я не могу так вторгаться…

– Какое вторжение? Я же сама тебя приглашаю. Даже настаиваю. Переезжай ко мне. Я хочу тебе помочь.

Джоан все еще сомневалась:

– Разве что ненадолго.

– Ты сама решишь на сколько, – так же решительно продолжала я.

Ведь именно этого хотел бы Патрик. И я сама этого хочу.

Я припомнила, как накануне Эндрю рассуждал о предстоящем мне выборе. Не могу же я каждый раз, когда что-то не ладится, прятаться в том мире, к которому я не принадлежу. Значит, я остаюсь здесь и постараюсь помогать Джоан, быть надежным другом Элли, буду работать с детьми, с Максом и Лео и девочками. Останусь в мире, где Эндрю занялся социальной работой, где я – это я.

Я сделала выбор: здесь и сейчас. Вернуть Патрика не в моей власти, так что пора строить жизнь без него. Реальную жизнь.

С этого и начнем.

Во вторник Джоан закрыла дом в Глен-Коуве и переехала ко мне в гостевую комнату, прихватив с собой всего четыре чемодана: одежду, туалетные принадлежности, книги.

– Неужели тебе ничего больше не нужно? – удивилась я, помогая ей разобрать вещи. – Давай в пятницу вечером съездим еще раз, когда я вернусь с работы.

– Кейт, этого более чем достаточно. Я на всякий случай и зимнее пальто взяла.

Накануне я побывала с ней на «военном совете», как выразилась Джоан, – с онкологом и рентгенологом, – и мне стало полегче. Оба они – рентгенолог, доктор Хабаб, моя сверстница, и онколог, доктор Гольден, мужчина лет пятидесяти со смеющимися глазами, – были полны оптимизма и твердо намеревались вытащить Джоан из болезни.

– Не беспокойтесь, миссис Уэйтмен, – сказала доктор Хабаб, похлопав Джоан на прощание по плечу. – Мы этому раку задницу надерем.

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Джоан.

– Пардон за грубое выражение, – извинилась доктор Хабаб, – но пусть ваш рак знает: мы объявляем ему войну. И не отступимся.

– Она хорошая, – сказала Джоан, выйдя из кабинета и крепко пожимая мне руку.

Первый сеанс химиотерапии назначили на пятницу, а сегодня в обед я должна была встретиться с Джиной и все ей рассказать. Я шла к нашему излюбленному ресторанчику на углу 2-й и 52-й, вдыхая легкий аромат ранней осени, и вдруг почувствовала, что походка моя вновь сделалась упругой.

– Знаю-знаю, я отмахивалась от твоих снов, но, кажется, они и в самом деле что-то тебе подсказывали, – заговорила Джина, когда мы устроились за столиком. – Ты ведь сейчас стала счастливее, чем несколько месяцев тому назад, правда?

– Стала, – кивнула я. – Мне кажется, я не решалась вдуматься и признаться себе, что живу в лучшем случае вполсилы.

– А сны тебя разбудили, – улыбнулась Джина.

– Вот именно. – По крайней мере, я перестала жить по инерции, упуская все самое для себя важное. Теперь мне явно лучше, но пока что очень одиноко, тем более что и сны прекратились. – Но мне чего-то не хватает, – продолжала я. – То есть вроде бы жизнь вошла в новую колею, но не совсем.

– Наверное, это потому, что пора снять замок с сердца, – невинно заметила Джина, прячась за меню.

– Ты о чем? – удивилась я. – А, Джина?

Она опустила меню и поглядела на меня, словно бы недоумевая.

– Об этом Эндрю, – как о само собой разумеющемся ответила она.

– Что – об Эндрю?

– Он тебе нравится.

– Ты что! Ничего подобного. Он мой коллега, вот и все.

Джина молча подняла бровь. Видимо, ждала продолжения, так что после паузы я добавила:

– Ладно, хорошо, очень привлекательный коллега. И добрый. И любит детей.

– Ну и?..

– Ну да, верно, он замечательный, – забормотала я. Джина с торжеством глянула на меня:

– Так почему бы не попытаться?

– Мне кажется, у него кто-то есть.

– Сто процентов?

Я призадумалась:

– Не знаю.

– Ну так чем ты рискуешь? Он скажет, что у него уже есть подружка? Попытка не пытка. – Она не дала мне возразить: – Кейт, прошу тебя, возьми жизнь в свои руки, пока не поздно.

Я призадумалась.

– Ладно, – согласилась я наконец и уткнулась в меню, но Джина накрыла мою руку своей.

– В чем еще дело? – спросила она. – Выкладывай!

И я наконец высказала вслух мысль, которая мучила меня много лет.

– Мне кажется, это несправедливо – мне жить полной жизнью, быть счастливой, когда жизнь Патрика так рано оборвалась. Это нечестно.

Вина, которую я так долго держала в себе, выплеснулась наружу. Я поспешно стерла слезу со щеки. Глянула на Джину – глаза у нее тоже были на мокром месте.

– Пришла пора его отпустить, – непререкаемым тоном заявила она. – Мне это было сложнее всего – отпустить и не думать, будто я предаю Билла, если живу своей жизнью. Но ведь этого Билл и хотел бы для меня, я же понимаю. И Патрик для тебя.

Я вспомнила слова, которые сказал мне Патрик во сне: Я хотел бы для тебя счастья – каково бы оно ни было. Почему я не прислушалась к ним, а искала в снах каких-то таинственных смыслов? Может быть, главный смысл – вот он?

– Но я совершенно сбита с толку, Джина, – вздохнула я. – Я снова наделаю ошибок.

– Можно подумать, я никогда не ошибаюсь! – фыркнула она. – Кейт, я уже тысячи ошибок в своей жизни сделала. Или миллион. Как любой живой человек. Но кто избегает ошибок, тот ничему не учится. Так жизнь устроена. И сны твои, возможно, об этом же, откуда бы они к тебе ни пришли. Может быть, Патрик хочет тебе напомнить: надо жить. Остальное зависит только от тебя.

– А если я не пойму как? – спросила я.

Джина улыбнулась:

– Начни с Эндрю, дальше разберемся.

В тот вечер, закончив занятия, я сидела у себя в кабинете и поглядывала на телефон, как пугливая девочка-подросток. Раз десять уже снимала трубку и снова клала. Хотела позвонить Эндрю, но боялась. Вернее, паниковала. И все же, повинуясь совету Джины, я дала себе слово: не возвращаться домой, пока не соберусь с духом и не сделаю этот звонок.

Я глянула на часы. Без малого семь, с большой вероятностью Эндрю уже ушел с работы. Тогда у меня есть выход для слабаков: оставлю сообщение на его рабочем телефоне и предоставлю ему решать. Отзвонит – все-таки отважусь пригласить его на ужин, нет – сразу пойму, какая я дура, что на что-то надеялась.

Не давая себе времени передумать, я схватила трубку и набрала номер в полной уверенности, что попаду на автоответчик. Я была настолько не готова услышать самого Эндрю, что, когда он откликнулся после первого же гудка, растерялась и не знала, что сказать.

– Э, – только и произнесла я в трубку.

– Алло! – повторил Эндрю.

– Э, – повторила я. Потом набрала в грудь побольше воздуху и выпалила: – Э-это Кейт!

Так торопилась, что оба слова слились в одно.

– Кейт? – Он был удивлен. – Привет. Как дела?

– О, у меня все хорошо, задержалась немного на работе и подумала, не позвонить ли тебе, думала, наверное, ты уже ушел, а ты оказался на месте и взял трубку, и вот мы сейчас говорим… – Меня понесло. Я даже в лоб себе влепила трубкой: «Соберись, Кейт!»

– Спасибо за подробный ответ, – фыркнул Эндрю. Я расслышала в его голосе улыбку, и мне стало чуточку легче.

– Так вот, – сказала я.

– Так вот? – повторил он.

Я зажмурилась.

– Я просто… просто хотела тебя спросить.

– Я весь внимание.

Но я еще помолчала, потому что впервые поняла, что с ним все по-другому, чем с Дэном. С Дэном меня никогда вот так не трясло. Потому что сейчас на карту поставлено что-то очень, очень важное. И мне страшно. Навстречу Дэну я двигалась на автопилоте, отключив эмоции, но с Эндрю… если я откроюсь, а он меня отвергнет, это будет по-настоящему больно.

Но, в конце концов, не в этом ли смысл жизни? Открываться, подставляясь риску утраты и разочарования. Патрик как-то сказал: «Думаю, жизнь, в которой не приходится ставить на карту свое сердце ради того, что тебе дорого, мало чего стоит». Эти слова звучали сейчас в моей голове, как будто Патрик шептал их мне на ухо. Как странно: его голос подталкивал меня навстречу Эндрю. Но, может быть, Джина права? Наверное, он хотел бы этого для меня. Чтобы я была счастлива. Жила полной жизнью.

– Кейт? – негромко окликнул Эндрю, вторгаясь в мои мысли. – Ты еще тут?

– Так вот я и подумала… – с ходу продолжала я, – точнее, я хотела, наверное, вот о чем хотела спросить: если у тебя нет подружки, может быть, ты бы…

– Кейт! – перебил он меня, не давая окончательно скатиться в идиотизм. – У меня нет подружки.

– О! – Я запнулась. – Я… я думала, я почему-то решила, что та девушка, с которой я видела тебя в баре…

– Друг хотел нас познакомить. Мы дважды встречались, но никаких флюидов.

Я нахмурилась. Как это «никаких флюидов», если она выглядит, словно супермодель?

– Допустим, а как насчет девушки, чей голос я слышала в тот вечер, когда позвонила тебе по поводу Элли…

Эндрю смущенно хмыкнул:

– Герлфренд, да, с которой были отношения, потом прерывались, потом кое-как наладились, а в общем-то ничего хорошего. Наутро я сказал ей: пора с этим заканчивать.

– Так и сказал?

– Мне другая нравится, – сообщил он. – И в ту ночь я, кажется, понял, как сильно она мне нравится.

– О! – в замешательстве пробормотала я. – Это хорошо. Тогда… ну, если ты когда-нибудь… если тебя это интересует… может быть, мы могли бы…

– Очень интересует! – в очередной раз перебил он меня, и я снова услышала в его голосе улыбку.

– О! – повторила я. Опять вдохнула, понимая, что от следующих слов зависит новая для меня жизнь, в которой мой выбор снова будет иметь значение, мое сердце будет поставлено на карту, жизнь, где я буду жить – снова жить, жить впервые – за долгие годы. Я снова в игре – не важно, ждет ли меня выигрыш, проигрыш или ничья. – Я хотела спросить…

– Кейт! – На этот раз он решительно меня остановил. – У тебя это потрясающе нелепо выходит. И слава богу, потому что я хотел быть первым, кто задаст этот вопрос. Только боялся, что ты еще не готова. Итак… если ты готова…

Теперь уже он нервничает, а я улыбаюсь, слушая, как дрожит его голос.

– Как насчет ужина? – спросил он. – Свидание. Настоящее свидание. Ты и я. Ты… ты нравишься мне, Кейт. И я бы хотел понять, как оно может у нас сложиться, если дать нам шанс. – После паузы он добавил: – Если ты этого хочешь.

– Я хочу, – тихо подтвердила я. Прикрыла глаза и улыбнулась. Самое начало. Нам не дано знать, что из этого выйдет, но я готова попытаться, оставить Патрика в прошлом, прекрасном прошлом, и жить в настоящем, строить свое будущее. – Завтра вечером, например?

– То есть после занятий с невероятно красивым и очаровательным преподавателем языка жестов? – с напускной серьезностью уточнил он. – Которого ты будешь, конечно же, пожирать глазами весь час до самого свидания?

– Ну конечно, – рассмеялась я.

– Тогда ответ положительный. Завтра подходит. Только не думай, что отделаешься формально-деловой беседой лишь потому, что мы встречаемся после занятий. Я закажу столик, и у нас, моя юная леди, будет настоящее первое свидание, даже и не спорьте. И пусть Эми до конца семестра думает, как избавиться от соперницы.

– Договорились! – Улыбка сама растягивала мне губы.

– Значит, до завтра, Кейт. Очень рад, что ты решилась и позвонила.

– И я рада. – Внутри трепетали тысячи крылышек – а я и не думала, что бабочки еще живы. Прикрыв глаза, я откинулась на спинку стула. Да, я готова. Теперь я вижу, что готова. – Спасибо, Патрик! – сказала я.

И тут из дверей донеслось:

– Что с вами?

Я раскрыла глаза и увидела Элли – взъерошенную, перепуганную.

Я вскочила:

– Ничего, ничего. Ты как здесь оказалась? С тобой все в порядке? Где мама? Как ты узнала, где я работаю?

Элли, скорчив гримасу, вошла в кабинет.

– Я умею пользоваться Гуглом. Вы – Кейт Уэйтмен, музыкальный терапевт. Адрес и все остальное. Не бином Ньютона.

– Поняла. Но зачем я тебе понадобилась? Что случилось? – Я оглядела девочку.

– Мне нужна ваша помощь.

Сердце пропустило удар.

– Что-то с мамой? – Едва эти слова вырвались у меня, я почувствовала, что надеюсь на отрицательный ответ, то есть и эту развилку я благополучно миновала.

– Не в этом дело. Мама в полном порядке. Беда у подруги.

– У Беллы? – встрепенулась я.

– Да. Она тоже на попечении, как я была, вы же помните.

– Помню.

– С ней вот как получилась: ее опекуном была бабушка, но она умерла месяца четыре назад, и Белле некуда было деваться, она попала в систему. Ей до сих пор никак не найдут приемную семью.

– Это очень грустно, – пробормотала я. – Но что сейчас случилось? С ней все хорошо?

Элли притопнула кроссовкой.

– Физически да. То есть она здорова, если вы об этом. Но она поехала на разговор со своей мамой. С биологической матерью. Не стала меня слушать, сколько я ее ни отговаривала. Все эти годы она думала, что мама умерла, но увидела ее на бабушкиных похоронах, где-то в задних рядах. С тех пор Белла сама не своя. А мама ей даже слова не сказала.

– Кошмар какой!

– Понятное дело. И Белла решила пойти и спросить у нее, почему та ее бросила, совсем маленькой. Хочет наорать на нее или не знаю что. Она искала ее в «Фейсбуке» и в «Твиттере», прошлой ночью вычислила, где мать работает, и сейчас едет к ней, хочет устроить скандал.

– Только не это!

Элли кивнула:

– Я боюсь за нее. Она может пострадать. Нет, не физически, разумеется, но…

– Ты хочешь ее остановить?

Элли кивнула.

– Вы мне поможете? Я знаю, это не входит в ваши обязанности, но я не придумаю, как к ней подступиться, а вы умеете делать так, чтобы человеку стало лучше. Я подумала, может, вы сообразите, что ей сказать.

– Ох, Элли! – вздохнула я. Она пришла ко мне – сама так решила, – чтобы уберечь подругу от горя. От гордости за эту девочку заныло сердце. Поспешно встав, я схватила куртку. – Конечно, постараюсь помочь. Идем.