Глава 28
Следующие недели я лихорадочно готовилась к роли приемной матери. Поговорила с Джиной – она поддержала меня намного охотнее, чем Сьюзен, – прошла предварительное собеседование и тут же начала дважды в неделю посещать курсы для приемных родителей, – обязательная подготовка, на которую записал меня Эндрю. Многое из того, чему нас учили, я уже знала – что-то интуитивно, что-то благодаря профессии музыкального терапевта. Но узнала я и много нового: как помочь приемному ребенку интегрироваться в семью, какие у меня будут права и обязанности. В каждом сценарии, который разбирал с нами инспектор, я мысленно представляла себя с Элли, тотчас спохватываясь: этот ребенок пока еще не мой. Но сны не возвращались, и я уверилась в том, что в этом и было их назначение: привести меня сюда.
Каждую неделю ко мне на дом приходила соц-работник Карен Дэвидсон. Она объяснила, что обычно инспекция жилья занимает несколько месяцев, но поскольку Эндрю дал мне рекомендацию и просил поспешить из-за неотложной ситуации с Элли, то она старается помочь. «К тому же вы учитесь языку глухонемых и имеете опыт работы со слабослышащими и проблемными детьми. Вы для нас идеальный кандидат, и я хотела бы как можно быстрее включить вас в наш список. И то, что вы волонтер Святой Анны, тоже плюс».
Она изучила мои налоговые декларации за последние годы, сняла копию со свидетельства о рождении и карточки социального страхования, попросила справку от терапевта. И каждую неделю засыпала меня сотнями вопросов обо всем на свете: где ребенок будет спать (вот, я расчистила гостевую спальню), кто будет за ним смотреть, когда я на работе (я уже нашла хорошую продленку), точно ли я не состою в романтических отношениях (не состою, громко и уверенно ответила я). И заглянула в каждый уголок моей квартиры, в каждую щель, все время что-то строча в своем блокноте.
Эндрю просил меня не делиться своими планами с Элли. «Нельзя ее обнадеживать, пока нет стопроцентной гарантии, – предупредил он. – И не будем мешать ей строить отношения с родной матерью». Так что я продолжала навещать ее по четвергам, как и раньше, и радовалась тому, как девочка привыкает ко мне, рассказывает о школе, о своей любимой подруге Белле (она обозначала ее на языке жестов как МЛП – «моя лучшая подруга»), и даже скрещивала пальцы, указательный и средний, когда выговаривала эти буквы. Я радовалась тому, как растет и укрепляется эта дружба: у Беллы были такие же проблемы – и со слухом, и с поиском приемной семьи; девочки хорошо понимали друг друга. Я смеялась, слушая, как они с Беллой подстраивают, чтобы Джей Кэш, мальчик с лиловыми волосами, пригласил Элли на свидание.
– Я еще ни разу не целовалась, – в один из четвергов призналась мне Элли. – Белла говорит, это гадость, языки мокрые, но, по-моему, она врет и сама никогда не целовалась, так что я ей не очень-то верю.
Сердце мое тает от нежности. Мы хорошо ладим, и я счастлива: мы сближаемся все больше. Я радуюсь и тому, что в наших разговорах больше не упоминается ее мама, хотя, наверное, я должна была бы завести о ней речь, вдруг девочке нужно это обсудить. Но я предпочитаю мечтать о той скорой поре, когда я все устрою для Элли наилучшим образом и она забудет ту боль, которую ей причинили родные.
Я тружусь не покладая рук и не оставляя при этом обычной своей работы. По вторникам и пятницам хожу на курсы для приемных родителей, по средам в кружок к Эндрю, по четвергам езжу в Квинс и занимаюсь с Элли, Риэйджей и мальчиком по имени Тарек – у него остаточный слух всего десять процентов, и он только что попал в систему усыновления. На работе перешучиваюсь с Максом, помогаю Лео наладить отношения в школе и занимаюсь музыкой еще с двумя десятками ребятишек, – у каждого своя проблема, и мы их решаем вместе.
Жизнь потихоньку возвращается в норму – новую норму, без Дэна. Я тоскую по своим снам, по промелькам жизни с Патриком и Ханной. Каждую ночь я мечтаю проснуться в том мире, где Патрик все еще со мной и у нас есть Ханна. Каждое утро мое пробуждение безотрадно: я снова и снова переживаю эту потерю. Пыталась я и дозвониться Джоан, но мы словно играем в салки по телефону: то я натыкаюсь на голосовую почту, то она, перезвонив, оставляет мне сообщение.
Через месяц после разрыва Дэн наконец согласился встретиться со мной в обед. И пять минут кряду молча слушал мои извинения, а потом сказал, что теперь точно знает: он никогда меня не любил. Почему-то меня это больно задело.
– Не может быть, – сказала я. – Мы были вместе почти два года.
– Это не помешало тебе уйти. – Он смотрел на меня жестким взглядом. – Вот и вся твоя любовь.
– Дэн, я любила тебя, – возразила я. – И сейчас люблю. Просто мы не подходим друг другу.
Он закатил глаза:
– Избавь меня от психоболтологии. Разобралась бы сначала с собой. Ты приволокла в отношения весь свой прошлый балласт, я тут ни при чем. Это только твоя вина, на все сто процентов. Я заслуживал лучшего.
– Конечно, – кивнула я.
– Так нечего твердить, будто любишь меня. Ждешь, что я тебе улыбнусь и скажу: «Да ничего страшного. Ты использовала меня и выкинула – невелика беда».
– Но я вовсе не хотела обидеть тебя, – попыталась я объяснить. – И просто хочу, чтобы ты это понял.
Он отвернулся, но я увидела в его глазах боль, и мне стало совсем скверно.
– Кейт, мне, честно, наплевать, чего ты хочешь. – Он поднялся и вышел, не дожидаясь, пока официант примет заказ.
Несколько недель спустя я закончила обучение, и оставалось только получить сертификат кандидата в усыновители. Мне говорили, что ждать приходится порой долго: бюрократическая волокита. Но мое дело – держаться и надеяться, что все пройдет быстро и гладко.
Август сменился сентябрем, стало холоднее, близилась очередная годовщина смерти Патрика. Накануне как раз пришлась среда, и после занятий Эндрю отвел меня в сторону и сказал – на языке жестов, я здорово в нем поднаторела за это время, – что я могу пропустить четверг, не являться в Святую Анну.
«Почему?» – так же знаками спросила я.
«Потому что это восемнадцатое сентября», – ответил он.
Я уставилась на него.
– Ты помнишь! – вслух вырвалось у меня.
– Годовщину гибели твоего мужа? Конечно, помню. И не хочу, чтобы ты завтра тратила силы на нас. Возьми отгул.
– Ладно, – сказала я, хотя немного расстроилась, что не увижу ни Эндрю, ни Риэйджу, ни Тарека, ни Элли. Проведу вечер наедине со своими мыслями и своей печалью.
– Ты как? – спохватился он, когда я собралась уходить. – Тебе завтра будет тяжело? – Не дав мне ответить, он покачал головой: – Что за глупый вопрос! Конечно, тяжело. Идиотство даже спрашивать об этом.
Я улыбнулась ему в ответ.
– Нет, не идиотство. Спасибо, что беспокоишься обо мне. И да, это тяжело. Но с каждым годом становится чуточку легче, ты же знаешь. Я справлюсь.
– Послушай, ты приходи в Святую Анну, если хочешь, – сказал он. – В такой день несправедливо заставлять тебя работать, но, если хочешь, приходи. Я там весь день буду, и вечером тоже. Если тебе станет грустно, если захочешь поговорить… – Он оборвал себя на полуслове: – Нет, конечно, тебе и без меня есть с кем поговорить. Я вовсе не имел в виду…
– Я понимаю.
– Я только хотел сказать, понимаешь, если тебе нужен еще один друг, то вот он я тут. В смысле там. В Святой Анне.
– Большое тебе спасибо, – сказала я. – Я рада, что ты думаешь обо мне.
– Конечно, думаю. Я не умею толком это выразить, Кейт, но твоя помощь бесценна. Иногда мне становится стыдно: я вроде как заманил тебя в западню. Ты пришла изучать язык глухонемых, а я тут же вцепился, уговорил стать волонтером, теперь ты работаешь на нас каждый четверг. Не очень-то это с моей стороны порядочно.
– Что ты, я счастлива. Мне ужасно нравится работать с детьми. Спасибо, что предложил мне это.
– Что ж, – продолжал Эндрю, – как ни крути, я твой должник. Так что, если тебе когда-нибудь захочется выйти в город с кем-то еще, кроме сестры или подруги, дай знать. Я бы хотел как-нибудь еще сводить тебя на ужин – столь же вкусный и познавательный. В качестве благодарности за помощь с ребятками.
Я уставилась на него. Приглашает на свидание? Нет, эту мысль я сразу же выбросила из головы, поскольку видела его девушку – красотка словно с журнальной обложки! Это дружеское приглашение, коллега угощает коллегу, хотя при этом отчего-то краснеет.
– С удовольствием, – ответила я.
По какой бы причине Эндрю ни приглашал меня, я и правда рада буду провести время в его компании. Я не могла заранее предугадать, какой одинокой себя почувствую, лишившись и Дэна, и моих снов. Порой мои ночи тянутся бесконечно.
– Супер, – сказал Эндрю. Неуклюже обнял меня и еще раз попросил позвонить ему завтра, если мне понадобится поддержка.
«Спасибо, – на языке жестов ответила я. – Увидимся на той неделе».
Он ухмыльнулся:
– Здорово ты наловчилась. Ладно, увидимся через неделю.
* * *
На следующий день я взяла на работе отгул, как всегда в годовщину смерти Патрика. Сколько я ни старалась оставить прошлое в прошлом, я не была готова провести день его смерти как заурядный будний день. Мне это показалось бы ненормальным.
Утром я долго лежала в постели, пытаясь понять, когда же успели пройти эти двенадцать лет – целых двенадцать! Порой мне казалось, будто прошел всего год, от силы два. А иногда – словно я живу без Патрика уже многие десятилетия.
Я как раз принялась жалеть себя, но тут на телефон пришла эсэмэска. К моему удивлению – от Элли.
«Вы как?» – написала она.
«Хорошо, спасибо», – ответила я, пытаясь сообразить, был ли то обычный вежливый вопрос или девочка тоже помнит день смерти Патрика и думает обо мне.
«Я подумала вы грустити о муже», – написала она минуту спустя. Как я была ей благодарна!
«Да, – написала я. – Мне очень грустно. Спасибо, что думаешь сегодня обо мне».
«Я вас люблю, – после небольшой паузы ответила она. – Вы ко мне хорошо относитись».
«И я тебя очень люблю, – написала я. – Ты замечательная, Элли».
Снова пауза, я уж встревожилась, не ляпнула ли чего. Но потом пришел ответ:
«Приходите ко мне в гости если вам грустно. Я вас порадую».
«Спасибо, Элли», – улыбаясь про себя, написала я.
«У моей мамы сегодня слушания», – пришла новая эсэмэска.
Сердце замерло. Почему Эндрю не предупредил? «Соцработник говорит, она не знает, как пойдет дело», – написала Элли в следующей СМС.
Я сглотнула. Наверное, Эндрю не хотел меня обнадежить раньше времени. Или боялся разбить мне сердце – именно сегодня, в худший день моего календаря.
«Удачи», – заставила я себя написать.
«Спс, – ответила Элли. – Пора в школу».
Закончив переписку, я выключила телефон, снова откинулась на подушки и уставилась в потолок. До чего же я одинока! Но сегодня – день Патрика, а не Элли и не ее мамы. Нельзя допустить, чтобы еще одна тревога, над которой я не властна, вторгалась в мою печаль.
В начале девятого я повернулась на бок и посмотрела на часы у изголовья. Цифры на них сменялись, а я думала о том, как двенадцать лет назад, в это самое время, Патрик был жив и наша жизнь была блаженна, безмятежна – идеальна. Мы и не догадывались, что всего через несколько минут все непоправимо изменится.
Я неотрывно глядела на часы. 8:36. Осталась одна минута. Бессмысленная пытка, но оторвать взгляд от циферблата я не могла.
8:37. Сердце заныло, как всегда в этот день, в эту минуту. В ту самую минуту двенадцать лет назад Дженнифер Барвин (уровень алкоголя в крови более чем вдвое выше допустимого законом) навсегда изменила ход моей жизни. «Я просто хотела показать малышке Таймс-сквер», – скажет она полиции, когда ее усадят в «скорую». Она лишь руку сломала, а малышка, надежно пристегнутая к детскому креслу, не получила и царапины.
Я пролежала до 8:52, до того мгновения, когда Патрик испустил последний вздох в клетке из искореженного металла. Затем встала, побрела в кухню, на автомате сварила себе кофе, хотя и не хотела его пить. В одиннадцать я наконец включила мобильный телефон и ответила на пропущенные звонки Сьюзен, мамы и Джины. Сьюзен и мама волновались за меня и хотели, чтобы я знала: они сейчас тоже думают обо мне и Патрике. Разговор с Джиной был, как всегда, спасителен: мы плакали вместе и вспоминали любимые смешные истории о Патрике и Билле.
– Помнишь, как мы всей компанией пошли в кино и у Билла полу куртки защемило вращающейся дверью? – срывалась на смех Джина. – Заметил только Патрик, они с Биллом стали орать на тех, кто подпирал сзади, и пытались остановить дверь, а мы с тобой решили, что они свихнулись.
– А как та девочка подошла к нам, когда мы обедали в кафе, и почему-то приняла Патрика за этого – как звали того актера, который играл Марка Дарси?
Джина расхохоталась:
– Точно! Колин Фёрт. Она только что посмотрела фильм с ним, и решила, что они с Патриком на одно лицо.
– Он все пытался ей объяснить, что он не актер, обычный человек, но это не помогло. Девочка знай себе твердила: «Колин Фёрт сказал бы то же самое».
– Господи, Патрик тебя этим потом месяцами дразнил, да? – подхватила Джина и попыталась заговорить басом, подражая Патрику, подражающему британскому акценту: – «Я Колин Фёрт, и ты должна во всем меня слушаться. Я звезда».
Я невольно рассмеялась.
– Я скучаю по ним, – тихо проговорила Джина.
– Да. И я тоскую.
Мы договорились вместе поужинать на следующей неделе и распрощались. Глубокий вдох – и я набрала номер Джоан.
– Как ты, лапонька? – сразу же спросила она.
– Как обычно восемнадцатого сентября, – ответила я.
– Легче не становится, это оказалась неправда, – сказала она. – Каждый год думаешь, мол, прошла еще шажок по пути к исцелению, и каждый год в этот день вновь оказываешься на том же месте.
– Именно так, – сказала я. Джоан все понимает. – Как ты?
Мы немного поболтали о Патрике. Потом, припомнив свой сон, я спросила Джоан:
– А ты прошла маммографию, как мы договаривались?
– А, да! Как раз собиралась тебе сказать! – воскликнула она. – Я сходила. Та женщина, которая делает маммографию, – как она называется? Рентгенолог? – сказала, с виду все в порядке, в одном только месте им что-то не понравилось, и они взяли кусочек на биопсию. Врачи настроены бодро, результат на днях будет готов, и я уверена, все в порядке, – но все равно спасибо, что заставила меня сходить. Намного приятнее знать, что у меня ничего плохого нет.
– Хорошо, – ответила я, хотя и встревожилась при упоминании о биопсии. Образ облысевшей, ослабленной химиотерапией Джоан так и стоял у меня перед глазами. – Сообщи мне, когда получишь результаты, хорошо?
– Конечно, лапонька, – пообещала она.
После этого разговора я так и осталась сидеть на кухне перед остывшей чашкой кофе. Боль утраты раздирала душу, и сколько ни вспоминай смешное, сколько ни плачь о потере, легче не становится.
– Патрик, ты слышишь меня? – позвала я. – Я люблю тебя. Никогда не переставала тебя любить. Я каждый день тоскую о тебе. – Я чуть помолчала и тихо-тихо добавила: – Я знала еще прежде, чем впервые увидела тебя…
Но в ответ тишина.
И вдруг – звонок. Я даже испугалась, тем более что номер не определился. Обычно в таких случаях я жду, чтобы телефон переключился на голосовую почту, но мне было так одиноко и грустно, что я взяла трубку и сказала «Алло».
– Кейт Уэйтмен? – женский голос, вроде бы знакомый, но я не могла сообразить, кто это.
– Да.
– Отлично. Это Карен Дэвидсон.
Сердце подскочило и застряло в горле.
– Карен, вы!
– Я звоню сообщить вам замечательные новости, Кейт! Вы внесены в список кандидатов на усыновление. Сертификат уже готов.
Я не могла поверить. Попросила повторить, и она повторила.
– Вы будете прекрасной приемной матерью, Кейт, мы все в этом уверены, – сказала она. – Поздравляю! Мы рады, что вы теперь в нашей команде.
Сердце стучало с удвоенной скоростью.
– Я скоро стану матерью, – не веря себе, прошептала я.
– Непременно станете, – сказала Кейт.
– Как вы думаете, есть надежда, что я смогу удочерить ту девочку, с которой сейчас занимаюсь? – спохватилась я. – Элли Валчер?
– Почему бы и нет, – было слышно, что Карен улыбается, – если ей нужна семья, а вы как раз обладаете навыками для работы со слабослышащими детьми.
Я покачала головой, подняла глаза к потолку. Должно быть, это Патрик все устроил. Да, я угадала верно: к этому и вели мои сны. Именно сегодня, восемнадцатого сентября.
– Карен, не знаю, как вас и благодарить.
– Не за что! – горячо откликнулась она. – Это мы вам благодарны за то, что вы открыли свое сердце и свой дом ребенку. На неделе мы все оформим официально – у вас найдется время заглянуть ко мне в офис?
Мы договорились встретиться завтра же в полдень, Карен продиктовала мне свой адрес, и мы распрощались.
Полная надежд, я отправилась в гостевую спальню, остановилась посреди комнаты, зажмурилась. Если ничего не сорвется, тут будет жить Элли. Сейчас пойду и куплю кровать, одеяло, которое должно понравиться девочке, а еще, пожалуй, сразу же куплю симпатичное электропианино и айпад с программой для записи музыки. Моя жизнь меняется, это случилось сегодня, восемнадцатого сентября – есть в этом некая высокая правда.
– Спасибо, Патрик, – шепнула я, теперь уже явственно ощущая присутствие мужа. Его крепкие объятия, его теплое дыхание на шее, я всем телом прижималась к нему. – Я знаю, это ты все устроил. Спасибо, что послал мне Элли.
