Глава 8. Встреча выпускников
– Не знала, что ты играешь на виолончели.
– Да, мои родители видимо подумали, что назвать меня Леонардом и перевести в класс для одарённых детей будет недостаточно, чтобы меня били в школе.
«Теория большого взрыва»
– Вот теперь повоюем! – бодро говорю я кому-то и просыпаюсь.
Просыпаюсь от того, что у меня жутко чешется лицо. Да что там лицо, чешется все тело и одновременно! Даже там, внизу, чесотка охватывает все так, что я в испуге смахиваю простыню и оттягиваю резинку трусов, проверить, все ли там в порядке, и нет ли каких неведомых покраснений?
Там все в порядке. И, вроде бы, в порядке чуть более чем раньше. Озадаченно почесав затылок, я сажусь на кровать и охаю от резкой боли и ломоты в костях. Связки, суставы тоже ноют. Да что такое?
Странно. Первые панические мысли о причинах зуда и болей – мало ли, вдруг болезнь какая – сменяются осознанием причин этого. Я же перед сном апнул «Харизму»!
Иконка уведомления, мигающая в панели информации, по команде развертывается в полный текст:
Повышение привлекательности согласно стандартам общества локального сегмента Галактики успешно завершено.
Рост носителя повышен на 2 см (целевой показатель 188 см не достигнут).
Пигментирован волосяной покров носителя (целевой показатель достигнут).
Образовано и накоплено достаточно меланина в коже носителя (целевой показатель загара достигнут).
Скорректирован волосяной покров (достигнут целевой показатель длины ресниц, формы бровей, оптимизирована структура волос).
Достигнуты целевые показатели формы глаз, носа, скул, щёк, губ, челюсти, подбородка, лба, ушей носителя.
Восстановлено отсутствующих зубов: 2.
Восстановлено поврежденных зубов: 19.
Скорректирована форма и расположение зубов.
Сглажен и скорректирован кожный покров.
Цвет глаз носителя изменен на синий…
Полотно произведенных изменений длинное, и с каждой прочитанной строчкой мои новые, синие вместо карих, глаза расширяются все больше. Я лезу в рот и нащупываю новые зубы там, где они ранее привычно отсутствовали. Один зуб мне в студенчестве снёс поддатый стоматолог – у него был короткий предпраздничный день накануне восьмого марта, а я так измучился от невыносимой, ноющей, отдающейся в голову боли, что согласился на удаление. Второй зуб я тупо потерял, засиживаясь в Игре и больше года оттягивая поход к дантисту, чтобы запломбировать дыру. Когда все же добрался, ремонтировать уже было больше нечего, только удалять.
В конце концов, не дочитав, не выдерживаю и бегу в ванную. Там, стоя перед большим зеркалом, внимательно себя изучаю. Вглядываюсь – вроде я. Точно, никто другой, именно я, но с какими-то неуловимыми изменениями: кожа смуглее, и загар такой породистый, будто с обложки журнала; подбородок стал чуть массивнее, увереннее; улыбка…
Улыбнулся себе в зеркало и поразился увиденному. Открытая, располагающая улыбка с идеально ровными крупными белоснежными зубами будто и не моя. И тем радостнее, что все-таки это я.
Кожа лица идеально гладкая – будто профессионально обработана в «Фотошопе». Глаза стали ярче, что ли, пронзительнее. Волосы потемнели.
В общем, кареглазого шатена сменил синеглазый брюнет. Я себе нравлюсь.
Блин, я серьезно? Ведь мужчина должен быть что? Волосат и вонюч. Лишь бы чуть красивее обезьяны! С каких пор меня заботила моя внешность?
Хм, вообще-то заботила – еще с тех школьных времен, когда симпатичные мне девочки млели не от того, какой я умный, а какой Пашка Пашковский красивый или Андрюха Беляев сильный. Но когда с возрастом пришла мудрость, что твоя внешность неизменна, и работать надо с тем, что есть, стало привычным довольствоваться тем, что дали Бог и генетическая лотерея. Так что то, что я вижу в зеркале, мне нравится! Одна единичка «Харизмы» и большой шаг для Филиппа Панфилова.
А вот как теперь скажется на размерах одежды мой повысившийся рост – непонятно. Надеюсь, размер ноги тот же остался? Или вместе с ростом пропорционально увеличилось и все остальное? Судя по тому, что я увидел у себя в трусах, размер все-таки имеет значение – меня ведь подгоняли к «стандартам общества локального сегмента Галактики»?
И как я объясню всё это родителям? Якобы линзы, солярий, дантист, косметолог и парикмахер как-то могут объяснить изменения во внешности, но как объяснить рост? Ладно, спишем на спорт, если вдруг родители с Кирой что-то заподозрят.
В какой-то прострации я зачем-то иду в прихожую мерять обувь. В мыслях бардак, разброд и шатание. По пути сворачиваю на кухню, забыв, что шел примерять кроссовки. Там включаю чайник, чтобы сделать кофе, а потом иду собирать вещи, чтобы идти на пробежку.
И только потом, стащив с сушилки беговую форму, понимаю, что сейчас не утро, а вечер выходного дня, а я должен идти на встречу выпускников. Часы интерфейса показывают девятый час вечера, а встреча назначена на семь! Опоздал!
Черт, как же так? Рациональное мышление говорит, что ничего страшного не случилось, пока все соберутся, пока то да сё, как раз часть уже выпьет и расшевелится – ведь первоначальная скованность после стольких лет будет в любом случае…
Мысли думаются, а тело действует – умыться, одеться в новые тряпки, пшикнуться парфюмом (+5 к харизме), протереть обувь. Часы на руку, бумажник в задний карман, мобилу в пиджак, вызываю такси. Готов?
Ах, да, Васька, прости. Заполняю миску до краев кормом, вторую – водой.
На выходе контрольно изучаю себя в зеркале. К встрече выпускников готов!
* * *
Подъехавшее такси напоминает ржавое корыто. Увидев его, ужасаюсь, но и так опаздываю, не до капризов. Ныряю.
Салон пропах въевшимся в обивку и кресла прогорклым табаком, ручки подъема стекол оторваны, и еду, чуть не задыхаясь. Водителю-то пофиг, он привык и не замечает, а вот мне туго. Восприятие высокое, чувствую все нюансы и оттенки запахов – слева от коврика несет блевотиной, спереди – пролитым пивом. Тело за рулем тоже, как писали классики, воздуха не озонирует: лето, жара и один никак не добравшийся до душа пузатый боец сферы пассажироперевозок.
Из всех плюсов поездки – безмолвный таксист. То есть, разговаривал он активно, понося какого-то Михалыча, который вообще охренел, но говорил не со мной, а по телефону.
Ко всему, еще и новые кроссовки жмут. Терпимо, но ходить в них постоянно, конечно, не вариант, надо будет обменять на размер больше. Вечер как-нибудь продержусь. Другие шмотки сидят, вроде, нормально, разве что, рубашку пришлось навыпуск надеть, не заправляя – два сантиметра к росту внесли коррективы.
Думаю, чего я жду от этой встречи? Участвовать в ярмарке тщеславия я точно не буду, да и хвалиться нечем. Полина? Ну… Может быть – я-то свободен. А так – повидать друзей детства, одноклассников, да и отметиться. Ведь половина активной жизни прожита, еще столько же – и старость. Вдруг больше кого-то из них не увижу никогда?
Вот странная логика: жил все эти пятнадцать лет, не тужил, да и не страдал никак, что ребят давно не видел. Зато, как появилась такая возможность, так сразу решил встретиться – будто и нет у меня проблем с инопланетянами и сыном первого зама мэра. А с другой стороны, что я сейчас могу сделать? В Испытании за меня моя копия отдувается, а от Дорожкина может и не будет никаких ходов.
Когда я подъезжаю к ресторану «Чито-Гврито», у его входа толпится народ. И народ этот неожиданно проявляет необычное любопытство, наблюдая за подъехавшей машиной. Я расплачиваюсь с таксистом, жму плечами на его сетование об отсутствии сдачи и поскорее выскакиваю из душегубки – под пристальным вниманием группы курящих. Человек двадцать, не меньше. Одноклассники? Точно.
– Да это же Сморчок! – басит чей-то знакомый голос, памятный еще со школьной скамьи. – Еще и с личным водителем! Ха-ха!
– Точно! Зоофил приехал!
Блин, вот и еще одно прозвище всплыло, без скрытого подтекста – назвали так из моей любви к животным.
Подхожу к ним. Половину из них я не узнаю – то ли память подводит, то ли так изменились, но интерфейс приходит на выручку. Машинально снимаю показания интерфейса – здоровье, семейный и служебный статус, дети, уровни социальной значимости. Выше девятого уровня нет никого, а вот дети – почти у всех. Многие разведены, но Полина замужем. И у нее – двое детей. Жаль.
– Привет! – не обращая внимания на подначки, подхожу к ребятам. – Андрюха, Пашка, Макс, Таня, Яна, Лена, Полина…
Обнимаюсь с каждым.
– А ну-ка! Сколько лет! – Пашковский хватает меня и пытается крепко, до хруста костей, стиснуть, как он делал это в детстве, но я не стискиваюсь. – Окреп, бродяга!
– И правда, очень изменился со школы, – замечает рыжая Ленка Ежова, которую я сразу признал без помощи системы, хоть и не видел все эти пятнадцать лет. – Вот так на улице бы встретила – мимо прошла бы, не узнав!
– Где на улице? У тебя в Бостоне? – ржет Андрей Беляев – тот самый Беляш и владелец ресторана. – Я очень сомневаюсь, что Фил там бывает.
– Да куда мне до Америки вашей, – улыбаюсь я. – Смотрю, почти все собрались?
– Да не только мы, здесь только те, кто курит, вышел, – отвечает Полина. – Внутри еще столько же. С параллельного класса тоже ребята подошли. Ребята, может, зайдем уже? Сколько можно курить?
– Да, действительно, – поддерживает её Янка Логвин – они всегда дружили и спелись за четверть века, похоже, еще сильнее. – Идёмте!
– Фил, штрафную! – стиснув мою шею, тащит меня внутрь дворика ресторана Беляш.
– Сока, разве что.
– А что так? – удивляется Беляш. – Ты чего? В кои-то веки собрались!
– Вот именно, Андрюха! Потому и хочу трезвыми глазами на всех вас посмотреть и запомнить! Особенно на тех, кто не здесь живет. Вдруг, не увижу больше никого? Ты лучше расскажи про ресторан свой – почему «Чито-Гврито»-то?
– О, брат, это долгая история… – Андрей рассказывает про свою любовь к Грузии весь недолгий путь до стола. Он тяжело дышит. Курение, алкоголь и тройной подбородок – не лучшие друзья его здоровью. Впрочем, с жизненными силами у него пока порядок, бить тревогу рано.
Мы доходим до отдельной летней веранды, и Андрей оставляет меня, а сам идет за свое место во главе. Выставленные столы соединены и покрыты белоснежными скатертями, покрытыми разной снедью грузинской кухни и алкоголем. Вижу запотевшие бутылки водки и графины с домашним вином.
Обхожу стол, приветствуя остальных и выбирая место. Кто-то приобнимает меня со спины.
– Панфилов, куда пошел? Стой! – говорит Полина, усаживая меня рядом с собой. – Ой, какой запах! – она приближается и глубоко вдыхает. – Класс! Как называется?
– «Киллиан», вроде.
– Клевый! – восторгается она. – Слушай, Фил, с тебя пять тысяч. Вчера забыла предупредить, это мы Андрею скидываемся – он нам хорошую скидку еще сделал.
– А, да, конечно, не вопрос, – достаю бумажник и даю ей деньги одной купюрой.
Замечаю, как Полинка скользнула взглядом по портмоне, цепко считав и то, что осталось там немного – тысячная и несколько соток, и потертость самого изделия.
– Опоздал! – слышу в ее голосе обиду. – Мы целую церемонию открытия подготовили, а ты все пропустил!
– Прости, не мог раньше. Расскажи, что я пропустил?
Народ вокруг шумно переговаривается. Пока Полина рассказывает о «церемонии открытия» – ничего важного я не пропустил, просто каждый вставал и рассказывал немного о себе – я осматриваю место. Вижу, что помимо нас за отдельными столиками отдыхают другие посетители, официанты снуют между ними. На небольшой танцплощадке размеренно двигаются немолодые дамы. Вообще, контингент довольно взрослый, разве что, за одним из столиков буйно веселится гоповатого вида молодежь – человек пять-шесть. «С днюхой, Шпала!», – доносится оттуда.
– Что будете пить? – интересуется официант за спиной. – Могу вам предложить вино белое и красное, виски, водку и коньяк.
– Воды, пожалуйста.
– Панфилов! – возмущается Костя Клоссе, сидящий напротив.
– Что?
– Ты почему не пьешь?
– Не хочу.
– Не хочет пить и не пьет, чего привязался к человеку? – рычит Серега Резвей. – Костян, ты бы лучше сам притормозил, языком еле ворочаешь!
Благодарно киваю Резвею. Он отвечает улыбкой и подмигивает. Сам он тоже, судя по нетронутому бокалу с вином, не пьет.
– Панфилов! Ты нам сегодня пьяный нужен! – принимает сторону Кости Полина и командует. – Налейте ему виски!
Официант в смятении. Вывожу его из ступора:
– Ладно, наливай.
Пить не буду, обойдусь пригубливанием – это проще, чем объяснять нашим людям раз за разом, почему я не хочу пить.
Вообще, большого ажиотажа мое появление не вызвало. Хорошо дружил я только с Пашковским, но он сейчас сидит за другим концом стола, а Полина – она всегда за всех, и со всеми у нее хорошие отношения. Да и наша несложившаяся школьная «любовь», видимо, тоже играет роль, интригует.
Так что, все как обычно – общаются старыми сложенными группками, как и в школе. Странно, но я и сам чувствую то же самое. Как не был мне интересен, например, Илюха Кравченко, так и сейчас не особо важно, что он там сейчас, где, да как.
– Эй, народ! – требует внимания Беляш. – Минуточку! У нас опоздавший – Филипп Панфилов, так же известный нам всем, как Сморчок!
Беляш прям смакует им же самим выдуманное прозвище. Мне это не нравится.
– Панфилов, тебе слово! – шепчет Полина. – Раз ты начало пропустил, сначала о себе расскажи.
– А он разве с нами учился? – бормочет Славка Рыняк, чем вызывает общий смех. Сам он, судя по интерфейсу, «эколог» седьмого уровня, но я-то его хорошо помню – он первым в нашем классе начал курить.
Встаю, чувствуя равнодушие и, может быть, очень слабый интерес. Кому интересен какой-то Панфилов, который что-то будет говорить, отрывая их от уже сложившегося общения?
– Учился, учился, Рыняк! – громко отвечаю я. – Помнишь, тебя трудовик за уши оттаскал, когда ты выжигателем плохое слово на его столе выжег? Нет? А я помню! – народ снова смеется, слышу, как кто-то говорит «помним!», да и разговоры за столом стихают. – Ладно, на всякий случай, если вдруг кто, как и Слава, меня не помнит – меня зовут Филипп Панфилов. Учился я в «В» классе с самого первого. Сидел в третьем ряду за последней партой вон с тем понаехавшим из Африки, – киваю в сторону Пашки Пашковского. – Что рассказать о себе? Отучился в нашем универе на экономиста, работал то там, то здесь. Был женат, развелся. Детей нет.
– А вот это уже заявочка! – кричит пухлая Танька Василенко, дважды разведенная и с четырьмя сыновьями, и заливисто смеется. – Девчонки, ставим пометочку – Панфилов свободен!
– А сейчас чем занимаешься? – интересуется Кирилл, один из близнецов Верзаковых.
– Работаю в одном кадровом агентстве. Еще вопросы? – спрашиваю я, но вопросов не следует, всем все понятно – не пробился Панфилов. – Если нет, скажу тост…
Немного писательского умения жонглировать словами, немного харизмы, немного обаяния и коммуникабельности, и вот вам тост – пронизывающий, овевающий теплой ностальгией, радующий тем, что мы еще молоды, и все еще впереди, и тем, что вот какие мы молодцы – не забываем друг друга и ценим вместе проведенные школьные годы.
– …В общем, давайте выпьем за это, – заканчиваю говорить и протягиваю бокал.
– Ай да тост! Выпьем! – шумят одноклассники.
Многие встают, чтобы дотянуться и чокнуться со мной. Мелькают уведомления о незначительном росте репутации, но я не читаю. Не важно.
Когда все успокаивается, я чувствую, как сильно проголодался – до слабости и рези в желудке. Так что следующие полчаса я занят пережевыванием, отделываясь от вопросов соседей хмыканьем и поддакиванием. Особенно налегаю на безумно вкусные, истекающие мясным соком, хинкали – похоже, пока я спал, система опустошила резервы энергии и жировые запасы на повышение «Харизмы». Хачапури по-мегрельски с молодым имеритинским сыром, здесь, кстати, тоже шикарны.
За столом в это время обсуждают всех наших учителей: кто жив, кто помер, а кто все еще преподает в нашей же школе. Денис Пугач говорит, что отдал своих в ту же школу, а классная у его погодок – наша Александра Дмитриевна! Новость эта вызывает фурор, и некоторое время Ден овладевает вниманием всех, даже ребят из параллельного класса.
Сыто откинувшись на спинку стула, я обвожу взглядом и наш стол, и соседние. Тот, что был забит гопниками, расширился – добавились еще какие-то гости именинника Шпалы. Ребята активно работают челюстями – им принесли гору сочного, крупными кусками, шашлыка.
Пока все выходят из-за стола на площадку перед рестораном – даже, не чтобы покурить, сколько пообщаться не только с соседями по столу, Пашка подсаживается ко мне, а потом и вовсе меняется местами с Костей. С ним и Серегой Резвеем, по большей части, мы и общаемся следующие пару часов, прерываясь только на тосты.
Пашковский рассказывает о своей жизни в Южно-Африканской Республике и о том, как он там оказался. Вечно скромный и податливый Резвей рассказывает, что возглавил одно медиа-агентство в Питере, чем нас с Пашкой сильно удивляет. Удивляет, ибо был Серега совсем уж никаким. Но человек он славный, а потому мы и дружили с ним – сначала в детстве, а потом, уже с Генкой Хороводовым – и в универе на первом курсе, пока он не перевелся в северную столицу.
– Женился на одной шикарной девушке. Зовут Маргаритой, есть сын Мишка. А вообще, вот так вот и мотаюсь по городам и весям, – заканчивает свой рассказ Серега и улыбается. – К встрече выпускников специально к нам сюда командировку придумал. А теперь ты, Фил. Расскажи о себе!
Пока я рассказываю, народ уже основательно поддал и окосел.
– У кого не налито? – громогласно вопрошает Беляш. – Кто не пьёт – тот должен выпить! Но сначала – сказать тост!
– И спеть песню! – настаивает Полина. – Про любовь!
Хороший тамада. И конкурсы интересные.
* * *
– Идемте танцевать! – Полина встает из-за стола, цепляется за что-то ногой и чуть не падает, в последний момент подхваченная мною. – Ох, Панфилов! – она пьяно хохочет. – Не приставай! Здесь слишком много… – крутит пальцем в воздухе, вспоминая слово, – свидетелей! Танцевать! Андрей?!
– Щас организуем! – заговорщицки громко шепчет ей на ухо Беляш. – Эй, Бутус! Иди сюда!
Диджей – молодой парень в бейсболке козырьком назад – подходит к нам.
– Ставь нашу! – приказывает ему Беляш, икает и поясняет. – Мы с девчонками тут сборник наших любимых составили – из тех, подо что колбасились в одиннадцатом классе. Ща зажжем!
Бутус кивает и бежит за пульт. Через минуту Стаса не к ночи будь помянут Михайлова сменяет The Black Eyed Peas.
Под хиты пятнадцатилетней давности наш стол постепенно пустеет. Девчонки вытаскивают танцевать ребят, даже тех, что в школьное время обычно стеснялись и на танцпол не выходили. Вот, вроде бы, идеальный момент, чтобы выйти и показать класс. Зря, что ли, «Полигон» потратил?
Правда, сейчас эта идея мне уже не кажется хорошей. Я вижу перед собой не пацанов и девчонок, уважение которых можно было заслужить красивым танцем на дискотеке, а взрослых людей, вырвавшихся из рутины семейной и трудовой жизни, искренне радующихся встрече, в данный конкретный момент не скованных статусом и положением в обществе. Они пришли порадоваться, повидаться, вспомнить детство и отдохнуть. И что, выйду я сейчас в центр, покажу вертушку – «гелик». И? И что? Обрадую этим кого-то? Хватит врать самому себе, Панфилов! Это в тебе детские комплексы работают – понтануться дешево, брейк этот, будь он неладен, исполнить. Да и самцовое желание все-таки овладеть женщиной, которую не смог добиться, будучи подростком. Низко как-то. Противно.
Так что я просто выхожу, пристраиваюсь с краешку возле Ритки Вильбергер и Тимы Гарифзянова. Спокойно переставляю ноги под In Da Club и умеренно двигаю телом и руками. Трезвым я раньше никогда не танцевал.
Народ распаляется все больше, и вот уже «Нас не догонят!» орут раскрасневшиеся девчонки, подпевая тем двум девочкам из «Тату». На Satisfaction Бенни Бенасси в центр все-таки врывается тело Беляша, требуя освободить пространство, и задорно размахивает снятой рубашкой. Сам Андрюха остается в одной майке с заголенным пузом, но он этого нисколько не стесняется.
В голове мелькает – а может все-таки выйти? Улыбаюсь своему детскому желанию и гоню мысли прочь. Ладно, была бы еще моя заслуга, если бы я годами оттачивал мастерство, тренировался. А так – провел ночь в виртуале и готово! Нечем гордиться.
Краем глаза замечаю движение на периферии зрения, и обостренная интуиция двигает тело навстречу. Охраны никакой у Андрюхи Беляша я здесь не заметил – ресторан у него средней руки, хотя и кормят божественно.
Нежно сдвигаю Ритку, втискиваюсь между разгоряченной Полиной и Леной, сдвигаю Женьку Ли, Марика Христова, натыкаюсь на прыгающего спиной ко мне Леху Кожевникова и оказываюсь лицом к лицу с коротко бритым, почти лысым парнем с кривой ухмылкой. Взгляд его нацелен на самозабвенно танцующего Беляша. Сразу за ним следом еще трое – эти откровенно раздевают глазами девчонок.
Сходу обнимаю всех троих, сгребаю в кучу и мягко выталкиваю за пределы танцпола:
– Пацаны, пацаны, стоп!
– Чо?
– Не понял? Руки убери!
– Да ща, ща. Отойдем, разговор есть.
Вытягиваю возмущенных, но заинтригованных ребят и подхожу к их столику.
– Оп-па! – говорит один из сидящих.
– Опа, опа, добрый вечер! Шпала, с днем рождения! – поздравляю именинника и забываю о нем. – Здорова, Жека! Колян! Витек! – жму руки знакомым и незнакомым ребятам.
– Филипп Олегович! Извините, сразу не признал, – вскакивает и трясет мне руку гопник – один из пацанов Сявы, памятный мне по той стычке в парке, когда я гулял с Ричи.
– А мы тут празднуем… А вы и Шпалу знаете? – недоумевает Жека.
– Я вас всех знаю. Тебе не рано бухать, малой? – я обращаю внимание на одного несовершеннолетнего. – Бородой же тебя погоняют? Сергей Петленко, пятнадцать лет, так? С какой целью уничтожаем печень, молодой человек?
– Да я это… Не пью я, – смущается он и накрывает рюмку ладонью.
– Жека, а кто это? Чо он тут командует? – возмущается Шпала.
– Рот закрой! – пихает его в бок локтем Жека и шепчет на ухо. – Его даже Ягоза уважает! Он Кувалду уложил одним ударом! Чемпион!
– Слушай старших, Шпала, – советую я. – Здоровее будешь.
– Поняли, Филипп Олегович, – заверяет меня Жека. – А вы вообще это…
– Что?
– Ну, вы же не просто поздороваться подошли, – смущенно произносит он. – Или Шпалу поздравить?
– Не совсем. Короче, пацаны, этот ресторан – моего школьного товарища. Мы здесь празднуем, и мне сильно не понравится, если вы испортите праздник. Это ясно?
– Ясно, ясно, – раздаются голоса.
– А чо, вообще нельзя танцевать? – возбухает один из самых старших и показывает на группу молодых людей, пританцовывающих возле сцены. – Чо им-то можно?
– Им можно, потому что они «чо» не говорят. Культурные молодые люди.
– Э, и чо?
– Ничо. Жека, отвечаешь за них. Ладно, отдыхайте. И мелкого не спаивайте, – киваю в сторону Бороды.
Не дожидаясь ответа, возвращаюсь на танцпол. Завидев меня, Полина взвизгивает и вешается мне на шею. Понимаю, что начинается медленный танец.
Полинка липнет, прижимается всем немного располневшим телом и жарко шепчет:
– Панфилов, милый! Как же я тебя в школе не разглядела? Такого красавчика-то?
– Не знаю, Полин. Может, я был не в твоем вкусе?
– Вообще-то да, – признается она. – Мне больше спортивные мальчики нравились. Беляев, например…
– Да это было еще тогда понятно, – я улыбаюсь. – А ты мне очень сильно нравилась.
– А сейчас нравлюсь? – от её горячего шепота у меня мурашки по коже.
Сейчас она мне не нравится, но говорить так нельзя. Сказать, что нравится – соврать. Отделываюсь молчанием, и она льнет ко мне еще больше.
– Хочешь? – спрашивает Полина, замирает, прижавшись и удовлетворенно тихо смеется. – Чувствую, что хочешь! Идем!
Она ведет меня за руку в здание ресторана. Брейк не станцевал, так хоть с Полиной… В какой-то прострации, одержимый гормональным взрывом желания, даю ей довести себя почти до порога, а потом беру себя в руки и резко останавливаюсь. Она недоуменно оборачивается.
– Панфилов, ты чего? Не бойся, мне Андрей ключи от своего кабинета дал! Никто не увидит!
– Полин, ты же замужем?
– Да, ну и что?
– Прости, – не объясняясь, я разворачиваюсь и иду за стол.
Там я в одиночестве доедаю хачапури и наворачиваю салаты – снова проснулся зверский голод, – пока ко мне не подсаживаются ребята. Народ прибывает освежиться, выпить, и я решаю, что с меня довольно. Встретился, пообщался, закрыл незавершенные вопросы школьного прошлого. Завтра с утра надо заняться изучением противника, анализом его слабых мест – благо, интерфейс поможет. Есть уже определённые идеи, куда и по каким местам лучше бить Дорожкина.
Дожидаюсь, пока все выпьют, встаю и объявляю, что мне пора. Легко отражаю вялые попытки меня остановить.
– Да пусть идет… Сморчок! – ставит точку Полина. – И без него будет весело!
– Народ, пойдёмте на улицу! – кричит Беляш. – Сфотографируемся, пока все здесь, Панфилова проводим, покурим, а?
Идея принимается. Шумно пересекаем веранду и выходим за пределы ресторана. Я вызываю такси. Пока оно подъедет, нормально попрощаюсь с ребятами.
Рядом с нами появляется непонятно откуда всплывший фотограф: командует, кому как встать. В освещении вывески ресторана мы худо-бедно располагаемся в два ряда. Девчонки стоя, парни сидя у их ног.
– Сейчас вылетит птичка! – врёт фотограф. – Три, два, один… Щелк!
Вспышка слепит, а через секунду за его спиной мы все видим невероятно прекрасную девушку в легком летнем платьице, не скрывающем стройные длинные ноги на каблуках. Она широко, по-голливудски, улыбается:
– Добрый вечер!
– Добрый, – гомонят парни. – А вы кто?
– Простите, если помешала. Я за своим парнем.
Зрение окончательно возвращается в норму, и теперь видно, что девушка стоит, опираясь рукой о голубовато-серый спорткар с открытым верхом. «Ламборгини Авентадор», – подсказывает интерфейс.
– У тебя новая тачка, Настя? – делаю шаг вперед, широко улыбаясь.
– Нравится? – она шагает навстречу и целует. – Прокатимся?
– Дай мне минутку попрощаться с одноклассниками.
– Жду в машине, – соглашается Настя и отпускает меня.
Я тепло обнимаюсь с ребятами, соглашаюсь, что теперь-то надо чаще встречаться, да и «вообще». Что «вообще», не догоняю, но все равно соглашаюсь. Крепко обнимаю Пашковского с Резвеем, стуча им по спинам, а потом ухожу.
– Пока, Сморчок, – говорит Беляш, дает петуха и откашливается. – Заезжай ко мне в ресторан! У нас бизнес-ланчи по двести рублей!
– Беляш, сдурел что ли? Какой он тебе Сморчок? – слышу, как Пашка отчитывает Андрюху, но остальное остается для меня за кадром.
Стоит мне устроиться в кресле, Настя-Илинди топит педаль в пол и мы срываемся с места.
– Как дела, Илинди?
– Фил, у нас проблемы! – она бьет руками по рулю.
– Какие? Что случилось?
– На Пибеллау полная жопа! Объясню все дома!
– «Пибеллау»? Что это еще за…
– Всё – дома! – перебивает Илинди и еле вписывается в поворот. – Заткнись пока!
Машину несет на ста сорока километрах в час, и мысли о неведомом Пибеллау сметает хлынувшей волной паники.
Надеюсь, она умеет водить.
