ГЛАВА 3
Папа достает из багажника мою сумку и идет, насвистывая, с ключами в руке к дому. Мама и Эми выходят из машины. Я остаюсь на месте, и они поворачиваются ко мне.
— Идем, Кайла. — В голосе мамы слышится нетерпение.
Я толкаю дверцу. Сильнее и сильнее. Ничего. Смотрю на маму — выражение на ее лице полностью соответствует тону, и в животе у меня все стягивается и завязывается в узелок.
Эми открывает дверцу снаружи и объясняет:
— Тяни ручку вниз, а потом толкай дверцу. Понятно?
Она снова закрывает дверцу. Я берусь за ручку и делаю, как говорит Эми. Дверца распахивается, и я выхожу, радуясь, что могу размять ноги и потянуться после долгого сидения в машине. Из-за дорожных «пробок», отклонений от маршрута и прочих задержек один час обернулся тремя, и с каждым часом мама все больше злилась и раздражалась.
Теперь она хватает меня за запястье.
— Посмотри. 4.4 только потому, что не может разобраться, как открывается дверца. Господи, вот уж потрудиться придется.
Я хочу возразить, сказать, что это несправедливо и что дело не в дверце, а в отношении. Хочу, но молчу, потому что не знаю, что можно говорить, а что нельзя. Поэтому я ничего не говорю и только прикусываю изнутри щеку.
Мама идет за папой в дом, а Эми обнимает меня за плечи.
— Ты не обращай внимания. Она просто нервничает из-за опоздания с твоим первым обедом. А откуда тебе знать про дверцу, если ты в автомобиле никогда раньше не бывала, ведь так?
Она выдерживает паузу, и я снова не знаю, что сказать, но теперь по другой причине. Эми такая милая. Стараюсь улыбнуться — получается что-то слабенькое, но теперь уже непритворное.
Эми улыбается в ответ, и у нее это выходит много лучше.
— Пока не вошли, оглядись, ладно?
Справа от дома, там, где стоит машина, похрустывают и шевелятся под ногами камешки. Передняя лужайка — зеленый квадратик травы. Слева — большое, крепкое дерево. Дуб? Листья желтые, оранжевые, красные, много опавших. Листья опадают осенью, напоминаю я себе, а что сейчас? 13 сентября. По обе стороны от входной двери всклокоченные красные и розовые цветы роняют на землю лепестки. И так много пространства вокруг. Так тихо после больницы и Лондона. Я стою на траве и глубоко вдыхаю прохладный, свежий воздух. В нем запах сырости, жизнь и умирание — как и в опавших листьях.
— Идем? — говорит Эми, и я следую за ней в холл. За ним комната с диванами, лампами и столиками. На стене — огромный, плоский черный экран. Телевизор? Он гораздо больше того, что был в больничной рекреационной. Правда, там меня после первого раза к телевизору больше не подпускали — начались кошмары. Эта комната ведет в другую — с длинными рабочими поверхностями, шкафчиками вверху и внизу и здоровенной духовкой, перед которой склонилась со сковородкой мама.
— Иди в свою комнату, Кайла, и разложи до обеда вещи, — говорит она, и я вздрагиваю.
Эми берет меня за руку.
— Сюда. — Она тянет меня в холл, потом по лестнице наверх, в другой холл — с тремя дверьми и еще одной лестницей.
— Наши комнаты — здесь, папина и мамина — выше. Вот это — моя дверь. — Эми указывает направо. — Там, в конце, наша общая ванная. У них — своя, наверху. А вот эта — твоя. — Она кивает на дверь слева.
Я смотрю на Эми.
— Входи.
Дверь приоткрыта. Я толкаю ее и вхожу.
Комната больше моей больничной. Моя сумка уже здесь, стоит на полу, где оставил ее папа. Оглядываюсь — туалетный столик с ящичками, зеркало над ним, рядом платяной шкаф. Раковины нет. Большое широкое окно выходит на переднюю лужайку.
Две кровати.
Эми входит следом за мной и садится на одну из них.
— Мы подумали и решили для начала поставить две, чтобы, если ты захочешь, я могла остаться с тобой. В больнице говорили, что это, возможно, неплохой вариант, пока ты не освоишься.
Больше она ничего не говорит, но я могла бы продолжить. Должно быть, им рассказали. На случай, если у меня будут кошмары. Кошмары случаются нередко, и если, когда я просыпаюсь, рядом не оказывается кого-то, уровень падает слишком низко, и «Лево» отключает меня.
Я сажусь на другую кровать. Рядом что-то округлое, черное, пушистое. Протягиваю руку... и останавливаюсь.
— Не бойся. Это наш кот, Себастиан. Очень дружелюбный.
Осторожно касаюсь шерстки пальцем. Теплая. Мягкая.
Он шевелится, вытягивает лапки и зевает.
Я, конечно, видела кошек на фотографиях. Но здесь совсем другое. Это не какой-то плоский образ — живое, хрипловатое дыхание, шелковистый, переливающийся мех, большие желто-зеленые глаза.
— Мяу.
Я вздрагиваю.
Эми встает, наклоняется.
— Погладь его. Вот так... — Она проводит ладонью по его спинке, от головы до хвоста. Я копирую ее жест, и он издает глубокий урчащий звук, вибрацией проходящий от горла через все тело.
— Что это?
Эми улыбается.
— Он мурлычет. Значит, ты ему нравишься.
За окном темно. Эми спит здесь же, в комнате. Себастиан тихонько мурлычет рядом, когда я поглаживаю его. Дверь приоткрыта — для кота — и снизу доносятся звуки — звон посуды, голоса.
— Малышка у нас тихая, правда? — Это папа.
— Уж да. Совсем не то, что Эми. Та с первого дня, как только появилась здесь, без конца болтала и хихикала.
— И до сих пор не успокоится. — Он смеется.
— Да, она совсем другая девочка. Немного странная, верно... смотрит этими большими зелеными глазами и смотрит.
— Она такая милая. Ты только дай ей оглядеться, привыкнуть. Дай ей шанс.
— Он ведь у нее последний, да?
— Тише.
Дверь внизу закрывается, и я ничего больше не слышу. Только бормотание.
Я не хотела уходить из больницы. Нет, оставаться там вечно я тоже не хотела, но в тех стенах мне все было знакомо. Там я знала, чего ожидать.
Здесь все неизвестно.
Но все не так страшно, как мне представлялось. Я уже вижу, что Эми — милая. Папа вроде бы в порядке. Себастиан, как мне представляется, будет лучшей заменой шоколаду, если уровень упадет слишком низко. И кормят здесь намного лучше. Мой первый воскресный обед. У нас такое каждую неделю, говорит Эми.
Обед и — не душ, нет, а ванна — полная до краев, горячая ванна, и как результат — почти 7 к ночи.
Мама считает меня странной. Надо иметь в виду и стараться не смотреть на нее так.
Меня затягивает сон. В голове проплывают ее слова.
Последний шанс...
Неужели у меня были другие шансы?
Последний шанс...
Я бегу.
Волны хватаются за песок у меня под ногами. Левую вперед... теперь правую... снова левую... снова правую... Рваное, с хрипом дыхание. .. вдох... выдох... Легкие, кажется, вот-вот лопнут. Но я бегу. Золотой песок рассыпается под ногами и тянется вдаль насколько хватает глаз. Я карабкаюсь вверх, соскальзываю вниз и бегу.
Ужас хватает за пятки.
Он ближе и ближе.
Я могла бы обернуться и встретить его лицом к лицу, посмотреть, что он такое.
Я бегу.
— Шшш, я с тобой.
Я сопротивляюсь, потом понимаю, что это Эми и она меня обнимает.
Дверь открывается, из коридора в комнату льется свет.
— Что происходит? — спрашивает мама.
— Просто приснилось что-то, — отвечает Эми. — Но теперь все в порядке. Правда, Кайла?
Сердце постепенно успокаивается, в глазах проясняется. Я отстраняюсь.
— Да, все хорошо.
Я произношу эти слова, но какая-то часть меня все еще бежит.